Текст книги "Разумное животное. Пикник маргиналов на обочине эволюции"

Ученый мир всколыхнулся, ибо южная обезьяна путала все карты и разрушала устоявшуюся схему антропогенеза. Хотя прогрессивные черты и двуногость австралопитека сомнений не вызывали, многие ученые решительно отказались числить его кандидатом на вакантное место нашего далекого предка. Большинством голосов он был объявлен боковой веткой, навсегда застрявшей в эволюционном тупике. Когда же выяснилось, что геологический возраст южноафриканских окаменелостей не превышает миллиона лет, австралопитека окончательно списали в тираж. Получалось, что он был современником гораздо более прогрессивного питекантропа и уже только по этой причине никак не мог быть его предком. Знакомый нам Ральф фон Кёнигсвальд писал: «Австралопитек – плохой ученик. Он застрял на школьной скамье жизни».

Однако прошло чуть более 20 лет, и новые открытия со всей очевидностью показали, что ставить точку в бурной истории южной обезьяны несколько преждевременно. В самом конце 50-х годов прошлого века антропологи Луис и Мэри Лики обнаружили в Восточной Африке череп ископаемого гоминида и назвали его зинджантропом (Зиндж – древнее название Восточной Африки). Зинджантроп оказался на поверку самым обыкновенным австралопитеком, а вот найденный чуть позже новый череп с несколько большим объемом мозга и впрямь был черепом древнейшего человека, получившего звучное имя Homo habilis (человек умелый).

С 1959 года Восточная Африка превращается в неисчерпаемую кладовую, набитую под завязку останками древнейших людей и высших приматов. Ущелье Олдувай, долина реки Омо, озеро Рудольф (иначе – Туркана), стоянка Кооби Фора – все эти мало кому ведомые прежде географические названия сегодня приобрели широкую известность. Сотни ископаемых африканских гоминид окончательно перевернули привычные представления о ранних этапах антропогенеза. Мир время от времени облетает очередная сенсация: найден еще один череп, отодвигающий начало начал совсем уже в несусветную даль.

О чем же рассказали восточноафриканские окаменелости? Выяснилось, что ученые несколько поспешили, исключив австралопитека из числа предков человека. Этот прогрессивный примат жил и здравствовал не только миллион лет назад, но и 2, и 3, и 4, и даже, как показали находки Ричарда Лики (сына Л. Лики), 5,5 миллиона лет назад. А в соответствии с новейшими данными, самые древние австралопитековые появились еще раньше: возраст некоторых находок приближается к 7 миллионам лет, то есть находится буквально в двух шагах от точки бифуркации, разделившей гоминид и человекообразных. Похоже на то, что бок о бок существовали, по крайней мере, три вида австралопитеков (грацильный, массивный и еще более мощный бойсей), и на путь очеловечивания встала грацильная форма. Это был сравнительно небольшой, хрупкий и всеядный примат, обитавший в саванне, где добывание пищи является непростой задачей. Преуспеть в одиночку в таких условиях невозможно, поэтому афарский австралопитек (так назвали его ученые) неминуемо должен был действовать коллективно, образуя сообщества из 10—50 особей. Возможно, уже тогда появились зачатки коммуникации, поскольку, прочесывая вдоль и поперек саванну, умные приматы должны были каким-то образом поддерживать контакт между собой. Разумеется, это был еще не язык, а примитивный нерасчлененный конгломерат из мимических, звуковых и жестовых сигналов. Не исключено, что афарец эпизодически использовал орудия, и именно эта линия приматов привела к появлению человека умелого, который занимался орудийной деятельностью более или менее регулярно. А вот массивные формы, жившие по принципу «сила есть – ума не надо», были вегетарианцами, обитали под лесным пологом и практически не имели врагов. Тем самым они отрезали себе дорогу в люди и благополучно вымерли около миллиона лет назад. В очередной раз восторжествовал маргинал, вынужденный шевелить извилинами.

Все австралопитеки были прямоходящими, что было убедительно доказано еще в 1974 году, когда американский палеонтолог Дональд Джохансон (р. 1943) нашел в пустыне Афар почти полный скелет прачеловека древностью около 3,5 миллиона лет, получивший имя Люси. Характер соединения бедренной и берцовой костей не оставлял сомнений в том, что Люси ходила на двух ногах, причем весьма неплохо. А несколько позже появились бесспорные свидетельства, что прямохождение возникло много раньше – как минимум 4—5 миллионов лет назад. Некоторые ученые полагают, что для преобразования скелета четвероногой обезьяны в скелет Люси требуется не меньше 5—7 миллионов лет, следовательно, гоминиды встали на две ноги еще 8—10 миллионов лет назад. А поскольку возраст древнейших каменных орудий не превышает 2,6 миллиона лет, идея о непосредственной связи прямохождения с орудийной деятельностью не выдерживает никакой критики. Очевидно, что человек не сам стал двуногим, а произошел от двуногого существа.

Останки Homo habilis, человека умелого, Луис Лики обнаружил еще в 1960 году. Он был невысок ростом (122—140 см) и весил около 53 кг, а его мощная кисть с широкими ногтевыми фалангами и противопоставленным большим пальцем свидетельствовала о способности к сильному захвату предметов и вполне годилась для изготовления грубых орудий. Тут же были найдены и примитивные орудия, представляющие собой оббитые с одной стороны гальки. По сути дела, эти небольшие, величиной с кулак, камни отличаются от необработанных только лишь наличием режущей рабочей кромки или искусственного острия. Разумеется, такие наспех отесанные камни при всем желании нельзя соединить с рукояткой, но вот резать, рубить или, скажем, изготовить дубину с их помощью было вполне возможно. Подобная технология, в которой только при большой фантазии можно усмотреть творческое начало, получила название олдувайской.

Калий-аргоновые даты, не единожды перепроверенные, дали ошеломляющий результат. Оказалось, что возраст человека умелого, смастерившего эти орудия, никак не меньше 1,75– 1,85 миллиона лет. Таким образом, человечество одним махом постарело почти на полтора миллиона лет, поскольку древнейшие из известных к тому времени каменных орудий принадлежали синантропу, который жил примерно 400—500 тысяч лет назад. Весьма примечательно, что мозг габилиса был чуть больше 600 см3 (такой мозг нередко встречается у современных горилл), то есть по этому параметру человек умелый сравнительно недалеко ушел от австралопитека. Не имея в своем распоряжении «умного» черепа питекантропа, Homo habilis без особого труда освоил элементарные приемы каменной индустрии.

Сегодня уже не подлежит сомнению, что габилисы или близкие к ним виды древнейших людей заселили Восточную Африку и научились обрабатывать камень много раньше, чем 2 миллиона лет назад. Мы уже говорили о примитивных каменных орудиях возрастом 2,6 миллиона лет. Они были обнаружены в 1971 году Ричардом Лики на стоянке Кооби Фора в северной части Кении вместе с ископаемыми останками 49 габилисов. Таким образом, человечество стало старше еще на миллион лет. Перечислить и хотя бы кратко охарактеризовать все африканские находки, сделанные за последние 30 лет, не представляется возможным, да в этом и нет никакой необходимости. Можно вспомнить, например, весьма прогрессивный череп № 1470 с объемом 810 см3, занимающий промежуточное положение между Homo habilis и Homo erectus, а по ряду признаков даже более продвинутый, чем череп прямоходящего человека. Его возраст по уточненным данным – около 2 миллионов лет. На берегах озера Рудольф сравнительно недавно были найдены останки древнейших людей, которые жили никак не позже 2,5 миллиона лет назад, а в 2000 году Мив Лики (жена Ричарда) сообщила об очередной сенсации – так называемом плосколицем человеке из Кении, возраст которого превышает 3 миллиона лет. Между прочим, сменивший габилиса эректус тоже изрядно постарел: появившись на свет божий в Восточной Африке по крайней мере 2 миллиона лет назад, он уже через 200– 300 тысяч лет мигрировал в Европу и Азию, стремительно осваивая просторы огромного континента. Предыстория рода человеческого все дальше и дальше отъезжает в прошлое.

Давайте оставим в покое бесчисленные окаменелости и посмотрим, как выглядит становление человека с точки зрения современной науки. Чтобы не заблудиться в толпе ископаемых обезьян, вынесем за скобки долгую и непростую эволюцию приматов, которая началась очень давно – еще в палеоцене, то есть 65 миллионов лет назад. Равным образом опустим путаную историю антропоидов – всех этих амфипитеков, египтопитеков, рамапитеков и сивапитеков, населявших во второй половине третичного периода Африку и Азию. Сосредоточим наше внимание только на одной человекообразной обезьяне, жившей 18 миллионов лет назад, – на дриопитеке африканском, так называемом проконсуле (назван в честь Консула, знаменитого шимпанзе, содержавшегося в 30-е годы прошлого века в Лондонском зоопарке). Специалисты считают дриопитеков (и проконсула в частности) исходной предковой формой шимпанзе, гориллы и человека.

Сегодня принято считать, что от общего ствола обезьяноподобных предков этот вид отделился после гиббоновых, но до понгид (к понгидам, как мы помним, относятся орангутан, горилла и шимпанзе). С понгидами у нас до сих пор немало общих признаков, но все же не следует забывать, что современные высшие приматы, как и человек, проделали долгий эволюционный путь, только в другом направлении. В частности, они освоили брахиацию – умение перепархивать с ветки на ветку, раскачиваясь на руках. Чемпионом по брахиации без сомнения является гиббон. В головокружительном прыжке, больше похожем на полет, он без труда преодолевает пару десятков метров, успевая по пути сорвать и сунуть в рот банан. Латинское название семейства гиббоновых (гилобатес) говорит само за себя и означает в переводе «бегущие по ветвям». Понгиды, конечно, далеко не столь искусные брахиаторы, но все же их жизнь достаточно тесно связана с деревьями. Человек в этом плане еще более бестолков, но атавистическая способность к брахиации у нас все-таки сохраняется. Летать как гиббон мы не научимся никогда, но путем усердных тренировок можем добиться весьма впечатляющих результатов – вспомните воздушных гимнастов в цирке.

Проконсул, по всей вероятности, тоже не был брахиатором, поскольку руки и ноги у него примерно одинаковой длины. Не имелось у него также седалищных мозолей и мощной жевательной мускулатуры, что свидетельствует о том, что он был всеядным животным. Видимо, на стадии проконсула как раз и произошло эпохальное размежевание по принципу «пойдешь направо – человеком будешь, налево – обезьяной останешься». Проконсул благополучно вымер около 15 миллионов лет назад, положив начало многочисленным австралопитековым, уверенно вставшим на две ноги. На прямохождении (бипедии) имеет смысл остановиться чуть более подробно, поскольку относительно причин, его породивших, высказываются самые разные и порой взаимоисключающие мнения.

Когда приблизительно 10 миллионов лет назад климат сделался суше и прохладнее и пышные тропические леса начали понемногу сдавать позиции наступающей саванне, отдельные популяции древних обезьян стали постепенно выпрямляться и предпринимать попытки хождения на двух ногах. В таком положении они могли дальше видеть и вдобавок освободили руки для изготовления орудий. Примерно так антропологи рассуждали еще совсем недавно. Однако сегодня с идеей непосредственной связи орудийной деятельности и бипедии приходится расстаться, поскольку между вполне уверенным передвижением на своих двоих и появлением первых каменных орудий лежит огромный временной промежуток – как минимум в 7 миллионов лет. Эволюция – слепой конструктор и ничего никогда не делает с расчетом «на потом»; любое новшество немедленно подхватывается отбором только в том случае, если оно обеспечивает виду серьезные преимущества в борьбе за существование здесь и сейчас. Долгосрочное планирование природе неведомо.

Тогда, быть может, прямохождение помогало приматам носить в руках необработанные камни и палки еще на доорудийной стадии развития? На первый взгляд, вполне логичное предположение, и совершенно не исключено, что австралопитеки палки и камни с собой носили. Однако при ближайшем рассмотрении оно тоже не выдерживает критики, ибо современные обезьяны прекрасно справляются с этой задачей, не испытывая ровным счетом никакой потребности в бипедии. Одним словом, очевидно, что проблема непроста, и причины двуногости кроются в чем-то принципиально ином.

Хотя прямохождение не является уникальным завоеванием приматов и человека (на двух ногах, как известно, ходили мезозойские ящеры и до сих пор бегают кенгуру), все же оно встречается сравнительно редко, ибо наряду с явными преимуществами имеет массу недостатков, прежде всего анатомо-физиологических. Вертикальное положение тела приводит к нарушениям гемодинамики и пищеварения, болям в спине, варикозному расширению вен нижних конечностей и множеству других специфических расстройств, от которых избавлены четвероногие. Двуногое существо резко теряет в скорости: из-за бипедии мы довольно медленно и неуклюже бегаем, и почти любое животное может нас догнать. Лихо взобраться на дерево, как это делают обезьяны, нам тоже не просто, а на деревьях масса всего вкусного – фрукты, орехи, птичьи яйца. Не забудем на всякий случай, что человек в глубокой древности был по преимуществу собирателем, поэтому переходом к бипедии ощутимо урезал свою кормовую базу. Сколько-нибудь серьезная травма голеностопного сустава сулила нашему далекому предку почти неминуемую гибель – или от голода, или от нападения хищников.

Наконец, хождение на двух ногах чрезвычайно осложняет вынашивание плода и роды. Послушаем В. Р. Дольника.

«У четвероногих животных строение таза таково, что он одинаково хорошо приспособлен и для бега, и для родов. Чтобы голова плода легко проходила сквозь родовой канал между образующими таз костями, таз должен быть широким. У четвероногих широкий таз не препятствует бегу, и некоторые из них рожают очень крупных детенышей. У шимпанзе голова плода относительно большая, но и она проходит сквозь родовой канал, не делая ни одного поворота».

А вот у прямоходящего афарского австралопитека таз очень узкий, поэтому его самки рожали детенышей с маленькой головой. Когда 2 миллиона лет назад у габилисов мозг увеличился, рожать детей стало намного труднее. Из этого тупика было два выхода: или расширить таз, или рожать в тот момент, когда голова плода еще не успела как следует вырасти. Однако оба решения небезупречны и чреваты существенными неудобствами. Широкий таз приведет к значительной потере скорости, и самки будут отставать от самцов при длинных переходах и бегстве. Во втором случае придется производить на свет мелких недоношенных детенышей, которые будут в течение долгого времени нуждаться в уходе. Похоже, что сначала природа двинулась как раз по этому последнему пути, ибо даже у Homo erectus (прямоходящего человека) таз был сравнительно узким. Отсюда можно сделать вывод, что 1,5 миллиона лет назад женщины не могли себе позволить роскоши быть «слабым полом». Когда же у неандертальца и человека разумного голова еще больше увеличилась, естественный отбор вплотную занялся реконструкцией женского таза. Ощутимое расширение таза немедленно отразилось на биомеханике доисторических женщин, и они стали ходить и бегать много медленнее мужчин. А поскольку беспредельно расширять таз нельзя (плата за это слишком высока), роды стали сложным и опасным делом. У современной женщины голова плода с большим трудом протискивается через родовой канал, совершая при этом три поворота. С другой стороны, прекрасная половина рода человеческого сделалась отныне обузой первобытного коллектива в серьезных предприятиях, поэтому женщин были вынуждены опекать и оставлять в безопасных местах, а на промысел зверя стали выходить однополые группы охотников.

Короче говоря, прямохождение таит в себе столько минусов, что невольно возникает вопрос: почему эволюция взяла на вооружение такой сравнительно малоэффективный способ передвижения, если он не сулит виду практически никаких преимуществ? Забегая немного вперед, сразу же скажем, что окончательного ответа на сей сакраментальный вопрос нет до сегодняшнего дня. Можно предложить несколько более или менее приемлемых версий.

Имеются серьезные основания полагать, что Homo habilis был в первую очередь трупоедом и только потом – охотником и собирателем. Разумеется, этот сравнительно некрупный примат, вооруженный галькой с острым режущим краем, наверняка охотился на мелких и вертких животных, замечательно умевших прятаться, но весьма сомнительно, чтобы столь трудоемкое занятие могло в достаточном количестве обеспечить мясной пищей первобытный социум. Между тем белковое голодание смерти подобно, ибо только животный белок был в состоянии подхлестнуть набиравшую обороты цефализацию – нарастание мозговой мощи. Древнейших людей, по всей видимости, выручило поедание трупов, и грубые олдувайские чопперы как раз идеально приспособлены для отделения мяса от костей. Стыдиться трупоедения не резон, поскольку сей промысел в африканской саванне требует изрядной смекалки и сообразительности. Обнаружить свежий труп нелегко, а не уступить его многочисленным и агрессивным конкурентам еще труднее.

В очередной раз обратимся к В. Р. Дольнику.

«Вот как это происходит в наше время. Выше всех парят в небе и дальше всех видят грифы. Обнаружив труп, они подают друг другу сигналы и начинают снижаться. Сипы и сами высматривают трупы и следят за грифами. Угадав, что те нашли добычу, они спешат к ней. И как поймут, куда лететь, – летят. С земли за птицами следят, кто как может, гиеновые собаки, гиены и шакалы. Они пытаются угадать, где лежит труп, и бегут туда. Птицы, в свою очередь, следят за зверями. Моментально вокруг трупа собирается целый зоопарк. Если животное не может начать свежевать тушу, ему приходится ждать мастеров другого вида. Но можно остаться ни с чем: среди этих мастеров есть такие, которые никого не подпустят. Объединенными усилиями труп разделывается так быстро, что опоздавшим есть нечего».

Ежу понятно, что габилис-трупоед значительно уступал в проворстве гиенам и шакалам и потому не слонялся без толку взад-вперед, а внимательно наблюдал за поведением птиц и зверей. Сбегаться на готовенького покойника следовало немедленно и всей стаей, ибо только такая стратегия позволяла оперативно разделать тушу и уволочь самые лакомые куски. И вот тут-то никчемная на первый взгляд бипедия оборачивалась совершенно неожиданной стороной. Свободные руки прямоходящего гоминида позволяли надежно ухватить увесистую филейную часть и хорошенько ее припрятать в безопасном месте, чтобы ни хищник, ни более расторопный сородич не сумели отнять вожделенной добычи. Хорошо известно, что современные обитатели африканской саванны сплошь и рядом поступают в точности так же – старательно прячут пропитание, дабы конкуренты не добрались до него раньше времени.

Между прочим, вполне вероятно, что подобное поведение стимулировало и коммуникативные потенции австралопитековых, поскольку занятые рутинным собирательством члены группы должны были постоянно обмениваться информацией, чтобы в случае чего споро собраться вместе, если на горизонте вдруг замаячит многообещающий труп.

По мнению других ученых, вертикальное положение тела в первую очередь связано с особенностями репродуктивного поведения наших далеких предков и потому было сразу же подхвачено и закреплено отбором. Освободившиеся в результате перехода к бипедии руки позволяли австралопитекам легко переносить детенышей, что существенно увеличивало шансы вида на выживание. Если отпрыск антилопы уже в первые часы довольно твердо стоит на подгибающихся ножках, а через день-два готов следовать за матерью, то детеныши приматов появляются на свет совершенно беспомощными и еще долго не могут самостоятельно ходить, что создает массу сложностей, особенно при передвижении по земле. Например, самка макака-резуса переносит детеныша, прижав его к себе рукой, и второму ребенку здесь ничего не светит. А вот двуногая самка может легко переходить с места на место с тремя детьми: старший держится за мать, средний сидит на закорках, а младшего она несет на руках. В случае опасности прямоходящая самка спасается бегством, прижав к себе руками двоих детенышей. А вот если бы она ходила на четвереньках, одного ребенка пришлось бы бросить на произвол судьбы.

Еще более экстравагантную гипотезу предложил в свое время британский ученый Алистер Харди (1896—1985). Как известно, человек в отличие от высших приматов не боится воды и легко обучается плаванию. Homo sapiens – весьма изрядный пловец: он может часами держаться на воде и преодолевать значительные расстояния. Тренированному человеку ничего не стоит пересечь Ла-Манш или совершить многочасовой заплыв протяженностью несколько десятков километров. Так называемые примитивные народы, живущие на побережье, тоже, как правило, замечательные пловцы. Европейские путешественники, впервые обогнувшие мыс Горн и познакомившиеся с коренным населением Огненной Земли, рассказывали, что не раз и не два встречали за много миль от берега неторопливо плывущих туземок в сопровождении маленьких детей. Ребятишки цепко держались за распущенные материнские волосы, выглядели бодрыми и жизнерадостными и прекрасно себя чувствовали в студеных антарктических водах, омывающих южную оконечность американского континента.

Человек не только хорошо плавает, но и замечательно ныряет. Все мы наслышаны о ловцах жемчуга и губок, которые погружаются на большую глубину и проводят под водой несколько минут. Между прочим, в крови профессиональных ныряльщиков, занятых поиском жемчуга у берегов Австралии, физиологи обнаружили повышенное содержание молочной кислоты. Это говорит о том, что у людей, научившихся надолго задерживать дыхание, происходит своеобразная перестройка на биохимическом уровне: анаэробный (бескислородный) тип дыхания начинает решительно преобладать над привычным аэробным. В этом смысле мы отчасти уподобляемся китам, которые могут уходить на большую глубину и подолгу оставаться без воздуха. Весьма примечательно и то обстоятельство, что новорожденные и очень маленькие дети неплохо держатся на воде. Учить их этому нет никакой необходимости: древняя инстинктивная программа лучше знает, как надо. К сожалению, со временем эта полезная способность бесследно утрачивается, если не получает должного подкрепления. Обычно это происходит вскоре после того, как ребенок начинает ходить.

Имеются серьезные основания полагать, что наши далекие предки вели полуводный образ жизни. Вот как это представляется Алистеру Харди. Когда-то давным-давно жестокая конкурентная борьба с соседями вынудила одну из популяций человекообразных обезьян навсегда покинуть лес и поселиться на берегу обширной лагуны. Обезьяны боятся и не любят воды, но голод не тетка, и самые отчаянные члены стада стали от случая к случаю осторожно забредать на мелководье. Совершенно неожиданно для себя они вдруг обнаружили, что в прибрежной полосе видимо-невидимо самой разнообразной пищи, добыть которую не составляло ровным счетом никакого труда. В теплой воде копошились моллюски и плескалась мелкая рыбешка, в горячих лужах между камнями в изобилии водились рачки и крабы, а в песке приливно-отливной зоны было сколько угодно вкусных жирных червей. Но раковины и крабы на мелководье сравнительно быстро были съедены, и обезьянам в поисках пропитания волей-неволей приходилось все дальше уходить от берега. Темные воды глубоки, а потому мужественные первопроходцы были обречены изо всех сил тянуться во весь свой небольшой рост, чтобы не остаться на бобах. Прямая походка неожиданно сделалась ценным эволюционным приобретением и залогом успеха, да и разгрызать раковины оказалось гораздо удобнее в вертикальном положении, держа руки над водой. С течением времени умные приматы сообразили, что раскалывать неподатливые раковины значительно проще с помощью острых каменных отщепов, а зубы лучше поберечь. Поколения мелькали как в калейдоскопе, и постепенно бипедия стала устойчивым признаком прибрежных обезьян. Само собой разумеется, что технология обработки камня тоже не стояла на месте.

Такой полуводный образ жизни потянул за собой разнообразные анатомо-физиологические изменения. Прежде всего исчез за ненадобностью обильный волосяной покров, ибо густой мех быстро намокал, что не лучшим образом отражалось на процессах терморегуляции. Вдобавок он мешал плавать, а наши обезьяны довольно скоро сделались неплохими ныряльщиками и пловцами. Но вот на голове волосы сохранились и даже стали пышнее, поскольку хорошо защищали от палящих лучей тропического солнца. Продолжительное пребывание в воде привело к тому, что увеличился слой подкожного жира, надежно предохраняющий тело приматов от переохлаждения.

Конструкция носа тоже подверглась радикальному пересмотру: носовые кости стали уже, а ноздри изменили первоначальное положение и были теперь направлены не вперед, а вниз. Подобное техническое решение является оптимальным для долгого нахождения под водой, сопровождающегося задержкой дыхания.

Детеныши первых акванавтов, вероятнее всего, появлялись на свет здесь же, в прибрежной полосе, и с первых дней своей жизни попадали в воду. С тех пор над планетой неслышно прошелестели тысячелетия, а очертания континентов не единожды изменили свой рисунок, но мы – незадачливые потомки водоплавающих отцов – сумели сберечь многое из бесценного наследия далеких предков. Генетика – упрямая вещь, и мы по-прежнему приходим в этот мир с кучей атавизмов. Мы сохранили счастливую способность держаться на воде в первые месяцы после рождения, умеем замедлять частоту сердечных сокращений на большой глубине и можем при необходимости переключиться на анаэробный тип дыхания. Мировой океан является колыбелью и естественной средой обитания нашего вида ровно в той же мере, что и лесостепной ландшафт в зоне Великого Африканского разлома.

Алистер Харди предложил свою теорию на суд почтеннейшей публики более 50 лет назад, и сегодня большинство специалистов относятся к ней довольно скептически. Беда в том, что в распоряжении ученых нет ни одного материального свидетельства, указывающего на полуводный образ жизни австралопитеков, а последние, как мы знаем, почти единодушно признаются древнейшими предками человека. Едва ли не все африканские окаменелости, извлеченные на свет божий за последние полвека, были найдены к востоку от зоны рифтогенеза, очень далеко от морского побережья. Но кто сказал, что alma mater[1]1
  Буквально: кормящая мать (лат.) – Ред.


[Закрыть] первых гоминид должен быть непременно материковый шельф Индийского океана? С точно таким же успехом на роль инкубатора древних людей может претендовать цепочка великих восточноафриканских озер, протянувшихся с севера на юг на десятки и сотни километров. Будем надеяться, что новые археологические находки позволят со временем как-то прояснить ситуацию.

При всех своих недостатках гипотеза Харди весьма убедительно объясняет некоторые странности нашей с вами физиологии, хотя бы врожденный плавательный рефлекс. А от кого, спрашивается, мы могли унаследовать эту программу, если все без исключения приматы смертельно боятся воды? Версию Харди можно принять и не целиком, а подвергнуть своеобразному усекновению, допустив на минуту, что полуводное существование возникло не в глубокой древности, а на стадии формирования Homo sapiens – анатомически современных людей. Будет обидно, если гипотезу Харди спишут в архив: в ней угадывается некое благородное безумие. Надо бы не спешить, а подождать новых открытий.

Итак, мы вынуждены констатировать, что проблема генезиса бипедии отнюдь не столь проста, как это представляется на первый взгляд.

Ничуть не лучше обстоит дело и с орудийной деятельностью древнейших гоминид, ибо мы не можем с уверенностью сказать, в какой мере они подходили к изготовлению орудий творчески, а в какой – следовали врожденной видовой программе. Конечно, рубила эректуса несколько отличаются от грубо оббитых галек человека умелого, но все же эти отличия не столь велики, чтобы всерьез говорить о глубоком технологическом прорыве. Вплоть до верхнепалеолитической революции, когда люди современного типа превратили технику обработки камня в высокое искусство, каменная индустрия наших предков отмечена печатью поразительного, чудовищного консерватизма. Если сравнить олдувайские гальки и рубила прямоходящего человека с изделиями классических неандертальцев, населявших Европу свыше 50 тысяч лет назад, то заметить сколько-нибудь ощутимый прогресс (особенно непрофессионалу) будет весьма и весьма непросто. А ведь габилисов и неандертальцев разделяет целая геологическая эпоха – никак не менее 2,5 миллиона лет. Как могло получиться, что изменения ползли с черепашьей скоростью и только около 40 тысяч лет назад произошел технологический взрыв? Не наводит ли это на мысль, что и Homo habilis, и Homo erectus, и даже неандерталец изготавливали свои орудия не сознательно, не творчески, а подчиняясь инстинктивной программе?

Вопросы и в самом деле очень сложные, поэтому более подробно мы рассмотрим их в следующей главе, когда речь пойдет о неандертальском человеке. Здесь же отметим только, что умение манипулировать с предметами отнюдь не является исключительной заслугой нашего с вами вида. Многие животные вообще, и человекообразные обезьяны в частности, широко используют орудия в своей повседневной деятельности. Поэтому сегодня антропологи полагают, что отличительной чертой человека следует считать изготовление и применение каменных орудий. Грань весьма зыбкая, особенно когда поближе познакомишься с крайне примитивной технологией Homo habilis. Птицы и млекопитающие зачастую проявляют ничуть не меньше смекалки. Например, африканский стервятник разбивает прочную скорлупу страусиного яйца, метко бросая в него камень, а вот калан (морская выдра), наоборот, использует плоский камень как наковальню. Наловив придонных моллюсков и прихватив камень соответствующей формы, он поднимается на поверхность, ложится на спину, устанавливает камень у себя на груди и разбивает об него твердые раковины.

Иногда врожденные инстинктивные программы отличаются исключительной сложностью. Послушаем В. Р. Дольника.

«Обитающие в Южной и Юго-Восточной Азии маленькие птички портнихи при постройке гнезда сшивают между собой края нескольких листьев. Делают они это при помощи ниток, изготовленных из растительного волокна. Концы волокон аккуратно завязывают узелком... Кстати, африканские ткачихи, строя гнезда из растительных волокон, завязывают их несколькими типами сложных узлов, причем точно такими же, какими пользуются швеи и моряки.