Текст книги "Царица Синдов"

Лилия Орланд
Царица Синдов

Глава 1. Незнакомец

Степь ровной дорогой стелилась под копыта каурого жеребца. Тиргатао любила быструю скачку по высокой траве, а верный друг Гунн всегда чувствовал настроение всадницы и мчался, обгоняя ветер. Только звенели подвески на бронзовых псалиях[1]1
  Псалии – часть древнего уздечного набора, представляет собой пару вертикальных стержней, прикреплявшихся перпендикулярно к концам удил для закрепления их во рту верхового коня.


[Закрыть], и бились о лоснящиеся бока чересседельные сумки, в которых лежала богатая добыча.

Костяной лук Тиргатао сегодня не знал промаха, острые стрелы настигли нескольких степных зайцев и жирную дрофу. Вот обрадуется старая Псатия успеху своей воспитанницы, когда будет ощипывать птицу и готовить ужин. Совсем нелегко найти дрофу в высокой траве, хорошо скрывается она от охотников. Но у любимицы Тиргатао, рыжей гончей Арры, отличный нюх. Легко поднимает она в небо серых куропаток, выгоняет из нор сурков и сусликов. Вот и сейчас бежит Арра чуть поодаль хозяйки, вытянутая рыжая морда в крови. Тиргатао отдала собаке одного из зайцев в качестве поощрения за верную службу и удачную охоту. Отец бы назвал это баловством, но он не узнает.

Внезапно Арра остановилась и зарычала, показывая ещё невидимому врагу острые белые клыки. Тиргатао остановила жеребца и, подозвав собаку поближе, быстрым движением достала из колчана стрелу и наложила на тетиву лука. Слезать с Гунна не стала, всех сегодняшних зайцев Тиргатао подстрелила из седла.

Из густой травы впереди раздалось тихое жалобное ржание. Тиргатао была напряжена до предела и готовилась спустить тетиву в любой момент. Арра, вздыбив шерсть и пригибаясь к земле, осторожно принюхивалась к опасности. И только Гунн ответил призывным ржанием и двинулся на зов о помощи, не дождавшись понукания всадницы.

Открывшаяся картина одновременно успокаивала и пугала. Человек был один, и похоже, что он уже отправился в небесные чертоги. А вот лошадь очень мучилась. В её крупе и боках торчало десятка два стрел с рыжими перьями пустельги, раны кровоточили и привлекали насекомых. Измученное животное пыталось согнать назойливых мух и слепней, но сил уже не хватало.

Тиргатао всматривалась в степь, пытаясь угадать засаду кочевников по колыханию травы. Но кругом было тихо. Девушка спешилась и сначала подошла к раненой лошади. Опустилась на колени и погладила изящную шею, на пальцах остались следы крови. Жизненный забег этой красавицы подошёл к концу. Животное прикрыло глаза, принимая последнюю ласку.

– Потерпи, маленькая, – Тиргатао потянула кинжал из поясных ножен и прошептала на ухо лошади несколько слов, затем коснулась ладонью её глаз, носа и быстрым движением перерезала горло. Девушка гладила её, пока не затихли судороги, ласково напевая савроматскую колыбельную, под которую сама засыпала в детстве. И только убедившись, что животное отправилось в небесные чертоги, Тиргатао подошла к человеку.

На мужчине была белая эллинская туника, которая с левой стороны пропиталась кровью из глубокой рваной раны на боку. Похоже, грек сам выдернул стрелу, чем безмерно удивил Тиргатао, слышавшую об изнеженной натуре эллинов. А этот мужчина был бойцом, он храбро сражался со смертью, правда перевязать рану уже не успел. Трава вокруг была примята и блестела от крови.

Уверенная, что Арра чутко сторожит, Тиргатао осторожно присела на корточки, стараясь не испачкаться в крови, и склонилась к незнакомцу. Она прислушивалась к дыханию грека, чтобы убедиться, что он покинул мир живых. Его русые волосы, постриженные на эллинский манер, сейчас слиплись от крови, черты лица заострились, под глазами залегли глубокие тени. Девушка положила ладонь на грудь мужчины и услышала слабые удары сердца. Она прижала руку сильнее чтобы убедиться, что это ей не почудилось. И вдруг грек схватил её запястье и сильно сжал, прохрипев на меотском наречии:

– Помоги мне.

Тиргатао так резко отпрянула от незнакомца, что поскользнулась и упала, выпачкавшись в его крови. Он ещё жив! Это открытие сбило её с толку. Конечно, Тиргатао видела раненых. И даже умирающих. Но одно дело наблюдать за умелыми действиями племенных лекарей. И совсем другое – оказаться наедине с умирающим человеком посреди степи.

Савроматы, к племени которых принадлежала Тиргатао, не враждовали с эллинами. С детства Тиргатао привыкла к караванам греческих купцов, которые часто проезжали через меотское Городище. До сих пор бережно хранила она купленную матерью деревянную шкатулку, украшенную бронзовыми фигурками животных и витыми столбиками, а в ней – свои самые дорогие сокровища.

Этот мужчина не враг. Будь он кочевником, Тиргатао точно знала бы, как поступить. А с этим греком ей нужно самой принимать решение и нести ответственность за свой выбор. Оказать ли ему последнюю милость или бороться за его жизнь?

Несмотря на то, что Тиргатао окунулась в своё семнадцатое лето и была одной из лучших охотниц Городища, убивать людей ей ещё не приходилось. Савроматы, возглавляемые её отцом, стали самым большим и сильным меотским племенем. Выбрав оседлый образ жизни, построив Городище и городки, племя занялось земледелием и торговлей. Дружина вождя охраняла границы племенных земель, отражая всё более редкие набеги кочевников. Савроматы стали мирным народом. Сытая жизнь лишила необходимости бороться за существование, а вместе с тем грабить и убивать себе подобных.

Можно было бы оставить его здесь и отправиться в Городище за помощью. Тиргатао посмотрела вверх, в пронзительно голубом небе кружили чёрные точки стервятников. Вряд ли эллин дождётся её возвращения. Значит, придётся забрать его с собой.

Тиргатао опустилась на колени перед незнакомцем, штаны были измазаны в крови, можно уже не бояться за их сохранность. Она легонько ударила мужчину по щеке:

– Эй, очнись.

Его голова мотнулась, но глаза по-прежнему оставались закрытыми. Тиргатао ударила сильнее, он только застонал.

– Гунн, иди сюда.

Жеребец, мирно жевавший травку, тут же подбежал к хозяйке, лишь недовольно всхрапывая, когда копыта касались маслянистых пятен. Тиргатао достала из сумки кожаную флягу и, набрав в рот воды, прыснула незнакомцу в лицо. Он недовольно застонал и открыл глаза.

– Смотри на меня и слушай, что я говорю, – Тиргатао удерживала подбородок мужчины, не позволяя ему отвести взгляд. – Я помогу тебе, но ты должен найти в себе силы, чтобы забраться на коня. Если понял меня кивни. Если не хочешь жить, просто закрой глаза, и я помогу тебе уйти в небесные чертоги, как помогла твоей лошади.

Грек слишком долго обдумывал слова меотиянки. Его зелёные с золотистыми крапинками глаза вглядывались в её карие. Тиргатао боялась, что он не справится, и ей придётся перерезать ему горло или оставить стервятникам. Наконец он медленно наклонил голову.

– Попей, – она поднесла флягу к его губам и начала тонкой струйкой лить ему в рот воду. Он морщился, но глотал. Когда убрала флягу, раненый прошептал:

– Ещё.

– Пока хватит.

Тиргатао достала из сумки половину ковриги хлеба, завёрнутую в выбеленную холстину. Порвав ткань на полосы, она перевязала незнакомца, из раны которого всё ещё сочилась кровь.

Закончив с перевязкой, девушка подозвала Арру. Она присела перед собакой на корточки и, пристально глядя ей в глаза, сказала:

– Встань рядом с Гунном и не двигайся. Если грек упадёт, второй попытки может и не быть.

Арра помахала хвостом и, расставив лапы для устойчивости, замерла возле Гунна. Если бы эллин не находился между жизнью и смертью, Тиргатао не осмелилась показать своё умение разговаривать с животными. Кормилица Псатия вместе со своим молоком заложила в неё страх перед людьми, которые боятся того, чего не понимают, и убивают тех, кого боятся. Вряд ли грек сейчас в состоянии понять, что она не просто разговаривала со своей собакой.

Тиргатао подошла к мужчине, наблюдавшему за ней из-под полуприкрытых век.

– Ты готов? – он слабо кивнул. – Тогда давай подниматься.

Встать на ноги ему удалось не сразу, только с третьей попытки. Стоя, незнакомец оказался крупным и намного выше Тиргатао. Он покачивался, опираясь на неё почти всем своим немалым весом. Поднимая его, девушка вспотела, но не осмелилась дать себе и раненому передышку, опасаясь, что, если они упадут, подняться снова уже не смогут.

Маленькими шагами они продвигались к животным, замершим на границе окровавленной травы. Ближе подзывать Гунна Тиргатао не решилась, уж очень напряжённо он всхрапывал от запаха человеческой крови.

Пройдя шесть коротких и в то же время таких долгих шагов до жеребца, Тиргатао с раненым сделали передышку, опираясь о лошадиный круп. Гунн тревожно переступил с ноги на ногу.

– Гунн, не двигайся! – приказала девушка, и конь замер.

Незнакомец тяжело дышал, его лоб покрывала испарина. Сделали ещё два шага до Арры, замершей под боком жеребца.

– Ты готов? – спросила Тиргатао, и мужчина кивнул, хотя было видно, что даже это движение далось ему тяжело.

Грек перенёс вес тела на левую ногу, левой рукой он опирался на бок Гунна. А Тиргатао подняла его правую ногу и поставила её на спину неподвижной Арры.

– Теперь я поддерживаю тебя сзади, а ты отталкиваешься от собаки и грудью ложишься на коня. Собери все свои силы и отдай этому движению, на вторую попытку никого из нас не хватит. Ты понял меня, эллин?

– Я синд, – прохрипел мужчина и, подобравшись, взметнулся верх. Тиргатао покачнулась от резкого движения. Взвизгнула от неожиданной боли Арра. Незнакомец лежал на животе поперек седла и снова был без сознания.

Глава 2. Ведьма

Тиргатао не решилась забраться на Гунна, которому и так приходилось осторожничать при каждом шаге, чтобы лежавший кулем мужчина не сполз на землю. Девушка подхватила седельную сумку незнакомца и аккуратно пристроила на спине недовольно косившего глазом коня.

Солнце уже поднялось высоко и начало припекать. Жаркий сухой ветер трепал волосы и колол щёки. Бросив взгляд на так и не пришедшего в себя эллина, Тиргатао заметила, что светлая ткань повязки побурела.

С такой скоростью им не попасть в Городище до заката, а ночёвки в степи раненый точно не переживёт. Значит, придётся свернуть к реке. Антикитес протекает совсем рядом, а на берегу наверняка будет какое-нибудь поселение, где дочери сарматского вождя окажут помощь. Главное, сразу обещать большое вознаграждение.

Она знала, что отец не поскупится.

К Антикитесу вышли уже за полдень. Вода в кожаной фляге давно закончилась. Арра, высунув язык, трусила впереди. Гунн тяжело ступал и только устало прикрывал глаза от назойливых насекомых, боясь даже мотнуть головой, чтобы не стряхнуть мужчину.

Который, кстати, не подавал никаких признаков жизни.

Сопревшая Тиргатао, передвигавшая натёртые ноги исключительно на одном упрямстве, проклинала незнакомца и своё глупое желание спасти его, а более всего кожаные штаны и рубаху, задубевшие от и не дававшие телу дышать.

С какой тоской вспоминала она сейчас вышитые льняные и невесомые шёлковые платья, сложенные в сундук не менее упрямой Псатией, уверенной, что рано или поздно её любимица повзрослеет и возьмётся за ум.

При воспоминании о кормилице и доме у девушки защипало в глазах, и она усилием воли отогнала непрошеные мысли и чувства. Ведь негоже воину плакать как какой-то сопливой девчонке.

Тиргатао, несмотря на то, что была женщиной в невестиной поре, заслужила называться воином, и не только делами – ловкостью, меткостью, охотничьей удачей, но и происхождением.

С младенчества Псатия баюкала девочку рассказами о смелости и удали её красавицы-матери, которая происходила из воинственного племени амазонок. Прекрасная Алата могла без узды и седла скакать на лошади и, держась лишь босыми ногами за бока, попасть стрелой из костяного лука в глаз сокола, высматривающего в степи добычу.

Когда на пятом лете Тиргатао, забралась на стреноженного жеребца, мирно пасшегося у ограды Городища, рассказы о смелости воительниц-амазонок прекратились. Но было уже поздно, зёрна упали в плодородную почву и проросли. Ни одно соревнование юных меотов, приходящих в пору расцвета, не обходилось без Тиргатао. И если поначалу её промахи и нелепые падения встречали дружным и обидным смехом, то сейчас ровесники провожали хмурыми взглядами и её лёгкую фигурку, грациозно держащуюся в седле, и полные дичи сумки.

Не слушала Тиргатао советов мудрой Псатии, грозившей вечным девичеством. Сердце её не знало любовного жара и тревог. Беспечальная скакала она по степи на верном Гунне или лежала в высокой траве, прижавшись к тёплому боку Арры и любуясь яркими звёздами.

Гунн всхрапнул, почуяв воду. Тиргатао очнулась от раздумий и подняла глаза. Впереди блестела широкая лента реки.

Животные даже и не подумали убыстрить шаг, хотя возбуждение, вызванное близостью воды, отчётливо сквозило в каждом движении, выдавалось расширенными ноздрями при каждом вздохе.

Сложнее всего дался спуск к воде по достаточно крутому берегу. Тиргатао приходилось постоянно поддерживать мужчину, так и норовившего сползти вниз по конскому боку. Наконец цель была достигнута. Тиргатао пристроила незнакомца под ветвистой ивой и вместе с животными спустилась к воде. Арра резвилась на мелководье. Рассёдланный Гунн жадно пил, стоя по грудь в воде.

– Гунн, хватит! – приказала Тиргатао, жеребец послушно поднял голову и направился к берегу.

Девушка сняла одежду и с удовольствием несколько раз окунулась в прохладную воду. Не спеша одеваться, она набрала полную флягу, с удовольствием напилась и влила несколько глотков в рот эллина.

Затем подозвала мокрую довольную Арру, присела перед ней и, удерживая рукой за подбородок, чтобы смотреть прямо в глаза, сказала:

– Ты должна привести того, кто поможет этому человеку.

Арра моргнула и умчалась выполнять приказ. А Тиргатао растянулась на траве подле незнакомца и уснула, слушая его слабое дыхание.

Меотиянка незаметно для самой себя отправилась в страну снов и уже не видела, как пробежала рядом изумрудно-зелёная ящерка, выискивая нагретый солнцем камень, как пели в высокой траве цикады, как верный Гунн мягкими губами срывал тонкие стебельки цветов, в то же время чутко замечая все, что происходит вокруг. Вот конь заметил приближение чужака и уже вскинул голову, собираясь ржанием предупредить хозяйку об опасности, но почувствовав в своей голове ласковые, успокаивающие слова, расслабился и вернулся к своему занятию.

Тиргатао сквозь сон ощутила нежное поглаживание чьих-то пальцев по своей щеке. Так гладила мама, всплыло откуда-то из глубин детское воспоминание. Девушка беспокойно зашевелилась.

– Спи, спи, милая, – раздался ласковый голос, не позволивший открыть глаза.

Охотница сквозь сон почуяла чужое присутствие, но проснуться как ни странно не смогла. Дёрнувшись, Тиргатао провалилась в кошмар. Снова она оказалась в маленьком селении, в котором жила много лет назад вместе со своими родителями.

Вокруг было темно.

Потому что была ночь.

Та самая ночь, которая изменила всё и для Тиргатао, и для её отца. Та самая ночь, которую она никогда не забудет.

Ещё не раздались на улице крики раненых и умирающих, не было ещё испуганного ржания стреноженных лошадей и отчаянного лая собак, не вспыхнули ещё крытые камышовой соломой крыши домов, озарив ночь ярким светом. Только мать, босая и с распущенными чёрными волосами, защекотавшими девочке лицо, прошептала: «Проснись, Тиргатао».

И она проснулась.

По её щеке мягким листком водила колыхаемая лёгким ветром травинка. Лишь малой толики мгновения хватило меотиянке, чтобы заметить и оценить опасность. В следующий миг в дело вступили уже тренированные мышцы охотницы. Отпрыгнув назад, перекатилась к брошенной под ивой одежде и седельным сумкам, чтобы в следующее мгновение вскочить, уже держа в руке острый акинак[2]2
  Акинак – короткий меч.


[Закрыть].

– Постыдилась бы голой перед старухой скакать-то, – раздался ехидный старушечий голос. – Чай, уже не дитё малое.

Его обладательница, опираясь о сучкастую клюку, стояла у распростёртого на земле тела эллина. Она была одета в некрашеное холщовое платье и длинную накидку с капюшоном, который почти полностью скрывал её лицо.

У её ног, с правой стороны, удобно устроилась Арра. А в левую руку доверчиво тыкался носом Гунн в надежде на угощение.

«Вот предатели», – подумала Тиргатао. – «Но как ей это удалось?».

«Думаешь, только ты одна умеешь разговаривать с животными?» – Прошелестел прямо в голове тот же противный голос.

От удивления у меотиянки приоткрылся рот, но она даже не заметила этого. Вряд ли бы она обрадовалась, если б увидела сейчас своё отражение: обнажённая, со спутанными после купания в реке волосами, с испачканными зелёной травой локтями и коленями, коротким мечом в правой руке и приоткрытым от удивления ртом.

– Закрой рот, а то муха залетит, – уже человеческим голосом сказала старуха и гаденько захихикала.

– Ведьма! – ахнула озарённая догадкой девушка и приняла боевую стойку.

– Сама ведьма, – обиделась старуха. – Ты ведь тоже понимаешь слова-мысли, а я тебя не обзываю. Во мне нет зла. Вон можешь спросить у своих животных, иначе они ко мне бы не подошли.

Будто в подтверждение её слов собака, не двигаясь с места, меленько завиляла хвостом.

– Как ты заставила их предать меня? – голос у Тиргатао дрожал от обиды.

Ведь Гунна она взяла из племенного стада ещё жеребёнком. А Арру, от которой отказалась мать, вообще выкармливала парным молоком, для чего почти месяц вставала до рассвета и шла со старшими женщинами в поле, чтобы подоить коров.

И вот теперь, после всего, что было, предательство?

– Они верны тебе, просто я сильнее. Я велела не будить тебя, и твой конь, не почуяв во мне зла, послушался. Если бы у меня были дурные намерения, он, скорее всего, стал сопротивляться моему воздействию. А твоя сука позвала меня сюда, чтобы помочь раненому человеку.

– Хорошо, – Тиргатао не до конца успокоилась, но ей очень хотелось поверить этой странной незнакомке, которая тоже понимала животных и разговаривала с ней при помощи слов-мыслей.

– Теперь ты оденешься? – в голос женщины вернулась насмешка.

А Тиргатао теперь, когда схлынуло возбуждение, навеянное опасностью, заметила, что она, и правда, не одета. Тут же пришло смущение, а вслед за ним воспоминание о заветах Псатии, что негоже дочери вождя в недостойном виде на люди показываться. Стараясь всё же не терять достоинство, и держа незнакомку на виду, меотиянка прошла к своей одежде и брезгливо скривилась. Но деваться было некуда, сменной одежды девушка, которая уже давно должна была вернуться домой, не взяла.

Пропитанные потом кожаные штаны и рубаха, высохнув на солнце, задубели и тут же начали натирать во всех возможных местах, едва Тиргатао натянула их на себя. «Настоящие воины не жалуются», – напомнила себе меотиянка, стиснув зубы.

Расстроившись из-за одежды, девушка не заметила внимательного взгляда серых глаз незнакомки, блеснувших из-под капюшона, перед тем, как она склонилась над раненым.

Завязав пояс и прикрепив к нему ножны, Тиргатао почувствовала себя гораздо увереннее.

– Иди сюда, – раздался старушечий голос, – помоги мне.

Тиргатао на несколько мгновений замерла с акинаком в руке, не в силах принять какое-либо решение. Меч придавал руке вес, а без оружия меотиянка чувствовала себя беззащитной. Но, глядя на своих верных друзей, расслабленно нежащихся в тени раскидистой ивы, Тиргатао всё же вложила акинак в ножны. Чутью Гунна и Арры она привыкла доверять даже больше, чем своему. И если животные не видят в старухе зла, значит, его там нет.

Даже если у этой ведьмы, а про себя девушка звала её именно так, склочный характер.

– Вот, держи здесь, – незнакомка сразу же взяла её в оборот, едва Тиргатао присела по другую сторону от раненого. Старуха взяла руку девушки и, вложив в неё чистую тряпицу, сильно прижала к некрасивой рваной ране на боку эллина. – Прижми крепко, но нежно.

Она снова захихикала, заметив, как щёки меотиянки от смущения покрылись румянцем. Она и раньше помогала лекарям в Городище, но никто и никогда не осмеливался обращаться с ней так грубо, равно как и отпускать грубые шутки в её адрес.

Тиргатао наблюдала, как ведьма рвёт на мелкие кусочки пучок какой-то травы и бросает в глиняный горшок, выуженный из недр большой холщовой сумки. Затем к траве она насыпала порошков из разных мешочков, понюхала и, оставшись довольна, велела Арре принести воды из реки. Тиргатао, никогда раньше не дававшая собаке подобных команд, с интересом следила, как та решит непростую задачу. Арра порадовала хозяйку своей находчивостью, уже через несколько мгновений она примчалась назад и выплюнула воду из пасти прямо в подставленный ведьмой горшок. Замешав целебное зелье, старуха щедро намазала его на новую тряпицу и, быстрым движением приподняв ладонь девушки, наложила лекарство на рану.

– Теперь держи, пока я наложу повязку.

Хоть старуха и была противной, но действовала она умело. Арра не ошиблась и привела настоящую лекарку. Быстро перевязав грека, ведьма скомандовала собаке сторожить, а Тиргатао и Гунну следовать за ней. Девушка чувствовала, как закипает в ней гнев от неуважительного отношения, и не раз уже готовились бранные слова слететь с её губ, но что-то неуловимое останавливало их, не давая сорваться. Бросив последний взгляд на мужчину, из-за которого она попала в такое положение, Тиргатао поторопилась догнать старуху, бодро шагавшую по берегу реки.