Текст книги "Будущее без антисемитизма. Миниатюры на еврейскую (и не только) тему"

Поэтому через несколько дней, встретившись с друзьями, побродив по знакомым местам и досыта наговорившись на родном языке, Григорий разыскал указанный в рекламе адрес на окраине Москвы. Всё выглядело не броско, но солидно. На подъезде табличка – «Экскурсионное бюро “Крош”. У входа охранник в камуфляжной форме. За столом длинноногая девица современного вида. Супружеская пара за столиком в углу комнаты рассматривала проспекты.

– Слушаю Вас, – девица приветливо улыбнулась. – Научились, наконец, и у нас улыбаться, – подумал Григорий и улыбнулся в ответ.

– Хочу сдать обратный билет.

– Ваш паспорт, пожалуйста. – полистала его. – Надо посоветоваться с шефом.

– Чего здесь советоваться? – удивился Григорий, предчувствуя, что сдача билета не будет безоблачной. Но девица уже подняла трубку внутреннего телефона: «Вас спрашивают, Сергей Иванович».

Из соседней комнаты вышел здоровенный детина лет 30-ти, в белой рубашке без пиджака, с неряшливо повязанным галстуком, небритый, с казалось раз и навсегда застывшим хмурым выражением лица.

– Какие проблемы? – Сергей Иванович старательно попытался улыбнуться, но получилась кривая гримаса.

– Я бы хотел сдать обратный билет.

Гримаса сползла с лица шефа:

– Почему?

– Мне нужно до Бонна. Решил поехать с другой фирмой, автобусы которой останавливаются в городе, – откровенно признался Григорий. И сделал ошибку, так как после его слов лицо шефа затвердело окончательно:

– Останавливаемся, где хотим. Вас не спросили. И, вообще, денег не возвращаем. – Возможно, у него было плохое настроение. А, может, он просто не умел иначе разговаривать в подобных ситуациях. Когда терял деньги. Супружеская пара в углу подняла головы от проспектов и прислушалась.

– Как не возвращаете? – Гриша достал из сумки проспект. – Позовите владельца фирмы. Кроша или как его там. Пусть он почитает свои же правила.

– Я Крош, – Сергей Иванович покраснел и набычился. Маленькие глазки зло буравили Гришу. – Правила сам написал. Если потребуется – перепишу. Для таких как Вы нужны особые правила.

– А таких как ты, вообще, нельзя допускать работать с людьми, – завёлся Гриша. – Потому что на людей тебе наплевать. Тебе нужно дрова возить или кирпичи. Из за таких как ты бизнесменов липовых и пропадает Россия. Потому что делаешь ты бизнес не по закону, не по совести, а лишь бы бабок нахапать.

– Вам-то что до России? – Крош побагровел. Руки сжались в кулаки, так что костяшки пальцев побелели. – Защитничек пархатый. Сидите в своих Боннах и Израилях и молчите в тряпочку. Нина, выдай ему 40 марок и пусть уматывает.

Супружеская пара в углу отложила проспекты и направилась к выходу. Охранник почему-то встал и стал прохаживаться по комнате.

Гриша почувствовал, что сердце кольнуло и сжалось. Потянулся за таблетками. Надо было уходить. Срочно. Но он не мог уже остановиться:

– Фашисткая рожа, антисемит, гад ползучий. Из-за тебя и тебе подобных мы и вынуждены были уехать. Засунь эти сорок марок себе в глотку и подавись ими.

– Андрей, – крикнул Крош охраннику. Владелец фирмы побагровел и тяжело дышал. Казалось, он сейчас бросится на Гришу – Отведи старика в отделение. За оскорбление. Там сегодня Фёдоров дежурит. Он его охладит суток на пятнадцать. Нина, паспорт не отдавай.

– Отдай паспорт, сволочь, – кинулся Григорий к Крошу, но неожиданно осел, покачнулся. Опустился на пол. Всё кругом поплыло. Он увидел склонившееся над ним испуганное лицо Нины, прошептал: «Достань таблетку из кармана»…

Через три дня Григория выписали из больницы и он уехал в Бонн на автобусе другой фирмы. Он больше не рвётся в Москву. Ностальгия прошла.

Объединение или исчезновение

Как ни мелодраматично и ни амбициозно звучит, но, по моему убеждению, именно слова заголовка явственно высвечиваются на развилке, к которой подошли сегодня жители Земли. Других вариантов нет и не предвидится. Если понятие «объединение» при этом не обязательно понимать однозначно (речь идёт в большей степени о совместных действиях, умению договориться, взаимном уважении, чем об одном правительстве), то слово «исчезновение» точно и однозначно отражает второе направление.

Его можно заменить только синонимами: смерть, конец, путь в никуда. Те, кто не видит начертанных на развилке слов, либо предубеждён, либо слеп, либо фанатик. Впрочем, последние два определения мало чем отличаются.

Я уже писал на эту тему («Одно правительство, одна нация, одна религия»), обсуждал её с приятелями и не встретил поддержки. Вот главные доводы против:

Не всегда можно договориться

Есть понятия, взгляды, мнения (национальные, религиозные, политические) которые настолько противоречат друг другу, что привести их к общему знаменателю просто невозможно. Никакими доводами нельзя, например, убедить исламских фундаменталистов, что Израиль имеет право на существование. Или русских, что воссоединение Крыма с Россией противоречит международному законодательству. Подобных неразрешимых проблем (Курилы, Кёнигсберг, Нагорный Карабах, Южная Осетия) в мире накопилось много и число их постоянно увеличивается.

Пусть будут разные

Сегодня можем наблюдать рудиментарные остатки «единства взглядов» в Северной Корее. Подобное, так называемое, «объединение» как раз и ведёт к «исчезновению». Пусть люди думают и чувствуют по-разному. Пусть они, вообще, будут разные: белые, чёрные, красные, в полосочку. В этом разнообразии сила человечества. Символично, что браки между родственниками, между, так сказать, себе подобными, запрещены, так как ведут к деградации.

Жизнь – эксперимент

Пусть каждый идёт своим путём, ищет свою дорогу. Жизнь на Земле тоже, в определённом смысле, эксперимент. В будущем никто не был и никто не может знать что правильно, а что не очень. Ведь и учёный, решая ту или иную проблему, использует разные методы, двигается к цели методом проб и ошибок. Разнообразие культур, традиций, религий, даже моральных принципов идёт на пользу человечеству. Всё равно жители Земли рано или поздно выбирают оптимальную систему отношений. Правда, иногда выбор ошибочного пути приносит людям много страданий и лишений. Так было, например, когда большевики насадили в России марксистский вариант развития. Но, видимо, без ошибок не бывает. Отрицательный результат это тоже результат.

Был бы готов подписаться под каждым словом оппонентов, если бы не одно но… Если бы не существовало фанатичное меньшинство. Готовое ради победы своих идеалов уничтожить весь мир. Чтобы остановить его, надо объединиться. Иначе не получится. В этом вся штука.

Феномен фанатичного меньшинства

Фанатичное меньшинство фундаменталистов всех сортов: красных, белых, в полосочку, особенно, исламских, это самая большая опасность для нас, землян. Они способны сбросить мир в пропасть и уже сегодня пытаются это сделать. Поэтому главным результатом объединения должна стать борьба с фанатиками, радикалами и фундаменталистами. Перед этой опасностью все другие (потепление, перенаселение, падение метеорита и т. п. «мелочи» на букву «п») отступают на второй план. «Господи, – могут мне возразить, – сколько этих фанатиков? Единицы.

О чём здесь говорить?». Да, их немного. Но и большевиков в 17-м году было всего 20 тысяч. Их, повторяю, немного, но их раковые метастазы (Хамаз, Хизболла, Аль-Каида, режим КНДР, всевозможные секты и т. д.) разбросаны по всему телу Земли и продолжают распространяться. Если их сегодня не остановить, то завтра они получат в руки оружие массового уничтожения, и тогда будет поздно.

Но для того, чтобы остановить фанатичное меньшинство, необходимо единство действий.

Порфирий Иванов (1902–1985 гг.)

Необходимо понимание смертельной опасности. Более того, у меня ощущение, что без этого понимания человечество никогда не пойдёт на крайние и решительные меры, связанные с обузданием фанатиков.

Тут вспоминаются впечатления, связанные с моей журналистской деятельностью в Москве. Я тогда работал внештатным корреспондентом в популярном всесоюзном журнале «Семья и школа». Шёл 1989 год, открывались многие закрытые темы и мне дали задание написать о последователях Порфирия Иванова. Их было довольно много и они называли своего учителя «победитель природы», «народный учитель» и даже «бог земли». Порфирий Корнеевич учил излечиваться от всех болезней, обливаясь ледяной водой, зимой купаясь в проруби, и подолгу воздерживаясь от пищи и воды. В Москве был даже организован клуб «Порфирия Иванова», в который входили несколько тысяч человек. И вот что интересно в рамках этих заметок: все они стали следовать учению Иванова, потому что были смертельно больны. Находились на грани жизни и смерти.

Перед бездной

Думаю, что человечество почувствует жизненную необходимость объединения тоже только тогда, когда будет находиться на грани жизни и смерти. Только тогда, когда фундаменталисты подведут его к бездне. Видимо, до этого ещё далеко, если Европа, Америка, да и Россия тоже, взирают на безумных фанатиков спокойно и благодушно. Не поддерживают в должной мере Израиль, и даже осуждают его, когда он пытается отрубить одну из многочисленных голов огнедышащего чудовища. А Россия даже поставляет ракеты Сирии и тепло принимает в Москве руководителей Хамаза. Ничто не может убедить их в смертельной опасности. Ни 11 сентября, ни Беслан, ни Норд-Ост, ни другие многочисленные преступления террористов.

Вглядитесь в страшные, почти нечеловеческие лица, горящие ненавистью глаза, орущие рты, сжатые кулаки. Это и есть лицо фанатизма. Фанатики не боятся смерти. Они больше любят умирать, чем жить. Их нельзя переубедить. Их невозможно перевоспитать. Они не любят строить, а только разрушать. Они не любят договариваться, а только убивать. Они, как писал Уинстон Черчилль: «…не могут изменить взгляды и не могут переменить тему». Их нельзя остановить в одиночку, а только объединившись. Взявшись за руки. Всем миром. Вот почему объединению нет альтернативы.

Верующие всех стран, объединяйтесь!

Существуют и всегда существовали противоречия между людьми: бытовые, социальные, политические. Все они сегодня уходят на второй план. XXI век показал, что, самыми острыми и непримиримыми становятся религиозные противоречия. Вера в Бога, которая должна объединять, и учить любви и милосердию, всё больше становится причиной раздоров, разногласий и даже войн. Если так будет продолжаться, то человечеству не выжить…

Это не попытка пофилософствовать. И не приглашение к дискуссии. Времени на философствование и дискуссии не осталось. Это что-то вроде листовки. Похожей на листовки, которые расклеивали под покровом темноты на стенах и фонарных столбах в годы войн и революций. Потому что сейчас тоже идёт война. Война со страшным, каркающим, рычащим названием террор. Война старая (народовольцы, эсеры, камикадзе, «красные бригады) и, одновременно, новая. Война XXI века. Некоторые даже считают, что это и есть Третья Мировая.

Настало время, когда, как писал вождь мирового пролетариата: «Промедление смерти подобно». Безумное время, когда страсти накалены и во имя Бога берут заложников, убивают людей, в том числе, женщин и детей, взрывают торговые центры и небоскрёбы. Время, когда в некоторых странах ненависть к иноверцам умело и целенаправленно закладывается в детские сердца с ранних лет.

А может быть, это не листовка, а крик. Крик вопиющего в пустыне. Потому что, в подавляющем большинстве, люди не слышат друг друга. Не хотят слышать. Потому что нам вдолбили в голову, что надо не просто верить в Бога, а верить правильно. Только так и не иначе. В XXI веке произошло невероятное. Самой неагрессивной частью общества стали атеисты, которые составляют от 20 до 30 % населения Земли и которым все эти наши религиозные противоречия, что называется, до лампочки.

Всемирный торговый центр после атаки Аль-Каиды. 2001 год.

Сегодня страсти накалены. Если ты делаешь что-то не так, если ты нарушаешь установленные религией правила, ты плохой человек. Человек, с которым не следует общаться. Человек, которого надо избегать. А для некоторых даже человек, которого надо убить. Количество последних (фундаменталистов, радикалов, фанатиков) с годами увеличивается и сегодня приближается к критической массе, к красной черте. К черте, за которой последует взрыв. Ужасный, смертельный, всё сметающий на своём пути…

Эти самые «некоторые», которые готовы во имя Бога брать в заложники, убивать и взрывать, есть в каждой религии. Не знаю почему, но особенно много «некоторых» среди идущих под зелёными флагами. Иногда говорят, что причина в том, что страны, жители которых поклоняются пророку Мохаммеду, бедные и отсталые. Не думаю, что в этом дело. В странах, жители которых поклоняются Будде, жизненные стандарты не выше. Между тем буддисты не убивают людей. Другие считают, что дело в самой религии, призывающей «убить неверного». Но и это не так. Ислам, как и любая другая религия, призывает к добру и милосердию. В Коране написано не «убить неверного», а «убить неверного в себе».

В процентном отношении желающих взорваться с криком «Аллах, акбар» не так уж много. Но даже если один религиозный фанатик приходится на тысячу мусульман, то на 1,5 миллиардов приверженцев Ислама это уже 1,5 миллиона. Большевиков перед Октябрьским переворотом было чуть больше 20 тысяч, но они сумели захватить власть в огромной стране. 1,5 миллиона фанатиков, другими словами, 1,5 миллионов людей, лишённых инстинкта самосохранения, огромная сила. Отравленная фанатизмом и ненавистью 16-летняя девчушка, опоясанная поясом смерти, может унести с собой на тот свет десятки, если не сотни жизней. И её, практически, невозможно остановить.

Посольство США в Найроби после взрыва. 2013 г.

Усама Бин Ладен

Да что там девчушка. Речь идёт об огромном количестве (500 или больше) крупных и мелких террористических организаций по всему миру. Организаций, которые поддерживают между собой связь и координируют действия, для которых нет границ, которые по уровню вооружений и разрушительных технологий могут конкурировать с государственными силовыми структурами, имеют, как, например, у Аль-Каеды, военные базы и тренировочные полигоны.

Тут время перейти к самым болезненным, трудным и, одновременно, самым российским вопросам.

Кто виноват?

На первый взгляд, собственно, виновные хорошо известны. Это исламские террористы и, особенно, террористы-смертники, на совести которых подавляющее большинство террористических акций. Но только на первый. Основная вина лежит не на исполнителях, а на тех, кто стоит за их спиной. На учителях, организаторах, религиозных наставниках. На тех, кто террористов воспитал, обучил, заразил бациллой ненависти к иноверцам. На тех, чьи личности, как правило, (Бин Ладен-исключение) остаются в тени. Возможно, прозвучит кощунственно и даже обидно для религиозных читателей, но я считаю, что, в определённой степени, виноваты фанатичные приверженцы всех религии. Виноваты те, кто считает, что верить в Бога можно только так и никак иначе. Тут самое время задать второй вопрос.

Что делать?

Давайте поговорим хладнокровно и без излишних эмоций. Посмотрим на происходящее на Земле со стороны. Посмотрим и увидим, что сегодняшние религиозные разногласия – настоящий театр абсурда. Судите сами. Существует Всевышний, который создал Вселенную. В Его существование и в акт творения верят большинство из 9 миллиардов жителей Земли – крошечной песчинке в бесконечном космосе. Мы не знаем, не можем знать конечной цели Творца, но мы (как верующие так и неверующие) читаем и изучаем святые книги, которые Он дал людям – Библию, Коран, Типитака (свод буддийских священных текстов), некоторые другие. Что главное в этих книгах – призыв к любви и милосердию. «Не делай другому то, что не хочешь чтобы сделали по отношению к тебе» Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что всё остальное, все эти религиозно-ритуальные разногласия яйца выеденного не стоят. Они (разногласия эти) напоминают перешедший в войну спор между двумя народами в книге Джонатана Свифта «Путешествие Гулливера» о том, как разбивать яйцо – с тупой или с острой стороны.

Не может быть, абсолютно исключено, чтобы для Всевышнего, для Высшего Разума имело большое значение крестятся люди двумя или тремя пальцами, кладут на могилы цветы или камешки, отдыхают от работы в субботу или в воскресенье и другие десятки и даже сотни ритуально-религиозных разногласий и разночтений. А что же имеет значение? На мой взгляд, имеют значение только десять Заповедей, которые общие для всех религий.

Попался, жидёнок!

Это было недавно. Колонна нацистов из человек 40–50 остановилась у еврейской общины Магдебурга и скандировала: «Мы антисемиты! Мы антисемиты!» И я вспомнил…

Первые детские воспоминания стёрлись из памяти. Точнее, превратились в смутные, расплывающиеся, как во сне, блики. Без сюжета и конкретного содержания. Отдельные картинки, всплески эмоций, неясные сценки без начала и конца. Но одно воспоминание осталась. На всю жизнь. Даже сейчас, когда пишу, закрываю глаза, и оно всплывает, прорывается из подсознания, наполняет страшным, чёрным, заставляющим цепенеть от ужаса. Всё, что тогда произошло, помню отчётливо, до малейших деталей, как будто случилось это вчера, а не в далёком 45-м, когда наша семья (мама, бабушка, сестра и я – отец работал на военном заводе, на Урале) только что вернулась в Москву из эвакуации…

Зима. Небольшой, грязновато-неухоженный двор в центре Москвы. Холодно. Очень холодно. Ледяной ветер налетает резко, порывами, чуть не сшибая с ног пятилетнего мальчика в стареньком пальто, шапке-ушанке, завязанной под горло, и валенках, к которым привязаны коньки. Стемнело. На улице ни души. Но мальчик упорно продолжает кататься на крошечном, обледеневшем пятачке возле дома. Неумело разгоняется и проезжает метра два-три. Он замёрз. У него разбиты коленки от многочисленных падений. Ему хочется домой. Но он не идёт. Он боится. Мальчик боится лестницы.

В трёхэтажном, старом доме с обвалившейся штукатуркой, где живёт мальчик, страшная лестница. Железная, с холодными, чёрными ступенями, круто, по спирали поднимающимися вверх. На лестнице почти никогда не бывает света. Так что подниматься и спускаться приходится наощупь, в полной темноте. Домоуправ, однорукий, маленького роста татарин, по прозвищу «плохая мальчик», примерно, раз в месяц ввинчивает лампочку. Но через два-три дня она исчезает. Мама говорит, что лампочку вывинчивает сосед дядя Вася. Высокий, худой, с густыми, спутанными волосами, падающими на лоб. Мама называет его «Пьянь и антисемит». Что такое пьянь мальчик знает. Это когда ходят и качаются. Слово антисемит ему непонятно. Мама на его вопрос отмахнулась: «Вырастешь – узнаешь». Потом как-то странно посмотрела на него и добавила: «Очень скоро узнаешь». Бабушка ничего не сказала, только крепко прижала, поцеловала и заплакала. Мальчик не понял, почему она плачет. Он не знал, что у бабушки немцы осенью 41-го, под Гомелем расстреляли брата, старенького дядю и других родственников. Только сестра, которая училась в первом классе, внесла некоторую ясность: «Антисемиты – это которые нас не любят». «Кого нас»? «Ну нашу семью». Почему не любят она тоже не знала…

Особенно страшное место под лестницей. Оттуда доносятся шорохи, непонятные звуки, иногда повизгивание. Сестра на днях сказала мальчику, загадочно щуря глаза и почему-то шёпотом: «Ты знаешь, кто живёт под лестницей? Крыса. Я её видела. Большущая, чёрная, злая. И зубы вот такие. – Сестра показала. Потом подумала и немного уменьшила расстояние между растопыренными руками. – Ты пробегай быстро. Не останавливайся. А если крыса прыгнет – кричи. Я услышу». Теперь мальчик один боится идти домой. Он ждёт кого-нибудь с кем можно было бы пойти вместе.

Мальчик дождался. Через двор идёт дядя Вася. Мальчик побаивается соседа. Особенно теперь, когда узнал, что сосед их семью не любит. Но лестницы мальчик боится ещё больше. Поэтому он неуклюже топает на расползающихся коньках вслед за дядей Васей. Сосед прилично навеселе. «А, это ты? – говорит он оборачиваясь, хриплым, прокуренным голосом. – Ну, идём, идём». В голосе его мальчику слышится что-то недоброе, даже зловещее. Но отступать поздно. И вот, когда они проходят самое страшное, самое опасное место под лестницей, дядя Вася неожиданно приседает, берёт мальчика за кончики шарфа и подтягивает к себе. «Что? Попался, жидёнок! Попался! Страшно тебе? Сейчас будет ещё страшнее». Дядя Вася сжимает шарф туже и туже. Мальчику страшно. Ему трудно дышать. Изо рта соседа неприятно пахнет. От ужаса он не может признести ни звука. Сверху по железным ступеням слышатся шаги. Кто-то спускается. Сосед отпускает мальчика: «Ладно, живи пока, сучёнок». Больно щёлкает его по лбу и уходит. Мальчик ещё долго не может шевельнуться. Ужас парализовал его.

– Сыночек, что с тобой? Почему ты здесь стоишь? – мама приседает на корточки. Прижимает мальчика к себе. – Что случилось? Тебя кто-нибудь обидел? Это тебя дядя Вася напугал? Не бойся. Теперь всё будет хорошо. Ну, пошли домой». Мальчик по-прежнему не может произнести ни слова. Его словно парализовало. Тисками сжало грудь. Ему трудно дышать. Наконец, он начинает плакать, судорожно, истерично всхлипывая, крепко прижимаясь к маме.

Прошли годы. Многие годы. Но детское воспоминание не покидает меня. Мама (её давно нет с нами) рассказывала, что после того случая я долго заикался, стал нервным, кричал по ночам. Я всего этого не помню. Но иногда, неожиданно, в связи с чем-то или без, воспоминание опускается и окутывает чёрным облаком. Последний раз это было недавно, когда группа нацистов маршировала по улицам Магдебурга. Они остановились у еврейской общины и скандировали: «Мы антисемиты! Мы антисемиты!» Мне снова стало страшно. Снова стало трудно дышать. И я услышал не их крики, а хриплый, прокуренный голос дяди Васи: «Попался, жидёнок! Попался!»

Поговорим о жизни … после смерти

Подчёркиваю, не о смерти, а о жизни. Хотя и после смерти. О смерти говорить никто не любит. Расцениваю это как странный, хотя и объяснимый парадокс. Мы можем часами разговаривать и спорить на самые разные темы, в том числе, пустяковые и незначительные, но избегаем говорить о самом важном событии в нашей жизни. Событии, которого больше всего боимся, и встречу с которым пытаемся всячески оттянуть.

Особенно не любят говорить на эту тему в западном обществе. На востоке к этой теме относятся проще. В этом парадоксе, в этой нелюбви говорить о смерти («Ребята, давайте о чём-нибудь другом») есть, несомненно, что-то от страусиной привычки зарывать голову в песок при приближении опасности. Тем более, что тема необычайно интересна, так как со смертью связано множество различных, в основном, религиозных представлений, загадок, тайн, мифов. Вот некоторые из них в самом кратком изложении.

Иудаизм: «Есть только две сущности – душа и Бог»

Прежде всего, что такое душа. По словарю Даля – нематериальное начало жизни, субстрат творческих сил человека. Не совсем понятно. Наука, вообще, не признаёт существование подобной субстанции. Значение, в котором слово это употребляется в быту, в литературе: «Душа болит… Душа разрывается на части… На душе тяжело…» также не вносит особой ясности. Поэтому, когда говорим о бессмертии души, то имеем в виду религиозную концепцию. Концепцию, которая, впрочем, не всегда оставалась неизменной.

В раннебиблейский период человек рассматривался как единое целое. Между телом и душой не проводилось чёткой границы. В ранних библейских книгах посмертное существование души, если и допускалось (прямых указаний на её бессмертие в них нет), томыслилось как пребывание в шеоле – обиталище мёртвых. В более поздних произведениях еврейских мыслителей – (Соломоновых Притчах, книге Даниэля) тело представлено как оболочка, которую душа покидает после смерти человека. «Многие из спящих в земле пробудятся, – читаем в книге Даниэля, – одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление».

Несколько меняется еврейское представление о душе в эллинистическую эпоху. Так Филон Александрийский (также называемый Филон Иудейский (ок. 25 г. до н. э. – 50 г. н. э.) пишет о небесном предсуществовании души. О её вселении в тело и последующем освобождении. «Если душа, – пишет Филон, – во время земного существования не смогла освободиться от материального начала, то она возвращается на землю в другом теле». Можно сказать, что Филон признаёт лишь две истинные реальности – Б-г и душа. Между ними, по его мнению, существует вечная, вневременная связь. Всё остальное вторично и несущественно.

Сегодняшнее представление иудаизма о душе, по утверждению раввинов, с которыми удалось поговорить, наиболее полно выражено в Талмуде. Согласно этой священной книге, душа – независимая от тела сущность. Непосредственно созданная Богом. В Талмуде приводится удивительная, на мой взгляд, параллель – душа и Бог. Душа одухотворяет тело, управляет им, но остаётся невидимой. Бог наполняет Вселенную, управляет ей и тоже невидим. В Талмуде также сказано (даже религиозные евреи не всегда знают про это), что в канун субботы еврею посылается «добавочная» душа, которая покидает его на исходе субботы. И что во время сна душа восходит на небо, где она черпает новые силы.

В Талмуде не только подтверждается, что душа бессмертна, но и говорится о том, как она существует после смерти. Правда, и тут не всё однозначно и приводятся разные точки зрения. По одной, наиболее распространённой, душа праведника после смерти попадает в рай, а грешника в ад. По другой, душа праведника восходит на небо и пребывает в «сокровищнице» под «престолом славы». Душа же грешника продолжает оставаться на земле, в «темнице». Существует также мнение о том, что связь души и человека не прекращается сразу после смерти, а продолжается несколько дней или даже несколько месяцев.

Новые краски вносит в нашу тему учение каббалы. В этом удивительном учении душа мыслится как духовная сущность. Сущность эта берёт начало в высшем разуме или некой мировой душе. Функции души определяются её природой: она соединяется с телом, а после смерти, выполнив своё назначение в земной жизни, снова возвращается, используя терминологию Каббалы, к миру чистого света. Другими словами, к Богу.

Надо сказать, что иудаистская концепция о бессмертии души не была безоговорочно принята еврейскими мыслителями. Евреи, вообще, никогда ничего не принимают безоговорочно. Некоторые учёные, например, М. Лацарус и Г. Коген (XIX век) считали, что Иудаизму чужды представления о бессмертии человека. По их мнению, речь идёт не о бессмертии личности, а о бессмертии народа. Индивидуальная душа увековечивается и приобретает реальное существование, по их мнению, лишь в процессе непрерывной жизни всего человечества. Любопытна на этот счёт и концепция раввина, выходца из Литвы Авраама Ицхака Кука (1865–1935 гг.), утверждавшего, что смерть – дефект творения. По мнению Кука, еврейский народ должен устранить этот дефект и избавить человечество от страха смерти. Для это нужна самая малость – избавиться от представления о смерти, как о небытии. «Раз после смерти мы продолжаем существовать, – считал раввин, – значит, смерти попросту нет».

Но все эти разночтения касаются, как бы, «мелочей». Главная мысль Талмуда не вызывает сомнений: душа не погибает вместе с телом и несёт ответственность за содеянное в земной жизни.

Христианский вариант: «Земная жизнь, как подготовка к небесной жизни»

Христианство возникло из иудаизма, но в отношении к душе и смерти у этих религий есть некоторые различия. Ну, хотя бы в том, что количество различных вариантов того, что случается после того как жизнь подошла к концу, у христиан значительно меньше, чем у евреев.

Фреска Синьорелли «Страшный суд»

По христианской версии, душа после смерти выходит из тела, не теряя при этом ни памяти, ни способности мыслить и чувствовать, и продолжает жить вечно. Один из главных аргументов бессмертия выглядит, с современной точки зрения, довольно странно: «Если бы мы не жили вечно, то какая бы тогда была польза от добродетели и добрых дел?». Другими словами, какой смысл жить как приличный человек, если всё равно скоро концы отдавать? Доказательством вечной жизни христиане считают пример Иисуса, который свои воскресением «…открыл врата вечного блаженства для тех, кто верил в него и жил праведно». Тут раскрываются сразу два важных постулата: бессмертие даруется только праведникам и земная жизнь готовит людей к будущей вечной жизни.

Учитывая, что земная жизнь коротка, а небесная длится вечно, нетрудно сделать вывод, что именно жизнь после смерти является настоящей, а жизнь на земле не более чем подготовка к жизни на небесах. Точнее говоря, земная жизнь, в христианском варианте, устраивает человеку проверку – достоин ты жить вечно или нет. Результаты проверки оглашаются на Страшном Суде. Перед Судом этим предстанут, впрочем, не только верующие во Христа, но все люди. В том числе, атеисты. Разница в подходе к рассмотрению их «дел», правда, не совсем понятна: христиан судят по Евангелию, а остальных «по законам совести». Людей, которые были милосердны к ближним (это основной христианский критерий оценки) ожидает вечное блаженство, а остальных – вечная мука. Причём, если под вечными муками имеются в виду «муки совести», то под «вечным блаженством» не какие-то земные, чувственные представления, а, напротив, отсутствие страстей, «познание Б-га», «приближение к Всевышнему», «ощущение жизни Б-га внутри себя».

Версия верующих в Аллаха: смерть праведника это счастье и блаженство

На первый взгляд, представления о смерти и душе в христианстве и в исламе мало чем отличаются. В обеих религиях жизнь является для человека испытанием, своеобразным экзаменом. Как и в христианстве, по результатам этого экзамена мусульмане-праведники попадают в рай, где жизнь, опять-таки, сплошное удовольствие, а грешники в ад, где подвергаются мучительным наказаниям. Это не случайно. Многое в Коране заимствовано из Ветхого завета. Но есть и различия.

Мусульмане, живущие по Корану, не должны бояться смерти. Смерть, согласно Корану, событие обычное, даже обыденное и поэтому на похоронах мусульманина не принято, как в христианстве, оплакивать покойника и, вообще, предаваться грусти и печали. Более того, смерть для мусульманина – событие радостное. А для фанатика-террориста – это счастье и блаженство. Наверно, поэтому среди последователей ислама так много шахидов.

Двоюродная сестра, живущая в Хайфе, рассказывала, что одного такого террориста-смертника сумели остановить прямо перед попыткой взорваться на рынке, определив его по счастливому, блаженному выражению лица. И ещё одно различие. Если по христианской версии «вечное блаженство» заключаются в познании Бога и приближении к Нему, то по мусульманской – это бесконечные чувственные радости, когда праведника услаждают множество (называется цифра 72) прекрасных девственниц.