Книга: Холстомер. Избранное - Лев Толстой

Свобода - право ли каждого создания?
Почему чужая выгода и корысть губят наши таланты?
Бывает ли в жизни счастье, и одинаково ли оно для всех?
Почему наша жизнь зависит от других?
Важные вопросы, появившиеся у меня при прочтении этой истории. Задайтесь ими и вы

Временами забываешь, что читаешь исповедь животного – настолько человечны мысли Холстомера. Поневоле напрашиваются ассоциации. Кажется, писал Толстой не столько о «животной жизни», сколько об угнетении вообще и рабской покорности воспитанного в неволе существа. Сравниваешь лошадку с крепостными – а чем это лучше? На фоне Холстомера постоянно кого-то притесняют из человеков, секут безбожно, а уж потом избитые рабы отыгрываются на несчастной животинке. Так же описываются и близкие к Холстомеру кони: сами будучи невольниками, они притесняют самого слабого, всячески насмехаются и даже бьют его, чтобы показать, насколько они лучше. Но разве может один раб быть лучше другого раба?

После этой повести хочется вспомнить разговор Болконского с Безуховым. Как Безухов выступал за возвышение простого человека (через то же образование), как Болконский возражал ему: дескать, этот простой человек – зверь, ему лишь бы напиться и подраться, и рабом ему приятно жить, не нужно лишать его невольничьего счастья. В «Холстомере» Толстой опять показывает, что он на стороне Безухова.

Особенно контрастирует с судьбой коня судьба одного из его хозяев - офицера Серпуховского. Наследник огромного состояния, он потратил всю свою никчемную жизнь лишь на то, чтобы спустить в пыль это самое наследство, волочась за куртизанками и делая ставки на скачках. Именно он и загнал Холстомера, пустившись на нем в погоню длиной 25 верст, вслед за бросившей его любовницей. Через много лет они встречаются вновь, оба постаревшие и опустившиеся, но опустившиеся по-разному. Серпуховский, промотав все свое состояние и загнав себя в масштабные долги, вызывает у себя самого и окружающих его людей лишь чувство досады, а после своей смерти был помпезно зарыт в землю на корм червям и забыт. Холстомеру же не за что укорить себя перед свиданием с вечностью. Он, кроме того, что при жизни приносил пользы больше, чем Серпуховский, еще и после смерти сумел отдать гораздо больше.

История Холстомера не просто печальная, она, как это часто бывает во взаимоотношениях людей и животных, глубоко трагичная. Но, кажется мне, что в этой повести Толстой не ставил для себя главной задачей максимально слезливо отобразить трагедию потребительского отношения к братьям нашим меньшим. Интересным литературным приемом - повествованием от лица лошади, Толстой озвучивает глубоко философские мысли о роли человека в природе, о бессмысленности его существования в рамках "цивилизованного общества", о глупости стяжательства и потребительского отношения к миру.

И коня тоже жалко, как жалко всех погубленных ни за что животных.

Самая крупная фигура повести – этот самый Холстомер, пегий мерин, который прожил тяжелейшую жизнь, не получив ни капли благодарности от своих хозяев (а их было много). С самого начала его отделили от остальных лошадей из-за его необычной масти. Слыл он сильным и быстрым бегуном, за него давали тысячи рублей, но в итоге оказывался он в самых безразличных руках. Никто его не любил и не ласкал. Даже «любовь» несчастная была. Т.е. никакой радости в жизни, сплошь равнодушие, а то и издевательство. Чем старше он становился, тем меньше за него давали, и так он от богатых и аристократичных попал в мужичьи руки.

По-своему забавно, что лошадиную жизнь Толстой охватывает, как человеческую. Временами забываешь, что читаешь исповедь животного – настолько человечны мысли Холстомера. Поневоле напрашиваются ассоциации. Кажется, писал Толстой не столько о «животной жизни», сколько об угнетении вообще и рабской покорности воспитанного в неволе существа. Сравниваешь лошадку с крепостными – а чем это лучше? На фоне Холстомера постоянно кого-то притесняют из человеков, секут безбожно, а уж потом избитые рабы отыгрываются на несчастной животинке. Так же описываются и близкие к Холстомеру кони: сами будучи невольниками, они притесняют самого слабого, всячески насмехаются и даже бьют его, чтобы показать, насколько они лучше. Но разве может один раб быть лучше другого раба?

После этой повести хочется вспомнить культовый (слово-то какое!) разговор Болконского с Безуховым. Как Безухов выступал за возвышение простого человека (через то же образование), как Болконский возражал ему: дескать, этот простой человек – зверь, ему лишь бы напиться и подраться, и рабом ему приятно жить, не нужно лишать его невольничьего счастья. В «Холстомере» Толстой опять показывает, что он на стороне Безухова.

И коня тоже жалко, как жалко всех погубленных ни за что животных.

И дело не только в мастерстве, здесь особенная русская душа сокрыта - она во всём тексте. Как объяснить? Я открываю и там моя страна, моё сознание, та действительность, которая когда то сформировала мой мир. Я не вижу, но улавливаю тонкие грани, говорящие мне - это не испанцы, не американцы - русские. Без пафоса порочного патриотизма, а с точки зрения биологической непреложности. Как бы банально не звучало - душа, душа там русская. А от того резонанс сильнее и глубже.

"Крейцерова соната" (1890)

Первой в сборнике идет "Крейцерова соната". Друзья, это сильнейшая вещь. Я читал ее словно помешанный. Жадно, глотая слова, не переворачивая, но вырывая и отбрасывая страницы! Да что там я, сам Толстой писал повесть ломая перья, ставя жирные кляксы и постоянно крича на весь дом. Кошмар. Когда он закончил, домашние выдохнули. Но иначе нельзя было. Там столько эмоций! Столько правды, столько точности. И... уж извините, просвещения. У меня повесть уместилась на 110 страницах. Из ни 2/3 - это даже не повествование о чем-либо, а чистейшей воды манифест. Помните фильм такой с Кейт Бланшетт? Так вот там не хватает эпизода по Толстому. И это было бы не словоблудство дадаистическое, а ор истин.

Вместе с тем, мне запомнилась фраза нашего преподавателя по философии о том, что великие греческие философы были большие молодцы, но при всём их уме они не могли выйти за определенные (пусть и для них расширенные) рамки времени - к примеру, осудить рабство.

В этом плане еще интереснее читать именно Толстого, оставившего после себя целое учение. Ты видишь какие-то моменты, за которые он не смог шагнуть. Но! их трактование столь широко, что оставляя за ними некую старомодность их философские истины можно распространить и на нашего время - т.е.! его слова через временные ошибки прыгают в безвременную правду. Вместе с тем, в части слов он просто рвёт современников в клочья - его мысль далеко, далеко впереди. И этот старик ничего не боится. Удивительного масштаба личность.

После "Крейцеровой сонаты" идет его "Послесловие к "Крейцеровой сонате"". Дело в том, что ее не хотели печатать. Цензура сказала, что это разврат, ад и содом (с гоморрой). Но там всё таки листовочки ходили, потом и до печати таки дошло (не без помощи его героини жены). И вот он начинает словами "дорогие мои читатели, как же вы одолели своими письмами полными непонимания. Хорошо, в двух простых словах расскажу, что я имел в виду". И еще на 20 страниц выдает мысль о... ну не о книге на самом деле, а об обществе, о его новом устройстве. Я вначале, хотел уж было сказать: "Ну, дедушка, ну что ты в самом деле. Это же так старо!". Потому что там, знаете - там воздержание и Бог. Вот две темы. И первое и второе сейчас жутко устарели. Однако из метро я выходил, как советский читатель - на ходу уткнувшись в книгу - так хотелось дочитать его послание". Он же там одновременно представляясь немодным сейчас динозавром - разрывает все имеющиеся тогда шаблоны выводя и отношения между мужем с женой и между человеком и Богом на совершенно новый ментальный уровень. И здесь включается вот это безвременье. Всё. Конкретика слов перестает иметь смысл. Каждое сказанное им слово становиться сильно шире единого смысла. И применимо как к современному гражданскому браку, так и к атеистическому складу ума (при должной способности ширше мыслить!).

"Отец Сергий" (1911)

Если "Крейцерову сонату" можно назвать гиперреализмом, то "Отец Сергий" - притча чистой воды и здесь, по законам жанра, мы глубже опускаемся в принципиальные устремления человека (в базовые этические и личностные вопросы) - параллельно несколько упрощая психологизм, изначально соглашаясь на некоторые допущения, говоря себе "здесь будет так" не вдаваясь во всю необходимую поведенческую подоплёку.

Весь сюжет можно описать буквально одной фразой - путь преображения человека. Всё. Остальное не важно. Не важно о ком, не важно какие события. Важно лишь понятие пути от грешника до агнца божьего. И здесь важно уметь правильно, и глубоко относиться к текстам. Я уверен, что даже через 1000 лет, когда мы сами станем инопланетянами для многих-многих гуманоидов, а карта нашей Терры будет сравни наброскам первых покорителей морей - даже тогда читать о поисках, падении и преображении отца Сергия будет всё так же бесценно. Ведь религия - это частный путь отдельно взятого человека - проблемы же его, вопросы, которыми он задается - универсальны. Так же как (по сути) и найденные им (ко всему прочему применимые) ответы. Просто сейчас они могут толковаться шире.

И здесь я снова рассказываю историю о нашем преподавателе по философии и греческих представлениях о рабстве.

"Смерть Ивана Ильича" (1886)

А вот в "Иване Ильиче" особенная связь. Здесь словно смешаны гиперреализм и притча. Толстой будто уходит от стандартных рамок малой прозы и создает что-то особенное, уникальное. Он снова берет человека на всём его пути от падения до преображения. С той разницей, что падения как такового нет... от того оно сильнее бьет по читателю! Потому что герой повести пал в своем сером конформизме, бесконечных попытках "выглядеть" вопреки внутренним скромным порывам "быть". Как, казалось бы, внешне правильная жизнь может быть ошибкой?.. А вот может. Но чтобы понять это приходится сначала умереть.

И отдельно хочется упомянуть о том, что написана повесть потрясающе. Т.е. сам язык и детализация проникновения, через которые ты начинаешь чувствовать себя внутри Ивана Ильича, внутри его страданий, внутри его угасающего тела. Так подробно, там обстоятельно и долго - пожалуй, еще никто в литературе не умирал.

При всем при этом, не могу не поделиться скромным наблюдением. Мне показалось... что актуальность "Ивана Ильича" несколько спала. Не знаю, как объяснить точнее. И уж точно не могу обосновать. Но я поймал в себе понижение градуса обратной связи по сравнению с почитателями прошлого. Обратился к пользовательским рецензиям на лабиринте и ливлиб - действительно, встречается даже полное неприятие и неверие. Это интересно. В повести нет никаких особых моментов, могущих разбить читателей на два лагеря (ни тебе тонкостей Лолиты, ни тебе неподъёмных объемов и французских текстов на страницы) - всё гладко отшлифовано, читается легко (если не брать в расчет содержание). Казалось бы, бери да впечатляйся. Но вот что-то части современных людей мешает, хотя уж кому как ни нам, офисным работникам, ипотечникам, любителям турецкого олл инклюзива понимать страдания Ивана Ильича. Может быть медицина? Может быть так мы стараемся подальше прогнать от себя способные нарушить наш покой мысли? Если у вас есть предположения о причинах - ставьте лайк, подписывайтесь на канал и пишите в комментах.

"Холстомер" (1886)

На мой взгляд наименее затрагивающая (из представленных) повесть. Рассказ старой лошади о своей жизни, а по сути, конечно (как всегда) о нас, о людях. Благодаря тому, что речь идет от лица животного Толстой получает возможность смотреть на наш мир, наши взаимоотношения чуть сбоку, как инопланетянин, какой-нибудь.

Важна, по-моему, история появления. Идея родилась у другого человека, коннозаводчика - он же и поведал ее Толстому. Именно поведал, не подарил. Но скорая кончина не позволила воплотить замысел. И тогда сам Толстой, решив почтить память, сел за написание. Но что-то у него не срослось и рукописи легли в стол. Спустя 20 лет его жена нашла черновики и убедила продолжить.

Я думаю, важно то, что все два раза импульс исходил не из него. Конечно, у нас есть пример "Мертвых душ", но слишком разные люди. В общем, мне кажется Толстой хоть и не из под палки написал "Холстомера", но без такого привычного ему огонька. Хотя текст хорош, спору нет.