Текст книги "Можно ли умереть дважды?"

А потом все как обычно. Сначала легкий ужин в гордом одиночестве в его любимом близлежащем кабаке, прежде чем он отправится в центр города, чтобы закончить публичную часть вечера в баре «Риш». Там на Бекстрёма с его суперсалями давно большой спрос. Поскольку слухи распространялись со скоростью лесного пожара, он никогда не испытывал недостатка в предложениях и мог позволить себе выбирать среди женщин, появлявшихся там с целью утолить жажду.

«Причем настроенных сделать это более чем с одной точки зрения», – подумал Бекстрём.

6

Анника Карлссон к тому моменту, когда полчаса спустя появилась дома у Эверта Бекстрёма, уже успела решить две проблемы и создать одну новую.

Еще до того, как покинула свой кабинет, она позвонила на мобильный телефон заведующему Фурухьельму, на случай если он относился к личностям, предпочитавшим проверять, откуда им звонят.

Об исчезновении Эдвина Фурухьельм пока еще не заявил, зато отправил несколько старших ребят на его поиски. Прежний опыт подсказывал, что беглецы обычно возвращались, когда голод давал о себе знать. Оставались меры дисциплинарного характера, которые он собирался предпринять, как только полиция доставит Эдвина в лагерь скаутов. Фурухьельм решительно реагировал на подобные выходки. Они противоречили основным принципам скаутского движения, во главе угла которого стояли строгая дисциплина и стремление всегда помогать товарищам.

– Как ты понимаешь, мне придется позвонить его родителям, – продолжил Фурухьельм. – С беглецами мы не церемонимся.

– А кто утверждает, что парень сбежал? – спросила Утка Карлссон. – Он обратился к нам, чтобы свидетельствовать по одному делу. Очень серьезному делу, и мы одобряем такое его поведение. К сожалению, слишком мало взрослых поступает подобным образом, но это смелый малыш.

– Свидетельствовать? – удивился Фурухьельм. – Свидетельствовать о чем, если мне позволено об этом спросить?

– Само собой, ты можешь спросить, – мягко парировала Анника Карлссон. – Но не рассчитывай, что получишь ответ. В качестве свидетеля Эдвин помогает полиции в начатом нами сейчас расследовании преступления. Причем тяжкого преступления, и всю информацию на сей счет я хотела бы сохранить, поскольку она секретная. Это понятно?

– Да, да. Только…

Вот и хорошо, – перебила его Анника Карлссон. – Ты сможешь встретиться с Эдвином завтра утром. А также со мной и несколькими моими коллегами. И, помимо прочего, тебе придется подписать обязательство о неразглашении секретных сведений, когда мы допросим тебя самого в качестве свидетеля.

– Но как мне объяснить все его товарищам?

– Придумай что-нибудь. Не впервые ведь кто-то смылся из вашего лагеря. Подобное наверняка случалось прежде?

– Да, хотя не часто, к счастью.

– Вот и хорошо, – сказала Анника. – Мы сможем подробнее поговорить завтра.

– Завтра вряд ли получится, – возразил Фурухьельм. – У нас намечен поход, мы будем осматривать древние развалины здесь поблизости. Поэтому, к сожалению, меня не будет целый день.

– Ладно, – не стала спорить Анника Карлссон. – В таком случае я предлагаю тебе заглянуть в свой календарь, связаться со мной снова и предложить подходящее время. Но не откладывай надолго.

– Хорошо, хорошо, – согласился Фурухьельм. – Я дам знать о себе. Обещаю.

– Вот и хорошо. «А ты, как я смотрю, присмирел», – подумала Анника, заканчивая разговор.

7

Направляясь в служебном автомобиле домой к своему непосредственному начальнику Эверту Бекстрёму, чтобы разрешить проблемы, возникшие у него благодаря соседу Эдвину, Анника Карлссон успела решить вторую из них: позвонила родителям мальчика и рассказала, в какую историю их сын случайно вляпался.

Они проводили отпуск у родственников в Сконе, а поскольку их малолетнего сына предстояло допросить в качестве свидетеля по делу о возможном убийстве, существовали определенные правила, которые требовалось учитывать. Правда, Бекстрём (в чем не было ничего неожиданного) предложил другое, более практичное решение. Почему бы не позволить Эдвину послать родителям эсэмэску с веселой желтой рожицей, как он делал каждый вечер, оповещая их, что с ним все нормально, а в остальном решить вопрос через неделю, когда родители заберут его домой из лагеря?

– Не стоит ведь зря беспокоить их, – объяснил Бекстрём.

– Конечно, – согласилась Анника Карлссон. – Блестящая идея. Ты просишь его отправить смайлик. А потом сможешь допросить сам, поскольку у меня нет ни малейшего желания заполучить проблемы от омбудсмена юстиции.

– Какие мы обидчивые. Я ведь просто предложил. Ты вольна поступать как хочешь. Не собираюсь в это лезть.

– Рада, что мы договорились, – констатировала Анника Карлссон и закончила разговор.

Великая загадка, подумала она, как этому человеку вот уже тридцать лет удается удержаться на службе в полиции. И это при всем том, чем он занимается и что старательно избегает делать.

Потом Анника позвонила отцу Эдвина.

Мальчик, конечно, носил имя Эдвин, но отца его звали Слободан, а мать Душанка. Они были сербскими беженцами из Хорватии и прибыли в Швецию в начале девяностых, в разгар шедшей на их родине войны, вместе с теми членами своих семей, у которых еще имелось достаточно сил, чтобы бежать ради спасения собственной жизни. К настоящему моменту они уже давно были шведскими гражданами.

Принимая в расчет то, с чем отцу Эдвина наверняка приходилось сталкиваться на родине, вряд ли стоило опасаться возникновения у него проблемы с тем, что его сын случайно нашел человеческий череп на острове озера Меларен среди летней шведской идиллии. Пусть даже в этом черепе и имелось пулевое отверстие.

Анника Карлссон вкратце рассказала Слободану о случившемся. Он молча выслушал. Хмыкнул в знак согласия, неясно относительно чего.

– Да, вот в принципе и все, – подытожила она.

– Парень чувствует себя хорошо? – спросил Слободан.

– Никаких проблем, – заверила его Анника Карлссон. – По-моему, он считает все случившееся увлекательным приключением. А как раз сейчас сидит дома у Бекстрёма и ест бутерброды.

– Передай ему привет от меня, – попросил Слободан. – Скажи, что я думаю о нем.

– Обещаю, – сказала Анника Карлссон.

У отца Эдвина нашлось только еще одно пожелание: чтобы Анника и Бекстрём разговаривали с ним, а не с его женой.

– Не стоит волновать ее понапрасну. Ради покоя в доме, – объяснил он.

«Ох уж эти заботливые мужчины!» – подумала Анника Карлссон.

8

Анника Карлссон забрала с собой Эдвина и его маленький рюкзак из коричневой кожи плюс пластиковый пакет торговой сети «Консум», содержавший череп мертвой женщины, и поехала в здание полиции Сольны, чтобы официально побеседовать с подростком. Провести допрос согласно всем параграфам закона и соответствующего искусства. Конечно, без его родителей, но с согласия отца. Анника Карлссон вызвала дежурного социального работника присутствовать при этом, раз уж родители мальчика не имели такой возможности.

Она не хотела, чтобы социальный работник помешал их разговору с Эдвином, поэтому устроила его в соседнем помещении, откуда он мог следить за всем происходящим с помощью телевизионного экрана. Речь шла о записываемом на видео диалоге в специальной комнате, которую обычно использовали в тех случаях, когда допрашивали детей, и откуда она убрала все игрушки, предназначенные для малышей, чтобы понапрасну не смущать парня. Эдвину ведь уже исполнилось десять лет, а, насколько она помнила, это немаловажно для человека в таком возрасте.

Эдвин рассказал о своей находке и начал с того, что было ближе всего его сердцу: с различных наблюдений и выводов относительно человеческих черепов, сделанных им с помощью его изысканий в Гугле. Послушав его разглагольствования в течение пяти минут, Анника Карлссон больше не выдержала и спросила, что сказал Бекстрём, когда Эдвин излагал все это ему? О том, кем была их неизвестная жертва при жизни?

Особо не возражал, если верить Эдвину. Между ним и комиссаром обычно царило полное согласие.

– Между мной и комиссаром чаще всего нет разногласий, – констатировал мальчик.

– Ты, пожалуй, подумываешь стать полицейским? – спросила Анника Карлссон.

– Да, хотя не таким, как комиссар. Скорее, одним из тех, кто работает в криминалистической лаборатории, их еще постоянно показывают в телефильмах, – ответил Эдвин. – Просто меня очень интересуют естественные науки.

– Звучит разумно, – констатировала Анника Карлссон, не уточняя, в чем эта разумность состоит.

Закончив с самой находкой, они перешли к обстоятельствам, с которых, собственно, Анника собиралась начать. Где он обнаружил череп и как получилось, что оказался один на острове, где сделал находку? И Эдвин впервые, по крайней мере, время от времени, стал напоминать обычного маленького мальчика, которому всего десять лет.

– Кошмарное, надо сказать, местечко, – признался он.

На морской карте остров назывался Уфердсён[1]1
  В переводе со шведского «Остров несчастий».


[Закрыть], хотя представлял собой всего лишь маленький островок. Это совсем не такой большой остров, как тот, где Робинзон встретился с Пятницей. Тот-то ведь был огромный. Хотя и не скала среди воды тоже, значительно больше. Скала ведь бывает маленькой. Даже крошечной.

– Ну, это я поняла, – сказала Анника Карлссон. – Но почему его называют Уфердсён? Ты знаешь это?

– Из-за того, что он приносит несчастье. Тем, кто высаживается на него, – сообщил Эдвин, понизив голос. – Вдобавок там обитают привидения. По крайней мере, были раньше.

– Ты веришь в привидения? – спросила Анника.

– Я не знаю, – ответил Эдвин и с сомнением покачал головой. – Но если такие и есть, по-моему, они в большинстве своем добрые. Хотя, пожалуй, несчастные, поэтому и бегают повсюду, хотя и мертвые.

– Я тоже думаю, что многие из привидений добрые, – согласилась Анника Карлссон. – А этот остров, где он находится? Если плыть на лодке от лагеря скаутов?

– В пяти морских милях в направлении вест-норд-вест от него, – сказал Эдвин тоном настоящего морского скаута, каким на самом деле и был.

– Объясни, пожалуйста, – улыбнулась Анника Карлссон. – Я не особенно разбираюсь в морском деле.

Если верить Эдвину, все было очень просто. Одна навигационная или морская миля, как ее называли, равнялась 1852 метрам. Расстояние между лагерем скаутов и островом Уфердсён, следовательно, составляло целых девять километров.

– Сколько времени надо, чтобы добраться туда? – уточнила Анника.

– Если ты, например, отправишься на лодке, идущей со скоростью пять узлов в час…

– То будешь на месте через пять минут, – предположила Анника Карлссон.

– Не-а, – возразил Эдвин, не сумев толком скрыть удивление. – В таком случае это займет час.

– Да, понятно. Потом надо ведь…

– Ты хочешь знать и относительно курса? Вест-норд-вест, да? – спросил Эдвин, которого, судя по виду, одолевали сомнения, достигла ли его информация цели.

– Нет, с компасом я знакома. Этому учат всех полицейских, поскольку им надо уметь ориентироваться с его помощью. Но на суше, на природе.

– Комиссар ведь отлично разбирается в ориентировании, – сказал Эдвин.

– Почему ты так считаешь? – спросила Анника.

– Он лучший в мире по стрельбе, – сказал Эдвин. – Однажды он застрелил в нашем доме парня, пытавшегося его убить.

– Я знаю, – согласилась Анника Карлссон, которая сама оказалась на месте событий через полчаса. – Ну да, он невероятно хорош и в ориентировании тоже. Настолько хорош, что может найти определенные места без компаса и даже с повязкой на глазах.

– Ого! – воскликнул Эдвин с расширившимися от удивления глазами. – А ты ведь типичная сухопутная крыса, верно?

– Да, – подтвердила Анника Карлссон, – самая типичная. Однако расскажи мне, как получилось, что ты попал на остров Уфердсён?

Вопрос, похоже, задел Эдвина за живое, но в конце концов он поведал, как все произошло. Заведующий лагерем, которого звали Хаквин Фурухьельм и который, по словам Эдвина, отличался не только «довольно странным именем», но и «довольно странным поведением», взял его матросом на свою собственную яхту. 37-футовую «Спаркман и Стивенс» американского производства.

– Спаркман и Стивенс – это парни, придумавшие ее, – пояснил он. – Такие посудины ужасно дорогие. Стоят миллионы долларов.

Вместе с пятью товарищами Эдвину требовалось научиться ходить под парусом на более крупном судне, чем шверботы класса «Оптимист», на которых он и его друзья обычно день за днем бороздили залив перед лагерем, тогда как Фурухьельм и его помощники стояли на причале и в мегафон давали им инструкции. Эдвин с нетерпением ждал возможности совершить более далекое путешествие на настоящей яхте. Скажем так – внести разнообразие в обычные скучные будни.

К сожалению, все закончилось не слишком хорошо. Тридцатисемифутовая громадина Фурухьельма вела себя совершенно незнакомым для Эдвина образом, будучи трансатлантическим лайнером, по сравнению с привычным шверботом. Она крутилась, вертелась и прыгала, и у Эдвина случился приступ морской болезни.

После того как мальчишку вырвало на палубу во второй раз, его высадили на остров Уфердсён, дав ему особое задание собрать как можно больше грибов, ягод и всего иного съедобного, чтобы снизить расходы на содержание лагеря. Забрать Эдвина планировали по пути домой.

– И это несмотря на тамошние привидения? – вздохнула Анника. – Да, с тобой поступили не лучшим образом.

– Уж точно, – согласился Эдвин. – Хотя Фурухьельм довольно строг с нами.

– Расскажи об этом, – попросила Анника Карлссон. «В худшем случае я смогу составить еще одно заявление».

* * *

Заведующий лагерем не слишком нравился Эдвину по трем причинам.

Во-первых, если верить тому, о чем шептались его товарищи после отбоя, прежде чем засыпали, Фурухьельм имел невероятно много денег, о чем свидетельствовала и собственная яхта. И, по словам одного из старших друзей Эдвина, богатство Фурухьельм получил от деда, старого нациста, который отнял тысячи золотых зубов у бедных евреев, убитых во время Второй мировой войны.

– Но откуда знает об этом твой товарищ? – спросила Анника Карлссон. – Звучит очень странно, на мой взгляд, Эдвин.

– От своего отца, – ответил Эдвин, кивнув уверенно. – Он работает в «Свенска Дагбладет», поэтому я думаю, все чистая правда. Мой папа говорит, это единственная шведская газета, которой можно доверять. Другие издания постоянно массу всего придумывают.

– А мне все равно это кажется ложью, – возразила Анника. – Подумай сам, Эдвин. Какой отец пошлет своего ребенка в такое место? Под начало такого заведующего? Ты еще о чем-то хотел рассказать? – добавила она.

В-вторых, Эрика беспокоило странное поведение Фурухьельма, и, в-третьих, тот говорил необычные вещи.

– Не мог бы ты привести несколько примеров? – попросила Анника Карлссон.

– Он ужасно, ужасно строгий, – сказал Эдвин.

– Приведи пример, – повторила Анника.

После вечернего кофе с булочкой, когда все стояли под теплым душем и смывали с себя соленую воду, прежде чем лечь в постель, Фурухьельм обычно ходил среди Эдвина и его товарищей и стегал их по ягодицам мокрым махровым полотенцем, чтобы они не тратили слишком много теплой воды.

– Он, вероятно, беспокоится об окружающей среде, – предположила Анника. «Или ему нравится стегать по попкам маленьких мальчиков».

– Да, возможно. Хотя он говорит еще и странные вещи, – неохотно проворчал Эдвин.

– И об этом ты не хочешь рассказывать, поскольку тебе нелегко, – догадалась Анника.

– Лучше не буду, – подтвердил Эдвин.

– Без проблем, – легко согласилась Анника Карлссон. – При том, что ты уже рассказал… Фурухьельм не выглядит добрым парнем.

– Да-а…

– Что, если сегодня ты переночуешь у меня, а утром ты, я и все другие полицейские поедем на этот остров, чтобы ты показал нам, где нашел череп?

– Супер! – воскликнул Эдвин. – Просто супер!

– Вот и хорошо, – рассмеялась Анника Карлссон. – Тогда у меня еще только один вопрос. Сколько времени понадобится, если идти от лагеря скаутов до острова Уфердсён на судне, которое двигается со скоростью тридцать узлов?

– Десять минут, – ответил Эдвин. – Самое большее десять минут.

– Тогда ты сможешь сделать это утром, поскольку ты, я и все остальные отправимся на остров Уфердсён на полицейском катере.

– Ты уверена? – спросил Эдвин, широко распахнув глаза.

– Да, абсолютно уверена. И с собой мы возьмем полицейскую собаку. Пожалуй, даже двух собак. Посмотрим.

– Собака – это хорошо, – кивнул Эдвин. – Если считать, что наш нос, наше обоняние имеет величину почтовой марки, знаешь, сколь велико собачье обоняние?

– Нет, – покачала головой Анника Карлссон. – И каким же оно будет?

– Как футбольное поле, – сказал Эдвин. – Хотя носы у нас могут быть даже больше, чем у собаки.

– Это просто фантастика, – признала Анника.

– Да, – согласился Эдвин. – В такое трудно поверить.

9

После окончания допроса Анника Карлссон и Эдвин сразу направились в технический отдел и передали найденный Эдвином череп эксперту, дежурившему в этот вечер, помощнику комиссара Йорге Фернандесу. Он был сыном иммигрантов из Чили, и среди коллег его называли Чико. Без всякого злого умысла, хотя само прозвище по-испански означало Сопляк.

– Пуля находится внутри, – сказала Анника. – Если ты сможешь сразу извлечь ее и быстро дать мне предварительное заключение, я буду очень благодарна. Кстати, это Эдвин. Именно он нашел его, когда ему поручили собирать грибы.

– Немас проблемас, – ответил эксперт. – Это не по-испански, а по-сербски, если тебе интересно. Но никаких проблем. Все будет на твоем компьютере в течение часа. На улицах весь вечер царили тишина и покой. Никаких убитых или раненых. Даже ни одной гильзы, с которой требовалось бы поработать.

Он кивнул Эдвину, похлопал его по плечу и поблагодарил за помощь.

Эдвин смутился и опустил глаза в пол.

– А ты, случайно, не живешь рядом с Бекстрёмом? – поинтересовался Фернандес.

– Угу, – кивнул Эдвин, – мы с комиссаром соседи.

– Он рассказывал о тебе здесь, на работе. По его словам, ты классный парень. Если у тебя будет желание стажироваться у нас, когда пойдешь учиться дальше, я это легко устрою.

Анника Карлссон покачала головой, поблагодарила заранее за заключение, взяла с собой Эдвина и вернулась в свой служебный кабинет. Потом, пока мальчик полулежа на стуле играл в компьютерную игру на своем айфоне, она по телефону разобралась с оставшимися задачами, которые требовалось решить до следующего утра, когда она и Бекстрём должны были начать очередное расследование.

И в первую очередь составила заявление об открытии дела по «подозрению в убийстве». После чего переслала его копию шефу криминального отдела полиции Сольны комиссару Тойвонену вместе с просьбой о дополнительном персонале. Дело обещало быть трудным, ведь речь шла о неизвестной жертве и одна только ее идентификация могла потребовать немало сил.

Потом она позвонила шефу технического отдела полиции Сольны и рассказала о происшествии.

– Я сам займусь этим, – перебил он ее еще до того, как она успела попросить об этом. – Мне необходимо подвигаться после отпуска, подышать свежим воздухом. Отдохнуть от комаров, которых хватает у нас дома в Торнедалене.

– Спасибо, – сказала Анника. – Какой ты молодчина.

Последний разговор состоялся у нее с морской полицией, отвечавшей за организацию транспорта для поездки на остров Уфердсён. Никаких проблем там тоже не возникло. Один из их катеров как раз остался на ночь в Мариефреде после того, как они помогли коллегам из Сёрмланда в поисках утопленника около Стренгнеса. Анника Карлссон получила номер телефона коллеги, командовавшего им.

– Проще всего вам напрямую обсудить все детали.

– Мы практически уже на месте, – подтвердил морской полицейский, с которым она созвонилась. – Тебя устроит, если мы заберем вас с причала скаутов на острове Экерён? Скажи мне только, в котором часу.

– Как насчет девяти утра? – спросила Анника Карлссон, подумав об Эдвине и том, что ему надо хорошо выспаться.

– Любишь понежиться в постели, – констатировал коллега. – У меня нет возражений.

«А ведь девять утра – это же разгар ночи для Эверта Бекстрёма», – подумала Анника Карлссон, закончив последний за вечер служебный разговор.

Она кивнула Эдвину и улыбнулась.

Парень выглядел на удивление бодрым, хотя время приближалось уже к десяти вечера, а ему, скорее всего, пришлось рано встать.

– Как дела, Эдвин? – спросила Анника Карлссон. – Как смотришь на то, чтобы поехать ко мне домой и отдохнуть до утра?

– Это будет здорово, – ответил Эдвин. – Хотя меня интересует одно дело.

– Зубная щетка, пижама? – предположила Анника Карлссон. – Не беспокойся. Я обо всем позабочусь.

– Нет, не это, – покачал головой Эдвин. – Я все взял с собой, когда сбежал из лагеря. Лежит у меня в рюкзаке.

– Что же тогда? – спросила Анника Карлссон. Эдвин явно был предусмотрительным молодым человеком.

– Меня интересует, не сможем ли мы остановиться по пути и купить гамбургер. Я немного голоден.

– Само собой, сможем, – улыбнулась Анника Карлссон. – Кроме того, я угощаю. Ты предпочитаешь «Макдоналдс» или «Макс»?

– «Макс», – ответил Эдвин. – «Макс» делает лучшие гамбургеры в мире. И знаешь почему?

– Нет, расскажи.

– У них секретный рецепт, – объяснил Эдвин, наклонившись к ней и понизив голос. – Ужасно секретный, хотя, если хочешь, я могу открыть его тебе. Только пообещай никому не говорить. Мой папа рассказал мне об этом.

– Да, конечно. Обещаю, – сказала Анника.

– Владелец «Макса». Он ведь лопарь. Да, или саамец, как это называется, – начал Эдвин.

– Лопарь? Хотя саамец?

– Но ведь нельзя говорить лопарь, – объяснил Эдвин.

– Да, я знаю, – кивнула Анника. – И что там с саамцем, владеющим «Максом»?

– У него масса лисиц. Просто невероятное количество. И, готовя фарш для своих гамбургеров, он всегда добавляет в него несколько кусочков лисьего мяса. Именно поэтому его бургеры становятся такими вкусными. Хотя это страшный секрет.

– Я обещаю никому ничего не говорить, – заверила Анника. «Едва ли отец Эдвина прочитал об этом в «Свенска Дагбладет», – подумала она.

Эдвин умял свой гамбургер за те пять минут, пока они ехали до дома, где жила Анника Карлссон, и облизал майонез с пальцев, пока она парковалась около подъезда.

«Интересно, куда девается вся эта жратва, – подумала Анника Карлссон. – Дома у Бекстрёма он съел далеко не самый маленький бутерброд. Примерно такого типа и размера, какие довели до могилы Элвиса Пресли. А сейчас, всего через пару часов, расправился с гамбургером самого большого размера. И по-прежнему худой как червяк, хотя только что проглотил козу. Или скорее лисицу.

Пока Анника Карлссон стелила Эдвину на диване в своей гостиной, он исчез в ванной. Судя по звукам, мылся и чистил зубы. А через пять минут вернулся, одетый в синюю пижаму, на которую кто-то, вероятно его мать, пришил эмблему морских скаутов.

«Слишком взрослый по сравнению с Бамси», – подумала Анника Карлссон. У нее были племянники и племянницы, и ее частенько просили присмотреть за ними.

Эдвин отказался от одеяла, которое она предложила ему. Достаточно было простыни. Потом он отключил свой мобильный телефон и положил его на придиванный столик рядом с собой.

– Я сплю там, – сообщила Анника Карлссон и кивнула в сторону открытой двери спальни. – Если тебе что-то понадобится, только скажи.

«Он ведь как-никак нашел череп застреленного человека, и ему только десять лет», – подумала она.

– Угу, – буркнул Эдвин, моргнул и уронил голову на подушку.

– Обещаю не храпеть, – сказала Анника Карлссон, улыбнулась и наклонилась над ним. Никакого ответа. Эдвин уже спал.

«В мгновение ока заснул», – подумала она удивленно.

В эту ночь у нее самой возникли проблемы со сном. Раньше этого с ней почти никогда не случалось совершенно независимо от того, с чем приходилось сталкиваться по работе до того, как она отправлялась в постель. Сначала она дремала, пребывая между сном и полузабытьем. Спустя час встала и на цыпочках прокралась в гостиную. Там было тихо. Эдвин спал. Безмятежно, лежал на боку, наполовину скинув с себя ногами простыню и прижав к животу подушку. Она даже не смогла разглядеть, дышит ли он.

«Черт побери, Анника, – подумала она, когда стояла и смотрела на него. – Возьми себя в руки. Никаких детей. Запомни».

Потом она вернулась в свою кровать. Заснула сразу же и проснулась шесть часов спустя. Эдвин по-прежнему спал. С потным лбом, сбросив с себя простыню, но все еще с подушкой у живота.

«Пожалуй, нужно приготовить хороший завтрак», – подумала Анника.

10

Пока Анника Карлссон разбиралась с практическими делами полицейского свойства, Бекстрём ради простенького ужина посетил свой любимый кабак. Он находился совсем близко к дому комиссара, и прогулка до него давно стала чуть ли не обязательной частью его ежедневного моциона. Однако о том, чтобы добраться туда с завязанными глазами, у Бекстрёма никогда и мысли не возникало.

Никаких особых изысков, поскольку был обычный будний день. Сначала тост с икрой уклейки и крабовым салатом, затем ломоть жареной свинины с прослойками жира и толстым куском кожи, на гарнир к которому он вместо положенного французского овощного рагу взял свежий шведский картофель с чесночным маслом. Плюс ко всему этому его обычные напитки: чешское пиво и русская водка. Незатейливая вечерняя трапеза в конце еще одного дня жизни комиссара криминальной полиции.

И, предаваясь ей, он размышлял о своем детстве, и, вероятно, именно последняя встреча с Эдвином пробудила старые воспоминания. Ведь Бекстрём когда-то тоже принадлежал к скаутскому движению. Исключительно с подачи своего папаши, страдавшего безмерным пристрастием к алкоголю старшего констебля, вбившего себе в башку, что благодаря этому ему удастся сделать из Эверта достойного сына шведского народа.

В результате у Бекстрёма, который тогда был не намного старше Эдвина, не осталось выбора. Иначе он, конечно, предпочел бы болтаться дома в Сёдере. Занимался бы всякой чертовщиной в квартале, где жил. Воровал бы из близлежащей табачной лавки с практически слепым владельцем, курил бы тайком и гонял на мопеде, хотя ему было всего одиннадцать лет.

Обычно летом для него наступала золотая пора, ведь ему не требовалось ломать голову даже над тем, как прогулять школу, но только не в тот год, когда отец насильно записал его в скауты и позаботился о том, чтобы уже через неделю после окончания учебы он оказался на острове Тюресё. Буквально на окраине цивилизации.

Однако прежде, чем он попал туда, ему, уже одетому в новенькую синюю униформу, пришлось дать клятву скаута. Пообещать исполнять свой долг перед Господом, его величеством и Родиной, всегда помогать другим людям, а в остальном строго следовать всем правилам, в связи с принадлежностью к скаутам распространявшимся на него. Отец сам отвечал за принудительную доставку Эверта и лично передал своего отпрыска заведующему лагерем. И будь Эверт Бекстрём другим человеком, все могло бы закончиться для него по-настоящему плохо. Но ему удалось добиться исключения из скаутов уже в течение первой недели, что стало рекордом для их отделения на острове Тюресё, которое еще до прибытия туда Бекстрёма считалось далеко не эталонным в шведском скаутском движении с точки зрения морали.

С собой Бекстрём привез кучу контрабанды вроде рогатки, финки, пары мышеловок довольно крупной модели, а также жевательный табак и сигареты, плюс приличную стопку порножурналов, украденных им у хозяина табачной лавки. Короче говоря, он имел с собой все необходимое, чтобы призвать к порядку новое окружение и вдобавок заработать немного денег, раз уж ему все равно пришлось туда приехать.

Поэтому он уже в первые сутки организовал среди новых товарищей кружок любителей чтения. В обмен на наличные они могли теперь смаковать привезенные Бекстрёмом печатные издания. И несмотря на все обещания, данные ими о том, что они находились там исключительно с целью выполнять свои обязательства в отношении Господа, его величества и Родины, спрос на его товар превысил самые смелые ожидания начинающего предпринимателя.

Один из новых друзей Бекстрёма, который был на пару лет старше его, уже за несколько дней потратил все присланные ему карманные деньги. В обычном случае их хватило бы на все лето, но сейчас они подошли к концу после трех дней интенсивного знакомства со специфическими изданиями, а обнищав, он уже не мог рассчитывать ни на чью помощь.

Нет наличных, нет чтения, объяснил ему Бекстрём и помотал своей круглой головой, после чего его самый крупный клиент сломался. Он прямой дорогой направился к заведующему лагерем, насплетничал на Бекстрёма и со слезами на глазах признался, как тот использовал его самого и его пагубную страсть.

Заведующий, уже ранее обративший внимание на Эверта, не стал долго ждать. Его исключили из скаутов за недостойное поведение и нарушение законов братства, и уже в выходные старший Бекстрём приехал на остров Тюресё и увез своего единственного сына домой в Сёдер. Журналы он конфисковал, и они, надо полагать, в конечном счете оказались в кафетерии полицейского участка района Мария, но рогатку и все другое Эверту удалось сохранить в обмен на обещание укокошить соседского кота, который мешал папочке спать по ночам.

«Парень мог стать сексуальным извращенцем, и вполне возможно, я предотвратил преступление, не позволив ему читать дальше», – пришел к выводу Бекстрём пятьдесят лет спустя и, предвкушая удовольствие, пригубил содержимого своего бокала.

Детские воспоминания – хорошие воспоминания, подумал он, а потом решил, что пора заказать кофе с коньяком перед тем, как он продолжит вечер визитом в центральные районы столицы королевства.

Еще до того, как ему принесли на оплату счет, он получил эсэмэс от Анники Карлссон, нарушившее его душевное равновесие настолько, что ему пришлось заказать еще порцию коньяку перед уходом.

Сбор в восемь, считай в разгар ночи. Если он хотел успеть позавтракать, разобраться с личной гигиеной и одеться, ему следовало встать еще до шести утра.

«Забудь об этом», – сказал себе Бекстрём и покачал головой. Он допил последние капли коньяка, оплатил счет, заказал такси и поехал в сторону площади Стуреплан с ее многочисленными кабаками.

11

Дальше для комиссара Бекстрёма все пошло по проторенной дорожке.

Сначала он заглянул в Стурехоф, чтобы слегка утолить жажду на пути к конечной цели вечера. Заведение было заполнено максимум наполовину. Главным образом селянами старше среднего возраста, которые проводили в Стокгольме отпуск. Миновали Улларед на пути сюда и, воспользовавшись случаем, приоделись перед визитом в столицу.

Ему тут особо делать нечего, решил Бекстрём. Он расплатился за пиво, еще только получив его, и удалился даже не притронувшись к нему.

«Трагично, – подумал он, выйдя на улицу. – Что не так, если не тебе льняной костюм с иголочки, итальянские туфли ручной работы и обычный «ролекс»?»