Текст книги "#Имя для Лис"

Никка рассерженно швырнула тряпки в воду, да так, что окатила меня мутной пеной. Затем уперла натруженные руки в бока.

– Если бы! Нет, он явился ко мне на порог и заявил: «Не изменял и не буду! Но душой не люблю больше. Детей не брошу, тебя не брошу, но врать не могу. Люблю Сапфир, поэтому считаю себя предателем твоей любви и твоего доверия. Как скажешь – так и поступлю».

– А ты?

– А что я… Орала, бесилась, кричала ему: «Хоть вешайся! Хоть удавись!». Так ведь он, дурень, даже веревку побежал искать. – Эти слова Никка произнесла с некоторой нежностью. – Потом остыла и наказала возвращаться в легион и предложить Сапфирчику свою любовь. Коли примет, пусть вместе жизнь строят – кто я такая, чтобы им мешать? А коли нет – я и все дети тут его ждем. И простим. Прощу.

Деньгами он нас не обидел, и сейчас еще высылает. К тому же свои нас не бросят… – Никка сказала это и осеклась. – Свои – в смысле родня. Но я вот, знаешь, нет-нет, да и мечтаю, чтобы эта Сапфирчик нашла себе ухажера побогаче и помоложе, бросила моего увальня, а он бы вернулся. Представляю, как корить его буду, как все припомню. А потом обниму крепко-крепко…

Она уставилась на меня невидящим взглядом, словно вспоминая сцену прощания с мужем. А я поразилась тому, насколько мудры бывают женщины Королевства и как великодушны. Куда там богине Элее в вопросах любви до такой вот простоволосой Никки с руками в мыльной пене?

– А все равно урод он редкостный, твой муженек, – сказала я то, что она хотела услышать. Это было правилом негласного женского кодекса солидарности.

– Урод, – тихо согласилась Никка и подняла на меня взгляд. – А ты ничего так. Не противная. Не красишься, как потаскушка, мужиков не цепляешь и, похоже, в самом деле умеешь мечом махать. – Она указала на корундовый клинок в ножнах, которые я сняла и прислонила к стене.

– По части мужчин – это не ко мне, – уныло согласилась я. – То ли мама чего важного в детстве не объяснила, то ли просто удачи нет.

Никка хитро улыбнулась и кивнула на дом.

– Ты из-за него, что ли, переживаешь? Брось. Со стороны видно, как он в тебя влюблен, аж дышать боится.

– О боги, я очень надеюсь, что ты сейчас не про Мастоса!

Мы расхохотались, но, спохватившись, начали зажимать ладонями рты, чтобы не разбудить детей. Когда мы успокоились, я спросила Никку, надеясь, что мой голос не выдает сильного волнения:

– Ты правда думаешь, что Слэйто что-то чувствует? Ну, ты понимаешь… Ко мне?

– Конечно. Стоит тебе отвернуться, так и сверлит взглядом. Равнодушный так себя не ведет. Может, цену себе набивает, а может, какую чушь в голову себе вколотил. Поговорить вам надо.

– Некогда мне с его заморочками разбираться, – мрачно вздохнула я. – Вот закончим в Ярвелле, и тогда…

Даже себе я не могла сознаться, что не хочу заводить разговор совершенно по другой причине. Задав вопрос, ты наверняка получишь ответ. Какие у меня шансы, что он мне понравится?

Вдруг Никка наклонилась почти к самому моему уху и сжала мокрыми пальцами плечо.

– Я сейчас тебе кое-что скажу, а потом пойду спать. И ты меня больше ни о чем не расспрашивай и завтра об этом не заговаривай. Мне за такое грозят неприятности, но…

Она беспокойно огляделась, а затем прошептала:

– Мастос совсем не тот, за кого себя выдает. Не доверяй ему.

Никка поднялась и быстро скрылась в доме, оставив меня гадать, с кем же я бок о бок иду в столицу.

* * *

Мы выдвинулись в столицу на рассвете. Я не спала всю предыдущую ночь. Разговор с Никкой не шел у меня из головы. Мало того, что мы направлялись туда, где нас поджидали крайне опасные противники, так и в моем маленьком отряде затаилось неведомое зло. Я, конечно, всегда была излишне подозрительной, и за последние годы это качество только усилилось. Вот только Слэйто не верил Мастосу с самого начала, поэтому списать все исключительно на мои страхи не выходило.

Мы миновали лес. Деревья расступились, и теперь впереди, насколько хватало глаз, расстилались лоскутными покрывалами поля: засыпанные солью, выжженные дотла, истоптанные конницей. Здесь ничего не будет расти еще долгие годы. Земля не родит урожая, люди не смогут прокормить себя. И потянутся с востока обоз за обозом: мука, сливы, картофель – пропитание для целого региона, вот только надолго ли его хватит? На год? Два? Десяток лет?.. Я вздохнула и только тогда заметила, что все это время Мастос вел со мной оживленную беседу.

– Волки очень преданные животные. Вы, может, и не слышали, но, однажды образовав союз, самец уже никогда не оставит самку, – нудел старик. – Это в их природе – любовь до скончания жизни. Они охраняют семью и не позволяют пришлым чужакам ее разрушать. Что примечательно, и волчицы хранят верность своему избраннику до самой смерти. Даже после гибели спутника волчица не будет искать ему замену.

– Очень увлекательно, – сказала я кисло. Своей болтовней монах словно пытался сделать наше со Слэйто молчание менее угнетающим. Сегодня он трепался больше обычного, а я, когда не отвлекалась на выжженные поля, пыталась выловить из его рассказов хоть малую крупицу правды о том, кем Мастос являлся на самом деле.

– У лисиц же история иная. Обычно это довольно верные животные. Но в случае гибели лиса его верная спутница быстро находит замену из числа наиболее сильных и молодых самцов. А иногда папаши-лисы и вовсе растят чужих щенков…

– Может, хватит? – обиделась я за честь своих тезок. – Тебя послушать, так лисицы какие-то жеманные кокетки, а волки – пример для подражания.

Монах успокаивающе вскинул ладони: мол, сдаюсь. Но меня было трудно провести. Мастос неспроста завел свою историю про волков и лисиц. Хотел ли он поддеть меня?

– Я просто пытаюсь тебя подбодрить, дитя. Вся моя жизнь – это подборка старых историй из запыленных книг, ведь я учитель. По-иному развлекать не умею, – покаянно протянул Мастос и истрепанным рукавом протер мундштук своей новой, вновь-не-слишком-симпатичной трубки. Ей было, наверное, не меньше лет, чем самому монаху, и вся ее поверхность была изрезана, исплевана, исколота и загажена. Но Мастос с самого начала трепетно относился к своему сокровищу.

А чего стоил запасной кисет, который завел старый учитель? В первом хранился мятный табак. Во второй монах прятал искуренные остатки самокруток, на которые перешел, когда потерял свою старую трубку в одном из ночных переходов. Сказать по правде, не то чтобы потерял. Насколько я знаю, ее зарыл где-то Слэйто. Как наркомана со стажем, его безумно раздражали привычки других зависимых людей. Сначала он долго жаловался, что мятный дым разжижает его мозги, потом предпринял диверсию, закопав трубку. Мастос повздыхал и перешел на самокрутки. И каждый измятый узловатыми пальцами окурок теперь уходил в запасной кисет. В Вурусте у кого-то из подмастерьев Мастос приобрел себе трубку взамен старой. Я даже немного порадовалась, заметив, какая буря страстей запылала в глазах Слэйто, когда он увидел нового «уродца». Все-таки на какие-то переживания маг был еще способен.

Сейчас Слэйто сильно обогнал нас, чтобы спастись то ли от унылых разговоров и мятного дыма, то ли от меня. Я с тоской взглянула ему вслед.

– Ваш разлад тревожит меня, Лис. Нам понадобятся все силы, чтобы осуществить задуманное. А Слэйто, он словно… Словно напуган, как маленький капризный ребенок. Он испытывает твое терпение. И если оно не так крепко, как я надеюсь, быть беде, – заметил Мастос.

– Просто старайся не встревать, – чуть грубее, чем следовало, ответила я. Отеческая забота Мастоса была мне в тягость. Имеющиеся у меня подозрения делали любое проявление нежности наигранным. Да и мой настоящий отец был скуп на сантименты, и теперь я воспринимала подобное покровительство как вторжение в свою личную жизнь. – Я разберусь. Со всеми. Со Слэйто, с Атосом, с Алайлой. Мне хватит сил.

Ох, я врала старику. Легко бороться со злом, чье лицо тебе неведомо. Легко побеждать злодеев, о чьих ужасных делах ты знаешь не понаслышке. Но не дрогнет ли рука, когда доведется занести меч над братом?

В прошлом мне уже пришлось убить друга. Капитан легиона Алой Розы Кэрк, чей меч я носила с собой, был одержим проклятым ключом. Он перебил половину отряда, и я должна была его остановить. Легко ли мне жилось с этим воспоминанием? Должна признать, что легче, чем следовало. Боль почти стерлась из памяти, и, ради богов, будем честны: кем был Кэрк в моей жизни? Ролевая модель, отличный собеседник, просто хороший парень, луч света во тьме нашего легиона. Он во многом помог мне, и именно благодаря ему я находилась там, где была сейчас. Но… Это ужасное «но». Убить Кэрка, свалить все на проклятый артефакт и Алайлу и в попытке отомстить снять с себя всю ответственность. Это было легче, чем просто легко.

«Попробуй убить Атоса», – прошептал внутренний голос. Взглянуть в глаза своему наставнику. Убедиться, что любовь к проклятой леди Алайле в нем сильнее голоса разума. Попробуй убить не просто друга, а брата или даже кого-то более родного.

– Ора-ва-дэш! – выругалась я так громко, что Мастос сбоку испуганно дернулся. Его знаний заокраинского должно было хватить, чтобы перевести эту немудреную брань. Смысл сказанного дошел до него не сразу, но, как только фраза уложилась в голове, кончики ушей монаха моментально порозовели.

Забавно, но стоило выругаться, как перед нами, будто по волшебству, за очередным полем выросли серые зубцы крепостной стены Ярвелла.

Меня всегда удивляла любовь людей к большим городам. За всю свою жизнь я, конечно, побывала не во всех. Пожалуй, лишь Ларосс и Штольц могли называться настоящими большими городами, да и Вуруста тоже. Я никогда не считала себя селянкой, но и горожанкой прослыть не довелось. Не уверена, есть ли такая фраза, но как особенное явление «житель замка» определенно существует.

И вот я наконец-то увидела великолепную столицу нашего Королевства – Ярвелл. Город городов, жемчужина страны, исконная столица, где испокон веков находится престол наших монархов. Мне так часто и так красочно описывали Ярвелл, что я уже приготовилась зажмуриться, чтобы не ослепнуть от его сияния. Но, как и со всеми большими городами в моей жизни, меня вновь ждало разочарование.

Одинаковые дома тянулись, сколько хватало глаз. Высокие, заслоняющие собой небо, а иногда и смыкающиеся над головой безобразными арками. Все строения были возведены из желтого крошащегося кирпича. То тут, то там он осыпался целыми блоками, оголяя деревянные скелеты домов. Лошади копытами разминали выпавшие обломки, и все дороги, что ветвились подобно змеям, были покрыты желтой дурно пахнущей пылью. Окна здесь распахивались настежь, и душная вонь улиц смешивалась с чадом помещений, где готовили пищу или то, что местные за нее принимали. Открытые створки находились на уровне глаз, и даже если ты не хотел, то поневоле становился свидетелем быта жителей Ярвелла. Быта бедного и убогого, но непохожего на нищету, в которой прозябала деревня.

Я вспомнила небольшой домик Фила – сколько усердия было вложено в то, чтобы окружить себя недорогими, но красивыми и милыми сердцу вещицами! А то, что я видела в распахнутых окнах Ярвелла, больше напоминало свалку. Поломанная мебель, гниющие доски стен, обозленные и мрачные люди, живущие в этой угнетающей обстановке. У многих вместо кроватей вдоль стен валялись тюфяки, на которых ютились дети. В паре домов посреди комнат были сооружены очаги, на растопку которых шла, судя по всему, мебель. Резные ножки стульев, дверцы этажерок – все это кучей дров было навалено возле угольев, огороженных от остальной обстановки теми же желтыми кирпичами.

Пока мы шли по дороге ко дворцу, мне вслед то и дело неслось: «Чего уставилась?!», «Ступай куда шла» или просто бессмысленное «У-у-у!». Весь город был пропитан злобой, грязью и ненавистью.

– Мастос, скажи, что мы сейчас в самом нищем квартале и такой ад творится не повсюду, – нервно попросила я монаха, отскочив от очередной порции помоев, которые одна из жительниц верхних этажей решила вылить прямо нам на головы.

Монах почесал бороду и ответил:

– Конечно, в Ярвелле есть квартал знати, но то, что ты видишь здесь, Лис, скорее обыденность, нежели исключение. Все эти люди живут очень бедно, а отсутствие денег вынуждает их быть злыми и вечно недовольными. Попробуй повеселись, когда желудок пуст, а одежда истрепалась в лохмотья. Жители Ярвелла, как это ни странно, стали самыми пострадавшими заложниками этой войны – хотя за все ее время столицу ни разу не разграбили.

– Они оказались в изоляции, верно? – Слэйто вслух подтвердил догадку, пришедшую на ум и мне. В последние дни маг выглядел собранным, и то, что он принял участие в разговоре, я восприняла как чудо.

– Да, жители столицы никогда не выращивали хлеб, не ткали, не занимались работой по металлу или дереву. Все, что они умели, – это держать в руках вожжи и подгонять трудяг из других городов Королевства. Пройдитесь по улицам, и вы не найдете ни одного мастера. Зато наверняка повстречаете пару крючкотворцев, десяток ростовщиков да с полдюжины писарей. У них бывали сытые времена, когда неграмотные крестьяне сгоняли свои отары к воротам Ярвелла. Но как только старый король умер, цениться начали те, кто мог выковать меч, вырастить зерно или выучить солдата. А таких в столице почти не было.

Мастос ухмыльнулся и посмотрел на спешащих мимо прохожих. Только сейчас, прекратив разглядывать обстановку домов через открытые окна, я обратила внимание на то, что горожане были не просто грязны и неухожены. Они были измождены. Более тощие, чем селяне, с ввалившимися глазницами и строго поджатыми растрескавшимися губами. То, с каким наслаждением и издевкой смотрел на жителей Ярвелла Мастос, было мне неприятно.

– Ярвелл не грабили, ведь здесь с короной на подушке сидел Совет мудрецов. Да и кто из претендентов на престол не видел себя в роли короля? Зачем же рушить свою будущую столицу, зачем воровать у себя самого? – продолжил старик. – Проблема была в том, что грабили и жгли другие земли. Поначалу каждый житель Ярвелла довольно потирал руки: меня обошла беда, пусть глупая деревенщина страдает, а я отсижусь тут за крепкими стенами. Но радость длилась недолго, ведь скоро каждому региону пришлось выживать самостоятельно. Никто уже не думал о барышах, которые можно получить, снабдив столицу едой, – самим бы не пропасть. Припасы, ткани, скот – все уходило в ненасытные легионы. Люди редко задумываются, насколько прожорливое чудовище война. Она пожирает не только пищу и кров, она ест людей, съедает целые поколения. А после подбирает души выживших, оставляя лишь пустую внешнюю оболочку.

Старик вздохнул. Где-то неподалеку зазвучала громкая перебранка. Женский визг оборвал смачный удар. Я поежилась.

– Жителей Ярвелла бросили без средств к пропитанию и существованию. Закрыли, будто банку с пауками, и предоставили самим себе. То, что ты видишь сейчас, – это уже жизнь. Пару месяцев назад было намного хуже. Но горожане оживают. Все еще озлоблены, но уже не изолированы. Правда… – Мастос запнулся, проследив взглядом за вихрастым мальчишкой, который нес на плече пару голубей со свернутыми шеями. – То, что породила в жителях Ярвелла война, не исчезнет в одночасье. Старуха Крианна не вылечит это хлебом. Нынешние дети и дети их детей – все они будут помнить голод и страх. И ненависть, конечно.

Старик замолчал и отстал. Мы со Слэйто прошли вперед. Справа от нас распахнулась дверь, судя по вывеске, ведущая в кабак «Тромбон и гусь». На улицу вышвырнули человека – тот рухнул прямо в коричневую лужу, попытался встать, но не смог, да там, среди нечистот, и затих.

Я хотела пройти мимо. Время, как всегда, утекало сквозь пальцы, а ведь нам еще предстояло придумать, как попасть во дворец. Но, скользнув взглядом по грязной шевелюре старика, лежавшего лицом вниз, я остановилась. Меня передернуло: крайниец – старый, запаршивевший и, похоже, вшивый. Чувство некоего родственного долга толкало меня помочь старику, но брезгливость мешала к нему прикоснуться. Так я и стояла, раздираемая противоречивыми чувствами и мучимая стыдом за них.

Тем временем на крыльцо вышел кабатчик. Такого никогда не спутаешь с завсегдатаем или простым слугой. Пожелтевший от времени фартук, чей карман оттягивают монеты, тряпка для протирания стойки, от одного вида которой тошнота подкатывает к горлу, надменный вид, словно все вокруг – случайные посетители его кабака, а он король и бог этого мира. Черные с солью бакенбарды так густо росли по обе стороны его лица, что больше напоминали двух мертвых зверьков, прилипших к обвислым щекам.

Мужчина смерил меня взглядом и усмехнулся. Я все еще стояла в растерянности, в то время как Слэйто склонился над стариком и пытался привести его в чувство. Мастос задержался на другом конце улицы и не спешил подходить к нам, заинтересованный какой-то вывеской.

– Готова поспорить, будь у этого человека кожа светлее, а волосы не пепельными, а черными, как у тебя, ты бы не посмел вышвыривать его, будто собаку, – процедила я сквозь зубы.

Кабатчик удивленно вскинул черные густые брови.

– А маленькая госпожа-рыцарь считает, что у крайнийцев в Ярвелле особые привилегии? В «Тромбоне» мы вышвыриваем за порог и белых, и черных. Ха, да я бы самого Войю вышвырнул, если бы он решился лапать моих девочек! – Кабатчик сплюнул темную от жевательного табака слюну на мостовую и посмотрел на меня, впрочем, как мне показалось, без особого злорадства.

Между тем Слэйто не то чтобы поднял, а скорее выволок старика из лужи и теперь тщательно обтирал испачканные руки о стену. Решив, видимо, что желтая пыль лучше коричневой грязи.

– Думаю, я должна сказать «извините», – неловко заговорила я.

Кабатчик махнул огромной ладонью.

– У нас тут много тех, кто подсыплет тебе яду, если твоя кожа не того цвета или твой костюм… – Он многозначительно указал пальцем на мой фаранк. – …чересчур вызывающий. Но не я, госпожа. Если слишком тщательно выбирать клиентов – тот пойдет, а этот не очень – рискуешь остаться не у дел. Но крайнийцев в последние дни много, это правда. И, как среди всякого племени, среди них полно сорного семени.

Последнюю фразу кабатчик произнес в рифму и сам рассмеялся тому, как ловко это вышло. Я вопросительно на него взглянула. Первое впечатление прошло, мужчина уже не казался мне ни надменным, ни противным – нет, он начал вызывать симпатию.

– Новая королева – новые правила для всех, госпожа. Крайнийцы едут договариваться с Крианной, да только притащившись в Ярвелл многие ведут себя совсем не как гордые дети степей. Наши женщины кажутся им доступнее своих, а наше вино бьет в голову сильнее крайнийской отравы.

– Кас-кас, – мечтательно проговорила я. – Сто лет не пила настоящего кас-каса. Удивительно, что настолько крепкий напиток так легко ложится на язык и так нежно кружит голову.

Кабатчик набычился.

– Кас-кас ваш – пойло для мулов! Впрочем, пусть лучше бы хлебали его. От нашей браги крайнийцы совсем дуреют. Насильничают девок, бьют стекла. Мне всегда было плевать на все эти расовые предрассудки. – Хозяин кабака примолк, пропуская забулдыгу, который вывалился из дверей заведения и нетвердой походкой направился вдоль улицы. Затем продолжил: – Но скажи на милость, госпожа, почему я должен спускать кому-то подлость только из-за цвета его кожи?

Я с усмешкой кивнула на Мастоса, который все еще торчал где-то за пределами видимости кабатчика.

– Я знаю отличных крайнийцев.

– А я знаю омерзительных жителей Королевства, чья кожа белее снега. Так вот, насильник, что белый, что черный, заслуживает одного обращения. – И кабатчик сжал ладонь в кулак, который был размером с мою голову, не меньше.

Я попыталась сдержать улыбку, но не смогла. Потом кивнула черноволосому мужчине и произнесла:

– Ну что ж, добрый господин, буду иметь в виду, что если захочу выпить в самом терпимом к иноземцам кабаке Ярвелла, то мне надо в «Тромбон и гусь». Тут я получу все, чего заслуживаю, и неважно, что на мне надето. – Я развернулась, и мы со Слэйто продолжили свой путь, надеясь, что Мастос нас все же догонит.

– Хорошеньким девушкам у нас вино отпускают дешевле! – прокричал мне в спину кабатчик.

* * *

Впереди уже виднелась высокая крепостная стена замка Ярвелла. Ветер трепал потертый флаг с геральдическими лилиями, двумя розами и двумя перекрещенными мечами, символизировавшими королевскую линию всей нашей многострадальной страны. Королевство и само напоминало этот флаг: выцветший, местами истертый до дыр, но гордо реющий на ветру.

Мастос не стал задерживаться у кабака, он пошел в обход и сильно обогнал нас, а теперь стоял и любовался замком. Я неслышно подошла к Слэйто и положила руку ему на плечо. Маг вздрогнул и печально мне улыбнулся.

– Боишься? – спросила я.

– Разве там, за стенами, нас ждет кто-то страшнее Поглощающего или богини? – В тон мне шутливо ответил Слэйто, но я почувствовала, как по его спине волной прошла дрожь.

– Может, и страшнее. Там меня ждет мое прошлое.

– И наше будущее, – добавил подошедший Мастос. – Но ждет оно, увы, вас, а не меня.

Я с удивлением посмотрела на старика. Ветер трепал полы его монашеского одеяния. Мастос был так худ, что, казалось, каждый новый порыв грозит сбить его с ног.

Но сейчас в глазах монаха светилась какая-то незримая сила, мощь, он больше напоминал воителя, чем беспомощного старца.

– Лис, не удивляйся. Ты же еще до Волчьего сада таила подозрения. И раз за разом они наполняли чашу твоего терпения, да так, что рано или поздно хлынуло бы через край…

– Что ты…

Но старик прервал меня властным движением руки. Слэйто почти незаметно вышел чуть вперед, встал вполоборота к Мастосу, словно нас разделяя. Этот жест покровительства и защиты с его стороны меня разозлил. Между тем старик продолжал:

– Я часть твоей истории, милая. Я был задолго до и буду после. Мы еще встретимся, но больше не увидимся.

– Ты несешь чушь, – сказала я, чеканя каждое слово, – и пугаешь меня. Я не понимаю ничего из сказанного тобой.

Мастос улыбнулся и сделал шаг вперед, попутно доставая что-то из кармана. Слэйто резко вскинул руку, воздух вокруг заискрил и налился магией, но старик всего лишь протянул клочок бумажки. Я опередила мага и схватила белый квадратик первой. На нем торопливым, но удивительно изящным почерком было выведено в столбец несколько коротких слов.

– Изначально имена были написаны не моей рукой, – сказал Мастос и попятился. – Пришлось переписать, столько лет ведь прошло.

Я наконец оттолкнула Слэйто и шагнула навстречу старику, помахав бумажкой у него перед носом.

– Что именно я узнаю? Что мне с этим делать?

– Я врал тебе, Лис. Я совсем не тот, за кого себя выдаю. Но я знаю о том, что происходит, не больше твоего. – Монах, или кем бы он ни был, вздохнул, словно пытаясь собрать воедино мысли. – Я сделал, что должно, – то, о чем меня просили. Но на этом моя миссия не закончена. Я буду присылать тебе письма. Про них.

Старик узловатым пальцем указал на бумажку. Я чертыхнулась. Происходило нечто абсурдное, и было это крайне не вовремя. Все мои мысли сейчас занимало то, что таилось за стенами крепости Ярвелла: моя грядущая встреча с Атосом и Алайлой. Для своего безумия Мастос избрал самый неудачный момент.

– Хорошо, – медленно, словно беседуя со скорбным духом, произнесла я. – На листке имена, и сейчас ты собираешься уйти, чтобы потом слать мне письма про этих людей. Так? Почему же ты не можешь рассказать о них прямо сейчас? Или отдать написанное тобой?

– А ты все еще не поняла, милая? – Мастос тревожно заозирался. – Мы ведь не одни с тобой играем в эту игру. Я долгие годы собирал эти истории, но если бы все они хранились у меня… – Старик нервно засмеялся. – То они могли бы убить меня и сжечь все мои труды. Тогда все эти знания не дошли бы до тебя и не спасли бы Королевство.

– Что еще за «они»? – не выдержал Слэйто.

– Они. Проклятый народ. Дети короля-медведя. Те, кого вы зовете зверолюдьми.

– Так какого же Войи ты молчал, если знаешь о них и у тебя есть что-то, что поможет с ними бороться? – сквозь зубы прошипела я. Пойми я раньше, что Мастосу известно о монстрах, – давно бы отправила его к Гардио или Извель. Куда угодно, лишь бы подальше от себя.

– Потому что вся жизнь – это бусины, – просто, словно прописную истину, произнес старик.

Я растерялась. Рука против воли метнулась к груди, туда, где раньше в броню были вплавлены бусины Карамина. Бусин не было, как и самой брони, но их образ продолжал меня преследовать.

– Нельзя перескочить с первой бусины к последней, Лис. Все в мире подчинено порядку, и тот, кто решится его нарушить, рискует разорвать нить и рассыпать бусины жизни так, что никто уж и не соберет. – Старик нервно сглотнул. – Пока тебе следует помнить одно. Тот листок, что ты держишь в руках, – ключ к победе. И вот еще что.

Старик закатал рукав робы и показал запястье. На дряблой, покрытой пигментными пятнами коже неявно проступала татуировка: какая-то хищная птица, расправившая крылья. Со временем синие чернила выцвели, и то, что раньше представляло четкий рисунок, сейчас можно было угадать лишь по контурам.

Я подняла взгляд на лицо старика. Он был так серьезен, так сосредоточен, что я рассмеялась.

– Храни тебя все боги, Мастос. Милая татуировка, не знаю, что еще сказать.

– Это знак и маяк, он просил показать его тебе, – упрямо произнес старик.

Раскатав рукав, он вдруг резко развернулся и пошел прочь – от замка и от нас.

– Думаешь, нам следует задержать его? – спросил Слэйто. Было видно, что от всего увиденного ему не по себе.

– Какой в этом толк? Дед спятил, чем он нам поможет там? – Я кивнула на крепостную стену.

– А вдруг он правда знал что-то про зверолюдей? Может…

– Нет, – резко прервала я мага. – Сначала Алайла, все остальное потом. Если я начну думать обо всем сразу, у меня взорвется голова.

Маг кивнул.

Мастос уже скрылся из виду, и мне вдруг стало горько от мысли, что больше я его не увижу. Последние недели я изводила монаха, срывала на нем злость за то, что наши со Слэйто отношения рассыпались в прах. Возможно, именно мои придирки и плохое настроение окончательно свели его с ума?

Я бегло прочитала имена на листке: Роуэн, Ос Эстос, Леди Удача… Нет. Ничего. Я не знала людей с такими именами, даже не слышала о них никогда. Разве что последнее в списке: Ирэне. Популярное южное имя. В моем замке так звали трех служанок. Как этот список мог на что-то повлиять? Справа на листке, напротив перечня, была схематично изображена башня с голубкой, но не было ясно, относится она к какому-то из имен или ко всему списку в целом.

– Ну уж нет! – сказала я так громко, что Слэйто подпрыгнул и воззрился на меня с удивлением.

– Нет, – повторила я чуть тише. – Мы идем в замок. Все остальное подождет.

– И как ты намерена туда попасть? – поинтересовался он. – Стены выглядят неприступными.

– Зачем нам лезть на стены, когда ворота открыты? – удивилась я, указывая на опущенный подвесной мост надо рвом, который опоясывал замок. – Странные вы, мужчины, существа. Если битва, так до смерти. Если стены, так штурмовать. Если девушка, то только неприступная. А если леди не против, то вам и не интересно, – не без горького сарказма заметила я.

– Просто… – стушевался Слэйто. – Ну зайдем мы в главные ворота, а вдруг там армия? И что будем делать? У меня есть силы, но против даже двух десятков подготовленных и ожидающих боя людей один я не продержусь.

– Как будто если мы полезем на стену, армии гарантированно не будет, – усмехнулась я. – Это не та миссия, в которой у нас есть шансы, Слэйто. Тут либо пан, либо пропал. Я попытаюсь вновь вызвать Алайлу на честный бой. Один раз я ее победила, думаю, что смогу сделать это снова. Если только она не откажется.

– А что же Атос? – тихо произнес Слэйто, смотря себе под ноги.

– А Атоса я убить не смогу, – честно призналась я, – и тебе не позволю. Поэтому давай надеяться, что Алайлу мы повстречаем первой.

Мы двинулись к воротам замка. Поднятая тяжелая решетка напоминала частокол острых зубов, придавая проходу сходство с голодной ощерившейся пастью. Мне предстояло встретиться со своим прошлым, и я была рада, что иду не одна. Не глядя на Слэйто и почти без надежды я попыталась нащупать его ладонь. Удивительно, но он поймал мою кисть и легонько сжал ее. Страх отступил.