Текст книги "Трансляция"

Сара приоткрывает рот для ответа, но озадаченно его закрывает. Она поворачивается к Дэвиду, почесывающему щетину.

– Я считаю… Ну, люди смотрят мои видео, поскольку их волнуют вещи, о которых я думаю… и…

– Ладно тебе! Давай покороче! Ты – комментатор. Критик. Ты живешь и рассказываешь об этом. Все просто. Но люди – они прямо сходят с ума. Они тебя знают. Ты им нравишься. Они ценят твое мнение. Черт, большинство подписчиков считают тебя другом, а не актером.

Сара вздыхает с облегчением.

– Совершенно верно. Недавний опрос показал…

– Да, они занимаются этим, братан, – продолжает Ксан, оборвав женщину. – Как интимно, не правда ли? Никаких посредников, никакой хитрости. Только ты и камера. Открытая дверь в твою жизнь. Типичное реалити-шоу. В смысле – забудь про телевизор. Видеоблог – преемник пресса Гуттенберга. Не нужны профессиональные связи или годы театральной школы. Любой, буквально каждый может стать звездой. Жаль, что через несколько лет все закончится.

Дэвид хмурится. «Закончится?»

– Да. Полностью. Скоро видеоблогинг будет мертв так же, как видеодиски или любовные романы. Конечно, какие-то энтузиасты могут на некоторое время зацепиться: ретроснобы, хипстеры, ребята, настаивающие на покупке винила, а не потоковой музыки. Однако в любом случае видеоблоги исчезнут. У них нет будущего.

Сара и Дэвид обмениваются испуганными взглядами.

– Извини, но я не совсем тебя понимаю, – произносит Сара, обращаясь к «большому боссу» на «ты» и пытаясь переместиться на кресле-мешке. – Сейчас Дэвид – один из самых популярных блогеров в интернете. Естественный расчет показателей за последние шесть месяцев подтверждает, что Дэвид до сих пор привлекает на свой канал сотни тысяч постоянных зрителей еженедельно. У Дэвида есть поклонники на всех континентах. И дело не только в нем. У меня еще – семь клиентов, и каждый из них создает огромную аудиторию. Онлайн-видео никогда не было столь популярно, как сейчас! По нашим прогнозам, мы составим семьдесят процентов совокупной доли медиарынка к концу десятилетия. Я не понимаю, как ты можешь объявлять, что пузырь вот-вот лопнет?

Ксан с улыбкой возвышается над ними. Десятки отражений тянутся в бесконечность. Армия. Линчующая толпа.

– Потому, – говорит он, ухмыляясь. – Мы собираемся его уничтожить. Вместе.

Ксан молча достает телефон и бьет пальцем по экрану. Поверхность каждого зеркала тотчас становится пустой, погружая офис практически в полную темноту. Комната освещена жутким, пиксельным свечением. В тревоге Дэвид и Сара вскакивают с кресел. Через секунду свет потрескивает, и позади Ксана появляется изображение. Дэвиду требуется мгновение, чтобы осознать происходящее. Это не стекло. Стены, пол и потолок – огромные плазменные экраны. Шестигранный кинотеатр, а они находятся в самом его центре.

Изображение четкое, в высоком разрешении. Дэвид видит вроде бы больничную палату. Белые стены и пастельно-зеленые занавески обрамляют хромированную койку с какой-то машиной в изголовье: длинная белая труба с полым кругом в центре, достаточно крупным, чтобы протиснуться сквозь человека. МРТ-томограф.

Ксан снова касается экрана телефона, и изображение меняется, масштабируется до тех пор, пока не становится видно, что в койке кто-то есть. Дэвид присматривается и понимает, что это Катя. Ее безупречный профиль безошибочен, темные волосы спрятаны под белый пластиковый шлем и наушники.

– А она в порядке? – вырывается у него.

– Да, конечно, – отвечает Ксан и подносит телефон к уху. – Как ты, Катя? – спрашивает он.

Хотя с экрана не идет никакого звука, Кате удается выпростать руку из-под простыни и поднять вверх большой палец.

– Мы еще не подключили нужную аппаратуру, – объясняет Ксан. – Она немного мешает томографу. Они – нас слышат, но мы их – нет.

Дэвид видит, что в палате появляются две медсестры. В полной тишине одна из них начинает прятать руку Кати под простыню, другая же подходит к сканеру и начинает нажимать какие-то кнопки на панели.

Усмехаясь, Ксан поворачивается к Дэвиду и Саре. Те смотрят на него, как на сумасшедшего.

– Помнишь, Дэвид, когда я спросил тебя, чем ты занимаешься, ты ответил, что делаешь видео? Значит, ты своими взглядами делишься с другими, так?

Дэвид кивает, продолжая следить за изображением на экране. Койка позади Ксана начинает перемещаться и медленно отправляет Катю головой вперед в открытый зев томографа.

– А если я скажу тебе, что есть другой способ поделиться своими мыслями с миром? Без камеры. Без дурацкой болтовни.

– Дэвид уже работает над автобиографией. Ты к этому клонишь? – спрашивает Сара. – Книгу издадут в конце года.

Сестры, стоящие за Ксаном, отходят от сканера. Тело Кати скрывается в томографе целиком, виднеются только голые ступни.

– Нет, я имею в виду не книжки, – отмахивается Ксан. – И не сайты, каналы, приложения, социальные медиа и тому подобные вещи. Я говорю о совершенно новом, никогда прежде не виданном.

На экране справа от него вдруг возникает картинка: поперечное сечение мозга. Его луковичная асимметрия напоминает Дэвиду какой-то странный разрезанный овощ.

– Вы видели такое и раньше, – говорит Ксан. – Но ваше МРТ-обследование можно назвать ФМР. «Ф» означает «функциональный».

– В прошлом году я делала обследование колена, – говорит Сара, кивая.

– Вот! Обычная штука, ничего особенного. Распространено в мире так же, как удаление зубов. А вы понимаете основной принцип обследования? Мы используем магнитные поля и радиоволны для, скажем так, трансляции человеческого тела, в данном случае – мозга Кати.

Дэвид переводит взгляд на экран. Овощ вспыхивает желтым цветом. Дэвиду кажется, что мозг Кати трещит, как гроза над поверхностью чужой далекой планеты.

– Что это? – спрашивает он.

– Зона повышенного кровотока. Такой тип сканирования предназначен для отслеживания активности головного мозга. Желтые пятна сообщают, какие части мозга Кати работают сейчас интенсивно.

Дэвид безучастно смотрит на Ксана.

– Вы слыхали о теории левого и правого полушарий? Левое связано с творчеством, а правое отвечает за логические задачи. Это, конечно, дикое упрощение, пришедшее к нам из девятнадцатого века. Вообще-то правильней говорить, что каждая из семи тысяч мозговых зон ответственна за разные конкретные функции. Поэтому, изучая, какие части мозга активны, мы можем получить некоторое представление и о чувствах. К примеру, если вы посмотрите на зону активности вокруг Катиной лобной доли, то сделаете вывод о том, что Катя спокойна.

Дэвид глазеет на изображение. Теперь перед ним – серые и черно-желтые пятна. Он пожимает плечами. Слова Ксана ничего для него не значат.

– Теперь это уже древняя технология, – продолжает Ксан. – Но если мы можем определить конкретные мысли и отличить их от расплывчатых чувств, то кое-что становится крайне интересным. Оказывается, неврологически мозги большинства людей удивительно схожи между собой. Когда и вы, и я думаем о собаке, мозг создает похожую картину. Распознав и расшифровав данную закономерность, мы можем с высокой степенью уверенности предугадать, кто о чем думает, просто наблюдая за мозговой активностью. Вот, сейчас я вам все продемонстрирую!.. Кэт, милая, вспомни, что ты съела на завтрак сегодня утром?

Почти сразу же белая стена слева от Ксана дрожит, и на экране появляется глянцевое красное яблоко. Хотя изображение узнаваемое, оно не вполне фотографическое. В нем есть что-то нереальное: очертания размыты и постоянно смещаются. Картинка окутана вихревым серым туманом.

Дымчатый мираж.

При виде яблока Ксан смеется.

– Класс! Столько усилий – ради самой важной трапезы дня!

– Но как же ты?.. – спрашивает Дэвид, переходя на «ты».

Бородатое лицо Ксана мерцает от экранного света.

– О чем? О камере в ее мозгу? – хохочет Ксан. – Оказывается, хотя и довольно просто распознать, кто о чем думает, но очень трудно понять, кто как думает. Я приведу пример. Если бы я подключил тебя и Катю к этому устройству и попросил поразмышлять о какой-нибудь собаке, вы оба, скорее всего, подумали бы о совершенно разных животных. Даже если бы я сказал вам конкретнее – вообразить пуделя, – ваши мысленные картинки имели бы принципиально разные отличия. Как всегда, проблема в контексте. Есть ошибка, которую совершают большинство людей: они считают, что мозг – нечто вроде компьютера, и наши мысли и воспоминания похожи на файлы, которые только и ждут быть нажатыми и открытыми. На самом деле все обстоит как раз наоборот. Мысли не появляются в изоляции. Они накапливаются вместе с нашим жизненным багажом: личным опытом, который мы приобретаем день ото дня. Поэтому когда вы оба размышляете о пуделе, ты можешь вспоминать о домашнем питомце своей тетушки – псине по кличке Фидо. А Катя может представить кого-то другого.

Дэвид чешет затылок и поправляет очки. Он запутался.

– Если система не показывает, о чем думает Катя, то что она нам демонстрирует?

– Она показывает нам суть ее мыслей. И у нас, братан, имеется обходной путь. Благодаря социальным медиа личные истории уже не являются для нас тайной. Катя любезно предоставила нам свой личный архив – массу фотографий и видео, которые она уже успела сделать! Мы произвели своеобразный отсев, и теперь мы в курсе событий! Мы можем сказать, в каких местах она когда-либо бывала. Нам известны все люди, которых она когда-либо видела. Даже пища, которую она ела на протяжении последних пяти лет, по крайней мере, девяносто процентов тех или иных блюд! Эти данные служат для нас ориентирами. Поэтому теперь, когда мы просим Катю подумать о пуделе, мы можем делать отсылки на каждого пуделя, когда-либо увиденного ею, а потом в течение наносекунд и с абсолютной точностью создать симуляцию именно того пуделя, о котором она думает. Круто, да? Почему бы нам не испробовать что-нибудь посложнее? Ох, я и не знаю… Как насчет ранних воспоминаний? Катя, что первое ты можешь вспомнить?

Мгновенно изображение яблока распадается, и на туманном экране начинает плясать мерцающий вихрь пепельно-серых пикселей. Изображение напомнило Дэвиду помехи между каналами в старом телевизоре. Впрочем, в данном случае непохоже на хаос, как будто вихрь имеет свою собственную жизнь.

Все трое продолжают наблюдать, как в центре экрана постепенно проявляется размытый силуэт.

Мужчина?

Нет…

Женщина?

Внезапно туман рассеивается, и изображение становится четким. Дэвид видит молодую женщину. Она стоит в углу детской спальни, солнечный свет льется в комнату через хлопковые шторы. Женщина напоминает Катю: те же возраст и телосложение, но волосы – светлые, а не темные. Она сортирует в мешок детскую одежду, тщательно складывая и собирая ее в отдельные стопки.

Дэвид бросает взгляд на противоположный экран. Буря желтых вспышек сквозь серый овощеобразный мозг, загорается – отдел за отделом. Между тем на стене позади Ксана сияет застывшая таблица томографа.

Все замирают, только ноги Кати непроизвольно подергиваются под простыней.

Дэвид возвращается к фильму. Женщина складывает детское платьице, но вдруг резко поворачивается. Что-то привлекает ее внимание, она смотрит с экрана на Дэвида, Сару и Ксана. Ее лицо – привлекательное, милое – озаряется широкой улыбкой. Теперь Дэвид видит, что у незнакомки Катин рот – и ее же глаза, в которых сияет неподдельная любовь. Если раньше и были сомнения, то теперь он уверен – это ее мать, первое воспоминание Кати.

Женщина стоит лицом к Дэвиду, Саре и Ксану, широко распахнув руки, будто стремится прижать их к своей груди. Она наклоняется, приоткрывает рот и произносит что-то на датском. Голос разносится из спикеров, скрытых в стенах застекленного офиса.

– Hej, min elskede[1]1
  Hej, min elskede (дат.) – Привет, моя любовь. (Здесь и далее – прим. пер.)


[Закрыть], – говорит она.

У Сары и Дэвида перехватывает дыхание. В этот момент картинка распадается, мама Кати и детская вновь растворяются в аэрозольном тумане.

Экраны тускнеют.

Зажигается свет. Дэвид и Сара молча смотрят на свои отражения, пытаясь осмыслить только что увиденное.

Наконец Сара нарушает тишину:

– Невероятно. Просто невероятно.

Ксан усмехается:

– Еще бы! А ведь мы только в начале пути. Наша программа по интерпретации данных становится все более точной. Можно сказать, она учит нас, как продвигаться вперед. Через пару недель мы будем использовать ее на полную катушку – крошечное искажение, увиденное вами, исчезнет, и блогеры вроде тебя, Дэвид, снимающие и документирующие свою жизнь в течение многих лет, могут не волноваться о качестве своих записей! Точность воспроизведения их собственных мыслей будет нереальной! В конце концов, мы покажем миру бесконечный, непрерывный поток. Каждые мысль, память, чувство, даже сны пойдут потоком в высоком разрешении, по два часа в день. Я имею в виду, что скоро начнется трансляция…

– Самое большое шоу на планете, – договаривает за него Сара.

Они оба поворачиваются к Дэвиду. Тот, охваченный собственными отражениями, глазеет на зеркальные стены. Чувствуя на себе взгляд Ксана и Сары, парень неохотно смотрит на них.

– Простите, но вы меня потеряли. Как я могу… в общем, войти во все это?

– Войти во все это? – повторяет Ксан, обхватывая плечи Дэвида. – Ты здесь, братан. Во всяком случае, можешь быть здесь. Слушай, представь себе шоу, в котором вместо бесконечного бубнежа на камеру – что вы думали о фильме, что вы ели на завтрак, что вы сделали в выходные – появляется точная картинка, нет, видео! Без задержек. Такое вот питание, идущее от мозга прямо к экрану! Все то, о чем ты думаешь, – живое и неотредактированное. Постоянный поток информации – целые дни и ночи напролет, даже когда ты спишь! Забудь о видеоблогинге. Вот следующий логичный шаг. Эволюция. МайндКаст.

Дэвид косится на Сару – у нее влажные взволнованные глаза. Сара тихо произносит это название, как будто пробует его на вкус:

– МайндКаст.

Дэвид моргает.

– Ты издеваешься? А если серьезно?

Ксан смотрит на Дэвида, и его взгляд непоколебим.

– Почему бы и нет? У нас есть технология для подобных процессов. Вы только что видели модель ранней памяти прямо на экране. Какой шанс, а?

– Предполагается ли получение Дэвидом справедливой компенсации за участие в… эксперименте? – спрашивает Сара. – У нас есть права на его… видео? Лицензия…

– Не беспокойтесь. Мои люди уже начали составлять договор. Мы работаем над фиксированной платой за подписание плюс над постоянным процентом от дохода. Я уверен, вы будете приятно удивлены нашим предложением. Ты станешь богачом, братан.

Дэвид качает головой.

– Дело не в деньгах.

Кажется, Сара шокирована его ответом.

– Почему?

– Я… – Дэвид беспомощно жестикулирует – и его отражение вторит ему в зеркальной стене позади Ксана, где минутами ранее Катя лежала на больничной койке. – Слушайте, ребята, вы же не можете честно ожидать, что я полжизни пролежу в сканере?

Сара спохватывается и приходит ему на помощь.

– Верно. Вряд ли сегодняшние поклонники Дэвида будут счастливы, если Дэвид будет спрятан в трубе томографа. Его лицо – один из самых узнаваемых активов.

Ксан снова начинает смеяться – сперва беззвучно, затем громко и безудержно. Он мотает головой.

– Ты о той штуке? Дэвид, она – прототип, используемый нами для демонстрации техники. Нет, реальные аппараты мы используем реже, чем томограф! Гляди-ка, братан! Он замолкает, ищет что-то в телефоне и подносит гаджет к глазам Дэвида.

Парень щурится.

На экране – зеленый микрочип размером с ноготь мизинца Ксана.

– Это?

Ксан кивает.

– Все, увиденное вами только что, мы можем сделать с помощью чипа М900. Он – уникален. Единственный в своем роде на планете. Такая крошка – результат шести лет исследований и разработок. Его можно легко имплантировать в то место, где спинной мозг соприкасается с черепом.

Ксан стучит по затылку.

– Что? Значит, мне придется сделать операцию?

– Да, незначительную. Ничего особенного. Она совершенно безопасна. Мы используем общую анестезию, поэтому ты ничего не почувствуешь. Тебя выпишут на следующий день. Ловко, а?

Дэвид смеется:

– Видимо, вы опять шутите.

Он поворачивается к Саре, но той не до смеха.

– Подразумевается короткий период адаптации, пока чип учится интерпретировать данные, – продолжает Ксан. – Мы готовы начать трансляцию практически с момента установки системы. Платформа МайндКаст отстроена и готова к запуску. Сайт и приложение – тоже. Мы готовы начать прямо сейчас. Нам не хватает только звезды.

Дэвид разглядывает чип. Он настолько мал, что, наверное, сломается при малейшем давлении. Он смахивает на игрушку. Парень пытается вообразить скальпель, прокладывающий путь под его кожей. Каково это – иметь что-то внутри, в своей голове? Он не может представить. Ничего из сказанного Ксаном не кажется реальным, все звучит как невозможное.

– Будет ли… Будет ли шрам?

– Нет-нет! Мы делаем небольшой разрез чуть ниже линии роста волос на задней части шеи и отодвигаем кожу головы. После чего производится трепанация черепа. Минимально инвазивная операция. Стандартная процедура, братан. Мы делаем операцию здесь, амбулаторно, в специальном медицинском кабинете. Я думаю, вы убедитесь, что по сравнению с предложением Национальной службы здравоохранения наши средства гораздо лучше. В течение парочки дней возможен отек – и дело с концом! Когда все заживет, шрам, конечно, не будет заметен.

Теперь Ксан улыбается. Безмятежная ухмылка, словно под кайфом. Но его взгляд не оставляет у Дэвида сомнений – Ксан совершенно серьезен. Дэвид чувствует руку Сары на своей спине. Жест должен успокаивать, и тем не менее Сара подталкивает Дэвида к Ксану.

Парень делает шаг вперед.

– Согласен, парень? – спрашивает Ксан. – Готов стать суперзвездой?

Дэвид открывает глаза, достает телефон и держит его на расстоянии вытянутой руки: он делает отчет. Говорит: «Доброе утро, ребята!» и нажимает «Отправить», прокручивает комментарии видео прошлой ночи, отвечает на часть сообщений.

Парень смотрит видео, которое ему кто-то прислал, разглядывает несколько порнографических отрывков, скользит взглядом по новостным заголовкам, просматривает фотографии женщин, с которыми мог бы встречаться, и кроссовок, которые мог бы купить. Читает новые комментарии под его видео «Доброе утро, ребята!». Пишет от себя несколько комментариев. Делает селфи и редактирует снимок, проводя по экрану большим пальцем: сглаживает морщинки на лбу и осветляет мешки под глазами, прежде чем применить фильтр, чтобы выглядеть так, как будто фото сделали в начале семидесятых на «Поляроид».

Он выкладывает снимок в сеть и подписывает его: «До сих пор валяюсь в постели, ребята». Добавляет: «Жить мечтой». Вновь смотрит видео, делает еще одну фотографию, читает комментарий, посылает сообщение. Он снимает…

Четыре часа спустя Дэвид едет в такси на встречу со своим другом Надимом, коллегой-видеозвездой, которому также повезло быть одним из клиентов Сары. Как бывший шеф-повар, Надим сначала нашел свою нишу в публикации видеорецептов, но в последние шесть месяцев начал выполнять трюки с едой и экстремальным питанием для привлечения большей аудитории. По предложению Сары Дэвид иногда появляется в видеороликах Надима, Сара это называет «перекрестным опылением». Последний раз Дэвид ел на камеру сушеного тайского скорпиона. Весьма драматическое событие, ставшее одним из самых крупных прорывов. Но сегодня Надим пообещал, что Дэвиду не придется дегустировать насекомых. Они просто собираются наверстать упущенное, хотя очевидно, что без сети никак не обойдутся.

Пока такси ползет через город, Дэвид постоянно делает селфи, выкладывает их и спрашивает подписчиков, что они думают о его волосах и прикиде. Парень просит, чтобы они описали свою самую безумную поездку на такси и спрашивает водителя, хотел бы он оказаться в одном из его видео. Тот ничего не понимает. Он просит Дэвида перестать прыгать на сиденье и пристегнуться. Парень опускает оконное стекло, наслаждаясь теплым весенним солнышком, щурится, глядя на небо. Когда он поднимает голову, то ему уже не видны ни сетевые магазины, ни линии электропередач, и в его поле зрения остается лишь безоблачная синева.

«Я могу быть где угодно, – думает Дэвид. – Барселона. Барбадос. Бали. Одно и то же небо».

Он осознает это до мозга костей и направляет телефон на небо.

На экране оно выглядит еще более голубым, еще более реалистичным.

Парень делает снимок, обрезает его, применяет фильтр и пишет комментарий: «Это одно и то же небо, ребята…»

Нажимает «Отправить».

Чуть дальше по дороге Дэвид видит стайку девочек-подростков. Они едят чипсы на автобусной остановке, их громоздкие сумки набиты под завязку. Периодически девчонки смеются или бросают чипсы одному из изъеденных молью голубей, слетающихся к их ногам. В основном школьницы игнорируют друг друга и смотрят в смартфоны. Когда приближается такси, Дэвид начинает волноваться: он надеется, что хоть одна из девочек его узнает. Такое происходит регулярно, пусть и не столь часто, как раньше. Он еще помнит, когда его первый раз остановили на улице, румяного, двадцатидвухлетнего. В то время Дэвид только начинал снимать видео и, хотя быстро нашел аудиторию, скептически относился к перспективе превратить свое хобби в полноценную работу.

Тогда он вкалывал полный рабочий день, принимая звонки для компании по страхованию жилья. У Дэвида был обеденный перерыв, когда это произошло: к нему подскочила девчонка не старше семнадцати лет – тогда Дэвид со своими коллегами шел к магазину.

– Я просто хочу сказать, насколько мне нравится ваше шоу, – затараторила поклонница, уставившись куда-то вбок.

Ее щеки зарделись, на губах появилась неловкая улыбка. Ее волосы под полуденным солнцем походили на нимб. И она тотчас исчезла. Даже сейчас, три года спустя, у Дэвида осталось яркое воспоминание о той встрече. Удивление, что кто-то совершенно незнакомый может знать, кто он такой и чем он занимается.

А ведь девчонка не только смотрела его ролики. Она полюбила его шоу. Раньше Дэвид даже и не думал об этом как о «шоу». Он воспринимал видео как одностороннюю беседу, способ свести на нет часы между работой и сном.

Конечно, Дэвид уже замечал на себе чужие взгляды в офлайне и с приятной спешкой проставляемые лайки и комментарии. Впрочем, тогда ему казалось, что все это игра, а не что-то укорененное в реальности, вроде действенного способа набрать очки для перехода на новый уровень. Сидя в одиночестве в своей спальне, с ноутбуком или телефоном, Дэвид, по-честному, и не думал, что там, по другую сторону камеры, находятся живые люди. Пользователи, слушающие его реплики и смотрящие его видео. Те, кого и впрямь интересовало, что он хочет завтра надеть, кто был в его тройке любимых рэперов или мог ли он вслепую почувствовать разницу между выпитыми коктейлями.

Дэвид никогда не мечтал о такой известности – быть узнанным на улице в свой обеденный перерыв. Именно поэтому для него и стало неожиданностью обращение к нему той девчонки.

А тогда у него в мозгах словно лампочка взорвалась. Тысячи, десятки тысяч людей – и каждый был реальным человеком. И они следили за ним. Слушали. Дэвид как будто открыл портал к их жизням – от своего компьютера к компьютерам подписчиков. Почти магия. Кто знает? С тех пор множество пользователей наблюдали за ним. А Дэвид навсегда распрощался с костюмом и с галстуком и стал тем, кем он должен был быть.

Возможно, он был рожден, чтобы стать кем-то особенным. Знаменитостью.

А когда та девочка ушла, коллеги Дэвида взглянули на него по-другому. Может, они увидели в Дэвиде божество? По дороге к магазину они засыпали его вопросами о видео, спрашивали, что он снимает и много ли денег заработал. А в итоге один парень даже заплатил за обед Дэвида. Безумие. Для них он стал настоящей звездой.

В тот же день, вернувшись в офис, Дэвид написал заявление об уходе.

Сейчас такси приблизилось к девчонкам-подросткам. Они еще таращатся в свои телефоны, ни на что не обращая внимания. Дэвид высовывает голову в окно.

Ничего.

Он откашливается, но звук теряется в рычании двигателя автомобиля.

Ничего.

Затем какая-то девочка поднимает глаза. Она находится на расстоянии десяти футов от Дэвида. Их взгляды встречаются. Вспыхивает искра. Наверное.

Теперь…

Ничего.

Девочка запускает руку в пакет с чипсами и опять утыкается в экран телефона. Она и понятия не имеет о том, кто такой Дэвид.

Он закрывает окно и говорит себе: «Это ничего не означает. Я не должен беспокоиться. Произошедшее – не знак моего заката. И не начало конца».

Парень изучает свой блог. Он бьет рекорд.

Дэвид спрашивает зрителей, что они думают о его наставниках, предлагает подписчикам назвать три любимых видеоклипа. И просит их о любви и объятиях.

На переднем сиденье вздыхает таксист.

Надим готовится бриться: он обнажен по пояс, с полотенцем, обернутым вокруг талии, а его верхняя губа покрыта белой пеной. В этот момент в дверь звонит Дэвид.

– Боже мой! – восклицает хозяин, втаскивая гостя в квартиру и таща Дэвида на кухню. – Я так пьян, что думаю, могу умереть. В буквальном смысле.

– Что такое? Думал, ты на детоксе. Прокачался смузи.

– Ага. Все было хорошо, пока не позвонил Майк и не спросил, могу ли я заскочить к нему на пару стаканчиков. Я только что вернулся – и я не в самой лучшей форме.

– Ты был у Майка? А что с Крисом?

Надим вздрагивает.

– Крис? Он уже вернулся. Да-да, я все понимаю, но не осуждай меня. Я сейчас ни о чем не могу думать, кроме кофе.

– Вы – плохой парень, вы знаете об этом, мистер?

– Слушай, никакой критики сегодня! Просто сделай мне проклятый кофе. Я хочу хоть как-то перебить отвратительный привкус во рту.

Надим собирается исчезнуть в ванной, Дэвид остается на кухне. Лофт, где живет Надим, практически идентичен невероятно дорогому жилью самого Дэвида: открытая планировка, минимум мебели, балки и кирпичная кладка. Все очень стильное и абсолютно безликое. Единственная существенная разница между их квартирами – кухня профессионала, где Надим снимает большую часть видео с тех пор, как восемнадцатью месяцами раньше, когда популярность его шоу взлетела, переместился сюда из развалюхи в Манчестере.

Надим и Дэвид оплачивают жилье благодаря своим онлайн-трансляциям. Они расплачиваются своими видео за все.

Кофеварка, как и остальная кухонная техника, спроектирована весьма оригинально – космический артефакт с приборной панелью шкал и рычагов. Дэвид пытается выяснить, как она работает, и внезапно замечает экземпляр последней книги рецептов Надима. Она лежит на столешнице из нержавеющей стали. Дэвид чувствует укол зависти. Пусть Надим еще не так поднаторел в съемке роликов, однако парень явно набирает скорость. Надим, как бы выразилась Сара, решил «поэкспериментировать и порадовать аудиторию».

Видео Надима, как и большинства других звезд, посвятивших себя определенному занятию, – ремесленников, инструкторов по йоге, поющих тренеров – подобны онлайн-рывкам. И Надим иногда способен на значительные достижения.

К примеру, помимо онлайн-курсов, мастер-классов и обзоров кухонных гаджетов, Надим, вдобавок пишущий кулинарные книжки, занялся серьезными вложенями. Не далее как в прошлом месяце парень приобрел линию фирменных соковыжималок. Некоторые даже шептались об открытии им собственного ресторана – в ближайшем будущем. В любом случае приятель Дэвида, кажется, готов к тому, что когда-нибудь колодец иссякнет и деньги за видео – соответственно, тоже.

– Почему вместо кофе я чувствую запах неудачи?

Дэвид поднимает голову и видит полностью одетого Надима – с телефоном в руке.

– Ты меня снимаешь?

– Точно, шеф. А ты, значит, никогда не посещал школу бариста?

Неожиданно Дэвид становится совсем не похожим на свой экранный образ: голос становится громче, а жесты – чуть раскованнее.

– Если бы не твоя дурацкая кофеварка, которую заклинило окончательно, ты бы уже давно пил свой кофе. Кстати, где добрый старый растворимый «Нескафе»?

Надим перестает снимать, на секунду опускает смартфон.

– Черт!

– Что? Что такое?

– Машину мне бесплатно дали на прошлой неделе, – Надим надувает губы. – Должен ее рекламировать. Я вроде как… носитель их бренда.

– Извини, парень. Это моя вина.

– Ничего. Если ты ее доломал, позже я ее починю. Как у тебя-то дела, Дэвид? Как все вчера прошло? Крутое интервью. Он ведь из «Оптимайзера», верно? По-моему, Ксан?

– Бринкли.

– Парень, эти группы такие классные! Мне тоже хочется быть в одной из них.

– Зачем? Похоже, у тебя нет босса.

– Не знаю. Они потрясающе выглядят. Может, Сара с их помощью хочет следить за нами? Проверить, насколько мы работоспособные создатели видео, – смеется Надим. – И как он тебе, таинственный мистер Бринкли? В реальной жизни он так же крут, как на обложке журнала «Тайм»?

– Он несколько странный. И вообще все немного сверхъестественно.

– В смысле – странный? Он эксцентричен или он жуткий маньяк – убийца детей?

Дэвид пожимает плечами.

– Где-то посередине. Он пригласил меня и Сару для интервью. Когда мы добрались до его стеклянного офиса, он устроил настоящее представление. И он вел себя так, словно именно он брал его у меня. А потом Ксан попросил меня сделать с ним шоу.

– Шоу? Бесподобно! Поздравляю! А чем он сейчас занимается. Рекламой?

– Нет, не совсем. Это похоже… Ну, все как-то сложно. Короче, я и сам почти ничего не понял.

– Но ты не можешь вбросить такую бомбу и замолчать! Мне нужны детали. Вы начали съемки? Ты принял его предложение?

– Нет. Да. Нет… В смысле, я пока не знаю. Сара считает, что мне выпал уникальный шанс. Ой, я только что вспомнил, что не должен об этом говорить. Я подписал кучу бумаг, согласно которым Ксан может законно меня прикончить, если я буду слишком болтливым.

– Ух! Действительно? Вот так ты меня вырубаешь? Извини за любопытство, мистер Успех.

– Ладно тебе! Я и так протрепался. Но ты-то сам собираешься рассказать, что я должен делать? И ради бога, давай сегодня обойдемся без дегустации беспозвоночных!

– Издеваешься? Я в стельку пьян для таких замысловатостей. Мне нужна еда. Хочу узнать, ты больше не вегетарианец?

– Нет, я поклонник палеодиеты.

– Хорошо, доктор Ди. Я приготовил кое-что особенное. Я назвал блюдо «Вызов-наггетсы».

– Наггетсы? Звучит неплохо. Обычно ты заставляешь меня есть живых осьминогов.

– Да, полагаю, ты заслужил перерыв. Все любят наггетсы, правильно?

– Я – да, люблю.

– Отлично! Тогда перед началом нам нужна только одна вещь.

Надим выходит из кухни и почти сразу же возвращается, держа в свободной руке клетку. В ней – живой цыпленок.

– Дэвид, – говорит Надим. – Встречай свой обед.

Лицо Дэвида заполняет экран, челюсть парня отвисает, а брови поднимаются в наигранном удивлении.

– Ты меня разыгрываешь?

Следующий час Дэвид и Надим возятся с цыпленком. Несмотря на утверждение Надима о том, что сломать шею птице просто, выясняется, что, кроме комаров, он никого не убивал. В итоге два приятеля проводят час за просмотром дурацких обучающих видео, держась друг за друга и визжа от ужаса, когда фермеры из Кентукки дают советы по подаче, ощипу и потрошению пернатых.