Текст книги "В оккупации. Дневник советского профессора"

Вот почему, когда в нашей стране люди на улицах дохли с голоду, а советские газеты, вопреки очевидности, писали, что никогда не было такой благодати, как в данное время, многие люди испытывали непреодолимую потребность восстанавливать истину и, несмотря на грозившую им опасность, говорили, что в СССР население погибает от голода. За это многих сослали в Сибирь, других (как меня, например) арестовали, мучили и заставляли отречься от своих слов. Но от этого ничего не изменилось, как не изменились взгляды Галилея после его отречения («Eppur si muove!»). Люди, сосланные в Сибирь, люди, отрекшиеся от своих слов, продолжают мысленно или гласно утверждать, что белое есть белое, а голод есть голод.

Вот эту простую истину великие угнетатели свободной мысли, какими являются большевики, никак понять не могут. Им кажется, что если силой заставить человека говорить, писать или печатать, что белое есть черное, то этим самым можно заставить данного человека уверовать в эту нелепость. Исходя из этой явно абсурдной установки, они заставляют ученых отречься от своих работ и заявить публично, что они считают ложным то, что в действительности данные люди считают истиной. Что же достигается подобными отречениями? – Ровно ничего. Ученые продолжают и после отречения считать, что они правы, и испытывают чувство обиды и бессильной злобы. Те же люди, которые присутствуют при подобных отречениях, конечно, не верят ни единому слову: как бы грешник ни бил себя в грудь и ни уверял всех присутствующих, совершенно ясно, что происходит гнусная комедия, омерзительное издевательство над личностью и что человек отрицает свои мнимые ошибки не потому, что он действительно убедился в неправильности своих взглядов, а потому, что его заставили проделать над собою подобное нравственное харакири. У всех после этого, а особенно, конечно, у пострадавшего, остается на душе тяжелое чувство, какое вызывает любая несправедливость. Если бы наши руководители были немного поумнее, они учли бы тот громадный вред, который приносят советской власти подобные истязания личности.

Люди, присутствующие при этом, сочувствуют происходящему, но на самом деле большинство из них испытывает лишь отвращение, и в них постепенно накапливается внутренний протест. Страна молчит, но все недра ее клокочут. И не потому, что некоторым людям сейчас материально плохо живется (с этим многие бы смирились), а потому что у каждого есть непреодолимая потребность утверждать правду, а поскольку истина сейчас попрана во всех отраслях человеческого мышления и заменена бездушной, абсурдной схоластикой, у людей выявляется мощный импульс к протесту, к восстановлению поруганной, растоптанной истины.

Побороть это стремление большевикам никогда не удастся. Что бы сейчас ни писалось в газетах, в журналах, в книгах, а правда о нашем веке останется. Она переживет всех нас и станет достоянием будущих поколений, которые с ужасом и омерзением будут вспоминать о культурных варварах, пытавшихся похитить у подвластных им людей самое дорогое, самое ценное, что есть на свете, – свободную мысль.

10 января

«Каждому большевику должна быть присуща скромность». Этот лозунг печатается в советских газетах каждый раз, как какой-нибудь провинциальный заправила устраивает в свою честь торжество, на котором его восхваляют окружающие его подхалимы. Однако к известному числу большевистских вождей превознесение их достоинств не только допускается, но всячески поощряется.

Из этого следует, что провинциальный заправила одергивается не потому, что у него не хватило скромности, а потому, что он еще не относится к тому замкнутому кругу лиц, по отношению к которому вполне допустимо восхваление. Однако, согласно твердо установившимся правилам, превозносить качества вождей первого разряда можно только до известных пределов. Самым лучшим комплиментом для них является указание на то, что они являются учениками Сталина. Таким образом, даже похвалы, расточаемые вождям высшего разряда, в конечном итоге относятся к вождю вождей, к Сталину.

Со времен римских императоров в Европе, кажется, не существовало человека, которому воздавали бы подобные почести. Во всех советских газетах, во всех речах, произносимых на собраниях, упоминается его имя и он называется великим, мудрым, дорогим, любимым, гениальным и т. д.

Я читал много воспоминаний о Наполеоне. Мне нигде не встретилось указание, чтобы этот крайне самолюбивый человек требовал от окружающих столь безграничного восхваления себя. Сталин в этом отношении перещеголял всех диктаторов, всех самодержцев. Характерно, что ничего подобного не существовало при Ленине, который, по-видимому, был действительно скромным человеком и которого власть не опьянила.

Чем ничтожнее человек, тем больше в нем потребность убедиться в том, что он великий и умный. Если власть попадает в руки такому человеку, этот parvenu ведет себя в тысячу раз наглее, чем потомственный самодержец. Все это вполне понятно и психологически неизбежно. Не это возмутительно. Возмутительна ложь о большевистской скромности, между тем как эта партия больше, чем какая-либо другая, отличается бахвальством и в миллионы раз преувеличивает свои действительные успехи в области строительства.

11 января

Во вчерашнем номере газеты «Комунiст» напечатано письмо трех учителей под заглавием «Пересмотреть учебники немецкого языка». Авторы письма указывают на то, что в этих учебниках имеется контрреволюция. В чем она заключается?

1) В книге Е. Г. Йогансон-Гугеля напечатано стихотворение Карла Либкнехта «Уверенность», в котором говорится, что никакая сила не сможет потушить революционный огонь. Следом за этим стихотворением, но как совершенно самостоятельный раздел учебника напечатаны упражнения, первая фраза которых гласит: «Я не знаю, прав ли он или нет». Авторы письма считают, что кто-нибудь может подумать, что эта фраза относится к вышеупомянутому стихотворению.

2) В другом учебнике пишется «Марш, пионеры. В день красного октября никто не должен остаться дома». А в конце этого стихотворения в скобках в качестве примера слов, на которые ученик должен обратить внимание, поставлены слова «оставаться дома». Так авторы письма заявляют, что это есть замаскированный призыв к пионерам не идти на демонстрацию.

Тупость подобных людей настолько велика, что перед ней испытываешь невольно то же ощущение, как перед бездонной пропастью. Но в этом отношении их превзошла редакция, которая отмечает, что Наркомпрос УССР должен учесть значение этого сигнала, т. е., очевидно, изъять десятки тысяч немецких учебников из школ и заменить их новыми, в которых через некоторое время другие дураки обнаружат неблагонадежные места.

Ужас заключается в том, что нет ни одного достаточно авторитетного человека, который еще не окончательно потерял голову и который мог бы крепко одернуть дурней или прохвостов типа данных трех учителей.

Это мог бы сделать Косиор, Постышев или Балицкий. Но, по-видимому, они не интересуются подобными мелочами или (что хуже), может быть, солидаризуются с подобными проявлениями глупости (называемой у нас «бдительностью»).

Нет ни одного человека, который сказал бы этим трем иванушкам-дурачкам: «Дорогие товарищи! Неужели вы думаете, что классовый враг настолько глуп, чтобы рисковать своим благосостоянием, может быть, своей жизнью для достижения столь незначительного и весьма гадательного результата. Ведь во всем учебнике вы обнаружили лишь одно неблагополучное место, причем ошибка автора заключается в том, что он поместил совершенно невинные фразы упражнения в непосредственной близости к стихотворению Либкнехта. Какому дураку (кроме вас) придет в голову отнести фразы самостоятельного упражнения к ранее напечатанному стихотворению? Ведь на таком же основании можно найти контрреволюцию в любом сочинении Карла Маркса, Ленина или Сталина».

Действительно, допустим, что указанные авторы написали в начале страницы фразы с весьма революционным содержанием, а в конце страницы напечатали слова «Это не так», совершенно не относящиеся к данным фразам, а к каким-нибудь другим. Попробуйте доказать, что данные авторы не имели этого злостного намерения и что данная страница не является «вылазкой классового врага». На таком же основании можно признать контрреволюционной любую самую невинную книжку!

К сожалению, не только не найдется человека, который посмел бы сказать правду подобным гражданам, с излишним усердием стоящим на страже революции, но, наоборот, найдется громадное число балбесов, которые похвалят их за их прозорливость. Трудно себе представить, сколько вреда принесли подобные глупцы!

Несколько месяцев тому назад жертвой подобных людишек стал сын профессора Самарина. Говорят, что этот молодой ученый является очень умным и знающим человеком. И вот он недавно совершил преступление, за которое его прогнали со службы и исключили из профессионального союза. Он диктовал не то студентам, не то школьникам (подробности не помню). При этом он продиктовал лозунг Сталина относительно стахановского движения. Диктант состоял из отдельных, не связанных между собой фраз. И вот за лозунгом Сталина Самарин продиктовал фразу, в которой говорилось о том, что нужно относиться осторожно к непроверенным фактам. Кому-то из писавших этот диктант пришло в голову связать обе фразы и заявить, что Самарин сознательно продиктовал вторую фразу, для того чтобы дискредитировать слова Сталина и стахановское движение. Говорят, что Самарину пришлось испытать в связи с этим много тяжелого. Если верить слухам, его дело рассматривалось в Москве и чуть ли не дошло до самого Сталина. В конце концов, кажется, признали, что он мог продиктовать указанные фразы без злого умысла.

Когда сталкиваешься с подобными фактами, невольно задаешь себе вопрос, не сошли ли все люди с ума. Несколько дней тому назад немецкий писатель Лион Фейхтвангер заявил во всеуслышание, что СССР является первой в истории страной, основанной на разуме. Если бы он ближе познакомился с нашей действительностью и почитал бы достаточно много писем, подобно вышеуказанному посланию трех учителей, он, может быть, внес бы некоторую поправку в свое слишком поспешное суждение.

12 января

В своем выступлении на VIII съезде советов Сталин заявил, что «наше советское общество добилось того, что оно уже осуществило в основном социализм», т. е. осуществило то, что у марксистов называется иначе «первой или низшей фазой коммунизма».

Если бы Сталин не потрудился оповестить нас о том, что мы уже вступили в социализм, многие, вероятно, не подозревали бы об этом, подобно тому как Monsieur Jourdain говорил в прозе, не ведая этого. Мы вправе, однако, спросить, чем же отличается наступивший социализм от того, что было лет 7–10 тому назад? На это, вероятно, следует ответить, что теперь остатки капиталистического строя у нас окончательно разрушены, все стали трудящимися, все фабрики и производства принадлежат государству, а большая часть земли отдана колхозам.

Однако так ли это? Действительно ли исчез у нас капиталистический строй?

Да, старая русская буржуазия окончательно уничтожена. Да, принадлежащее ей имущество конфисковано. Да, то, что было раньше частной собственностью, превратилось теперь в достояние государства.

Но наряду с этим наблюдается исключительно интересное явление, а именно появление и быстрое развитие новой советской буржуазии, под давлением которой советская власть исподволь и постепенно восстанавливает частную собственность, с чем связано, в свою очередь, возрождение старых порядков и законов. Конечно, все это осуществляется в замаскированном виде, и представляется все дело так, как будто ныне вводимые в СССР порядки не имеют ничего общего с прежними и являются даже их противоположностью. Но в действительности нетрудно убедиться в том, что старый строй восстанавливается на всех парах. Новым является, по сути, лишь быстрая индустриализация страны, ставшая возможной благодаря фактическому восстановлению крепостного права и различных видов принудительного труда. Новым является также установление самодержавия в тех размерах, каких не знала Россия со времени Николая I.

В остальном за последние десять лет наблюдается быстрый возврат к дореволюционному периоду. Чтобы не быть голословным, приведу несколько примеров.

Быстрее всего прежние порядки вернулись в армию. В 1917 г. большевики установили полковые комитеты и уничтожили авторитет начальников. Теперь армия восстановлена по старому образцу с железной дисциплиной и с единоначальем. Погоны, исчезнувшие на плечах, переместились на предплечья и на воротник. Воскресли под новыми названиями ордена. Наконец, под хохот всех врагов советской армии были восстановлены те чины, которые имеются в буржуазной армии, – лейтенанты, майоры, полковники, маршалы. Почему-то посовестились восстановить чин генерала. Но зато Ворошилов сам себе дал звание маршала, хотя, как справедливо указала буржуазная пресса, он никаких побед не одерживал и присудил себе это военное звание без достаточных заслуг.

Итак, армия у нас по структуре такая же, как при Николае II. Что касается отмены отдачи чести и мнимого демократизма в ней, то это явилось лишь фиговым листочком для сокрытия сущности того гнета, который чувствует над собой любой красноармеец.

Чинопочитание, которое развилось в армии, перекинулось на гражданскую жизнь. Например, в научном мире была установлена новая и весьма сложная градация чинов, появились разные аспиранты, научные сотрудники, действительные члены, доценты, профессора, заслуженные профессора, заслуженные деятели науки, академики. Такие же градации появились у артистов. Все эти чины нужны, по-видимому, для того, чтобы доказать, что наша страна ничуть не хуже буржуазных стран, ибо у нас тоже имеются и полковники, и заслуженные профессора, и народные артисты. Их восстановили также для продвижения: доцент хочет стать профессором, профессор – заслуженным профессором, этот последний – академиком и т. д. Как в буржуазных странах, так и в СССР все эти чины, все эти ордена, все эти знаки отличия рассчитаны на мелкое тщеславие, присущее большинству людей.

В высшей школе установились дореволюционные порядки. Упразднили всякие методические совещания и предметные комиссии, в которых играли большую роль студенты. Теперь этим последним вменяется в обязанность только одно: учение. Их так прикрутили, как никогда не были прикручены студенты даже во времена Николая I. Всегда русское студенчество было ферментом свободной мысли. Теперь студенты не смеют пикнуть. Упразднены различные новые методы учения – семинары, консультации, дальтон-планы, концентры. Зато восстановлены экзамены в тех рамках, в каких они существовали в старое время. Прикрутили и школьников. Одно время дисциплина в школах сильно пала. Теперь ученики находятся в полной власти учителей.

Появилась новая советская буржуазия. Она пока еще не окрепла, не оформилась как класс, но процесс ее укрепления совершается очень быстро. Наши советские буржуи – это те привилегированные люди, у которых имеется прекрасная квартира и хорошее жалование. К этой категории относятся осколки старой буржуазии, профессора, крупные врачи, разъезжающие в собственных автомобилях и зарабатывающие по 5–6 тысяч рублей в месяц частными приемами больных. В этой же группе находятся писатели и драматурги, произведения которых приносят авторам десятки тысяч рублей прибыли. Сюда же относятся директора заводов, крупные коммунисты, видные советские чиновники, агенты ГПУ.

Все это «свои люди», которые умеют распоряжаться государственными средствами так, чтобы получалась при этом и личная выгода. Само собою разумеется, они вполне удовлетворены режимом Сталина. Дети этих богатых людей учатся иностранным языкам и получают весьма буржуазное воспитание под внешним советским лоском. Эти дети будут типичными буржуа, и настанет время, когда они забудут о том, что их отцы или деды сражались на фронтах гражданской войны, чтобы свергнуть старую русскую буржуазию.

Характерно то, что новая «сталинская» конституция признает право наследования частной собственности, т. е. обеспечивает возможность этим сынкам новых буржуев получить от отцов все, что было ими накоплено. Эти сынки, в свою очередь, умножат полученное состояние и станут настоящими богатыми людьми.

Интересно, что право наследования было отменено декретом Совнаркома от 27 апреля 1918 года. Ныне, под напором новой возродившейся буржуазии, оно восстановлено. Можно было бы привести тысячу других примеров восстановления старых порядков и законов. При этом любопытны следующие данные:

1) история неумолимо повторяется; по сути, то же было во времена Наполеона: до 1804 г. режим назывался республиканским, а между тем правил страной один всесильный человек;

2) наши правители оказались лишенными какой бы то ни было оригинальности мысли; они не смогли придумать ничего нового и принуждены были роковыми законами истории восстановить все старые формы – и чины, и ордена, и погоны.

В СССР уже сейчас, по сути, восстановлен буржуазный строй, ибо появилось социальное неравенство: нельзя сравнить положение сиделки или чернорабочего, зарабатывающих 90 или 100 рублей в месяц, с положением какого-нибудь красного директора завода, катающегося на автомобиле с семьей, разъезжающего по дорогим курортам и пользующегося всеми земными благами, доступными в СССР.

До поры до времени этот новый, омолодившийся буржуазный строй задрапирован в красные покрывала, но покрывала могут упасть, и тогда сущность современного режима предстанет во всей своей наготе. Громкими революционными фразами, звонкими лозунгами не замаскировать того неоспоримого факта, что в СССР имеется красный император, обладающий такой властью, какой не имел ни один самодержец, и что в России под новыми названиями восстанавливается старый режим, только в еще более жестоком, несправедливом и неприглядном виде.

13 января

В связи со столетием со дня смерти А. С. Пушкина советские газеты переполнены статьями о великом поэте. Трудно представить себе, сколько пошлостей пишется по поводу этого замечательного русского человека.

Например, в одном из последних номеров «Правды» приводились стихи какого-то провинциального поэта, который сочинил следующее четверостишие:

 
Александр Сергеевич Пушкин,
Жаль, что с нами не живешь:
Написал бы ты частушки,
Чтобы пела молодежь.
 

Газета сопровождает эти стишки доброжелательными комментариями. Между тем тошнит при мысли о том, что роль в современном социалистическом обществе того, кого Некрасов называл «колоссом», сводится к писанию частушек вроде тех, которые принято сейчас распевать у нас. Очевидно, в представлении этого стихоплета Пушкин был бы нужен в СССР лишь для того, чтобы написать стишки для музыки Дунаевского, нечто вроде тех купле-тиков, которые на все лады распеваются в советских радиопередачах:

 
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек!
 

Неужели даже для людишек с подобным диапазоном представлений не ясно, что Пушкин так же, как и любой другой великан мысли (Л. Н. Толстой, Достоевский и т. д.), не мог бы жить и творить в наше время и в нашей стране. Это было бы для него невозможно, во-первых, потому, что многочисленные пошляки-рецензенты и цензоры потребовали бы от него не только замену некоторых мест многоточиями, как это делалось раньше, а изменения и переработки текста согласно их идиотским указаниям, на что любой уважающий себя человек согласиться не может. Во-вторых, творчество русских гениев и, в частности, Пушкина находится в настолько резком противоречии со всем тем, что творится сейчас у нас, что, будь они живы в наше время, они пришли бы в ужас от того рабского состояния, до которого довели русский народ. Пушкин писал:

 
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я свободу
И милость к падшим призывал!
 

Что общего имеют эти стихи с теми лозунгами, которые служат заголовками многочисленных газетных статей: «Побольше бдительности и большевистской непримиримости!», «Нет пощады врагам народа!», «Мы жестоко отомстим за смерть любимого вождя» и т. д.… От всех этих лозунгов пахнет кровью. А ведь они действительно осуществляются с невероятной жестокостью.

Сколько тысяч людей были замучены, а потом расстреляны в подвалах ГПУ! Сколько десятков тысяч погибли при выполнении физически непосильных каторжных работ по прорытию каналов, по проведению железных дорог в тайге, на золотых россыпях в Сибири, на далеких Соловках! Сколько сот тысяч людей подвергалось невероятным моральным пыткам и издевательствам!

Сколько несчастных было выселено, сколько сослано в Сибирь, в «восточные обрасти европейской СССР»! Сталинский «социализм» купается в крови. Никогда, ни в какие времена, ни у одного народа за такой короткий срок не было совершено столько преступлений, пролито столько невинной крови, сделано столько гадостей и мерзостей!

И после всего этого есть людишки, которые думают, что Пушкин с его прекрасной гордой душой, доживши до нашего времени и насмотревшись на все гнусности, которые у нас творятся, вместо того чтобы воскликнуть «Долой преступников и гадов, задушивших русский народ!», стал бы писать частушки и в них восхвалять «великого гениального вождя народов»! Нет, этого, конечно, не было бы! Пушкина невозможно было бы купить так, как купили многих наших академиков! Он гневно отвергнул бы дары и всякие звания, которые ему стремились бы преподнести, и воскликнул бы, подобно Рылееву:

Твоим вниманием не дорожу, подлец!

Ночь на 16 января

Во всех странах и во все времена были угнетатели и угнетаемые. И те, и другие всегда были и имеются и сейчас в нашей стране. Имеются люди (например, Талейран, Фуше), которые умудряются сохранить власть при любом политическом режиме, т. е. при любой политической ситуации оставаться в числе угнетателей.

Наоборот, имеются люди (и к их числу, несомненно, принадлежу я), которые по своему характеру осуждены при любом политическом режиме оставаться в числе угнетаемых. Будь у власти сейчас в России царь, я был бы преследуемым за мои либеральные идеи, за мой дух протеста; будь у власти фашисты, меня исключили бы из университета за сочувствие коммунизму, вернее, за то, что я открыто говорил бы, что при коммунизме многое было лучше, чем при современной власти; будь у власти демократическое правительство (а я, к сожалению, не могу верить в то, что в такой рабской стране, как Россия, истинно демократический строй мог бы продержаться дольше 2–3 месяцев), я бы также не был бы в фаворе, потому что я обращал бы больше внимания на недостатки, нежели на положительные стороны; наконец, при том режиме, который установился у нас сейчас и который, с позволения сказать, называется «социализмом», меня относят к числу фашистов.

В конце сентября прошлого года декан биологического факультета, некая Шапиро, призвала меня неожиданно и сообщила, что я не могу больше работать в университете и должен уйти оттуда якобы добровольно. Пришлось подать заявление о том, что я прошу меня уволить по состоянию здоровья. Истинная причина моего увольнения мне не была сообщена. Подобный беззаконный поступок меня настолько возмутил, что я, совершенно бесправный, написал о случившемся в газету «Правда» и в Комитет по делам высшей школы. Из Москвы прислали комиссию, возглавляемую маленьким юрким человечком с резко деформированным черепом. Его фамилия Барабашев. Он спросил ректора, меня, еще 2–3 людей (но как раз не тех, которых я просил). Затем он укатил в Москву. Месяц спустя моя жена побывала в Москве и обратилась к председателю комитета по делам высшей школы И. И. Межлауку, с которым она была знакома лет двадцать тому назад. В беседе с Межлауком выяснилось, что ректор обвиняет меня в том, что в сборнике, напечатанном под моей редакцией в 1926 г. (т. е. 10 лет перед этим), имеется работа (при этом не лично моя, а моей жены), в которой говорится о различиях в определении волосатости на теле и о развитии грудных желез у украинских, русских и еврейских женщин. Ректор усмотрел в этом фашизм, ибо подлинные данные являются распространением расовых теорий. Подобное мнение совершенно безграмотного человека, каким является ректор, показалось достаточно веским, чтобы приклеить мне этикетку фашиста и исключить из университета.

Студентам, которые справлялись обо мне, сказали, что я тяжело заболел и ушел по собственному желанию. Все мои хлопоты по восстановлению пока не привели ни к чему, вернее, их результаты оказались для меня очень плачевными. Мои работы послали на рецензию к некоему Марку Соломоновичу Плисецкому, директору московского Антропологического института, который, будучи очень самолюбивым евреем, на меня очень обижен за то, что год перед этим я посмел отвергнуть его предложение переехать в Москву для работы в его институте.

Само собой разумеется, Плисецкий нашел в моих работах 1926 года фашизм и, как говорят, охарактеризовал их очень резко. Между тем, никакого фашизма в моих работах нет. Это все выдумки людей либо безграмотных, либо недоброжелательно ко мне относящихся.

Я об этом пишу здесь, в своем дневнике, отнюдь не для того, чтобы сагитировать кого-либо в мою пользу (ибо я надеюсь, что эти записи никогда не попадут в руки тех людей, которых нужно было бы привлечь на мою сторону по данному вопросу).

Я заявляю об этом здесь, потому что это правда, потому что я глубоко убежден, что в моих научных работах не имеется никаких фашистских установок. И вот сейчас дело о незаконном увольнении меня из университета временно заглохло. Я думаю, что мне готовится какая-нибудь пакость и что в скором времени в какой-нибудь газете или в каком-нибудь журнале, например «Под знаменем марксизма» или в «Антропологическом журнале» (редактором которого является тот же Плисецкий), появится статья, обливающая меня грязью. Вот уже несколько месяцев, как я живу в этом «приятном» ожидании. Лишь сейчас я могу в полной мере оценить, насколько глупо я поступил, стремясь добиться справедливости. Надо было тихонько уйти из университета «по состоянию здоровья», обтереться после плевка и постараться поменьше говорить о происшедшем. А я стал хорохориться, искать справедливость, писать заявления в газеты… Я получил хороший урок на будущее и его не забуду. Единственное мое утешение – это то, что я все-таки предпочитаю быть в числе угнетаемых, преследуемых, нежели в числе угнетателей.

Разве лучше было бы, если бы будучи, например, секретным агентом ГПУ, я был бы привилегированным человеком, если бы мне поручили вскрывать ошибки других и их публично критиковать на собраниях или, что еще хуже, тайно доносить кому следует о том, что тот или иной является неблагополучным субъектом? Да ведь такое положение было бы в тысячу раз хуже, чем то, в котором я нахожусь сейчас.

Теперь я могу утешать себя тем, что меня травят совершенно незаслуженно, и сохранить к себе некоторое уважение, без которого жить было бы невозможно. Наоборот, если бы я был на положении угнетателя, я с моим характером чувствовал бы себя самым презренным и несчастным человеком. Я бесконечно рад, что судьба избавила меня от этого. Пускай меня повыкидывают со всех служб, пускай мне придется голодать, я предпочитаю все это тому, чтобы быть в числе тех, которые мучают и преследуют других. Более ужасного, более гнусного положения трудно себе представить. А сколько теперь людишек из научного мира, которые сейчас из кожи лезут, чтобы попасть в разряд угнетателей, или, чтобы говорить современным языком, в число «стойких борцов за коммунизм».

13 января

Я узнал сегодня, что дня два тому назад ректора харьковского университета выключили из партии, а через несколько часов после этого арестовали. [Слухи об аресте Нефороского не подтвердились (21 янв. 1937 г.). Он выключен из партии и снят с должности.] Хотя этот субъект сделал мне много зла и был одним из ярких представителей разложившегося советского чиновничества, тем не менее это известие произвело на меня довольно сильное впечатление.

Не проходит дня без того, чтобы я не узнал об аресте какого-нибудь видного коммуниста. Недавно советские газеты сообщили об аресте Агола, который считался законодателем в области диалектики. Вчера я узнал об аресте Левита в Москве. Дней пять или шесть тому назад в Харькове стало известно, что арестован председатель городского совета Богуцкий. В Киеве недавно посадили за решетку председателя Культпропа ЦК партии Ашраряна, его заместителя Кильрога, президента ВУАМЛИНа Дзениса и т. д…

Арест за арестом… Что же это доказывает?

– Что в стране, несмотря на видимое спокойствие, развивается громадное движение протеста против сталинского гнета. Обыватели вроде меня, не связанные с партийной работой, не имеют никакого представления о грандиозности этого движения. Может быть, лет через 5–10 мы узнаем правду о том, что делалось в данное время.

Русский народ был со времени татарского ига самым забитым, приниженным и холопским народом во всей Европе. Но вместе с тем в этом народе появлялись в различные времена бунтари, которые восставали против царского ига. Эти Стеньки Разины, Пугачевы, Кармелюки были единицами среди миллионов, они были ярким контрастом той пассивности и бездушности, которая характеризует население нашей страны. И вот в наше время нестерпимый сталинский гнет породил сотни бунтарей. Они не имеют пока поддержки в народе, потому что этот народ привык к послушанию и рабскому низкопоклонничеству тому, в чьих руках находится нагайка, но их число, по-видимому, растет, несмотря на беспрерывные аресты.

Если взять, например, ближайших сотрудников Ленина, т. е. наиболее видных большевиков, то окажется, что большинство из них либо расстреляны, либо арестованы. Недавно казнили Зиновьева и Каменева. Недавно покончил с собой Томский. Рыков и Бухарин находятся в опале. Под замком сидят Радек, Сокольников, Пятаков, Му-ралов. Троцкий уже давно в изгнании за границей. Смил-га, кажется, сослан куда-то в Сибирь. Кто же остался из старых большевиков?

– Небольшая кучка людей, судорожно цепляющихся за власть. Долго ли им это удастся? Ведь число бунтарей растет. Это пока – единицы, но подбираются эти единицы в недрах самой партии среди наиболее крупных ее представителей. Выходит, что партия является сейчас червивым плодом: извне плод румян и красив, а внутри он гнилой. Начался распад. Он объясняется тем, что многие большевики поняли, что то, что Сталин называет «социализмом», является по сути самой неприглядной формой самодержавия. Был Николай II. Его свергли. А на его месте всего лишь через десяток лет появился «красный император», который стал давить наших мужичков куда покрепче, чем бывший царь.