Электронная библиотека » Лидия Чарская » » онлайн чтение - страница 6

Текст книги "Дели-акыз"


  • Текст добавлен: 14 ноября 2013, 03:51


Автор книги: Лидия Чарская


Жанр: Русская классика, Классика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Шрифт:
- 100% +
Глава VIII

Месяц то прячется за облака, то снова показывается на темной синеве небосклона. Призрачными кажутся в его неверном сиянии кусты, деревья, утесы, загадочной, таинственной кажется мутная Кура.

Подковы двух коней, Селимова Карабека и Нинина Беса, звучат отчетливо и звонко среди тишины. Пахнут нестерпимо пряно ночные цветы в долинах; духота стоит в воздухе. По-видимому, завтра будет гроза. Нина Бек-Израил сидит по-мужски, одетая в мужской же костюм, бешмет и шаровары. Только вместо папахи, на голове её низенькая шапочка с покрывалом, собранным вокруг шеи по мингрельски. Револьвер и кинжал, по горному обычаю, заткнуты за пояс; в руках нагайка, к которой всадница, совершенно не прибегает, щадя бока благородного коня.

Селим скачет бок о бок с ней… Душа его горит. Но губы сжаты крепко. Юноша стесняется заговорить первый.

Вот обогнули они уже обширные владения «Джаваховского Гнезда». Миновали виноградники. Спустились в низину и поскакали быстрее по ровной шоссейной дороге, ведущей к месту лагеря казаков.

– Итак, ты хотел мне сказать что-то, мой мальчик! Я вся – внимание и слух, – поворачиваясь к своему спутнику, первая прервала молчание Нина.

Селим вздрогнул от неожиданности при этих словах. Смутился на минуту, потом заговорил быстро, быстро.

– Я люблю Селтонет. Я люблю ее больше жизни и хочу жениться на ней. Надеюсь, ты ничего не имеешь против этого, «друг»?

С неизъяснимой лаской Нина взглянула на юношу.

– Я знала это давно, мой мальчик! Твое признание не является для меня неожиданностью. Я давно ожидала его. И не могу не поблагодарить тебя за доверие, оказанное мне. Ты хочешь, конечно, знать мой совет, мое мнение по этому вопросу?

– Конечно, «друг». Твоими мыслями и речами всегда руководит мудрость Аллаха и Магомета, пророка Его.

– Еще раз благодарю тебя за лестное мнение обо мне, Селим. Что же касается твоего выбора, – ты не мог сделать лучшего. Селтонет – твой друг детства. Вы росли и воспитывались вместе и здесь, и в Кабарде, у себя на родине, и знаете друг друга, как никто другой. У Селтонет есть, конечно, свои недостатки; она немного тщеславна и завистлива, но ты должен быть снисходителен к ним. Ты сам немного необузданный и самолюбивый. Но вам надо подождать год, другой, может быть, больше даже. Вы еще слишком юны. Ты, как офицер, не можешь жениться так рано; правила службы не допускают этого, – продолжала Нина.

– Знаю, «друг», знаю. Я… мы готовы ждать…

– Пока пройдут положенные годы Селтонет будет жить у меня в «Гнезде». Я и тетя Люда будем всячески охранять твою птичку. Я счастлива, поверь, твоим счастьем, Селим, и не сомневаюсь, что Селтонет любит тебя… Каждая девушка с радостью пойдет за такого молодца джигита, как ты.

Нина Бек-Израил говорит все это без тени лести, и от её слов в груди Селима становится так радостно, легко…

Незаметно проскакали они несколько верст, отделяющие Гори от летней стоянки Селимовой части.

– До завтра, мой мальчик! Надеюсь видеть тебя и князя Андро на вокзале к нашему отъезду, – уже издали услышал Селим голос Нины и вдруг вспомнил, о чем должен был подумать уже много раньше. Как мог он отпустить Нину одну в этот поздний ночной час. Мало ли разных бездельников прячутся на берегу Куры и в ущельях окрестных гор. Необходимо тотчас же догнать «друга», убедить взять хоть казака из сотни в провожатые, потому что сам он сегодня с полуночи дежурный по роте и не может отлучиться. Но разве возможно догнать Беса, самого быстроногого коня во всем Гори и его окрестностях? Разве другая лошадь настигнет его?

Селим долго стоит в раздумье, пронзая напряженным взглядом тьму ночи. Как нарочно набежали свинцовые тучи и спрятали под темным покровом серебряный месяц. Духота стала тяжелее, гуще.

– Гроза будет… Храни, Аллах «друга»! Помоги ей попасть в усадьбу до начала грозы, – прошептал Селим и, постояв еще немного, пошел к себе в палатку.

Нина ехала шагом, бросив поводья и положившись на своего коня. Гроза ее не пугала. Её верный Бес ступал бодрым шагом, испуская по временам тихое ржание. Слегка покачиваясь в седле, Нина отдалась своим думам.

Странную, совсем необыкновенную жизнь уготовила ей судьба. Она не помнила своих родителей, татар по крови, лезгин из аула Бесстуди, бежавших оттуда и принявших православное крещение в Гори. Они умерли в один день оба, убитые обвалом в горах. Она – Нина, была еще тогда совсем маленькой крошкой. Сиротку-девочку взял к себе её родственник с материнской стороны, знатный и богатый грузинский князь, Георгий Джаваха, лишившийся незадолго до того единственной дочери, которую тоже звали Ниной. Подруга этой второй Нины, Люда Влассовская, теперешний близкий друг и помощница её, Нины Бек-Израил, тоже была им принята и жила у него в доме. Она помогала князю воспитывать ее, тогда еще крошку-сиротку, которую он назвал приемной дочерью. И любимый дедушка, отец её матери ага-Магомет, приезжавший частенько из своего горного аула в Дагестане, также принимал горячее участие в судьбе девочки.

Но вот над её головою разразилось новое горе. Умирает названный отец Нины, князь Георгий Джаваха, которого боготворит девушка, умирает дедушка ага-Магомет, и Нина остается совсем одинокой на свете.

Правда, у неё – верный друг и воспитательница, Люда, у неё богатство, оставленное ей князем Георгием. Но что ей делать с этими огромными деньгами? Ей самой они не нужны. Впрочем, решение скоро складывается. Ведь сколько есть кругом бедных, несчастных сирот! И в память названного отца, и в память дедушки ага-Магомета, Нина, на доставшиеся ей от князя деньги, устраивает питомник для детей – мальчиков и девочек, – православных и мусульман родителей, для детей не имеющих крова и родных. Этот питомник, названный «Джаваховским Гнездом», стал целью её жизни и заполнил все её существо. Питомцев нашлось не мало, и ради них и живет Нина теперь. Как близко и дорого ей все то, что касается их, этих птенцов «Гнезда Джавахи». Как она их всех любит! Любит, почти никого не лаская, но готовая каждую минуту отдать за них все, решительно все. Она не задумалась принести им в жертву свое личное счастье. Она когда-то любила и была любима благородным, достойным человеком, но помня, что нельзя делить, нельзя одновременно отдавать сердце двум сильным привязанностям, она отказалась выйти замуж за любимого человека, чтобы быть свободной, оставаться навсегда названной матерью чужих детей. Она еще молода сама, по временам ей безумно хочется личного счастья, но она умеет заглушить вспышки сердца. Она верит, что сам Бог указал ей верный путь, путь одиночества и вечных забот о сиротах. И она свято следует по этому пути.

* * *

Тучи сгустились… Сильным ударом грянул гром на далеком небе и многогласным эхом раскатился по горам. Бес фыркнул и подобрался. Княжна натянула поводья.

«Надо до дождя добраться домой»… – мысленно решила Нина.

Кура угрюмо шумела под предгрозовым ветром. Во тьме замелькали белые кудри её вспенившихся волн. Но дождь еще медлил идти. Еще только собирался. И молнии тоже пока еще не разбрасывала по черным тучам своих огненных лент.

Княжна оглянулась: она успеет добраться домой до бури. Теперь уже недалеко. Сейчас потянутся виноградники, а там уже рукой подать до усадьбы… Но, что это?

Бес вздрогнул всем телом и попятился назад… Что-то грянуло… На миг мелькнул огонек и исчез; почувствовался острый, едкий запах прожженного сукна: бешмет её дымился у самого плеча.

«Выстрел… В меня стреляли, – пронеслось в голове Нины. – Кому, однако, понадобилась моя жизнь? Надо узнать! Узнать во что бы то ни стало, кто стрелял… Надо увидеть врага…»

И менее всего думая об опасности, она ударила нагайкой Беса. Благородный конь, далеко не привыкший к такому обращению, издал продолжительное ржание и рванулся вперед, туда, к самому месту, откуда был направлен выстрел, где темная чаща деревьев и кустов зловеще притаилась под покровом ночи. Неожиданно беглый блеск молнии озарил в этот миг окрестность. Как ни кратковременен был этот блеск, Нина успела все же при свете его разглядеть две стремительно удаляющиеся в кусты фигуры. Не давая опомниться громко фыркавшему Бесу, она еще раз ударила его, направляя в ту сторону, куда спешили скрыться неизвестные люди. В то же время левой рукой княжна быстро пошарила у себя за пазухой. Слава Богу, она не забыла. Маленький ручной, электрический фонарик находился при ней. Еще миг, и яркий свет был направлен в сторону убегавших.

– Неужели я не ошибаюсь? – вдруг изумилась вслух княжна. – Да, да! Это он – Абдул-Махмет! Его бритая, как шар круглая голова!

– Селям-алекюм, приятель! – крикнула насмешливо Нина Бек-Израил. – Куда торопишься, бывший кунак? Или стыдно смотреть в глаза соседке? Постой же, остановись, когда тебе говорят!

В голосе Нины звучало что-то такое, что заставило татарина остановиться. И, косясь на зажатую в руке княжны нагайку, смущенно, без шапки, стоял теперь Абдул-Махмет перед нею.

– Ты что же это, стрелять в меня надумал? А? – зазвенел в темноте напряженный, как тетива лука, гортанный голос.

Абдул-Махмет был, уничтожен и сконфужен совсем.

– Кто стрелял?.. Никто не стрелял… Аллах видит… Пророк видит… – залепетал боязливо татарин.

– Оставь ты своего Аллаха и Пророка в покое! А лучше скажи, что это за приятель с тобой?..

И свет ручного Фонарика в руках Нины длинными лучами нащупывает второго беглеца, спрятавшегося в кустах. Перед нею мелькнуло угрюмое, виноватое лицо. Черные усы… Маленькие, бегающие глазки… И еще дымящаяся винтовка за спиной.

– Барантач! Горный разбойник! – отчеканивает княжна Нина, заметив и окинув презрительным взглядом жалкую фигуру притаившегося. – За что же ты стрелял в меня, разбойник?

Голос княжны теперь звучит гневом, а правая рука, вооруженная нагайкой, поднялась вверх, левая же держит револьвер наготове.

Тот угрюмо молчит, глядя в сторону.

– Ну же? Я жду, бездельник!

Абдул-Махмет видит прекрасно, что шутки плохи с княжной: она вооружена и вооружена прекрасно. Помимо револьвера у неё торчит из-за пояса рукоятка кинжала. А кто не знает, что названная княжна Джаваха владеет оружием, как лихой джигит? С такими не шутят.

– Никто не стрелял… Клянусь головою Пророка, никто, – начинает лепетать Абдул-Махмет, проделывая какие-то жесты своими толстыми пальцами.

– Зачем стрелять? Нечаянно разрядилась винтовка… Упал на землю… Курок задел и паф! – продолжает он сбивчиво.

Эго объяснение настолько забавно, что гнев Нины исчезает мгновенно. Она редко смеется, но сейчас её губы морщатся от улыбки.

– Ты не что иное, как безголовая овца! – говорит она спокойно. – Отлично знаю, что ты подговорил этого оборванца покончить с оскорбившей тебя, хотя бы и поделом, соседкой. Да только, видно, плохо владеет винтовкой твой наемник. Пошли его на выучку к твоему Рагиму. Авось дело пойдет лучше тогда. Ты видишь, Абдул-Махмет, и ты, тоже, оборванец, как тебя зовут, не знаю, что Нина Бек-Израил не боится вас. И даже из гордости не станет жаловаться на вас властям в Гори. Вместо жалобы, – вот что!

И на обоих посыпались удары нагайкой один за другим.

В воздухе щелкало и свистело…

– Убью! – раздалось из-за кустов, и оборванец, рванув винтовку, взял ее на прицел.

Но рука Абдул-Махмета во время удержала татарина.

– Аллах с тобой!.. Нельзя стрелять, когда она меня узнала… Беда будет… Тюрьма будет… – залепетал он по-татарски, весь дрожа, как осиновый лист.

Погас сразу электрический потайной фонарик, и снова воцарилась прежняя темнота. Княжна Нина слегка тронула Беса. Этого движенья было вполне достаточно, чтобы сметливое животное поскакало стрелой.

Через несколько десятков минут такой скачки раздался звонкий окрик за её спиной.

– Друг!

– Ты, Сандро?

– Я, друг. Я выехал к тебе навстречу. Мне показалось, что стреляли за виноградниками. Или меня обманул слух?

При блеске молнии Нина видит стройную фигуру юноши верхом на коне. Вот он, Сандро, всегда заботливый, преданный ей, предугадывающий малейшую опасность, ей грозящую… Нет, она не станет тревожить его, не смутит справедливым негодованием и гневом эту и без того встревоженного болезнью любимой сестренки и её отъездом душу, и не расскажет ему о только что случившемся с нею.

Теперь зигзаги молнии все реже и реже бороздят небо. Тучи расходятся понемногу, и бледный рассвет приподнимает черную пелену ночи, когда Нина со своим воспитанником подъезжает к воротам «Джаваховского Гнезда». Там все тихо. Все спит мирным сном за густою, живою стеною старых чинар и каштанов. Только тихо плещет под горою Кура да шарахаются в кустах встрепенувшиеся птицы.

На миг в сердце Нины проскальзывает ядовитая змейка тоски.

– Завтра уеду отсюда. А когда вернусь, неизвестно. Боже, как тяжело покидать родное гнездо!

И как бы в ответ на её тревогу звучит подле молодой, сильный голос Сандро.

– Не беспокойся, друг… Без тебя я буду охранять здесь все как верный сторож.

– Спасибо, Сандро, благодарю!

И Нина крепко и благодарно сжимает руку своего спутника.

Глава IX

Вот уже несколько дней, как Глаша бродит по «Гнезду» с лукавыми глазами и скрытою улыбкою. Впрочем, этих лукавых глаз и скрытой улыбки никто не замечает в доме. Все заняты своим делом. Тетя Люда работает с утра до поздней ночи. Вся усадьба, дом, виноградники, – все после отъезда Нины, осталось у неё на руках. Правда, Сандро – изумительный помощник, не знающий отдыха. Но и у него накопилось довольно работы. Маруся Хоменко тоже вся ушла в хозяйство. Её малиновое от жара лицо часто можно видеть высунувшимся из окна кухни.

– Еще персиков, Павле!.. – кричит она своим звонким голосом, – срежь также и дыню в тепличке… Да выбери покрупнее… А то в прошлый раз опять мало оказалось к десерту дыни… Слышишь, Павле…

В беседке над обрывом Валь и старый восьмидесятивосьмилетний Михако ведут мирные разговоры. Валь сооружает при помощи топора, ножа и напильника какую-то удивительную модель горного моста. Старый Михако курит свою трубку. Валь стругает, буравит и сверлит.

– Что, старина, хорош мостик? – обращается он к казаку.

– Не один переход в горах помнит старый Михако, а таких мостов и в помине не было тогда, – шамкает в ответ старик. – Тогда, наши удальцы-солдаты и без мостов попадали туда, куда нужно было…

– Вот видишь, старинушка, тогда, правда, без мостов попадали, но не легко это давалось, а теперь гораздо легче будет, да! – улыбается Валь, вертя из стороны в сторону очень тщательно сделанную модель моста.

Для старика слова Валя нисколько не убедительны. Он пожимает плечами и продолжает шамкать:

– Нам в старину мостом служила воля начальства. Прикажет через стремнину перебраться – и без моста перешагнем. С покойным князем Георгием, бывало…

И начинается длинный, бесконечный рассказ о боевом прошлом. Рассказчик увлекается, как юноша. Тени прошлого встают перед Михако. Образы давно пережитого поднимаются со дна стремнин и обступают старика. Славное прошлое! Давно пережитое былое! Где они, свидетели былых подвигов? Все уже давно умерли. Он старый Михако, последний, должно быть, что остался сторожить славное боевое прошлое, и передавать его потомству.

Из комнаты девушек долетают сюда звуки арфы. Это Даня дает урок музыки двум дочерям горийского купца Саирова. Эго последний её урок. Больше она не возьмет учеников или учениц ни за какие деньги. Иные цели преследует она теперь. Она мечтает о турне сначала по России, потом по Европе. Она должна, наконец, сама начать изредка зарабатывать, чтобы вернуть «другу» то, что «им» затрачено на нее, на плату за учение в консерватории и на содержание в течение целых пяти лет. И потом она, Даня, мечтает поставить памятник на могиле матери. Валь уже нарисовал ей проект. Ах, какая это красота! Белый мраморный крест, и у подножия его женщина с лицом её матери. А внизу цветы. Давно уже мечтает о таком памятнике Даня. И вот теперь эта мечта может осуществиться, наконец, Устроитель концертов предлагает ей поездку сначала в Петроград на несколько выступлений, потом дальше: в Берлин, Париж, Вену… Золотая мечта юности начинает осуществляться.

* * *

Селтонет поет. Её голос разносится – летает, как птичка по всему джаваховскому саду. Она лежит на мягкой тахте, закинув за голову тонкие смуглые руки, и выводит звучно и нежно:

 
Много на небе вечернем
Звезд золотых и прекрасных,
Много песчинок зыбучих
У изумрудного моря.
Много листков у чинары,
Белых азалий в долине,
Много у девы на сердце
Дум и тревоги неясной.
 

Селтонет поет, заливается. А кругом-то какая благодать! Небо, как будто ниже спустилось нынче к самому Гори… И ни единого облака не видно на нем. Синее оно, синее, как тот сапфировый камень, что носит в перстне тетя Люда. На солнце смотреть больно. Под навесом, сделанным в виде шалаша, Селтонет хорошо, но душно… А встать и идти не хочется. Так бы и пролежала она здесь целый день до вечера, до самого приезда Селима.

 
Много на небе вечернем
Звезд золотых и прекрасных…
 

– Чего распелась? Опять тетя Люда придет выговаривать за то, что ничего день-деньской не делаешь, баклуши бьешь, – неожиданно поднявшись по винтовой лестнице, прилепившейся сбоку дома, говорит внезапно появившаяся перед девушкой Глаша. – Это, во-первых, а во-вторых, сейчас был Рагим. Говорит, сегодня…

– Сегодня? Ах! – и Селтонет вся вытянулась, как струна.

Глаза её засверкали, как звезды.

– Сегодня, говоришь, яхонтовая, сегодня? – хватая за руки Глашу, жадно допытывается она.

– Ну да, сегодня. Вот сейчас приходил Рагим и говорит: нынче праздник, сам бек-Гаид из своего поместья горного прискачет в виноградник Абдул-Махмета, приходи с кабардинкой. Пускай, говорит, кабардинка все свои лучшие наряды наденет. Золото, камни какие есть, Пусть ослепнет бек-Гаид перед её красотою, говорит, навеки.

– Да у меня же ничего нет! – с отчаянием вырывается у Селтонет, – почему ты, Глаша, сразу не сказала, что Селта бедна, как церковная мышь?

Глаша смотрит на нее с удивлением.

– Чего ты кричишь так? Сбегутся все… Молчи же!

– Так сегодня? Да? – снова осведомляется Селта.

– Сегодня. Велел ждать его у старых развалин.

– На том берегу?

– Понятно, на том, если у развалин!

– Да как же мы попадем туда? Сандро, разве не знаешь, взял в привычку с отъезда «друга» в десять вечера запирать ворота на замок. Да если и выйти из сада, на ту сторону без разрешения тети Люды перевозчик не переправит на пароме ни за что! Вот и раскинь мозгами, бирюзовая.

– Ай-ай-ай, Селта! И совсем ты ребенок-несмышленок, как я погляжу. А подземелье на что? А? – говорит Глаша.

– Так через подземелье?

– Ну, да…

– Это правда. Только пять лет мы там не были. А вдруг убьют?

– Ну, вот еще! Я слышала, Павле говорил, что все благополучно там. Как пойдут ужинать наши, мы и прошмыгнем обе в сад. Рагим нас в десять часов на том берегу с лошадьми ждать будет. Видишь, какой любезный Абдул-Махмет, с каким нас почетом приглашает к себе в гости. А и весело же будет, Селта! И бека-Гаида поближе поглядим, так ли он хорош да богат, как о нем говорят.

– Только бы не был в обиде на нас за Валькино угощение, – вставила татарочка.

– Ха-ха-ха! Как он его жидкими красками тогда облил! Ха-ха-ха! – заливалась звонким хохотом Глаша.

Вот уже несколько дней Глаша находит возможность видеться с младшим сыном Абдул-Махмета и приносит Селтонет вести от его отца, Рагим ухитряется проникать в джаваховский сад и криком иволги вызывать Глашу. В дальнем углу сада, у самого обрыва, стоит зеленая сакля, теперь давно уже нежилая, пустая. Здесь она сидит подолгу с Рагимом, и говорят, говорят о Селтонет, которую Абдул-Махмет во что бы то ни стало хочет посватать своему кунаку, беку-Гаиду. Рагим расписывает Глаше про богатство и могущество бека-Гаида, а та передает с его слов Селтонет.

Селтонет раз навсегда решила выйти замуж за бедного офицера, Селима. Но посмотреть вблизи на богатого князя ей хотелось все-таки очень сильно. Хотелось этого и Глаше. И обе девушки ждали с нетерпением дня, когда Абдул-Махмет пригласит их на праздник к себе, в летнюю усадьбу.

По вечерам Даня садится играть, и это лучшее время в «Гнезде Джаваха». Каждый, покончив с дневными заботами, предается отдыху. Приезжает из лагеря Селим, иногда и князь Андро. Читают получаемые открытка и письма от Нины и Гемы с дороги. Делятся впечатлениями дня.

В эти часы Глаша всегда со взрослыми. Она вся сворачивается в клубок у ног Дани и слушает её игру. Поэтому всех удивляет сегодня то обстоятельство, что Глаши нет в кунацкой. Нет и Селты. Между тем Маруся и Маро уже давно накрыли на стол и подали ужин.

– Где Селтонет? Где Глаша? – встревожено спрашивает Людмила Александровна.

Маруся усмехается.

– Оставьте их, тетя Люда. Я сейчас видела их в нашей «детской». Ха-ха! Селта, верно, что-то задумала, верно, хочет блеснуть нынче во всей своей красе. Надела праздничный бешмет, новые шальвары и обвесилась всеми своими украшениями, какие только у ней есть. Должно быть, это в честь тебя, Селим!

Юноша вспыхивает и потупляет глаза. Он счастлив и ни минуты не сомневается в том, что именно ради него Селта побежала переодеваться. Теперь их любовь уже ни для кого не тайна. «Друг», уезжая заграницу, благословила их при всех, и все обитатели «Гнезда» поздравили их, как жениха и невесту.

Ах, если б знал бедняга Селим, как далека была сейчас от мыслей о нем его обожаемая Селта!

В «детской» возня делается все тише и тише.

– Ну, вот и все! Теперь ты настоящая княгиня, Селтонет! – с восхищением оглядывая стоящую перед зеркалом татарку, говорит Глаша.

Селтонет самодовольно улыбается. Действительно, княгиня! У кого из здешних девушек найдется такая поступь, такая величавая осанка? Вот бы пойти в кунацкую, блеснуть там за ужином, ослепить их там всех, включая сюда же и признанную всеми красавицу Даню! Да нельзя, Глаша торопит, надо идти туда…

– Девочки! Что вы там замешкались? Ступайте ужинать! – слышится внизу лестницы голос тети Люды, и ступени лестницы, ведущей в детскую, скрипят под её легкими торопливыми шагами.

– Все пропало! – шепчет испуганно Глаша, и так крепко стискивает пальцы своей старшей подруги, что та едва ее вскрикивает от боли. – Все пропало!

Селтонет смущена не менее Глаши.

Но вот лицо девочки краснеет, глаза загораются каким-то странным огоньком, она делает порывистое движение и шепчет:

– Слушай, ты открой и скажи, что примеряла костюм. А спросят, где я, – скажи не знаешь… А как уйдет тетя Люда, незаметно сойди вниз, я буду ждать тебя у камня. Ты знаешь где…

– Куда ты, куда?

Но испуганный вопрос замирает на губах Селтонет. Одним скачком Глаша очутилась на подоконнике и протянула вперед худенькие руки. Под самым окошком растет молодой каштан. Его ветви упруги и гибки…

– Дели-акыз! Безумная! Что ты делаешь?

Но уже поздно. Глаша уже повисла в воздухе… Ветки затрещали, и девочка, беспомощно распластавшись, полетела прямо вниз, в гущу розовых и кизилевых кустов.

Две-три колючки шиповника впились ей в руку, ногу и плечо.

Но Глаша не издала ни звука и, потирая ушибленные и исколотые места, направилась, прихрамывая, к условленному месту. Отсюда, с большого камня, была видна вся галерейка, с выходящими в нее из кунацкой окнами, ярко освещенными в этот поздний час.

Вдруг за спиной девочки раздался отрывистый затаенный шепот.

– Тсс… Сердце мое, ты?

– Фу ты, как испугала! Как незаметно подкралась, Селта! Ну, что тетя Люда? Ничего не заметила? Нет?

– В комнату не заходила, стучала только у двери. Я сказала ей, что не хотим ужинать, что голова болит у меня, а ты уже спишь. Напрасно ты прыгала, бирюзовая, из второго этажа. Обошлось бы и так. Болит нога?

– Э, вздор, заживет…

– Смотри, смотри! – вдруг хватая Глашу за руку, шепчет Селтонет. – Там за рекою огонь на башне!..

– Ну, так что же? Огню и надо быть. Значит, Рагим уже там. Ждут нас. Живее же, Селточка, живее бежим туда!

Сердце прыгает даже у Глаши, когда она и Селтонет, раздвинув розовый куст, попадают в неглубокую яму. Отсюда начинаются ступени, а дальше подземный ход.

– Ля иллях иль Алла, Магомет Рассуль Алла! Астафиор Алла! – шепчет набожно молитву татарка.

Глаша энергично шагает впереди, освещая путь маленьким электрическим Фонариком, предупредительно захваченным с собой.

– Где же змеи? Где летучие мыши? Где жабы? Куда попрятались они? Говорили, что их целая масса в этом проходе…

– Что ты? Что ты? Молчи, бирюзовая, – испуганно лепечет Селтонет. – Алла Афды.[18]18
  Со мною Бог.


[Закрыть]
Храни нас, Аллах!

– Ха-ха-ха! И трусиха же ты, Селта!

Глаша смеется, но смех её звучит не весело, а как-то глухо и дико под землей. Как сыро и холодно в этом длинном подземном коридоре. Девушки идут одна за другой, держась одной рукой за стенки подземелья. Фонарик в руке Глаши достаточно ярко освещает дорогу.

– Ай, я наступила на змею! – в ужасе взвизгивает Селтонет и вся дрожит, схватившись рукою за платье идущей впереди её Глаши.

Девочка останавливается.

– Змея? А ты не врешь? Вот было бы прекрасно убить змею мимоходом, – соображает Глаша и тотчас же бросает укор своей спутнице.

– Ну, ты не на змею, а на какой-то корень наступила.

Идут дальше. Шире и шире делается подземный коридор. Откуда-то блеснул чуть заметный, колеблющийся свет. Дохнуло свежим воздухом.

– Сюда, сюда! – крепко схватила свою спутницу за руку Глаша и почти втащила ее в какое-то углубление, которым кончался коридор.

– Наконец-то! – вскричал Рагим, бросаясь навстречу девушкам. – Заставили ждать. Бек-Гаид и другие давно уже собрались. Музыка играет.

– А кони есть? На конях живо доскачем! – радостно волнуется Глаша.

– Вот сказала! Да разве у Рагима не голова на плечах, а пустая тыква? И кони есть, и бурки принесли.

– Эго хорошо, – нерешительно вмешалась Селтонет.

– Садитесь скорее! Скорее! – торопил Рагим девушек.

Те не заставили себя долго просить. Веселое настроение охватило Глашу, когда ее быстро подхватили чьи-то сильные руки и посадили в седло. За нею примостился Рагим. На другую лошадь подсадили Селтонет. Вместе с нею сел на ту же лошадь и один из слуг татар. На третью сел другой слуга.

Тронулись. Лошади бойко помчались вперед, звонко постукивая подковами о дорожные камни. Глаша неудержимо болтала с Рагимом, Селтонет думала свою думу. Никто из девушек не смотрел, куда они едут.

Но вдруг Глаша смолкла и встревожено задышала. При бледном свете месяца, вынырнувшего из-за облаков, она оглянулась вокруг и не узнала дороги, которая должна была быть ей хорошо знакома.

– Куда мы едем, Рагим? Куда мы едем? Говори скорее!

Вместо ответа за её спиной началась возня, и через миг тяжелая бурка была накинута на плечи и голову девочки. Ее крепко обхватили, ей стало как в тисках, Противно пахнущая шерсть бурки плотно прилегала к её лицу, зажимая ей рот, мешая дыханию. Она не могла уже ни крикнуть, ни пошевельнуться.

Селтонет, услыхавшая возню, быстро обернулась к своему спутнику, на которого до сих пор даже не взглянула, и громкий крик вырвался у неё из груди.

– Бек-Гаид!

– Ошибаешься, красавица, не Бек-Гаид, а просто – горец Бекир. В лапы Бекира попалась ты, и если княжна Джаваха Бек-Израил заартачится насчет выкупа, то не погневись, красавица, не видеть тебе больше Гори и Карталинских долин.

И шепнув это в лицо онемевшей, помертвевшей от испуга Селтонет, всадник сорвал с себя бурку и плотно закутал ею с головой трепещущую от страха девушку…


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации