Книга: Апофеоз беспочвенности - Лев Шестов

Сократ не верил в богов и потому хотел оправдать расчетом добродетель. Кант тоже не верил в Бога и потому выводил свою мораль из закона. Но если есть Бог, если все люди - дети Бога, то, значит, можно ничего не бояться и ничего не жалеть.

Кроме того, чего у автора не отнять, так это того, что он тонкий психолог. В одном из отрывков - а Шестов пишет, как Розанов: в форме небольших записочек, на первый взгляд, не связанных друг с другом, - он раскусил меня и мой характер с его проблемами, включающими определенные жизненные ситуации, с интуицией ясновидящего, как будто бы знал меня лично. Это и есть психология высшей пробы - основанная на собственном печальном опыте и знании закономерностей жизни.

Эти закономерность, впрочем, Шестов не жалует, стремясь к полной свободе и везде ища исключений. И это, как ни крути, очень оптимистичный взгляд на жизнь и на все, что происходит с человеком.

Все стали обсуждать с азартом книгу Шестова... Но больше всех слушал, как завороженный, Боря Пастернак. Он мне шепнул, расширяя свои прекрасные глаза: "Тебе не понять этого! А я весь дрожу!.." И.Корвин-Хорватский

Книга - собрание 168 коротких эссе от нескольких предложений до нескольких страничек. Это и философский труд о человеке и литературная критика. "Литература и жизнь - не одно и то же", - рассуждает он. В книге много оригинальных мыслей, из нее можно узнать о Толстом, Достоевском, Тургеневе, Чехове, Ницше, о других, о себе. В чем-то согласиться, в чем-то нет. Книга не устарела. Мысли Шестова продолжают оставаться искрами, способными разжечь мировоззренческие поиски.

Главное, чего хочет Шестов - это пошатнуть основы и устои рационализма. Смысл шестовского «апофеоза» – в очередной попытке потопить разум в разухабистой софистике, нигилизме и туманном скептицизме. Для этого Шестов выступает против «законов природы» диктующих порядок явлениям. «Почему порядок, а не хаос и беспорядок?»

Выступает против закона детерминизма: у нас нет оснований «хоть сколько-нибудь ограничивать произвол в природе».

Наконец, против логики:

«Привычка к логическому мышлению убивает фантазию. Человек убеждается, что есть только один путь к истине — через логику и свернуть с него — значит идти наверняка к нелепости. Вне логики все — заблуждение, которое становится тем более роковым, чем ближе мы подходим к последним вопросам бытия».

Философия, по Шестову, «с логикой не должна иметь ничего общего». Она « безбрежное море фантазии, фантастического, где все одинаково возможно и невозможно».

И, разумеется, как истовый иррационалист, Шестов не верит в истину. «Истины – нет», - оракульски возвещает мыслитель. Итак, разума – нет, истины – нет, логики – нет... Таки и хочется парировать, словами Воланда: «... Что же это у вас , чего ни хватишься , ничего нет!» Ан нет, у Шестова есть в рукаве догматы св. писания и так называемый «религиозный опыт». Одним словом, перед нами таки образец и манифест обскурантизма, пусть и своеобразного – просвещенно-эстетствующего.

Что ж религиозные адепты всегда яростно боролась против всего, что было враждебно «священным писаниям». Если религия и разум не совместимы, значит нужно отбросить последний, - классический лейтмотив всех «борцов» от церковной паствы. Шестов смотрит на мир сквозь скрижали Ветхого завета и философский скептицизм. Естественный результат этой оптики, - полный взрыв мозга. Последствия этого взрыва толерантно называют «философией богоискательства», а самого безнадежного пациента «философом абсурда». Шестов, конечно, философ, но только в смысле проблематизации им «проклятых вопросов», в остальном же, прежде всего в своих "религиозных" ответах, он ее противник, так же как ее противником является любой адепт той или иной религии. Шестов являет собой живое воплощение кризиса религиозного сознания, которое отживая свое, цепляется за все: за воздух и абсурд. Цель пациента – не найти истину (которой, у него в помине-то нет), но найти спасение и примирение своих религиозных поползновений. Все это найдет воплощение позднее в работах «Sola fide», «Афины и Иерусалим» и будет самоуверенным иррационалистическим фидеизмом, преддверием чему и служит «Апофеоз беспочвенности».

Подытоживая, можно сказать, что мир представлялся Шестову абсурдным конгломератом хаотичных и произвольных явлений, в котором задача человека верить в бога, такого же абсурдного, как и все им сотворенное, и, от которого можно ожидать все что угодно. В целом, шестовский радикальный иррационализм - это иррациональная вера в иррационального иудейского бога. Welcome to the Total Madness...

Нужно оправдываться - сомнения быть не может. Вопрос лишь, с чего начинать: с оправдания формы или содержания настоящей работы.

ну это же просто игра ума, не более! никакого обмана. Шестов раскрывает все карты в предисловии или на первых страницах: тезисы уязвимы (но ведь придираться будут только зануды, а среди нас таких нет!), скептицизм непоследователен в своей последовательности, авторитет автора в его неавторитетности.

Лучший и убедительнейший способ доказательства - начать свои рассуждения с безобидных, всеми принятых утверждений. Когда подозрительность слушателя достаточно усыплена, когда в нем даже родилась уверенность, что вы собираетесь подтвердить любимейшие его идеи - тогда наступил момент открыто высказаться, но непременно как ни в чем ни бывало, спокойным тоном, тем же, которым говорились раньше трюизмы

С глубочайшим почтением и нежностью Шестов зубоскалит над столпами русской нравственности (немецкие философы также не обделены вниманием!)

В некоторых из своих последних писем он высказывает суждения, решительно не имеющие никакого смысла с точки зрения обыкновенного человека. К сожалению, у меня их нет под рукой: они большей частью печатаются в заграничных изданиях. Но общее впечатление от них можно вкратце резюмировать несколькими словами: Толстой исповедует солипсизм. То есть на старости лет, после бесконечных попыток любви к ближнему, он пришел к заключению, что не только нельзя любить ближнего, но что ближнего совсем и нет, что во всем мире существует всего один только гр. Толстой, что и мира-то на самом деле нет, а есть только гр. Толстой.

Делится остроумными наблюдениями и прочее.

...мораль, дающая известные правила и тем оберегающая на некоторое время жизнь от сюрпризов, имеет условное значение и в конце концов пасует пред аморальной своеобразностью отдельных человеческих стремлений. Законы - все - имеют регулирующее значение и нужны ищущему отдыха и поддержки человеку. Но первое и существенное условие жизни - это беззаконие. Закон - укрепляющий сон. Беззаконие - творческая деятельность.

о, какие чудесные слова! как они ласкают слух и лечат израненную душу апологета нравственной чистоты! я серьезно. Воспряла духом, так сказать. Благодарю Вас, Лев Исаакович, но мне пора: погрязающие во грехе и грязи ближние жаждут спасения, да вы и сами знаете, ибо

"Если моя теория не согласуется с фактами, - то тем хуже для фактов", - сказал Гегель. Мне кажется, что вслед за ним и многие другие могли бы повторить эти "гордые" слова - но не все успевают при жизни добиться гегелевской славы, при которой только и разрушается роскошь такой самоуверенной откровенности.

а точнее, Цезарю Цезарево, а добродетелю - добродетелево... :(

Эта книга – мозаика из рассуждений обо всем: о философии, мышлении, о литературе, человеке. И все это легко, без напряжения, без претензий на значительность. Лев Шестов считается предтечей экзистенциализма. Он смотрит на человека не через призму логики, морали, высшего предназначения, а как на существо мятущееся, могущее быть несчастным, плакать перед лицом смерти, эгоистичное, желающее неподобающего. И если есть какая-то главная идея, так это то, что человек слаб, но не бессмыслен, он один перед лицом этого мира, но он должен бороться и не во имя систем, а во имя самого себя, во имя жизни. Не надо цепляться за твердую почву позитивных истин, не надо искать оправданий своему существованию. Человек есть – и этого достаточно, и человек должен дерзать.