Текст книги "Папа вернётся. Лёва"

Лилия Кандыбович
Папа вернётся. Лёва

© Л. В. Кандыбович, текст, 2023

© А. В. Зайцева, иллюстрации, 2023

© АО «Издательский Дом Мещерякова», 2023

Самый длинный день

Лёва лежал на небольшом полотенце, раскинув руки, и рассматривал облака. Тёплый ветер приятно обдувал лицо, а трава щекотала пятки. В детском саду это называлось «принимать воздушные ванны». Как ванна может быть воздушной? Лёва точно знал, что в ванну наливают воду. А тут дети лежат, как огурцы на грядках, и переворачиваются по команде медсестры Янины Станиславовны.

– Повернулись на живот! – скомандовала она. – Вот вернётесь домой в Минск, родители увидят, какие вы загорелые и здоровые!

На животе лежать куда интересней. Можно играть с машинкой, которую папа подарил. Ни у кого нет такой быстрой машины!

– Эй, Лёвка, смотри, чего у меня есть, – прошептал Генка и показал Лёве свисток. – Давай меняться!

Лёва взял в руки металлический цилиндрик, покрутил, понюхал. Свисток был что надо – большой, блестящий, с дужкой на одном конце и горошиной, выглядывавшей в узком окошечке. Он был совсем настоящий. Как у судьи на футбольном матче. Но машинку было жалко.

– Зачем он мне? – Лёва сделал равнодушное лицо.

– Как зачем? Ночью будешь свистеть, если потеряешься. Правда-правда!

– А тут ночи нет! Как мы с садиком на дачу приехали, так и нет ночи!

– Почему же нам говорят: «Спокойной ночи», когда спать укладывают? А? – не отступал Генка. – Значит, ночь есть!

– Нет, – стоял на своём Лёва. – Когда мы ложимся спать – за окном светло, когда просыпаемся опять светло. Темноты нет – значит, и ночи нет.

– А ты у Нинвасильны спроси! Ночь всегда есть!

Услышав громкий спор, к мальчикам подошла воспитательница – высокая, полная, с неизменной улыбкой на лице и добрыми карими глазами.

– Вы чего расшумелись?

– Нинвасильна, ну скажите вы ему, что ночь есть, – заканючил Генка. – А то он говорит: раз светло, то и ночи нет.

– Эх вы, спорщики! – засмеялась воспитательница, поправляя тугой пучок волос на затылке. – Ночи летом короткие. Вот вы их и не замечаете. А сегодня двадцать второе июня, самый длинный день. Всё! Всем подъём, обедать пора!

Дети быстро натянули майки и сандалии. Они уже давно принюхивались к запахам борща и пирогов, доносившимся с кухни. В столовую никто не хотел опоздать. Борщ и каша, конечно, не радовали. А вот молоко с плюшкой – что может быть вкуснее?

Лёва одевался и краем глаза косился на металлический цилиндрик в Генкиной руке. Эх, вот бы папе показать. Папа футбол любит – ему бы свисток точно понравился. А машинку можно потом обратно выменять.

– Ладно уж, давай меняться, – сказал Лёва и протянул другу машинку.

После обеда был тихий час. Это он так назывался – тихий. На самом деле спали только малыши. Ребята постарше только претворялись спящими, а когда воспитательница уходила, начинали шушукаться. Или рассказывать страшные истории. Особенно хорошо получались эти истории у Генки. Он умел говорить замогильным голосом, так низко и глубоко, что по спине бежали мурашки.

Но сегодня всё пошло не так. Как только дежурная воспитательница Нина Васильевна вышла из спальни, за окном раздался громкий женский плач с причитаниями. Обычно в садике плакали только малыши, а тут – взрослая тётенька. Мальчишки вскочили с кроватей и, прикрываясь шторой, выглянули в окно.

Посреди двора стояла повариха баба Зина. Она раскачивалась из стороны в сторону, обхватив голову руками, и голосила так пронзительно и страшно, что у Лёвы похолодела спина, а Генка плотнее прижался к другу.

– Что это с ней? – дрогнувшим голосом спросил Ваня.

Лёва пожал плечами.

Вокруг бабы Зины столпились воспитательницы и нянечки. Нина Васильевна не мигая смотрела куда-то вдаль и гладила по голове молоденькую нянечку Лизу, всхлипывающую на её плече. Помощница воспитательницы Алевтина прикрыла рот рукой да так и замерла. По её щекам катились слёзы, но она их не замечала. К собравшимся быстрыми шагами подошла заведующая Мария Петровна.

– Прекрати, дура! Детей перепугаешь. – Она хлёстко ударила бабу Зину по лицу. Та вздрогнула, замолчала, как бы приходя в себя, но продолжала раскачиваться и глухо стонать.

Лёва и Гена переглянулись. Как можно бить бабу Зину? Она же готовит самые вкусные пироги и запеканку и всегда даёт добавку. И тут заведующая произнесла самое страшное слово.

– Война! Но нечего панику разводить, – говорила она строгим голосом. – Скоро погонит немцев Красная армия. И война кончится. А мы должны детей сберечь. И отставить слёзы.

В свои семь лет Лёва уже понимал, что война – это страшно. Он слышал, как о войне говорили взрослые. К войне готовились, но всё же не верили, что это случится. А ещё папа сказал, что всё будет хорошо и бояться не нужно. Или он просто успокаивал?

Дети, столпившиеся возле окон, молчали. Они были похожи на стайку перепуганных воробушков, такие же взъерошенные после сна. В наступившей тишине раздался всхлип Люды Малининой.

– Я хочу к маме. – И Люда заплакала.

Тут же начали плакать и другие девочки.

– Хватит реветь, – сказал Лёва каким-то взрослым голосом. – Слышали, что заведующая сказала? Скоро прогонят врагов обратно.

– Я к маме хочу и к сестрёнке. Она в лагере, – плакала пятилетняя Таня. – Ма-а-ма-а-а!

– У меня тоже сестра в лагере, но я же не плачу. – Лёва попытался успокоить девочку, хотя у самого дрожали губы и щипало в носу. – А мамы за нами скоро приедут. Вот увидишь!

В спальню вошла воспитательница. Девочки с рёвом бросились к ней. Старшие мальчишки с влажными глазами стояли чуть в стороне и изо всех сил старались казаться взрослыми.

– Ну, чего вы? – Нина Васильевна гладила перепуганных детей по стриженым макушкам и разлохматившимся косичкам. Она была такая тёплая, домашняя.

– Вы чего ревёте? – раздался голос Юры. Он сидел на кровати, тёр заспанные глаза и не понимал, что происходит.

– Война началась, Юрик. – Нина Васильевна ответила так спокойно и буднично, словно ничего страшного не случилось. Только глаза у неё были потухшие.

– Ух ты! Настоящая?

– Да. Но всё будет хорошо. Мы победим врага, ведь Красная армия самая сильная! Кто помнит, как мы стихи про армию читали? Кто расскажет?

– А почему баба Зина так кричала?

Воспитательница опала лицом:

– У неё сын на границе служит. В Бресте.

Эвакуация

На следующее утро детям казалось, что это был только сон: война, причитающая баба Зина, плачущие воспитатели.

Заведующая Мария Петровна и завхоз дядя Митя ушли в посёлок. В тот день дети не делали зарядку и не принимали воздушные ванны. Малыши, как обычно, бегали во дворе, лепили куличики в песочнице и ссорились, кому качаться на качелях.

Старшие девочки расположились возле цветника и играли в дочки-матери, готовили кукольную еду из цветов и листочков. А мальчишки носились по двору, размахивая самодельными деревянными мечами.

За беседкой устроились трое друзей. Лёва Карпович жевал толстую соломинку. Он считал себя взрослым, ведь ему ещё зимой исполнилось семь. Оттопыренные уши придавали ему добродушный и немного наивный вид, а прищуренный взгляд выдавал заводилу. Суетливый и непоседливый Генка Мальцев всегда был готов поддержать друга. Характер у него был таким же ершистым, как и волосы, торчавшие на макушке упрямым хохолком. У Генки недавно выпал передний зуб, и он научился мастерски плевать через дырку. Совсем как взрослый. Юра Бусел ему страшно завидовал. Он даже тайком стал раскачивать зуб, чтобы тоже научиться так плеваться. Он был самым младшим, но в шалостях не уступал друзьям. За пухлые щёки с ямочками его прозвали Пончик.

– Знаете что? – Генка наклонил вихрастую голову и с загадочным видом продолжил: – Мы должны помочь Красной армии. Правда-правда!

– Скажешь тоже! Кто тебя в армию возьмёт! – засомневался Юра.

– Это тебя не возьмут, мал ещё, – обиделся Генка. – А мы осенью в школу пойдём. Правда-правда!

– А что? Точно! – загорелся Лёва. – Помните, нам читали книжку. Там, когда и отцы на фронт ушли, и братья ушли, мальчишки всех врагов поубивали. И мы сможем.

– Да ты как увидишь фашиста, так струсишь! – Юра не мог согласиться, что его не возьмут в армию, а друзей возьмут.

– Это я-то струшу? Ещё чего! Я ка-а-ак… – Лёва вскочил и с размаху ударил палкой по кусту шиповника. Ароматный розовый цветок подломился и склонил головку.

Откуда-то издали послышались глухие удары. Неужели гроза? Но в небе светило солнце. Ещё удар. Потом ещё и ещё.

Ребята из старшей группы замерли, глядя в небо. Над лагерем с воем пролетели самолёты. Лёва, Юра и Генка выбрались из кустов и, задрав головы, смотрели в небо. Самолёты летели так низко, что ребята разглядели чёрные кресты на крыльях.

– Немцы! – прошептал Генка.

– Да, против самолётов с палками не повоюешь, – сказал рассудительный Лёва.

К детям бросилась Нина Васильевна. Девочки, побросав куклы, облепили воспитательницу.

– Ой, боже мой! – с ужасом простонала она, прикрывая руками их головы. – Минск бомбят.

Неожиданно всё стихло. Самолёты улетели, и земля перестала содрогаться от далёких взрывов. Но дети всё ещё опасливо поглядывали в небо. Там из-за леса чёрным чудовищем расползался дым.

Из посёлка вернулась заведующая. Она словно постарела за полдня: волосы, стянутые на затылке в плотный пучок, растрепались, под глазами пролегли чёрные тени, а щёки пылали, словно от стыда. Она собрала воспитателей в беседке.

– Завтра нас эвакуируют, – сказала она устало. – Но машин нет и не будет, пойдём пешком до станции. Поэтому собирайте самое необходимое: тёплые вещи, одеяльца, а главное – продукты.

– Но как? А как же наши семьи? Они в Минске остались! Да и малыши не дойдут! – заговорили разом женщины.

– Мужья ваши уже на фронт ушли. Наше дело детей спасти. А как до станции добраться, давайте думать. Это всего семь километров, если через лес идти. За день дойдём.

– У нас есть тачка. Но на неё много не нагрузишь. Только продукты да вещички, какие ни есть, – вздохнул завхоз.

– А как быть с малышами? Если испугаются, разбегутся – не соберём!

– Можно детей построить в пары. Старшие дети возьмут за руки младших и поведут. И можно им по небольшому мешочку с провизией дать, за плечи. Хоть сухари, хлеб.

Лёва, Генка и Юра сидели в кустах, прижавшись, как мыши, и боялись дышать. Слушая разговор взрослых, они испуганно переглядывались. Юра прижал ладони ко рту да так и замер. Когда воспитатели разошлись по делам, ребята стали обсуждать услышанное.

– А что такое «э-ка-ви-руют»? – спросил Генка.

– Может, это прививка такая? Помните, нам делали? – испугался Юра.

– Нет. – Лёва задумчиво почесал затылок. – Мария Петровна говорила, что пешком пойдём. Значит, не прививка. Может, это город такой?

– Вдруг за нами придут мамы, – недоумевал Генка, – а нас нет.

– Может, они и не придут. Забыли про нас, – захныкал Юра.

– Обязательно придут. Вот увидишь. – Лёва поднялся с травы. – Пошли Нине Васильевне скажем, что мы никуда не пойдём. Будем мам ждать.

Поход на станцию

Ночь прошла спокойно. А утром воспитатели и нянечки засуетились во дворе дачи. Они выносили вещи и грузили на тележку. Дети собрались в беседке, где воспитательница Алевтина читала сказку. Малыши слушали внимательно, а старшие мальчишки шушукались и норовили дёрнуть девочек за косички.

Внезапно земля вздрогнула. Малыши испуганно закричали, а взрослые забегали ещё быстрее. Далёкие удары раздавались непрерывно, и вскоре над головами перепуганных детей пролетели фашистские самолёты. Все замерли.

– Не бойтесь, – успокаивала Алевтина. – Это Красная армия бьётся с врагом. И вообще это далеко.

– Ура! Красная армия пошла на врага! – обрадованно закричал Лёва.

Постепенно дети успокоились, только искоса поглядывали на пролетавшие самолёты, которые всё летели и летели. А далёкие взрывы всё гремели и гремели.

Детям дали по небольшому мешочку, сделанному из куска простыни и завязанному верёвкой.

– У меня печенье, – сказал Лёва, ощупывая мешок. – А у тебя что?

– Не знаю. Наверное, сухари. Колют спину, – ответил Генка, закидывая мешок за плечи. – У Юрки точно хлеб. Вон как пахнет!

– А у меня сахар! – вмешалась в разговор Таня.

– Смотри не съешь его по дороге, – пробурчал Генка. – Знаю я тебя, сластёну!

На середину двора вышла заведующая Мария Петровна. Перекрикивая шум, она заговорила:

– Дети! Внимание! Сегодня мы идём в поход к железнодорожной станции. Там мы поедем на настоящем поезде. Присматривайте друг за другом, чтобы никто не потерялся.

– А как называется станция?

– Колодищи.

– Ура! Ура! – раздалось со всех сторон. – Настоящий поход!

Только Лёва, Генка и Юра переглянулись.

– Знаем мы, какой это поход, – вздохнул Генка. – Даже маму дождаться не разрешили.

– Да ладно тебе, – одёрнул Лёва. – Нина Васильевна сказала, что мамы нас там ждать будут.

Наконец детей построили парами, и колонна вышла из ворот дачи. Кроны высоких деревьев смыкались над лесной дорогой, словно прятали детей от пролетавших вражеских самолётов. Завхоз дядя Митя с трудом толкал тележку, на которой горой лежали мешки с вещами. Воспитатели несли какие-то узлы.

Сначала колонна двигалась организованно и радостно. Дети торопились на станцию посмотреть настоящий паровоз. Старшие ребята вели малышей.

– Три танкиста, три весёлых друга… – вдруг запел Генка.

– Экипаж машины боевой, – подхватили Лёва и Юра.

Не успели допеть песню, как Ваня закричал:

– Смотрите, вон белка!

– Где? Где белка? – загомонили дети.

По огромному дубу ловко карабкалась белка. Во рту она держала жёлудь, видимо из прошлогодних запасов. Дети бросились к дереву, чтобы получше рассмотреть рыжего зверька.

– Ребятки, строимся! Скорее! – взывали воспитатели, стараясь вернуть детей на тропинку. – А то опоздаем на поезд!

Только спустя десять минут нестройная колонна двинулась дальше.

Потом Галя увидела у дорожки мёртвого жука.

– Смотрите, какие у него усы-усищи!

– Вот это да!

Ребята сгрудились вокруг, рассматривая находку.

– Это жук-дровоточец, – тоном учителя объявил Гошка. – Мой дедушка – лесник. Он мне такого показывал.

– Не дровоточец, а древоточец. Он же не дрова, а деревья грызёт, – поправил Генка.

– Нет, это короед!

Спор грозил перейти в драку, но тут вмешалась воспитательница:

– Посмотрели, и хватит. Наши уже ушли. Скорее догоняйте.

И спорщики помчались вперёд. Но Гоша при этом не забыл подхватить жука и сунуть в карман. Пригодится.

Вскоре за деревьями показалось шоссе. Заведующая собрала воспитателей.

– До станции ещё несколько километров в сторону Минска, – сказала она. – По дороге будет легче идти, но на жаре дети быстрее устанут. Хорошо, что есть панамки. А пока есть тень, нужно отдохнуть и покормить детей. Раздайте печенье и воду.

Усталые дети растянулись на тёплой траве и громко хрустели печеньем. Малыши улеглись на расстеленные одеяльца. Некоторые тут же уснули с недоеденным печеньем в руках. Никто уже не обращал внимания на пролетавшие над головами самолёты.

– Да-а-а, – протянул Юра, устраиваясь рядом с друзьями, – нелёгкое дело поход.

– Угу, – согласно кивнул Лёва и протянул руку. – Смотри, земляника.

– Здорово! – обрадовался Генка. – Можно лежать и ягоды есть. С печеньем.

– Точно. – Лёва откусил печенье и забросил в рот пахучую ягоду. – Теперь у меня земляничное печенье.

Первый налёт

Из-за редких деревьев доносился неясный шум, стук колёс, гудки машин. Дети вытягивали шеи, приподнимались на цыпочки и ускоряли шаг. Они торопились увидеть, что же там такое.

Вскоре лесная дорога вывела к шоссе, по которому плотным потоком шли люди: старики, женщины, многие несли на руках детей. Редкие машины были забиты людьми. Казалось, люди убегают от чёрного дыма, который растекался за их спинами.

Воспитатели и дети замерли в оцепенении.

– Смотрите, вон ещё одно солнышко! – воскликнула Люда и показала на красные зарницы, полыхавшие над городом.

– Это Минск горит, – прошептала тётя Нина.

Минск горел. Но где-то там остался папа. Лёва сунул руку в карман и сжал в кулаке свисток, который приготовил папе в подарок. Хотя нет. Наверное, папа уже ушёл воевать. А вот мама и сёстры. Что с ними? У Лёвы защипало в носу, как от газировки.

– Ты чего застыл как столб? Пошли. – Генка дёрнул друга за рукав, и Лёва очнулся.

Дети шли молча.

Навстречу двигалась колонна солдат. Свёрнутые шинели через плечо, винтовки. Спины мокрые от пота, серые от пыли лица. Увидев ребятишек, бойцы менялись. Одни улыбались и протягивали детям галеты – продолговатое сухое печенье. Другие отворачивались, кусали губы, сдерживая слёзы стыда. Как же так получилось, что солдаты отступают, а дети идут навстречу опасности?

Неожиданно дорогу детям преградил молодой лейтенант.

– Куда вас несёт? – закричал он заведующей. – Вы что, не видите, все уходят подальше от Минска? Там бомбят с утра.

– Нам на станцию надо, – твёрдо сказала Мария Петровна. – Детей должны эвакуировать.

– Видели бы вы, что на станции творится! Там народу – не продохнуть. Ладно, – махнул рукой офицер, – если будет налёт, пусть дети разбегаются в разные стороны. Потом их соберёте.

– Эх, не смогли мы детишек защитить, – вздохнул пожилой красноармеец и зашагал дальше.

Вдруг из колонны выбежал солдат и кинулся к детям.

– Таня, Танюша!

– Папа!!! – Девочка метнулась навстречу отцу.

Мужчина подхватил дочь на руки и прижал к себе. Он целовал её в пушистую голову.

– Девочка моя! – бормотал солдат, глотая слёзы. – Мне пора. Я скоро за тобой приеду. Обязательно! Жди!

Таня вцепилась в гимнастёрку отца обеими руками. Её пальчики побелели от напряжения. Мужчина с трудом оторвал от себя дочь и протянул заведующей садом.

– Мария Петровна, спасайте детей! – сказал он и, не оглядываясь, бросился догонять своих.

Таня пыталась вырваться из рук заведующей, но женщина крепко прижимала её к себе. Девочка плакала. Её крик «Папа!» ещё долго летел вслед уходящим бойцам.

Дети понуро брели под палящим солнцем.

– Пить хочу, – засопел Юра. Его пухлые щёки от жары были похожи на румяные булочки, которые пекла баба Зина.

– Все хотят. – Лёва сдёрнул с головы панамку и вытер потное лицо.

– Как думаете, откуда здесь всё это? – спросил Генка, оглядываясь по сторонам.

На обочине дороги валялись чемоданы, узлы, детские игрушки, обувь и какие-то совсем уж странные вещи: утюг, рваный сапог, часы с кукушкой, примус. Непонятно: то ли всё это кто-то выбросил неизвестно почему, то ли потерял.

– Нинвасильна, а это чьё? – не унимался любопытный Генка.

– Люди впопыхах схватили что под руку попало. Потом устали, вот и бросили лишнее.

– Ага, – явно обрадовался Генка.

Он наклонился и поднял с земли блестевший на солнце будильник.

– Это же всё равно ничьё. Потом посмотрю, как он устроен.

Неожиданно над дорогой появились самолёты. Низко-низко, едва не касаясь верхушек деревьев, неслись они над землёй, посыпая её пулями.

Толпа взорвалась криками. Люди бросились врассыпную. Из остановившегося грузовика выскакивали бойцы и тоже бежали к лесу.

– В лес, скорее все в лес! – кричали воспитатели.

Перепуганные дети разбежались в разные стороны. Гул самолётов ввинчивался в детские головки, проникал в самое сердце, наполняя его ужасом. Казалось, детские крики заглушали рёв самолётов.

Лёва и Генка уже добежали до ближайшего дерева и плюхнулись в траву. А Юра всё ещё в оцепенении стоял на дороге и смотрел на приближающийся самолёт. Его чёрные кудряшки развевались на ветру. Теньканье пуль раздавалось совсем близко. Пробегавший рядом красноармеец толкнул мальчика в спину и, навалившись, придавил к земле.

В это мгновенье в небе появился ещё один самолёт.

Задрав головы, Лёва и Генка гадали: наш или не наш.

– Ещё один гад прилетел!

– Это же наш сталинский сокол!

– Точно! Вон красные звёзды на крыльях.

В небе разгорелся воздушный бой. Вой моторов прерывался многоголосой дробью пулемётов. Наш истребитель пикировал на вражеские самолёты, а когда казалось, что он вот-вот врежется в землю, резко взмывал вверх и прятался в облаках. Люди, замерев, смотрели в небо. Наконец за фашистским самолётом потянулся шлейф дыма. С нарастающим воем самолёт стал крениться вправо и скрылся за лесом. Громкий взрыв возвестил о гибели вражеского самолёта. Мальчишки первыми закричали «Ура!», а затем их поддержали и взрослые. Люди стали постепенно подниматься с земли. Со всех сторон послышались всхлипывания, стоны и проклятия в адрес фашистов.

– Первая группа! Вторая группа! – кричали нянечки и воспитатели, разыскивая своих подопечных.

Дети размазывали слёзы по пыльным лицам. Они бежали на зов, как цыплята к своей матери.

– А где Юрка? – встревожился Лёва. – Юра! Юра!

Генка и Лёва побежали к тому месту, где недавно стоял их друг. Они увидели того самого красноармейца, который толкнул Юру. Солдат лежал не шевелясь. На его гимнастёрке растекалось красное, как малиновое варенье, пятно. Рядом валялись Юркины сандалии.

– Что тут у вас? – К мальчикам подбежала Мария Петровна.

Лёва поднял на неё полные ужаса глаза и беззвучно пошевелил губами. Голоса не было.

Заведующая наклонилась над солдатом и перевернула безжизненное тело на спину. Под ним, уткнувшись носом в траву, лежал Юра. Он всхлипывал, даже скорее тоненько подвывал. Как брошенный волчонок.

– Юрочка, где? Где болит? – Мария Петровна схватила мальчика и стала ощупывать, осматривать его. Видимых ран не было.

– Юрка-а-а, – протянул Лёва и прикрыл ладошкой рот.

Юра был цел, но его кудрявый чёрный чуб стал белым. Таким же белым, как у старенького дяди Мити.