Текст книги "Винегрет. Не кулинарная книга"

О любви
(и о некоторых мелочах, которые все портят) ⁠

В шестом классе я был влюблен в одноклассницу. Не помню уже, как ее звали, но чувства были сильные. Я робел и не решался обратить на себя ее внимание, лишь наблюдал издали в немом благоговении, прям как Петрарка за Лаурой.

Однажды в школьной столовой мы оказались за одним столом друг напротив друга.

Я от восторга потерял дар речи и аппетит, хотя в тот день на обед давали рожки. Такие толстые короткие макароны. Очень вкусные, даже когда без масла. Я как зачарованный смотрел, как она ест, и был совершенно счастлив.

Вдруг она поперхнулась, закашлялась, и один рожок вылетел у нее из носа.

Прямо в мой стакан с компотом.

Так прошла любовь.

Пионер и глобус Ленина
(посвящается 19 мая, дню Всесоюзной пионерской организации имени
В. И. Ленина)

19 мая – день основания Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина.

Сейчас уже мало кто помнит, а в свое время пионер был всем ребятам пример и еще куча всего, что называлось «символы и ритуалы пионерской организации». В общем, все непросто.

Очень круто было, если тебя принимали в пионеры в первую очередь, да, в пионеры принимали, очень торжественное мероприятие, между прочим. В первую очередь принимали самых молодцов, отличников там или отличившихся в какой-нибудь школьной затее.

Мне повезло. Во время сбора макулатуры мы с коллегами по классу набрели на задний двор местного хозяйственного магазина, где по случаю позаимствовали вроде бы ненужные картонные коробки. Их было много, и они были тяжелые, что сделало наш класс победителем в этой затее, а мы, соответственно, попали в первую партию пионеров.

Обставлено все было по высшему разряду, нас привезли в музей Ленина, рядом с Красной площадью, отвели в какой-то ужасно торжественный зал, где каждый по очереди произнес клятву и получил заветный красный шелковый или похожий на шелковый галстук. Между прочим, его нужно было завязывать особенным способом, а не просто узлом.

Ну, значит, стали мы пионерами, и повели нас в рабочий кабинет самого Ленина, где целыми днями наш Ильич строил коммунизм. Приходим, ну так кабинет, понятно, стол-стулья-шкафы-кресла, если не знать, что тут сам Ленин сидел, никогда и не подумаешь, все такое добротное, но без шика. Не царские палаты, одним словом. И тут мы заметили глобус. Это был не просто глобус, а прям Глобус! Огромный, с рельефными материками и яркими океанами, он притягивал к себе и приглашал повернуть тяжелую сферу, чтобы получше рассмотреть снега Арктики и зелень джунглей.

Словно под гипнозом, мы двинулись к этому чуду. Экскурсовод мгновенно охладила наш пыл, сообщив, что к глобусу подведено электричество, и каждый, кто попробует дотронуться, немедленно получит удар током.

Мы остановились в раздумьях. Ну конечно, никто не поверил в такую дикую и безумную мысль, что к глобусу в кабинете самого дедушки Ленина, который так любил детей, подведен ток. Да не может быть, это экскурсовод сказала, чтобы мы глобус не трогали. Можно было просто попросить не трогать экспонат, мы, между прочим, не какие-то там дети, уже самые настоящие пионеры.

Ну ладно, все все поняли и уже собрались двигаться к выходу, но, как оказалось, среди нас был некий пытливый ум, Фома неверующий, привыкший все проверять. Причем на себе. Он приотстал и потрогал глобус.

Его шибануло так, что из ушей повалил самый натуральный дым, во всяком случае, нам так показалось, а новый синтетический пионерский галстук и волосы встали дыбом.

Это был действительно знаменательный день. Я стал пионером. Я понял, что в Советской стране пионерам всегда говорят правду.

Про безрассудство и отвагу⁠

В средней школе времен Советского Союза главным предметом был, безусловно, русский язык. На втором месте литература, затем математика, а уже потом всякие физики и истории с физкультурой и химией.

У нас в школе русский язык и литературу преподавала Ирина Леонидовна. Делала она это весьма успешно, доказательством тому служит то, что я пишу без ошибок и инстинктивно правильно расставляю знаки препинания, причем без помощи компьютера. На уроках литературы нам было интересно, даже наводящие тоску произведения классиков литературы казались не очень занудными. В общем, все было бы чудесно, если бы не одна вещь.

Ирина Леонидовна совершенно не выносила, когда на уроке русского языка начинали запинаться или неуверенно отвечать устное домашнее задание. Она без промедления выходила из себя. А не в себе это был совершенно другой человек. Урок начинал походить на допрос подпольщиков в гестапо. Подпольщики были совсем не против сознаться, но от страха и на нервной почве совершенно отшибало память.

Каждый раз все начиналось внезапно. Никогда и ничего не предвещало беды. Не было связи между ее настроением и погодой, или временем года, или месяца, или дня. От этого было еще страшнее. Неизвестность, как известно, пугает особенно сильно.

Происходило все примерно следующим образом. Начинался урок русского языка, и перед началом новой темы Ирина Леонидовна вызывала кого-нибудь к доске ответить устно домашнее задание. Заданный параграф учебника. Вот эта лотерея и определяла дальнейший ход событий. Если вызванный «кто-нибудь» начинал говорить громко, уверенно и без запинки, пусть даже и не совсем то, что нужно, то все отлично и почти наверняка все обойдется. Мяться у доски, тянуть время или делать вид, что вот сейчас все вспомнишь, означало полный крах для всех.

Была еще одна ловушка. Ирина Леонидовна часто останавливала отвечающего и задавала уточняющие вопросы. Или вместо того, чтобы дать выпалить честно вызубренный параграф, спрашивала про какие-нибудь никому не нужные особенности написания деепричастных оборотов. И тут уж смотри, не оплошай. Ответ должен был быть мгновенным и незамедлительным. Необходимо было сохранять максимальное хладнокровие и присутствие духа.

Разумеется, далеко не каждый ученик пятого класса средней школы обладал набором указанных качеств. Поэтому часто после вопроса возникала пауза. Как известно, пауза хороша вовремя. Вроде ложки к обеду. Урок русского языка совершенно не подходит для пауз.

Итак, вопрос висел в воздухе. Ничего не происходило. У доски безмолвие и судорожная работа мысли. Мы физически ощущали ход времени. Все! Время вышло. Ирина Леонидовна в притворном удивлении поднимала брови и, растягивая звуки, произносила: «Ннннуууу?» Даже если вдруг в эту секунду жертва у доски чудом вспоминала ответ, это не имело никакого значения. Уже поздно. На выдохе Ирина Леонидовна выстреливала сквозь сжатые губы в сторону доски только одно слово: «ДВА!» Причем, не «САДИСЬ, ДВА!!!», а просто «ДВА!», на место идти рано, с ним еще не закончили.

Затем она поворачивалась к классу.

Убежать или спрятаться под парту было невозможно. Мы сидели, скованные ужасом и парализованные ее бешеным взглядом. Максимум, на что мы были способны, это попытаться спрятаться за раскрытыми страницами учебника, одновременно пытаясь перечитать параграф домашнего задания.

Ирина Леонидовна молча указывала пальцем на следующую жертву. Обреченный поднимался на ватных ногах. Иногда он или она даже успевали выдавить из себя некое подобие звука, похожего на писк, прежде чем сесть на место пробитым навылет двойкой. Шансов не было. Ни у кого. Причем пребывая в состоянии валькирии, хлебнувшей настойки из мухоморов, Ирина Леонидовна совершенно не делала разницы между девочкой – круглой отличницей и простым серым троечником. Двойки получали все.

К счастью, она обычно ограничивалась тремя или четырьмя жертвами, после чего возвращалась к ждущему своей участи у доски и, не зная сострадания и жалости, вытягивала нужные ей ответы. Этим все и заканчивалось.

Но только не в тот раз.

В тот несчастный день все начиналось по обычному сценарию. У доски стоит получивший свою двойку и ждет продолжения, девочка-отличница получила свою первую в жизни двойку и беззвучно плачет, забившись в угол парты, еще двое сидят, гордо выпрямив спину, двойка есть, прятаться не нужно. Ледяной взгляд валькирии скользит по головам. И натыкается на поднятую руку. Кто-то поднял руку. Немыслимо. Даже несколько противоестественно. Это вызов. Кто этот герой? Это Саша Суворов. Тезка и однофамилец отважного великого полководца.

«Суворов?» – голос Ирины Леонидовны звучит несколько уважительно. Она понимает толк в отваге.

И тут случается страшное. Оказалось, что Саша Суворов унаследовал от великого генералиссимуса отвагу, но не мозги. Он встал и сказал: «Ирина Леонидовна, можно выйти? У меня банан потек». Именно так. Слово в слово.

Невозможно описать словами то, что случилось потом. Видимо, нечто подобное в свое время устроил царь Ирод. В тот день двойки получили все в классе. Кроме Саши Суворова. Он получил единицу.

После уроков мы избили Сашу. Все на одного. Включая девочек.

А что нам оставалось делать? Каждому из нас предстояло прийти домой и сказать примерно следующее: «Папа и мама, у меня сегодня двойка по русскому, потому что у Саши Суворова на уроке банан потек». Мало того, что это звучало не очень прилично, так еще и не очень правдоподобно.

Мои родители, например, совершенно не поверили в эту безусловно правдивую историю и выдали мне все, что полагается в таких случаях.

Судя по тому, что на следующий день Сашу снова избили всем классом, родители моих одноклассников тоже не захотели войти в незавидное положение, понять и простить.

Смысл поговорки «дважды на одни грабли» в том, что у человека, безусловно, есть право на ошибку, но если ситуация повторяется, то, видимо, стоит задуматься над тем, что происходит.

Не знаю, о чем думал Саша Суворов, но через несколько месяцев в аналогичной ситуации он снова поднял руку, встал и жизнерадостно произнес: «Ирина Леонидовна, я гвоздик нашел!»

Надеюсь, что нет необходимости рассказывать, что случилось потом.

К счастью для нас, родители вскоре перевели Сашу Суворова в другую школу, и традиция получать двойки всем классом не прижилась.

Про ПТУ

Сейчас это называется «колледж», и любой родитель, не кривя душой, может сказать: «А наш после девятого класса пошел в колледж». Звучит солидно, а не как приговор.

В наше время колледжи были на загнивающем Западе, а у нас были ПТУ: профессионально-технические училища или, как говорили в народе: «Помоги тупому устроиться». Все герои школьных стенгазет из раздела «Они нас тянут назад» по окончании восьмого класса получали недвусмысленный намек или прямое предложение свалить в ПТУ и не омрачать своим присутствием светлые школьные стены.

Исключение составляли немногочисленные романтики, желающие вкусить взрослой жизни, вступив в ряды рабочего класса.

Я оказался в ПТУ исключительно за компанию. Когда мама узнала, куда я подал документы, она села на стул в кухне и сначала долго смотрела в окно, потом залпом выпила стакан воды и тихонько заплакала. Я попытался ее утешить, сказав, что это лучше, чем за компанию прыгнуть с крыши. Это не помогло. Она заплакала громче и твердо заявила, что теперь я покачусь по наклонной.

Для этого были все основания. Наше славное ПТУ за номером 24 состояло из молодого поколения гопников Балашихи и Южного Измайлово. Такие джентльмены удачи средней полосы, с легким уклоном в анархию, слегка приправленные блатной романтикой.

Ничего из ряда вон выходящего, вполне заурядное учебное заведение конца восьмидесятых годов прошлого века.

На общем фоне особенно выделялись Вася и Валера. Они учились в нашей группе и выделялись на общем фоне тягой к затейливым и нелогичным развлечениям.

В частности, они любили вместо уроков прохаживаться по платформе станции метро «Семеновская» в ожидании поезда. Поезд прибывал, они шли вдоль вагонов, высматривая, чтобы кто-то стоял у дверей.

Заметив подходящий вариант и подождав, когда механический голос объявит, что двери закрываются, они бежали к вагону и кричали, чтобы им подержали двери. Сердобольный человек чаще всего откликался на призыв о помощи и придерживал створки руками. Тогда они подбегали, с размаха били этого несчастного по лицу, он падал в вагон, двери закрывались, и поезд уезжал. Вася и Валера считали, что это очень весело.

Коллеги по группе не разделяли их увлечений и не могли понять, что тут веселого.

В наших кругах насилие, не связанное с извлечением прибыли или территориальными спорами, категорически не приветствовалось.

Поэтому Вася и Валера считались немного странными персонажами.

До тех пор, пока однажды они не перестали ходить на уроки. Они появились через три дня. Вид у них был такой, словно по ним сначала топтался слон, а затем кинул их под поезд. Валера не мог внятно изъясняться из-за распухшей верхней губы, а Вася шепелявил из-за выбитого зуба, но совместными усилиями с помощью жестов им удалось донести до нас картину произошедшего.

Все начиналось как обычно. Пришли в метро, дождались поезда, выбрали какого-то мужика, закричали, он двери схватил и держит, подбежали, стукнули его, он в вагон влетел, двери закрылись.

Дальше все пошло не по плану. Поезд не поехал. Двери снова открылись. Такое бывает. Мужик выскочил из вагона и погнался за Васей и Валерой. Вася и Валера не стали его ждать и решили убегать. От неожиданности они побежали не в ту сторону и оказались в тупике. На станции метро «Семеновская» только один выход. Там этот мужик их и настиг.

Валера еще возмущался, что они сразу стали кричать, чтобы милиция скорее их спасала, что их бьют, но милиция не спешила приходить и вообще не пришла, и поэтому Вася и Валера в таком виде.

А Вася сказал, что ничего страшного. Они теперь знают, в какую сторону нужно бежать, и проблем больше не будет.

Телесные повреждения средней тяжести, включающие три выбитые зуба на двоих и треснутые ребра на одного, не заставили их усомниться в правильности выбранного пути.

Вот после этого мы стали считать их очень странными. Но упорными.

Про важные мелочи⁠

На подготовительных курсах в университет в нашей группе училась девушка. Высокая, стройная и настолько красивая, что я даже не смотрел в ее сторону, настолько это было бесперспективное занятие.

Однажды она сказала, что ей нравится Микки Рурк. В начале девяностых это было нормально. Причем, как выяснилось, он ей нравился настолько, что она, по ее словам, переспала с парнем только потому, что он в Лос-Анджелесе сидел с Микки Рурком в одном ресторане за соседним столом.

Я, как только это услышал, сразу сказал, что у меня есть кассета с новым фильмом Микки Рурка. Это было правдой. «Харли Дэвидсон и ковбой Мальборо» – шикарный фильм, между прочим. Особенно в озвучке Гаврилова.

Она окатила меня сверху вниз всеобещающим взглядом и спросила, можно ли как-нибудь увидеть этот шедевр.

Естественно было можно, еще как. В назначенное время она приехала ко мне домой, по странному стечению обстоятельств родителей и младшего брата дома не было.

Я поставил кассету в видеомагнитофон и включил фильм. Она сняла джинсы, как она объяснила, чтобы не помять, и мы сели рядом на диван наслаждаться Микки Рурком.

Через девяносто восемь минут кино кончилось. Она странно посмотрела на меня, вздохнула и сказала, что ей пора, ее мама ждет к ужину. От чая с вареньем отказалась.

Прошло много лет, а мне все кажется, что я тогда упустил какую-то важную мелочь, что-то не сделал.

Никак не могу понять, что.

Первое сентября
(посвящается Дню знаний)

Первое сентября мне запомнилось дважды.

Не в том смысле, что один день два раза, я же не псих, а два разных первых сентября.

Первое – безусловно, первое сентября первого класса в школе. Это было еще в советские времена.

Школьная форма, ранец, тетради, пенал с ручками, букварь – все новое, красивое, взрослое и пахнет знаниями! Мы стоим на линейке на школьном дворе, вокруг цветы, музыка, воздушные шарики и хорошая погода.

Мне все так понравилось, что и на следующий день я радостно пошел в школу.

Это потом выяснится, что «праздник каждый день» длится всю неделю, включая субботу и домашнее задание, что это на десять лет, и радость моя испарится, но в то первое сентября я был счастлив, смотрел в будущее с надеждой, не понимая, почему старшеклассники стоят с уныло-равнодушными лицами.

Второе первое сентября – это первый курс университета. В тот день вместо линейки первый курс философского факультета МГУ погрузили в автобусы и отправили в живописную деревню неподалеку от Бородино, чтобы собирать картошку.

Днем ранее в первой поточной аудитории первого гуманитарного корпуса МГУ на собрании факультета заместитель декана обратился к первокурсникам с речью. Он начал с того, что поздравил нас с поступлением в университет и сообщил, что отчислит любого, кто будет замечен в состоянии алкогольного опьянения на картошке. Затем поведал о славных традициях философского факультета и заявил, что каждый, кто будет на картошке употреблять алкоголь, будет немедленно отчислен. Завершил он свою речь пожеланиями успехов в учебе и обещанием избавиться от каждого пьющего студента.

Вечером накануне отъезда я собирал рюкзак. В комнату зашел папа и протянул мне бутылку водки.

– Вот, – сказал он, – возьми с собой.

– Ты что! – возмутился я. – Нас обещали отчислить, если увидят пьяным, а ты мне такое предлагаешь! – я был полон негодования.

– Я не могу позволить, чтобы мой сын выглядел как идиот без водки, – весомо сказал папа, – особенно на картошке!

Мы тряслись в автобусе, и я вместо того, чтобы наслаждаться осенними пейзажами Подмосковья, мысленно обдумывал оправдательную речь на случай обнаружения алкоголя в моих вещах, бережно прижимая к себе рюкзак, чтобы тщательно завернутая во всю мою одежду бутылка как-нибудь не разбилась.

Правда, я заметил, что практически все мои однокурсники бережно прижимают к себе свои сумки и рюкзаки, что наводило на смутные, но не оформленные в мысли подозрения.

Разместили нас в местном одноэтажном общежитии типа барак, в комнатах по четыре человека, и какое-то время все были заняты хозяйственной суетой, обычной при расселении.

Это не могло продолжаться бесконечно, и вот, наконец, все сидели по своим комнатам. Ничего не происходило.

Я тоже сидел в своей комнате, в компании малознакомых тогда однокурсников. Мы молчали, выжидательно поглядывая друг на друга. Пауза тяготила, но никто из присутствующих не хотел проявлять инициативу.

На пороге появилась высокая фигура и сказала:

– Привет! Меня зовут Егор, давайте выпьем!

Дальше все как в тумане.

Выбор

Эта история не о выборе. Она о том, из чего приходится выбирать.

На втором курсе университета я съехал от родителей и жил в однокомнатной квартире, которая досталась мне от бабушки, в чудесном районе Строгино.

Это было время откровений, я постигал мир, открывая для себя, что вещи сами не стираются, не гладятся, за свет, воду и телефон надо платить, полы мыть, еду готовить, а перед этим покупать – в общем, познавал все прелести самостоятельной жизни.

В очередной раз я столкнулся с неизведанным, когда заболел. Прошло уже больше двадцати лет, а я до сих пор не знаю, чем же был болен. Тело вдруг покрылось красными пятнами, и поднялась температура.

Я совершенно не представлял себе алгоритм действий. Ну, то есть когда я жил с родителями, все было просто: я заболевал, тут же возникала мама с таблетками и градусником, потом приходил врач, осматривал меня, выписывал рецепт, я сидел дома и пил таблетки, затем выздоравливал. Шел к врачу, получал справку в школу об освобождении от физкультуры на две недели. Все.

А что делать сейчас? Мамы с таблетками нет, значит, врач тоже не появится. Система дала сбой. Я даже не мог померить температуру, так как градусника не было. Я решил не сдаваться и сделать так, чтобы врач все-таки пришел.

После долгих переговоров сначала со справочной, а затем с регистратурой районной поликлиники мне удалось вызвать врача на дом. Дело в том, что я не был прописан по тому адресу, где проживал, и в регистратуре мне советовали пойти туда, где я прописан, там болеть и туда вызывать врача. Пришлось угрожать, что я сейчас прям во время разговора умру от неизвестной болезни, но перед смертью успею написать записку, в которой укажу, кого надо винить в том, что так нелепо оборвалась молодая жизнь. Скорее всего, решающим фактором стало мое обещание написать записку кровью.

Врач появился, причем достаточно быстро. Это была умудренная опытом женщина средних лет. Она осмотрела мои пятна, померила температуру градусником и уверенно поставила диагноз: «Краснуха. Или сифилис». Затем взглянула на меня и спросила: «А вы что выбираете?»

Я замешкался. Краснуха или сифилис. Я судорожно пытался понять, что же лучше. Ни один из предложенных вариантов категорически не устраивал. Я все еще пытался выбрать, когда врач вдруг сказала: «Обязательно предупредите всех своих половых партнеров! Им придется провериться».