Текст книги "Почти человек"

В одночасье мы оказались на бранном поле под градом свистящих пуль. Престижный научный журнал Nature, в котором была опубликована оригинальная статья о находке Homo floresiensis, послал своего корреспондента на Палау. По пути туда он, ясное дело, успел повстречаться со множеством критикующих нас ученых, каждый из которых не преминул заметить, что наша статья была опубликована не в престижном и рецензируемом научном издании.

Заставить этих людей действительно прочитать нашу статью было задачей практически невыполнимой. Каждый из них был слишком уверен, что то, что он прочел в интервью или увидел в документальном фильме, было именно тем самым научным выводом команды исследователей, по поводу которого он выступил с разгромной критикой. Из этой истории я извлек один важный урок: в долгосрочной перспективе ученый спор может быть разрешен путем кропотливой и тщательной научной работы, однако на коротком отрезке времени большинство ученых скорее реагируют на слухи и сведения, черпаемые из СМИ. Ученые – люди умные, но все же часто считающие, что те, кто с ними не согласен, – болваны или умалишенные. Быть может, самое сложное в науке – оглянуться назад, окинув взглядом собственные умозаключения, и попытаться понять, почему с тобой могут быть не согласны.

Споры вокруг «хоббитов» тем временем шли на убыль. С тех пор было опубликовано огромное количество данных – как самими авторами открытия, так и палеоантропологами, позднее подключившимися к исследованиям флоресских находок. В других частях острова Флорес были обнаружены древнейшие археологические находки возрастом около миллиона лет, а на одной из ранних стоянок был найден небольшой обломок нижней челюсти возрастом около 700 тысяч лет, впервые описанный в 2016 году. Других черепов с маленькой мозговой коробкой найдено не было, но исследование показало, что многие черты скелета по факту очень отличались от черт современного человека, и почти все они были примитивны. И наверное, самое важное: дальнейшие археологические изыскания показали, что общепринятая хронология событий той эпохи была неверна, поскольку большинство обнаруженных останков гомининов были датированы более ранним периодом, чем появление на острове современного человека. До конца убедить всех ученых, ясное дело, не удалось – вопросов осталось еще очень много. Однако здесь, как и во всяком исследовании, научный прогресс в итоге зависит от готовности пересмотреть собственные выводы, принять и рассмотреть новые факты и тщательно проверить на соответствие с ними свои гипотезы.

Эпизод с реакцией СМИ и научного сообщества на экспедицию на Палау меня тогда сильно расстроил, однако буквально спустя пару лет этот опыт мне сильно пригодился во время работы с другой важной находкой. Наученный горьким опытом, я теперь прекрасно знал, как справляться с проблемами, которые СМИ могут произвести для научного исследования, а также имел представление о том, каким образом нужно выстраивать сотрудничество со съемочной группой. Раз и навсегда я уяснил важность непосредственного донесения информации до широкого круга ученых, не вовлеченных в исследование, с целью предотвратить моменты недопонимания, из которых в будущем могут вырасти серьезные проблемы. Я дал себе зарок, что во время работы над следующим открытием – если я его совершу – сделаю все возможное, чтобы предотвратить это губительное недопонимание.

Было начало 2008 года. Мне и в голову не могло прийти, что именно такое открытие ждет меня всего через каких-то пару месяцев.

Часть II. Открытие sediba

ГЛАВА 9

– Папа, я что-то нашел! – Мне понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя от шока.

Мой мобильный телефон еле-еле ловил сотовую сеть – удивительно, что она вообще была, учитывая, что мы находились в центре Колыбели; я быстро набрал номер Комиссии по охране исторического наследия ЮАР (SAHRA). Эта организация занимается защитой мест проведения раскопок и выдает государственное разрешение на их проведение. Несмотря на плохую связь, мне удалось уведомить уполномоченного представителя Комиссии о нашей находке, и тот дал мне разрешение на сбор найденных окаменелостей для исследования. Не один палеоантрополог терял ископаемые останки гомининов, оставляя их на своих местах: очень не хотелось бы, чтобы такое произошло в этот раз.

Когда мы погрузились в машину, Мэттью, сидевший рядом на пассажирском кресле, повернулся ко мне:

– Пап, скажи, а ты разозлился, что я нашел эту окаменелость?

– Конечно, нет! Я страшно обрадовался! Почему ты решил, что я злюсь? – рассмеялся я.

– Потому что ты выругался, когда я тебе ее показал, – очень серьезно ответил Мэтт.

На будущее, решил я, вне зависимости от гомининов и всякой прочей археологии – надо следить за языком.

Вернувшись в Витс, я заполнил заявление на получение разрешения и связался с владельцами участка земли, на котором была найдена окаменелость. Мы договорились о встрече; владельцы участка приняли новость с энтузиазмом и дали разрешение на проведение поисковых работ на их земле.

Откинувшись в кресле, я стал разглядывать окаменелость: она была цвета апельсина в шоколаде, сквозь тонкий слой камня отчетливо проглядывали очертания челюсти с заметно выступающим клыком. Жемчужно-белый зуб сохранился просто великолепно. Поскольку коронка зуба была практически чистой, без сильных потертостей и сколов, можно было заключить, что зуб принадлежал, скорее всего, юноше. Я принялся осматривать другие кости, бывшие в этой крупной окаменелости. Ключица находилась в камне в горизонтальном положении; она была оранжевого цвета, около 10 сантиметров в длину. Рядом находился поперечный обломок локтевой кости, и еще чуть дальше – обломок ребра. Все кости, без сомнения, принадлежали древнему человеку. Неужели весь плечевой пояс целиком скрывается в этом камне?

Но какому из видов древнего человека принадлежали эти останки? Я стал пристально изучать зуб: из того, что я мог видеть, зуб казался наиболее надежным в ответе на данный вопрос. Клык был небольшого размера, коронка была простой формы – совсем не похожей на, скажем, огромный клык Australopithecus africanus из пещеры Стеркфонтейн. И он был совсем не похож на клыки массивных австралопитеков. У тех клыки заметно меньше, чем этот, квадратной формы.

Ключица, торчавшая из камня, которую нашел Мэттью

Я задумчиво покачал головой: все эти вопросы придется отложить до того момента, пока окаменелости не будут аккуратно извлечены из камня. Это даст более диагностически ценные части, например премоляры, моляры и, возможно, даже части черепной коробки. Извлечение костных останков из блоков брекчии – задача крайне трудоемкая, требующая аккуратности и мастерства. Этот процесс называется препарирование: окаменелость действительно готовят к исследованию. Иногда в целях лучшей сохранности костного материала бывает лучше извлекать из камня кость не целиком, а лишь частично. Для очистки костей от брекчии используются специальные граверные станки с пневматическим приводом. Рабочая часть инструмента представляет собой заостренный наконечник из вольфрама; при подаче сжатого воздуха в трубку станка наконечник начинает совершать колебания вверх и вниз с амплитудой в несколько микрон. Можно представить себе муравья, который изобрел перфораторный молоток и с его помощью, производя микроскопические колебания, снимает один тончайший слой крошащейся брекчии за другим, постепенно освобождая кости от камня. Каждый этап препарирования постоянно отслеживается через бинокулярный микроскоп, чтобы регулировать вибрацию вольфрамового наконечника и не повредить при очистке саму кость. Часто на наработку необходимого опыта уходит более двух лет препарирования менее ценных окаменелостей, прежде чем специалист сможет приступить к работе с действительно серьезными находками, вроде костей гомининов.

Препарирование окаменелостей – дело не для слабых духом: здесь требуется необычайно крепкая выдержка, ведь порой, чтобы очистить находку от камня, приходится тратить тысячи и тысячи рабочих часов. Также не все способны переносить нескончаемое жужжание граверного станка: лаборатория препаровки в Витсе, где множество специалистов работает со своими окаменелостями одновременно, звучит как чудовищный рой гигантских пчел. Ученые часто не любят это жужжание, а мне оно страшно нравится, ибо сулит будущее открытие.

Я встретился с Чарльтоном Дьюбом, специалистом-препаратором окаменелостей из Института палеоантропологических исследований Бернарда Прайса (ныне – Институт эволюции человека). Он согласился работать с моей брекчией, однако оговорил, что ему придется выполнять эту работу сверхурочно. Бюджет мой был более чем скромен, но, несмотря на это, наскрести необходимую сумму мне все же удалось. Мы договорились о стратегии: было решено начать очистку с нижней челюсти. Я оставил ему окаменелость; теперь нужно было только ждать результатов препарирования и разрешения на начало раскопок.

Через несколько дней я навестил Чарльтона в лаборатории. У меня дух захватило от увиденного: из камня на моих глазах появлялась прекрасная челюсть с несколькими молярами! Судя по форме камня под челюстью, ожидания не обманули меня – внутри камня были и другие кости!

* * *

Спустя две недели я с разрешением на раскопки в кармане шагал по старой шахтерской дороге. Это местонахождение ныне известно под номером U.W. 88 – то есть 88-е местонахождение в базе Витса. Около дюжины человек сопровождали нас с Джобом Кибии.

Я улыбнулся про себя, подумав, что столь обширная команда так быстро набралась нам в помощь оттого, что палеоантропологам весьма редко предоставляется шанс обнаружить что-то, так сказать, в живой природе. А ведь мы шли к месту, где девятилетний мальчишка нашел окаменелость минуты за полторы. Почему же не справиться целой команде ученых? Словом, настрой был весьма оптимистичный.

В высокой, уже отсыхающей траве старая шахтерская дорога была едва различима. Пока она вела прямо, мы шли под прямыми лучами утреннего солнца, но вот она свернула в тень рощицы из масличных и каркасных деревьев. Справа от тропы находилось углубление в породе метров трех в глубину и метров пяти в диаметре. Благодаря тому что стенки этой маленькой шахты были практически вертикальными, было хорошо видно, что они покрыты темно-коричневым слоем почвы и брекчии. Деревья росли в точности вокруг нее. В сторону от нее под ногами снова оказывалась зубчатая каменистая дорога из местной известняковой породы, перемежающаяся расщелинами глубиной по колено, заросшими кустарником и травой. От основной дороги ответвлялись несколько узеньких тропок. Словом, идти было удобнее всего по проложенной когда-то шахтерами дороге. Метрах в двадцати от ямы находился тот самый пень, в который ударило молнией, где Мэтт и нашел свою окаменелость.

Началось исследование территории. Команда рассредоточилась: все начали переворачивать и изучать всякий замеченный булыжник, спускаться в шахту и тому подобное. Однако, несмотря на все усилия, мы так ничего и не нашли. Какие-то незначительные фрагменты нам, конечно, попадались, но они были в таком плохом состоянии, что их невозможно было идентифицировать. Настоящей удачей было бы найти, например, парочку зубов, но об этом оставалось только мечтать. Одним словом, мы не нашли ни одной посткраниальной – то есть любой анатомически расположенной под черепом – кости древнего человека. Создавалось впечатление, что, кроме множества костей антилоп, которых везде здесь была целая уйма, на местонахождении U.W. 88 нет больше ничего. Как будто находка девятилетнего мальчика была скорее плодом невероятной магии, чем результатом точного расчета вкупе с удачей.

Около десяти утра было решено прервать поиски. Мы расположились на привал под ветвистым каркасом. Но кусок не лез мне в горло – я был огорошен неудачей. «А что если кусок брекчии, найденный Мэттом, был вообще не из этой пещеры?» – подумал я. Ведь он нашел окаменелость в 20 метрах отсюда – расстояние довольно существенное. Что если ту брекчию некогда достали с прочими кусками взорванной породы шахтеры из пещеры, находящейся где-нибудь выше по холму, а затем этот блок просто вывалился из вагонетки и укатился вниз?

Встав у края ямы, я прикинул расстояние до места, где Мэтт нашел окаменелость, и задумался: как этот кусок брекчии мог попасть туда, к дереву, в которое ударила молния? Я пытался вообразить себе то, что происходило здесь сотню или даже больше лет назад: как сильным динамитным взрывом куски породы выбрасывало на поверхность. Я представлял себе шахтеров, спускающихся в шахту, заваленную обломками, и поднимающих их наверх. Эти обломки и по сей день были на том же месте – сваленные грудами у краев шахты. В этот самый момент яркие солнечные лучи, впервые пробившись сквозь густую листву, упали на дальнюю стенку ямы. Невольно залюбовавшись этим холодным солнечным светом, я внезапно осознал, что смотрю прямо на плечевую кость гоминина.

Не веря собственным глазам, я сначала моргнул, а затем прищурился, чтобы лучше видеть: это была несомненная плечевая кость древнего человека. Я ведь защитил диссертацию по строению плечевого пояса древнего человека, так что мог бы узнать ее из тысяч! Удивительно: ведь мы несколько раз этим утром обследовали стенки ямы… Но глаза не обманывали меня.

В этот раз я сдержался и промолчал.

Медленно, не отводя глаз от находки, я начал спускаться. Оказавшись на дне, услыхал голоса коллег наверху, но все мое внимание было сосредоточено на кости. Подойдя вплотную, я наконец разглядел ее: поросшая тонким слоем лишайника со мхом, головка прекрасно сохранившейся кости торчала из камня. А прямо под плечевой костью находился тонкий обломок лопатки. Это, наверное, было плечо древнего человека, останки которого обнаружил Мэттью!

Я стал ощупывать стенки вокруг костей: это был не камень, скорее спрессованный грунт. Вероятно, благодаря мхам и лишайникам пласт брекчии в этом месте лишился кальция. Надавив пальцами на стенки сильнее, мне удалось сковырнуть два кусочка породы. Но это были вовсе не куски породы! На ладони у меня лежали два настоящих зуба гоминина!

Теперь уже я не мог молчать.

У пещеры начали собираться члены команды.

Я заорал, чтобы все внимательно смотрели под ноги, что материал стен очень хрупкий и сыпучий и можно, не заметив, раздавить какую-нибудь кость. Все в недоумении переводили взгляд с плечевой кости на обломок лопатки и на зубы у меня в руке.

Итальянский археолог Лука Поллароло хотел было поднять лежавший у моих ног крупный камень.

– Стой! – Я закричал так, что Лука вздрогнул от неожиданности.

Когда тот поднимал камень, я что-то заметил на его нижней части: этим «чем-то» оказался бедренный сустав, принадлежавший, очевидно, молодому индивиду, поскольку две составляющие его части сидели недостаточно плотно друг к другу, что указывало на то, что на момент смерти индивид находился в процессе взросления.

Какая причудливая игра фортуны, думал я. Несомненно, и плечевые, и бедренные кости принадлежали тому же подростку, челюсть которого нашел две недели назад Мэтт. Удивительно – чуть ли не целый скелет гоминина, найденный, как говорят геологи, «в условиях первоначального залегания», где он пролежал какие-то бесчисленные столетия.

Свою ошибку я осознал лишь четыре недели спустя.

ГЛАВА 10

К началу октября 2008 года коллекция ископаемых останков подростка, обнаруженного Мэттом, как я тогда решил, довольно существенно разрослась. Наша исследовательская команда теперь была столь малочисленна, что у нас даже не было отдельной лаборатории, вместо которой использовалась половина помещения моего рабочего офиса. Я настелил отрез бархата на большой дубовый стол, чтобы не повредить хрупкие кости, – этот стол стал моим рабочим уголком. Сюда же я перенес небольшой несгораемый сейф для хранения найденных окаменелостей.

Местонахождению U.W. 88 я дал название Малапа – «мой дом» в переводе с местного наречия сесото. Это имя мне показалось очень удачным не только потому, что в Южной Африке множество носителей сесото, но и потому, что сесото – второй после английского официальный язык Университета Витса. Раскопки Малапы должны были начаться вскоре, и я продумывал их план, решая, где бы удобнее было начать геодезические съемки и тому подобные вещи.

Первое: необходимо было картографировать местонахождение, а затем исследовать в лаборатории блоки брекчии, поднятые на поверхность шахтерами. Зафиксировав координаты большого куска брекчии с плечевой костью и лопаткой, мы аккуратно вырезали его из стенки шахты, чтобы затем доставить в лабораторию для препарирования.

Каждое следующее утро я навещал лабораторию препаровки. Теперь я нанимал уже пятерых препараторов из Института Бернарда Прайса, так что вокруг постепенно выходящего из камня скелета наперебой галдела и жужжала смешанная команда из двух институтов. Я был полон энтузиазма: день ото дня камень все меньше сковывал древние кости.

Одна косточка за другой, и небольшой скелет все яснее и яснее приобретал свои очертания на дубовом столе.

Сначала появилась полностью препарированная для исследования нижняя челюсть, следом за ней подоспел фрагмент подбородка и клык. Затем были готовы фрагменты верхних конечностей и несколько позвонков. И наконец из лаборатории пришла половина тазового пояса, после чего стало окончательно ясно, что этот древний человек передвигался на двух ногах. Бедренная кость, обнаруженная тогда, положила начало фрагментам нижних конечностей. За ней последовали препарированные из того же блока брекчии пальцы ног и фрагменты ребер. Спустя некоторое время этот прекрасный небольшой скелет уже мог бы (если бы не полное отсутствие фрагментов черепа – кроме челюсти) посоперничать со знаменитым скелетом Люси.

Найденная на местонахождении Малапа нижняя челюсть после препарирования

Затем Чарльтон принялся за большой блок брекчии с плечевой костью и лопаткой. Именно в этот день я понял ошибочность предположения, что эти кости также принадлежали скелету подростка, которого обнаружил Мэттью, – ведь кости детей и подростков связываются посредством так называемой эпифизарной пластинки (еще называемой хрящевой пластинкой роста). Когда кость достигает нужного размера, пластинка роста окостеневает, замещаясь эпифизарной линией. Следовательно, кость без всякого намека на хрящевые пластинки – как, например, эта плечевая кость из брекчии – должна была принадлежать взрослому индивиду. Впрочем, о том, что индивидов должно быть несколько, я уже знал: те два зуба, найденные мною в шахте, также принадлежали взрослому древнему человеку. Теперь же к ним добавилось еще несколько костных останков.

Честно говоря, ожидать, что на столь небольшом клочке земли мы найдем даже не один, а целых два скелета, было довольно-таки странно. Никогда за всю историю палеоантропологических исследований в Африке два скелета не были найдены на сколь-нибудь близком расстоянии друг от друга. Конечно, тут и там находят порой скопление костных останков нескольких индивидов; вероятно, самое известное из них – это AL 333, так называемая первая семья из Хадара, где были обнаружены фрагменты индивидов вида Люси – Australopithecus afarensis. Но еще раз: нигде и никогда не было такого, чтобы два практически полных скелета были обнаружены совсем рядом друг с другом на столь небольшом расстоянии.

Здесь же все было ясно: в местонахождении Малапа действительно было найдено два скелета. По мере препарирования Чарльтоном второго скелета я все больше радовался фантастической сохранности его костей: из камня начинала появляться целая, всамделишная рука! А вдруг на ее конце окажется еще и кисть? Оставалось лишь ждать…

Сидя у себя в офисе, глядя на разложенный на столе скелет, я пытался выстроить план дальнейших действий. С чего начать, как подступиться? Очевидно, в одиночку выполнить такую задачу невозможно. Материал слишком специфический, а работы с ним необходимо провести очень много. Понадобилась бы целая команда ученых-экспертов, чтобы четко проанализировать и интерпретировать все находки и местонахождение.

Я размышлял о находках схожей величины в истории палеоантропологии: в 1970–1980-х годах ученые, совершившие подобное открытие, обычно вскоре публиковали его описание. Знаменитую Люси, например, нашли в ноябре 1974 года, и уже через 16 месяцев Дональд Йохансон и Морис Тайеб опубликовали ее краткое описание. Самая известная находка команды Ричарда Лики – «мальчик из Турканы» – был найден в 1984 году, а его первое описание было опубликовано уже на следующий год. Исследовательской работы с этими находками было огромное количество – на годы и годы вперед, однако считалось, что базовое научное описание находки должно быть опубликовано как можно раньше. Ведь если уж на то пошло, Раймонд Дарт на рассвете африканской палеоантропологии опубликовал описание таунгского ребенка спустя какие-то месяцы после освобождения черепа от слоя камня.

Но в наши дни, на заре 2000-х годов, понимание научного метода несколько изменилось. Вместо быстрой публикации описания находки и последующего ее исследования многие крупные ученые предпочитали годами держать свои открытия в тайне, чтобы потом опубликовать крупную монографию о них. К примеру, все научное сообщество было в курсе, что Тим Уайт и его команда еще в середине 1990-х обнаружили частичный скелет Ardipithecus ramidus, однако с тех пор, кроме нескольких туманных комментариев, о находке ничего не слышно (в 2009 году описание скелета наконец было опубликовано). Или, скажем, находка «Маленькой Стопы»: ее обнаружили в 1997 году в пещере Стеркфонтейн[15]15
  Первые фрагменты были найдены еще в 1978 году (некоторые статьи указывают 1980 год). Это были кости стопы, которые определили как принадлежащие мартышке. В 1994 году Кларк и Тобиас обнаружили их в ящиках с костями млекопитающих и определили, что эти фрагменты принадлежат австралопитеку. В 1997 году обнаружили место, где лежал скелет, и начались его раскопки, продолжавшиеся вплоть до 2018 года. Прим. науч. ред.


[Закрыть], и вот, спустя уже больше десяти лет, никто за пределами исследовательской группы понятия не имеет о ходе исследований. Для ученых, совершивших эти находки, было делом первостепенной важности застолбить их за собой и своей исследовательской группой. Конечно, вне всяких сомнений, эти люди руководствовались желанием выполнить исследовательскую работу на как можно более высоком уровне. И как знать – вполне возможно, что все эти годы были необходимым условием тщательной научно-исследовательской работы. Но дело в том, что этому примеру массово начали следовать практически все исследовательские группы.

Находки из Малапы также были крайне сложными в плане препарирования – каждая из них требовала многих и многих часов кропотливой работы. Несомненно, понадобились бы долгие годы работы для более или менее полной интерпретации всего местонахождения и всех останков гомининов, обнаруженных там. Стоило ли ждать с публикацией, пока из брекчии будут вынуты все кости этого скелета? Почти каждый день из лаборатории приходили все новые и новые препарированные фрагменты – и непохоже было, чтобы этот поток в скором времени иссяк.

В 2003 году я ратовал за предоставление открытого доступа всем ученым к южноафриканским окаменелостям – и получил за это изрядную долю критики. Противники такого подхода говорили, что я предлагаю пустить по ветру то, что потом и кровью было достигнуто другими. Очевидно, что к находкам из Малапы это ни в коей мере не относилось. Глядя на скелет, лежащий на столе, и думая о многих часах работы, посвященных каждому его фрагменту, я уже знал, что должен довериться своим инстинктам. Я просто не мог себе позволить скрывать эти находки от научного сообщества на протяжении долгих лет.

Вместе с тем работать в одиночку я тоже не мог: мне была нужна команда.

* * *

С Полом Дирксом мы сотрудничали на протяжении многих лет, что я исследовал Колыбель, – я хотел, чтобы он возглавил геологическое направление работ. Со Стивом Черчиллем мы познакомились, еще когда оба только защищали диссертации, и с тех пор работали вместе много раз; последним нашим проектом была как раз экспедиция на Палау – мы вместе работали над описанием обнаруженных там костных останков. Стив – один из крупнейших в мире экспертов по посткраниальным костям древних людей, так что выбор его как главы этого направления был абсолютно логичным. Также мне хотелось привлечь к работе Дэррила де Ройтера; он прибыл в Южную Африку из Канады в середине 1990-х сначала как студент-волонтер, а затем как мой аспирант. На протяжении последних нескольких лет он работал над исследованием черепов и зубов гомининов, обнаруженных в Южной Африке. Я доверял Дэррилу как самому себе и был уверен, что он великолепно справится с описанием нижней челюсти и тех двух зубов.

11 октября 2008 года я отправил Стиву и Дэррилу письмо по электронной почте, присовокупив к нему несколько фотографий; в теме письма я написал просто «Гоминиды».

Спустя пару часов я получил восторженные ответы от обоих. Изучив фотографию нижней челюсти, они оба написали, что она похожа на челюсть австралопитека. Чтобы не исказить первое впечатление, которое, конечно, могло быть несколько обманчивым, я не стал прилагать к изображениям размерную шкалу. Но я оценил, что они сразу настроились на нужный лад, пустив первые же свои мысли на поиски решения проблемы. Да и догадки их были не столь уж неправдоподобными: если в Колыбели находят останки древних людей, то зачастую – именно австралопитеков. Впрочем, за последующую пару недель работы с изображениями они оба изменили свои выводы, высказавшись в духе того, что эта нижняя челюсть была «чем-то особенным».

Примерно в то же время мне позвонил другой мой давний друг и коллега – Петер Шмид из Цюриха: мы несколько раз с ним организовывали учебные полевые школы в Южной Африке, и он хотел обсудить возможность устроить еще одну и в этом году, так как его студентам очень понравилось работать в Глэдисвэйле.

Я перебил его:

– Я хочу кое-что показать тебе…

Спустя две недели мы стояли с ним в моем кабинете. Петер скептически смотрел на стол с окаменелостями, скрытыми под бархатной тканью.

Петер – специалист по сравнительной анатомии – был, что называется, ученым старой школы. Жизнерадостный весельчак в жизни, он был до крайности серьезен во всем, что касалось его науки. Выражение его лица говорило о том, что он немногого ожидал от того, что я ему сейчас покажу. Он потом сказал мне, что думал увидеть обломок ключицы и пару зубов.

Лукаво улыбаясь, я сунул руку под бархат и действительно достал ключицу, но только целую, найденную Мэттью. Брови Петера взметнулись:

– Ничего себе! – воскликнул он.

Я уже говорил выше, что зачастую в палеоантропологии нет места высоким ожиданиям.

Следом за ключицей я выудил из-под ткани челюстную кость; при ее появлении Петер удивленно округлил глаза:

– Боже мой… – едва слышно произнес он.

Улыбаясь, я молча ждал, пока он тщательно изучит находку.

Несколько раз осмотрев ее со всех сторон, он произнес:

– Такие маленькие зубы…

Я кивнул вместо ответа: мне хотелось выслушать его первое впечатление и сравнить со своими мыслями, которые я формулировал последние несколько недель или даже месяцев.

– Они похожи на зубы Homo, – наконец произнес он.

Вновь кивнув, я добавил:

– Кроме пропорций зубов. Они примитивные.

Я имел в виду, что размеры зубов этой челюсти весьма отличались от зубов современного человека, когда первые моляры самые крупные, а последующие уменьшаются. Челюсть из Малапы демонстрировала обратную модель: самыми крупными коренными были именно задние зубы.

– Да, как у австралопитека, – согласился Петер.

– Это еще не все, – сказал я и вынул обломок плечевой, а вслед за ней и локтевой кости. Петер стоял как громом пораженный, не в силах вымолвить ни слова, переводя взгляд с одной кости на другую. Чтобы наконец положить конец его страданиям, я медленным движением снял ткань со стола, открывая его взору все остальные кости скелета.

Мне часто тогда доводилось слышать бранные слова от людей, которым я демонстрировал эти находки…

– Погоди, ты еще второго не видел… – вкрадчиво произнес я, когда Петер несколько оправился от шока.

– Есть еще и второй?! – И уставился на меня как на умалишенного.

* * *

Итак, костяк команды был набран; теперь нужны были препараторы и лаборанты – а значит, и деньги. Очевидно, раскопки в Малапе должны были быть развернуты как полноформатный проект.

В ноябре посмотреть находки из Малапы прибыл Альберт ван Яарсвельд – тогда вице-президент и управляющий директор Национального центра научных исследований Южной Африки, главного органа финансирования научных проектов страны. Увидев уложенный на моем столе скелет, он тотчас одобрил резервное финансирование проекта на полгода вперед, благодаря чему можно было начинать нанимать специалистов-препараторов и прочих членов группы. Вслед за Национальным центром значительное финансирование проекту выделил и фонд помощи антропологическим исследованиям PAST.

Нам требовалось много высококлассных специалистов по препарированию окаменелостей; начальником лаборатории я назначил известную и своим неистовым характером, и научными дарованиями южноафриканку Селесту Йейтс.

Тогда же, в конце 2008 и начале 2009 года, пока все мое внимание было приковано к окаменелостям Малапы, университет объединял факультеты с целью создания чего-то вроде научно-исследовательского «суперинститута» палеонаук. В начале января 2008 года в Витсе собралась большая рабочая группа ученых из разных стран, поставив перед собой задачу описать посткраниальные останки, найденные в Стеркфонтейне за последние 30 лет. Работа группы должна была вылиться в книгу с подробным описанием всех этих находок. Мне эта идея не понравилась сразу, и я озвучил свое несогласие. Идея выпустить научную работу именно сейчас казалась неуместной и плохо продуманной. Очевидно, что скелет «Маленькой Стопы», например, был невероятно важен для понимания и интерпретации всех прочих находок из Стеркфонтейна, однако он до сих пор был недоступен для исследователей. Эволюция человека – наука сугубо сравнительная; уже было совершенно понятно, что скелеты из Малапы тоже невероятно важны – для понимания и интерпретации находок из Стеркфонтейна. С таким огромным составом участников, в основном не имеющих отношения к Витсу или Южной Африке, вся эта работа была скорее похожа на большое коллективное упражнение по анализу данных, не несущее особой научной пользы. Мое мнение, однако, натолкнулось на стену глухого непонимания.

Так что я решил не участвовать в деятельности научной группы и сфокусировать все свое внимание на непрекращающемся потоке поразительных находок из Малапы. Чтобы избавить голову от лишних мыслей, я как раз туда и отправился. Стоя у края пещеры, я твердо решил, что все прочее нужно просто отбросить. Настоящее дело было здесь.