Книга: Записки маленькой гимназистки. Повести - Лидия Чарская

— Послушайте… — зашептала я, вся дрожа от волнения, — ведь это нехорошо… вы не смеете… Это не ваши… а мои вещи… Нехорошо брать чужое…
— Отвяжись… Не ной!.. — прикрикнула на меня горбунья и вдруг зло, жестко рассмеялась мне в лицо. — А хорошо от меня отнимать было… а? Что ты скажешь на это? — задыхаясь от злобы, прошептала она.
— Отнимать? У вас? Что могу я отнять у вас? — пораженная до глубины души, воскликнула я.
— Ага, не знаешь разве? Скажите пожалуйста, невинность какая! Так я тебе и поверила! Держи карман шире! Противная, скверная, нищая девчонка! Уж лучше бы ты не приезжала. Без тебя легче бы было. Все-таки мне раньше не так попадало, потому что я жила отдельно, не с противной Нинкой, маминой любимицей, и у меня был свой уголок. А тут… ты приехала, и меня в детскую к Нинке и к Баварии перевели… У-у! Как я ненавижу тебя за это, гадкая, противная! Тебя, и твой несессер, и все, и все!
---------------------------------
Я с удивлением смотрю в ее круглые глаза, не чувствуя ровно никакой вины за собою. И вдруг взгляд мой встречается со злым, горящим, как у волчонка, взором Жюли. В ту же минуту девочка подходит к гувернантке и говорит:
— Матильда Францевна, накажите Лену. Она прибила Ниночку.
Что такое?.. Я едва верю своим ушам.
— Я? Я прибила? — повторяю я эхом. — А скажешь — не ты? — резко закричала на меня Жюли. — Смотри, у Нины кровь идет носом.

Как вы понимаете, тут Лену оклеветали, за что её наказывают. Но проходит некоторое время, героиня пару раз берёт на себя вину обидчицы, ииии....

— Я-то не виновата? — прорыдала она снова, — Я-то? Ах, Лена! Лена! Да я злодейка перед тобою, а ты! Ты святая, Лена. Я поклоняюсь тебе! И прежде чем я успела остановить ее, Жюли склонилась передо мной до пола и, охватив мои ноги, покрыла их поцелуями и слезами.

Вы в это верите? Я тоже нет... В жизни бы на такую терпилу сели и поехали. И радовались бы, что нашли безропотную дурочку, на которую можно валить свои косяки. Но это у нас сказка, здесь  доброта и кротость может изменить отношение самой гнусной твари.

Конечно, такое ВНЕЗАПНО происходит со всеми обидчиками Лены, а апофеозом всего этого становится момент в финале. Заблудившись в поле, Лена едва не замерзает насмерть, но её находит и спасает граф, отец её школьной подруги Анны. Анна, зная о ситуации с родственниками, предлагает девочке поселиться у неё, Лена вроде бы соглашается, но решает напоследок проведать своих родственников, и - вуаля:

— Не смей уходить, Ленуша! Не смей уходить!.. Я люблю тебя… Я не пущу тебя, слышишь, не пущу!.. Умру с горя… У меня снова припадки начнутся… От тоски будут припадки, и я умру, — лепетал он сквозь слезы, бросаясь ко мне. Ниночка, стоя подле матери, тоже кусала губы, глядя то на брата, то на сестру. Тогда Жорж подошел ко мне, легонько ударил меня по плечу рукою и, глядя куда-то в сторону, произнес, усиленно посапывая носом: — Ты, может быть, из-за нас и оттого, что мы тебя задирали, не желаешь оставаться и уходишь. Так, ей-богу же, я Нинку вздую, если она хоть раз тебя Мокрицей назвать посмеет, а если сам, то язык себе откушу — вот что. Ведь ты уезжать вздумала из-за наших щелчков. Остроумно! — И, не выдержав больше, он отвернулся в угол и захныкал не хуже Толи.

Это же просто воплощенная инфантильная фантазия: вот я заболею/умру и все будут плакать, что не ценили. Чёрта с два будут! Если судить по предыдущим действиям этих, с позволения сказать, "родственников", то в реальной жизни они бы спешно паковали чемоданы героини и сунули ей в руки прямо в дверях, боясь, что она передумает и таки останется. А скорее бы ещё раньше выкинули девочку жить к её другу-кондуктору, он и его дети бы её приняли, вот и прекрасно, глаза мозолить не будет.

Я взглянула на дядю. Он смотрел на меня печальными, скорбными глазами и не говорил ни слова. Только руки его были протянуты ко мне и в глазах было столько мольбы, что я не вынесла больше.

Ага. Всю книгу было наплевать, что родную племянницу его жена и дети изводят: то пытаются избить, то оскорбляют, да и вообще постоянно гнобят. А теперь, значит, скорбь и печаль. Не верю!

Конечно, Лена решает остаться с резко преобразившейся родней, иначе какая же будет сказка. Все счастливы. На этой слащавой, крайне фальшивой ноте всё и заканчивается.

Две звезды за очень вредную мораль для детей: будь тряпкой и тебя все будут любить, а обидчики раскаются сами. Сама погорела на таких ситуациях. Далеко с такой жизненной позицией не уедешь. Детей надо приучать давать отпор и учить их тому, что доброта и полная бесхребетность это не одно и то же. Никто не оценит жертвенность-слабость-покорность. И быть удобным для каждой сволочи тоже не получится.

P.S. У меня стойкое ощущение, что после финала Лене осталось жить не так долго. Мать у неё умерла от туберкулёза (это видно по описанию болезни), Лена всё это время была с ней. Болезнь коварная, может затаиться в организме и проявиться не сразу. А здесь  постоянные стрессы, вечная травля, да ещё и сильнейшее переохлаждение (девочка едва не замерзла насмерть). Всё это запросто может дать толчок этой болезни, в то время неизлечимой. Так что финал оставляет чувство горечи не только из-за фальши и наигранности.

Это разочарование толкает меня написать, что данная книга — это история синдрома золушки: Лена-сирота, бедная, которая попала в дом к дяде, где с ходу поссорилась с кузенами, и была обозвана плохой девчонкой. И, как следствие, плачется «мама, на кого же ты меня покинула!..», умом исследователь понимает, что девочку надо бы пожалеть, у неё нет никого, кроме этих кузенов и их родителей. Но не выходит. Страдания Лены не трогают сердца, я читала и была совершенно глуха к этим слезам. Глуха и вот почему — неискренность, натянутость стиля книжки, отдающей какой-то фальшью, которую начинаешь ощущать постепенно. Исследователь загрустил и повесил нос от такой наигранности. Он недавно читал книгу Веры Новицкой «Безмятежные годы», так вот там всё искренне и от всего широкого сердца, и жизненно так. В реальность существования Муси Старобельской веришь сразу и безоговорочно, прекрасно осознаёшь, что она — персонаж выдуманный, но насколько ж правдиво выдуманный!

А чарская Лена-сирота — в её существование не веришь, в правдивости её поступков и речи сомневаешься «от» и «до». Жертва обстоятельств, как понял рецензент, почесав за ухом:

«…Я ела бутерброд и думала, как мне тяжело будет жить на свете без мамочки и почему я такая несчастная, почему я не сумела сразу заставить полюбить меня и почему девочки были такие злые со мною…».

Да, без мамочки будет трудно, исследователь это понимает, но гораздо труднее будет с тем, что героиня пытается угодить чужим ей людям и заслужить их хорошее к себе отношение. Ну, барышня, коли уж вы сами с самого начала показали себя далеко не с лучшей стороны в доме у дяди, так чего ж вы жалуетесь?

Исследователь может придраться буквально ко всему, что нашёл в этой повести, и найти её в итоге весьма далёкой от идеала детской книги. Он подумает, что же хорошего есть в этой повести и не найдёт, пожалуй, ничего, что сделало бы для него книгу хорошей и приятной… Он будет придираться и ворчать, но книга от этого лучше для него станет, и никак он не поймёт, что же в ней такого хорошего, и за что это произведение так хвалят? Ведь он находит её полной недостатков, начиная непродуманными образами героев (главных и второстепенных), местом действия (намёком, что это гимназия, или поезд, или дом генерала), кучей девочек в гимназии. И заканчивая размышления Лены об окружающей её жизни. Что такого хорошего в её мыслях или поступках? Почему младший из кузенов, Толик, считает Лену хорошей, и готов встать за кузину горой, когда её обижают? В чём проявляется эта хорошесть — в мыслях о том, как плохо Елене без мамы, как её обижают (что кузены, что девочки в гимназии), в постоянной жалости к себе? Единственный хороший поступок Лены, это когда она взяла вину (не буду писать, за кого) на себя, а всё остальное…

Исследователь недоумевает, чему же такому хорошему может научить эта книга ребёнка 9-ти лет (столько лет главной героине), разве что постоянным жалобам на горькую жизнь? Он понимает, что Лена сирота, что живёт, как говорили тогда, из милости в доме богатых родных, но и что с того? Почему бы Лене не сделать первый шаг и не стать ближе к родным, а не плакать и жаловаться на горькую судьбу?.. Ах, даже финал разочаровал нашего исследователя, — этот самый финал словно сошёл со страниц надуманных сказок, в которых не бывает так, как в жизни…

«…Справедливости ради придётся признать: до уровня большой литературы Лидии Алексеевне было никак не подняться. Сентиментальность, экзальтированность, даже истеричность её книг, бесконечно повторяемые приёмы и образы, неряшливый стиль, примитивный язык — всё это и многое другое позволило молодому тогда критику К.И. Чуковскому назвать обожаемую и боготворимую писательницу «гением пошлости» и «фабрикой ужасов». Его статья «Лидия Чарская» увидела свет в 1912 году. Буквально каждое слово разило наповал. Конец этому наваждению положил 1917 год, когда в директивном порядке были отменены все маги и волшебники. Чарскую перестали печатать… а все прежние издания её книг были изъяты из библиотек и уничтожены…»

К слову, исследователь может назвать только две, как ему кажется книги, которые у этого автора действительно стоит прочитать: это роман «Газават» и повесть «Паж цесаревны». Исследователь надеется, что обе эти книги понравятся широкой публике, и заслужат (ну вдруг) её благосклонный взгляд.