Текст книги "Дважды благословенная"

Ли Бристол
Дважды благословенная

Глава 1

Техас, 1878 год

Пустыня на рассвете выглядела мертвой, серой и плоской. Куда ни глянь – унылый однообразный пейзаж, и даже редкие тени, отбрасываемые чахлыми кустами, казались какими-то призрачными, нереальными. Это место идеально подходило для того, чтобы здесь умереть.

Под пыльным деревом стояли трое. Двое были пешие, третий – на коне. С одной из ветвей свешивалась петля. Фырканье лошадей ярдах в двадцати от дерева было единственным звуком, нарушавшим тишину. Костер давно потух, и даже дым от него уже не поднимался.

Наконец появился четвертый, которого все ждали. Под уздцы он вел лошадь с сидевшим на ней человеком. Лошадь была огромной, и всадник был ей под стать – высокий, широкоплечий, с загорелым и обветренным лицом, с мускулистыми руками и крепкими бедрами, явно привыкший к верховой езде. Он был без шляпы, и волосы цвета меди касались воротника. В глазах не было ни страха, ни отчаяния – они казались такими же бесцветно-серыми, как рассвет в пустыне, хотя на самом деле были зеленого цвета. Итан Кантрелл прямо сидел в седле, неподвижно глядя в одну точку. Его связанные руки болтались спереди. Сейчас он будет повешен.

Ведший лошадь под уздцы остановил ее в тени под деревом. По-прежнему не оборачиваясь, Итан боковым зрением видел, как капитан Лон Фоукс остановил свою лошадь рядом с ним.

Десять лет Итан служил этому человеку, сражался с ним плечом к плечу, не раз рисковал жизнью ради него. Теперь Итан сознательно не хотел встретиться с Лоном взглядом.

Протянув руку, капитан сорвал с груди Итана значок и бросил его на землю. Лишь сейчас, увидев эту эмблему – круг со звездой – в пыли, Итан, казалось, осознал, что она значит для него. Эмблема техасских рейнджеров[1]1
  Рейнджер – полицейский из специального конного патрульного подразделения в сельской местности, главным образом на Среднем Западе. – Примеч. пер.


[Закрыть] – самых лучших, самых сильных, самых храбрых. Символ всей жизни Итана Кантрелла.

Резким движением словно не слушающихся его рук Фоукс набросил петлю на шею бывшего лейтенанта. Но Итан словно не почувствовал веревки. Его взгляд был по-прежнему прокован к валявшемуся в пыли значку.

Капитан отъехал на несколько шагов, и вперед выступил Кэл Бэнкс с Библией в руках. Узкое лицо Кэла было мрачным и напряженным, в глазах – скорбь и стыд. Те же чувства Итан читал во взглядах всех остальных – презрение, сожаление, гнев, смешанные с некоторой долей удивления. Все избегали взгляда Итана, словно чего-то нечистого.

– Итан Кантрелл, – откашлявшись, начал Кэл, – именем закона штата Техас и решением этих людей за преступления против упомянутого закона ты приговариваешься к смертной казни путем повешения… – Голос Кэла сорвался. Он опустил взгляд, отрешенно уставившись на Библию в руках. – Черт бы тебя побрал, Итан! – пробормотал он себе под нос и снова поднял глаза на ожидавшего казни: – Я давно тебя знаю, Итан Кантрелл, и всегда считал, что ты стоишь многих. Не думал я, что мне придется дожить до такого позора! Ты опозорил честь рейнджера, и по всем законам – божеским и человеческим – тебя следует повесить. И все равно мне тебя чертовски жалко!

Лицо Кэла напряглось еще сильнее, взгляд стал жестким.

– Да кончайте уж, что ли! – махнул он рукой.

Кэл отошел в сторону, и по сигналу капитана человек, державший лошадь под уздцы, рванул ее из-под Итана.

Но то, что произошло в следующий момент, было настолько неожиданным, что никто не успел ничего понять. Словно ниоткуда, прогремел выстрел, веревка лопнула в том самом месте, где она была привязана к дереву, и Итан упал лицом вниз. Затем – бешеный стук копыт и облако пыли, поднявшееся в один момент, казалось, до самого неба. Когда пыль улеглась, ни Итана, ни Лона не было.

Веревка по-прежнему была у Итана на шее, руки все еще связаны, но он не стал тратить время на то, чтобы освободиться от пут, как не думал и о погоне, которая, должно быть, уже шла за его спиной. Все его мысли и силы были заняты одним – пригибаться как можно ниже и неустанно торопить и без того несущегося на предельной скорости коня. Итан словно слился с конем воедино – от этого животного сейчас полностью зависела его жизнь, счет шел на секунды. Итан почти не слышал выстрелов сзади, хотя одна пуля просвистела у самого его уха. Прижав лицо к гриве мустанга, Итан вдыхал запах его кожи и пота, чувствовал стальное напряжение мускулов на кряжистой конской шее. Стук бешено колотившегося сердца всадника сливался со звуком летящих копыт.

Верный, испытанный скакун слушался каждого слова Итана, каждого касания шпор. Итан вел лошадь почти автоматически, минуя острые камни и другие опасности на пути. Наконец сквозь застилавший глаза пот Итан различил маячившие впереди ворота. Солнце уже успело подняться достаточно высоко, внося скудные краски в серый пейзаж.

И вот ворота остались позади. Не успел взмыленный мустанг остановиться, как Итан, напрягая последние силы, свалился с седла, успев лишь дернуть ногами, чтобы освободить их от стремян.

Всего одна секунда потребовалась Итану, чтобы вскочить на ноги. Он протер глаза тыльной стороной ладони – и прямо на него уставилось зияющее дуло «кольта».

Взгляд капитана Лона Фоукса был таким же смертельно-холодным, как и вороненая сталь его револьвера. С минуту Итан и капитан неподвижно смотрели друг на друга. Наконец Фоукс медленно опустил «кольт».

– Было трудно? – спросил его Итан.

– Все произошло точно по плану. – Лон шагнул к Итану и стал развязывать его руки. – По моим расчетам, десять минут у них ушло на то, чтобы оседлать лошадей, да еще двадцать минут .мы выиграли, запутав след. Черт побери, Итан, хотел бы я научиться так ловко запутывать следы, как умеешь это ты!

Освободившись наконец от веревок, Итан потер онемевшие запястья.

– Черт побери, – пробормотал он, снимая с шеи петлю, – слава Богу, выстрел Джо подоспел вовремя! Еще бы секунда – и я бы сейчас уже был на том свете!

– Надеюсь, ты хотя бы успел перед смертью помолиться? – усмехнулся Лон. – Это могло бы тебе пригодиться на тот случай, если бы мы не успели.

Лошадь Итана, отбежав на несколько ярдов, остановилась. Итан подошел к ней, чтобы снять седло. Закончив, он любовно потрепал мустанга по шее, словно благодаря за неоценимую услугу. Лон тем временем распаковал седельную сумку. Когда Итан вернулся, Фоукс протянул ему его шляпу, и Итан, наполнив ее водой из своей фляжки, напоил разгоряченного мустанга. Капитан отдал Итану ремень с кобурой, и тот немедленно определил его на место. Затем Фоукс извлек «винчестер», спрятанный в его скатанном походном одеяле, и передал его Итану. Тот улыбнулся, почувствовав привычную холодную тяжесть стали в руке.

Последним, что принял Итан от старого друга, была довольно увесистая пачка долларов. Итак, все было сделано. Теперь им не оставалось ничего, кроме как сесть на лошадей и попрощаться. Однако оба медлили, пристально глядя друг на друга.

– Дай Бог, – произнес наконец капитан, – чтобы ты оказался прав. Слишком многое от этого зависит.

Глаза Итана сузились.

– Я это знаю. Поэтому и действую в одиночку. Если я не прав, то никто об этом не узнает, и рейнджеры не будут в этом замешаны. – Лицо его напряглось, но взгляд оживился. – Но я верю, – твердо произнес он, – что я прав.

– Ты сильно рискуешь, Итан. Тот чуть заметно улыбнулся.

– Можно подумать, Лон, будто я впервые в жизни сильно рискую!

Лон тяжело вздохнул и рассеянно провел рукой по волосам. Взгляд его был устремлен куда-то за спину Итана.

– Черт побери, Итан. – Губы капитана исказила кривая улыбка. – Будь я поумнее, я бы, пожалуй, пристрелил тебя минуту назад! Это избавило бы нас обоих от многих неприятностей!

– Будь мы оба с тобой поумнее, ни я, ни ты не втянулись бы в это дело. – Нахлобучив шляпу, Итан занялся своей лошадью.

– Итан! – Кантрелл обернулся.

Взгляд капитана был мрачнее тучи:

– Я знаю, почему ты это делаешь. И вот что я тебе скажу: если бы дело касалось не Кэмпа Мередита, а кого-то другого, я бы точно тебя пристрелил. Дай только Бог, чтобы ты оказался прав. Твоя ошибка будет слишком дорого стоить.

– Я знаю, что делаю, – нетерпеливо произнес Итан.

– Мой тебе совет, – проговорил Фоукс, – забудь лучше о личной неприязни к этому человеку. Относись к этому просто как к работе.

На минуту что-то блеснуло в глазах Итана, но тут же угасло. Лицо его снова стало спокойным и решительным.

– Будь другом, Л он, позаботься о том, чтобы твои ребята не сидели у меня на хвосте. С остальным я и сам справлюсь. – Он посмотрел на Лона немного мягче. – Не волнуйся. Я буду осторожен.

Вдев ногу в стремя, Итан легко взобрался на лошадь.

– Пожалуй, без меня здесь будет скучновато. Так что я вернусь.

Отсалютовав капитану, он пришпорил лошадь.

Лон Фоукс смотрел ему вслед. Плечи его опустились, на лбу залегла глубокая складка. Когда же фигура Итана скрылась за облаком пыли, капитан распрямился, поправил ремешок шляпы и сел на коня. Его тоже ждала работа.

Викторию Мередит трудно было назвать самой красивой девушкой в Новом Орлеане и даже самой красивой в этом бальном зале – высокая, худощавая, с едва наметившейся грудью. Волосы цвета яркой моркови, а вместо загара безжалостное солнце Ныо-Мексико покрыло ее лицо и плечи густой сетью веснушек. Лицо казалось слишком узким, а нос, пожалуй, немного острым. Хороши были лишь огромные, выразительные глаза. Когда Виктория была в гневе, эти глаза могли метать такие молнии, что даже самым стойким мужчинам становилось не по себе. Но сейчас эти глаза горели не от гнева, а от возбуждения, а щеки, обычно довольно бледные, раскраснелись от танца. В белом газовом платье с шуршащими юбками, с волосами, уложенными в пышную прическу, Тори Мередит ощущала себя первой красавицей. Ей казалось, что она не ступает по полу, а порхает по воздуху.

Виктории было девятнадцать, но, пожалуй, сейчас она впервые была предоставлена самой себе – с тех самых пор как двенадцатилетней девочкой переехала к отцу в Ныо-Мексико после смерти матери. Сюда, в Новый Орлеан, она приехала месяц назад на свадьбу своей кузины Селии, и этот месяц оказался для нее нескончаемым водоворотом балов, приемов и вечеринок. Все это было так не похоже на однообразную жизнь на ранчо, что казалось Тори волшебным сном.

Не то чтобы дома ей чего-нибудь не хватало… Уже одно то, что она была дочерью Кэмпа Мередита, говорило о многом. Все до одного ковбои в городке были с ней подчеркнуто галантны, а торговки в лавках удивительно вежливы и из кожи вон лезли, чтобы ей угодить. Тори была частой гостьей в доме самого губернатора, и ей даже нередко приходилось встречать свое имя в местной газете. Парни на любой вечеринке буквально в очередь выстраивались, чтобы потанцевать с ней, даже зная, что завтра Тори снова сменит пышные шелка на более привычные ей кожаные ковбойские брюки и будет снова носиться по ранчо в пыльном седле, отдавая им приказания.

Впрочем, Тори отнюдь не собиралась прожить всю жизнь эдаким мужчиной в юбке, и иногда она все же тосковала по более подходящему для девушки образу жизни, который она вела, когда еще жила с матерью. Но Тори была из тех, кто при необходимости легко привыкал к любым условиям. Жизнь на ранчо волей-неволей требовала вещей, которые благородные дамы из Виргинии, где прошло детство Тори, нашли бы шокирующими, но Тори принимала это как неизбежность.

Однако сейчас, в Новом Орлеане, Тори чувствовала себя словно снова погруженной в тот мир, который окружал ее в детстве. Что ни говори, приятно все-таки понежиться в постели до полудня или пить шоколад из чашки на серебряном подносе. Приятно одеваться в роскошные, шелковые платья, сшитые по последней моде, носить перчатки и обмахиваться веером. Приятно, когда элегантные молодые люди при встрече с тобой на улице приподнимают шляпы или останавливают свои экипажи, чтобы поболтать. А какие изысканные светские разговоры они умеют вести! При этом ни дня не проходило без того, чтобы утром Тори не обнаружила бы в своей гостиной букета цветов или коробки конфет от кого-нибудь из новых знакомых.

Никто не мог похвастаться таким тонким умением светского обращения с дамами, как мужчины из Нового Орлеана, а те, в свою очередь, были без ума от рыжеволосой дикарки с Запада. Разумеется, Тори достаточно хорошо осознавала, что в какой-то степени столь пристальное внимание со стороны мужчин было обусловлено тем, что ее отец – известный и богатый плантатор, однако она старалась не думать об этом. Зачем, если все мужчины вокруг смотрят на тебя с таким восхищением? Здесь, в Новом Орлеане, Тори впервые начала понимать, что в том, чтобы быть женщиной, тоже есть определенные преимущества.

Впрочем, не странно ли, что из всех мужчин, с которыми Тори познакомилась в этом далеком городе, более всех ее привлекал тот, с кем она почти всю жизнь прожила по соседству и о ком знала с детства, но встретила впервые лишь здесь? Из того, что она привыкла слышать от отца об этом человеке, можно было заключить, что у того как минимум имеются рога и хвост. Реальный же дон Диего, Салинас де Ортега, как оказалось, не имел ничего общего с ужасным портретом, созданным ее отцом.

Реальный дон Диего смотрел сейчас на нее из своего угла с нескрываемым обожанием. Тори игриво помахала ему веером – этому она научилась у своих кузин – и, в свою очередь, бросила на него томно-кокетливый взгляд. Как мало, оказывается, нужно для счастья – быть девятнадцатилетней и чувствовать, что самый привлекательный мужчина на балу весь вечер смотрит только на тебя.

– Виктория Хелен Мередит! – послышался за ее спиной притворно-строгий голос. – Ведите себя прилично! Вашему папе это не понравилось бы!

Немного недовольная тем, что ей помешали переглядываться с доном Диего, но не в силах слишком сердиться на что бы то ни было в такой восхитительный вечер, Тори обернулась к своей кузине Джудит:

– Папы здесь нет, и он ничего не узнает.

Джудит, которая была на год моложе Тори, тем не менее считала, что преимущества ее воспитания дают ей право читать кузине нотации. Она поморщилась:

– Ты уже два раза за сегодняшний вечер танцевала с этим Диего! О тебе скоро начнут сплетничать!

– Мало того, – ехидно улыбнулась Тори, – я обещала ему еще и следующий танец! Не беспокойся, – добавила она, увидев, как глаза кузины тревожно округлились, – дон Ортега – давний знакомый моего отца. Его ранчо по соседству с нашим, мы даже пользуемся одним и тем же источником воды. – О том, что из-за этого самого источника у отца с доном Диего велась давняя, ни на день не прекращающаяся война, Тори упоминать не стала. Как и о том, что отец пришел бы в бешенство, если б узнал, что Тори осмелилась танцевать с его смертельным врагом. В некотором смысле Тори и танцевала-то с доном Диего Потому, что отца бы это разозлило.

Джудит немного успокоилась и снова перевела взгляд на дона Диего, который в этот момент разговаривал с группой мужчин.

– Какой он смуглый! – удивилась она. – Он что, мексиканец?

– Испанец, – поправила ее Тори. – Впрочем, можно считать его и мексиканцем: ранчо дона Диего по ту сторону границы от нас, на мексиканской территории. Вообще-то он из очень знатной кастильской фамилии – граф или герцог, точно не помню.

На Джудит, судя по всему, это произвело впечатление. Она слегка прищурилась:

– Осторожнее с ним, кузина. Он кажется мне опасным.

– Да, он опасен! – рассмеялась Тори. В этот момент ей было уже не до кузины: раздались первые звуки вальса, и Тори, конечно же, устремилась к тому, кто был предметом столь оживленного обсуждения между ней и Джудит.

Тори почувствовала, как краска приливает к ее щекам, когда дон Диего склонился, чтобы поцеловать ей руку.

– Я с нетерпением ждал этого момента, – произнес он своим бархатным баритоном, который казался Тори нежнейшей музыкой. – Мне уже начинает казаться, что я не танцевал с вами целую вечность!

– Прошел всего лишь час, – вежливо напомнила ему девушка. – Моя кузина, – добавила она, притворно поморщившись, – говорит, что вы пожираете меня глазами!

Глаза испанца сверкнули:

– Если вам это не нравится, я…

– Я этого не говорила! – поспешила уверить его она. – Если бы мне это не нравилось, сеньор Ортега, я плеснула бы вам в лицо вином в первый же момент, как вы кивнули мне!

– Узнаю дочь моего давнего врага! – сверкнув глазами, весело рассмеялся дон Диего. – Впрочем, честно говоря, я представлял вас другой!..

– То же самое я могу сказать о вас, дон Диего. . Испанец прищурился:

– Так что же ваш отец говорил вам обо мне? Тори посмотрела на него:

– Что вы хитрый, коварный, безжалостный сущий дьявол.

Диего рассмеялся так, что обратил на себя внимание окружающих.

– И вы не боитесь, мисс Мередит, танцевать с этим дьяволом?

– Ничуть, – улыбнулась она в ответ, – если он танцует столь божественно, как вы.

Диего снова засмеялся, и уж слишком вольно прижал Тори к себе, но девушка не возразила.

– Как все-таки превратна порой бывает судьба! – слегка вздохнул испанец. – Так неожиданно нас свела… чтоб разлучить так жестоко! – Взгляд дона Диего горел таким огнем, что на минуту Тори показалось, что она для него – единственная женщина в мире. – Вы уверены, что вам непременно надо уезжать так скоро? Неужели нет способа хоть немного продлить ваше пребывание в Новом Орлеане?

– Я и так уж слишком задержалась, – грустно покачала головой Тори. – Я должна была уехать отсюда еще два дня назад. – Его рука сжала ее запястье. От каждого нового прикосновения этого горячего брюнета словно электрический разряд пробегал по всему телу Тори.

– Неужели, – с жаром произнес он, – неужели нам суждено вернуться домой лишь для того, чтобы продолжить эту старую войну между нашими семьями?

Тори даже не хотелось думать о возвращении домой. Вместо сверкающих паркетом бальных залов, роскошных платьев, вальсов, головокружительно красивых мужчин, бросающих на тебя возбуждающе-опасные взгляды, – снова пыль, стада коров, грубые мужланы с грязью под ногтями, приевшаяся рутина жизни на ранчо. Чтобы заставить себя забыть об этом, Тори одарила своего восхитительного кавалера еще одной улыбкой.

– Я думаю, – проговорила она, – у нас хотя бы останутся приятные воспоминания о волшебных днях, проведенных в далеком Новом Орлеане. Разве не так?

– И это все? – Диего был явно разочарован. – Что ж, – вздохнул он, – этого и следовало ожидать. В конце концов, вы еще ребенок и не знаете, какую страсть мужчина может испытывать к женщине.

Тори была возмущена тем, что Диего считает ее ребенком.

– Я знаю о жизни гораздо больше, чем вы думаете, сеньор! – обиженно выпалила она.

Диего изучающе посмотрел на нее:

– Что ж, если так… Могу ли я надеяться, что разлука для вас столь же тяжела, как и для меня?

– Разумеется! – поспешила уверить его Тори. Лицо ее светилось надеждой и возбуждением, и то же самое читала она в его лице. – Будь моя воля, сеньор, – добавила она, – я бы сделала так, чтобы этот вечер никогда не кончался!

Диего прижал ее к себе. У Тори кружилась голова от его близости.

– Уверяю тебя, – произнес он, – мы найдем способ продлить этот вечер. Обязательно найдем!

Они вышли на середину зала и закружились в танце. Взгляды всех присутствующих были обращены на них, но Тори сейчас не видела ничего, кроме жгучего взгляда дона Диего.

Глава 2

Драй-Уэллс был небольшим пыльным городишком на территории штата Нью-Мексико. Почтовые кареты, как и телеграфные линии, обходили его стороной. А ближайшая железнодорожная станция располагалась в ста милях к северу от городка. Чужие здесь попадались редко: мало кто специально поедет в этот забытый Богом и людьми городишко или станет случайно проезжать через него.

С юга и запада Драй-Уэллс был окружен горным хребтом Хатчет, а к северу и востоку от городка тянулась бесконечная пустыня. В городе были два постоялых двора, один магазин, салун, банк и католическая церковь, служба в которой велась лишь по праздникам, не считая венчаний и крещений. Население насчитывало чуть более двухсот человек. Около двадцати из них были индейцами, мексиканцами либо метисами, остальные жили вблизи Мейн-стрит, основной улицы городка, либо работали на ранчо Каса-Верде.

Ранчо было расположено на возвышенности, находившейся милях в пяти к югу от городка, откуда хорошо просматривался как сам городок, так и мексиканская граница. Из окон своего дома, который можно было назвать настоящей крепостью, Кэмп Мередит имел возможность обозревать окрестности на десять миль вокруг в любом направлении. Достаточно было одного взгляда на огромный каменный дом на вершине холма, чтобы любой работник ранчо сразу почувствовал, что за ним наблюдают день и ночь, где бы он ни находился. Работники ранчо, по сути дела, были такой же безраздельной собственностью Мередита, как и ранчо.

Несмотря на то что в последнее время у Кэмпа не было особых дел в городе, он почему-то зачастил в салун – должно быть, его огромный дом казался ему пустым без Тори. В салуне по крайней мере всегда чувствовалась жизнь. К тому же от местных сплетников Кэмп надеялся узнать хоть что-то о своей дочери. Даже невеселая правда лучше, чем полное неведение.

Кэмп сидел в углу, медленно потягивая виски. Сейчас, в самой середине дня, в салуне не происходило ничего необычного. Пара потрепанных ковбоев перекидывалась в карты, одна из девиц сидела за пианино, подбирая мелодию, несколько мужчин, прислонившись к стойке бара, говорили о женщинах. Но один человек, стоявший чуть поодаль от остальных со стаканом бурбона в руках, привлек внимание Кэмпа. Незнакомец выбрал это место явно не случайно – отсюда улица просматривалась так же хорошо, как и все помещение салуна. Но чаще всего жесткий взгляд останавливался на Кэмпе.

Однако когда из-за занавески, отделявшей зал от кухни, показалась Консуэло Гомес, внимание незнакомца, как, впрочем, и всех мужчин, переключилось на нее. Если хозяйка салуна и была польщена столь явным интересом к себе, виду она, во всяком случае, не подала. Консуэло всегда принимала подобное внимание как нечто естественное.

Консуэло было где-то между тридцатью и сорока – сколько точно, никто не знал. Черные как смоль волосы ниспадали на плечи великолепной волной. Темно-красное платье с рукавами и глухим воротом очень ей шло. Широкие скулы и чуть плоский нос Консуэло говорили о том, что в ней есть примесь индейской крови, но гордая посадка головы и уверенный взгляд глубоких черных глаз выдавали испанское происхождение. Трудно было не обратить внимания на ее безупречную фигуру и удивительно гладкую кожу.

Единственным недостатком безукоризненной внешности хозяйки салуна был шрам на левой щеке, тянувшийся ото рта к уху. Однако Консуэло не только не пыталась скрыть этот шрам, но, напротив, едва ли не гордилась им, словно боевым орденом. Впрочем, красота Консуэло настолько завораживала мужчин, что шрам для них был почти незаметен. Только один человек, глядя на Консуэло, видел сначала ее шрам, а лишь потом красоту. Это был Кэмп Мередит. С этим шрамом у него было связано одно не покидавшее его воспоминание.

Подойдя к бару, Консуэло налила в стакан виски и прошла к столику Мередита. Некоторое время оба молчали. Наконец Кэмп поднял голову.

– Это он? – Кэмп кивнул в сторону незнакомца за стойкой.

Консуэло утвердительно наклонила голову.

– И что, он так и торчит здесь весь день, пьет бурбон?

Темные глаза Консуэло пристально посмотрели на Кэмпа.

– И еще расспрашивает всех о тебе, – произнесла она. Кэмп не стал интересоваться, что именно незнакомцу удалось узнать о нем. В глазах владельца ранчо трудно было что-либо прочитать. Кэмп и Консуэло смотрели друг на друга, словно молча вели какой-то лишь им одним понятный диалог.

Внимание обоих привлек шум в противоположном конце зала. Одна из девиц яростно отбивалась от молодого симпатичного ковбоя, сгребшего ее медвежьей хваткой. По глазам продажной красотки было видно, что это не игра.

– Ничего страшного, – проворчала Консуэло, – милые бранятся – только тешатся. Дуреха вообразила, что она у этого красавчика единственная, а он был у Розы прошлой ночью. Молодая еще, скоро поймет, что к чему.

Кэмп пристально наблюдал за ходом событий. Уэлф Питерсои был молод и горяч. Как он поведет себя, трудно было предвидеть, но одно было ясно – заварушка затевалась нешуточная.

Кэмп подарил этот салун Консуэло много лет назад, и с тех пор не вмешивался в то, как идут в нем дела. Его даже не интересовало, какую прибыль он приносит. Кэмп был уверен в одном: что бы ни случилось, Консуэло справится и без него. Когда девица плюнула Уэлфу в лицо, а тот наотмашь ударил ее по щеке, Консуэло поднялась из-за стола. Кэмп знал, что Консуэло ни в коем случае не допустит грубого обращения со своими девушками. После сегодняшнего случая Уэлфу наверняка будет закрыт вход в салун не на один месяц.

Но когда Консуэло направилась было к дерущейся паре, Кэмп остановил ее, коснувшись руки. Обернувшись, хозяйка салуна с удивлением обнаружила, что к месту происшествия направляется незнакомец, которого они обсуждали несколько минут назад. Девица, рыдая, сидела на полу, а Уэлф как ни в чем не бывало допивал свой стакан, отставленный из-за драки. В глазах незнакомца не было ни симпатии к девушке, ни гнева по отношению к Уэлфу.

– Позвольте напомнить вам, сэр, – спокойно заметил он, – что с дамами так не обращаются.

Ни один мускул не дрогнул на лице Уэлфа. Рука его по-прежнему сжимала стакан.

– Это вы мне, сэр? – процедил он, едва взглянув на незнакомца.

– Поскольку вы здесь единственный, кто бьет дам, то нетрудно догадаться, что вам.

Консуэло снова направилась было к месту происшествия, но пальцы Кэмпа крепко сжали ее руку.

– Где вы тут видите даму? – усмехнулся Уэлф.

– Дама она или нет, обращаться с ней так я не позволю.

Уэлф медленно повернулся. Внешне он был совершенно спокоен, если не принимать во внимание глаз, горящих злобой. Оглядев незнакомца с ног до головы, он усмехнулся:

– Разве ваша мама не учила вас, сэр, что нехорошо совать нос не в свое дело?

Незнакомец невозмутимо засунул руки за пояс.

– Моя мама меня много чему учила. Слава Богу, я не всегда слушал.

На мгновение зал словно замер. Девица, уже переставшая всхлипывать, по-прежнему сидела на полу, и взгляд ее был устремлен на Уэлфа. Игроки отложили свои карты. Кэмп с деланным безразличием наблюдал за сценой из своего угла.

– Напрашиваешься на неприятности, сэр? – В тоне Уэлфа слышалась угроза.

– Нет, – спокойно возразил тот, неприятностей я бы не хотел. Ни себе, ни тем паче вам. Так что извинитесь перед дамой и забудем об этом.

Лицо Уэлфа потемнело, пальцы сжались в кулаки. Девица, отлично знавшая, что предвещает это выражение лица Питерсона, с надеждой и страхом смотрела на своего заступника. Пнув стоявший рядом стул, Уэлф одним рывком выхватил пистолет.

Что произошло дальше, никто из зрителей так толком и не понял. К концу дня, должно быть, по городку уже гуляло с полдюжины версий. Одно было ясно: стены салуна успели повидать многое, но такого здесь еще не случалось.

Рука незнакомца в одно мгновение перехватила запястье Уэлфа, заломив его руку чуть ли не до самого затылка. Лицо Питерсона побагровело, пальцы разжались, выронив пистолет. Собрав все силы, Уэлф предпринял было отчаянную попытку освободиться, но тут его живот ощутил дуло пистолета противника.

– Там, откуда я родом, – спокойно сообщил незнакомец, – мерзавцев пристреливают на месте. Надеюсь, вы не хотите, чтобы я считал вас мерзавцем, сэр?

Взгляды противников встретились. Весь салун замер в оцепенении; единственным движением был дым, поднимавшийся от забытой кем-то недокуренной сигары. Наконец Уэлф разрядил обстановку:

– Нет, сэр.

Незнакомец отпустил его руку и отошел на несколько шагов. Подняв свой пистолет с пола, Уэлф пальнул в воздух. То же самое сделал и его противник.

– Помогите девушке подняться, – потребовал незнакомец.

С минуту Уэлф колебался, но затем, скрипнув зубами, подошел к виновнице потасовки и поднял ее с пола, хотя и не очень вежливо. Плюнув на пол, Питерсон поспешно вышел из салуна.

– С вами все в порядке, мисс? – обратился незнакомец к девушке.

Рассеянно потирая все еще горевшую щеку, девица смотрела на своего спасителя с восхищением и некоторым недоверием.

– Спасибо, сэр, – поблагодарила она, приглаживая растрепавшиеся волосы. – Но не надо было вам вмешиваться. Теперь Уэлф вас убьет! – В последней фразе звучало даже некоторое торжество по поводу новой заварушки.

– Не беспокойтесь, мисс! – Незнакомец дотронулся до своей шляпы. – Не родился еще тот человек, который бы меня убил!

Он направился к выходу, но девица, опередив его, забежала вперед и преградила ему дорогу. Выражение ее лица заметно изменилось.

– Не могу ли я вам чем-нибудь услужить, сэр? – заискивающе спросила она. – Так сказать, в качестве благодарности за спасение…

Незнакомец посмотрел на нее. Возможно, в обычном своем состоянии эта девица и была привлекательна, но сейчас, растрепанная и заплаканная, она напоминала ребёнка, вздумавшего играть во взрослые игры.

– Спасибо, мисс, – проговорил он. – Как-нибудь в другой раз…

В глазах девицы отразилось разочарование.

– Может быть, я все-таки могу чем-то услужить вам…

– Налейте джентльмену еще бренди, Мэри, – раздался вдруг за их спинами спокойный, властный голос. – И проводите его за мой столик.

Рядом с ними стоял Кэмп Мередит.

Итан пристально разглядывал Кэмпа. Кэмп был на дюйм выше Итана и, несмотря на крепкое телосложение, выглядел стройным. Морщины, перерезавшие его лицо цвета меди, не портили его, а, напротив, даже придавали его облику благородство. Рыжие волосы и борода были сильно тронуты сединой. Зоркий взгляд, казалось, проникал в самую душу. С первого момента общения с Мередитом собеседник ощущал его ум, властность и хладнокровие.

Итана не удивило то, что Мередит подошел к нему: он, часто поглядывая на Мередита, не мог не заметить, что тот тоже не спускает с него глаз. Что удивило Итана, так это то, насколько изменился Мередит. Не только за эти десять лет – это было бы естественным, но даже по сравнению с той фотографией в газете, которую Итан видел всего шесть месяцев назад. Сейчас Кэмп казался ниже ростом и сильно постаревшим. И все-таки ошибки быть не могло: это был именно он, Кэмп Мередит. Овал лица, пронзительный холод во взгляде, гордо расправленные плечи, движения, характерный виргинский акцент – все это осталось тем же.

Итан отлично умел скрывать свои чувства и был уверен, что не дал Кэмпу почувствовать, что узнал его.

– Очень любезно с вашей стороны, сэр, – усмехнулся Итан. – Не хочу вас обидеть, но я привык пить на свои.

Губы Мередита дрогнули в чуть заметной улыбке:

– Неплохо, сынок. Только полный идиот станет пить с незнакомцем. Так что разрешите представиться: Кэмп Мередит.