Текст книги "Сразу и навсегда (сборник)"

– Дура, – кричал он, – идиотка! А мне что теперь делать? К соседской козе идти, что ли?

С тех пор отношения их испортились резко и навсегда. Но среди ее сверстников почему-то поползли слухи, что Агата – девушка доступная, способная доставить партнеру массу наслаждения. Заигрывания и открытые предложения посыпались на нее, как из рога изобилия. Девчонки стали воротить от нее носы: конкурентка была им ни к чему. Да и просто многие из них завидовали вниманию, которое мальчики оказывали Агате, а не им. Отбиваться от нахальных предложений было непросто. Иногда дело доходило до ссоры.

– И чего ты корчишь из себя целку, Агатка, не пойму, – как-то заявил ей одноклассник Лева. – Всем известно, что ты раздаешь милости направо и налево. Почему со мной не хочешь сходить под кустик? Или ты только за деньги даешь? Так я заплачу.

В ответ она, ошарашенная, просто залепила ему пощечину и ушла, вся в слезах, домой. Мать ее выслушала, поохала и ничего лучшего не придумала, чем отправить ее к тетке в другой город. Пусть, мол, здесь дурные разговоры улягутся, тогда и вернуться можно будет.

Сестра матери оказалась женщиной доброй и участливой, и Агата все ей рассказала как на духу. Тетя Нюша внимательно выслушала племянницу и погладила по склоненной голове.

– И не надо из-за этого огорчаться, малышка, – сказала ласково, – на чужой роток, как говорится, не накинешь платок. Люди любят позлословить. Здесь же никто тебя не знает и все будет по-другому. Ты только не давай себя в обиду. И я ведь рядом. Если что, никому не дам спуску.

Так и зажили они вдвоем с теткой, и это оказалось куда лучше, чем с матерью. Та иногда на дочь злилась, причем Агата никак не могла понять, за что. А когда мать подчас возвращалась домой поздно и, мягко говоря, не совсем трезвая, старалась просто не попадаться ей под руку. Потому что однажды как раз в этом состоянии она со злостью сказала дочери, что та ей всю жизнь испортила и из-за нее приходится по чужим углам шляться.

Здесь, у тетки, Агата окончила школу, и весьма успешно. И отсюда же поступила в столичный университет на химический факультет: химия всегда была ей интересна. Училась и здесь хорошо. Жила в общежитии, но к тетке ездила регулярно. Тут, в этой веселой и беспечной студенческой жизни, и настигла Агату первая настоящая любовь.

Геннадий был вполне достойным парнем. Интересный, спортивный, он успевал в занятиях и много внимания уделял своим увлечениям, среди которых на первом месте были лыжи зимой и байдарка летом. Он уходил в походы по быстрым горным рекам и возвращался всегда загорелым и веселым. Зимой старался хоть ненадолго вырваться в горы. Агате уделял внимания не слишком много, но всегда был с ней приветлив и даже ласков. Потом заговорил о любви. Девушка была счастлива. А уж когда он предложил семейную жизнь, она вообще взлетела на вершину блаженства. Повезла его к тетке – познакомить. Тетя Нюша приняла их честь по чести, все сделала как надо и предложила свадьбу отыграть тут, у нее. Мол, свободнее будет и затрат гораздо меньше. Так и сделали. Агата была в красивом белом платье, счастливая, сияющая. Свадьба скромная, но хорошая. А когда пришел час укладываться молодым в постель, Агате почему-то стало страшно. Она сама себя понять не могла. Ведь она любила Гену, ставшего ее мужем, так отчего же боялась? Он никаких страхов не испытывал, раздел ее, уложил в постель и стал любоваться.

– Красивая ты, Агатка, ладненькая такая, – шептал, все больше возбуждаясь, – так и хочется тебя, как конфетку, съесть. Дай мне скорей то, что у тебя между ножками. Невмоготу уже ждать.

Жадные руки потянулись к самым интимным местам ее тела, потом он и сам навалился на нее всей своей тяжестью и, особо не интересуясь вопросом ее готовности, ворвался в напряженное окаменевшее тело. Агата к тому времени была чуть ли не в шоке от страха. Ей было ужасно больно, а он, не обращая ни на что внимания, все больше распалялся, стараясь по полной программе. Когда он наконец получил то, что хотел, и слез с нее, Агата почти теряла сознание от боли и отвращения. Но хорошо помнила, как он, включив свет, стал рассматривать простыню и ее бедра, бесцеремонно раздвинув их во всю ширь. Даже внутрь заглянул. А потом изо всей силы ударил ее по лицу.

– А крови-то нет! Ты, шлюха, обдурила меня все же, прикинувшись нетронутой, – зло пробормотал он. – Правильно говорила Люська с филфака, что ты в своем городе с кем только не спала. Это лишь вид у тебя такой скромный, а на самом деле печать ставить негде. Но так просто это тебе не обойдется. Я тебя, шлендру, хорошо проучу!

И он принялся бить жену, бить холодно и расчетливо, чтобы оставлять как можно меньше следов, но доставить как можно больше мучений. Она не кричала, боясь напугать тетку, спавшую за стеной, только тихонько стонала и закрывала лицо. Все ее тело превратилось в одну сплошную боль, а он все бил и бил, с каким-то садистским остервенением. А потом снова возбудился и, ругая ее на все лады самыми грязными словами, стал буквально насиловать, потому что она уже не лежала бесчувственным бревном, а пыталась сопротивляться.

– Ничего у тебя не выйдет, тварь, – пыхтел он у нее над ухом, – я тебя, гадину, так отделаю, что ты десять лет к мужику не подойдешь.

Когда он, исчерпав все силы, слез с нее, Агата уже практически не могла шевелиться, а простыня была в крови. Он же оделся, собрал свои вещи и прямо среди ночи ушел, сказав на прощание, что на развод подаст сам, и причину укажет настоящую, и ославит ее так, что уже никто на нее не польстится больше. Никто и никогда.

Перепуганная тетя Нюша, услышав последние слова несостоявшегося спутника жизни Агаты и громкий стук захлопнувшейся двери, робко вошла в комнату и окаменела от ужаса. Все в спаленке было разбросано, а Агата, избитая и окровавленная, лежала на самом краю кровати, не в силах шевельнуться. В глазах ее стояла такая боль, что сердце женщины сжалось.

– За что, тетя, – прошептали избитые губы, – за что?

– Не надо, детка, не разговаривай, – решительно заявила тетя Нюша, взяв себя в руки. – Сейчас я немного приведу тебя в порядок, поговорим потом. И надо этого гада ползучего прищучить как следует. Завтра же в милицию схожу, заявление подам.

Агата только покачала головой и потеряла сознание. Когда она очнулась, все было прибрано, никаких следов недавнего побоища не было видно, только сама она представляла собой одну большую рану, как ей казалось. Едва обретя голос, она потребовала от тетки никуда не ходить и никаких заявлений не подавать. А когда немного оклемалась, попросила у нее объяснений: может, хоть она сможет объяснить, почему все так произошло. Тетка объяснила. И лучше бы ей этого не делать, потому что стало совсем скверно. Правда оказалась куда страшней, чем Агата могла себе представить.

Оказывается, ее мать, любительница разгульных удовольствий, нагуляла дочь вне брака. И, родив ее, ничуть не изменила своего образа жизни. Только-только оклемавшись после родов и восстановив женскую силу, она принялась искать новых любовников. Находила их везде и справлялась с этим всегда легко. Были среди ее поклонников мужчины, встречающиеся с ней время от времени в разных местах, а были и такие, что жили с ней какое-то время. Один из таких, здоровенный лоб, надрался как-то вместе с ней до чертиков и изнасиловал трехлетнюю Агату. Мать спохватилась только утром, протрезвев. Сразу же кинулась с дочерью в больницу, наплела там Бог весть что, отчего вся милиция сбилась с ног в поисках описанного ею преступника. Но любовника не прогнала. Он умел доставить ей удовольствие, как никто другой, поскольку размеры имел весьма внушительные и сил ему было не занимать. То, что потом вернувшаяся из больницы малышка впадала в истерику от одного его вида, мать не волновало. Покричит и перестанет, а такого жеребца днем с огнем больше не найдешь. Дело кончилось тем, что он сам покинул надоевший ему дом. Может быть, ему не хотелось постоянно видеть перед глазами искалеченного им ребенка. Мать же об этой утрате горько сожалела.

Потом страшные воспоминания постепенно стерлись из памяти девочки, да и у матери был неудачный, с ее точки зрения, период в жизни. Не находилось мужчин, желавших поддерживать с ней длительные отношения, и все тут. А когда ситуация немного изменилась к лучшему, Агата уже подросла и родительница решила, что слишком опасно иметь в доме и любовника, и подрастающую дочь, потенциальную конкурентку собственной матери. И она перенесла свои любовные подвиги на чужую территорию.

У Агаты совершенно не осталось тяжелых воспоминаний, и она даже не догадывалась о том, что произошло с ней в раннем детстве. Врачи тогда хорошо поработали с ней, и добросовестно потрудилась женщина-психолог, сумевшая затушевать в памяти ребенка страшные события. Только когда Олег попытался, подпоив, овладеть ею, Агата инстинктивно оказала сопротивление и сбежала. И так же подсознательно боялась интимных отношений с мужчиной, которого полюбила и за которого вышла замуж.

– Конечно, мать должна была тебе все рассказать, девочка, – закончила свой рассказ тетя Нюша, – но она всегда думала только о себе, от нее и ждать ничего другого не приходится. А вот я, старая дура, допустила ошибку, положившись в этом вопросе на влюбленного парня, – он показался мне добрым и хорошим. Если бы он оказался таким, как мне думалось, ты была бы сейчас счастливой и всем довольной. И никогда не узнала бы о том, что случилось когда-то. И пусть бы оно быльем поросло, леший его возьми. В общем, я чувствую себя страшно виноватой перед тобой. Хотя узнай ты все это раньше, вообще о замужестве не помышляла бы, верно?

Агата покивала головой, соглашаясь. Конечно, не помышляла бы. Но зато избежала бы этого жуткого унижения, и боли, и скандала.

Все это случилось летом, на каникулах – хоть в этом повезло. И в свой университет Агата больше не вернулась, какими-то правдами и неправдами добившись перевода в другой город. Там вуз и окончила. И получила распределение в аспирантуру, потому что училась лучше всех на курсе. С матерью она больше не виделась никогда. Просто вычеркнула ее из списка своих знакомых, не желая иметь с ней ничего общего. Мать, к слову, не особо-то и рвалась к дочери. Она ведь еще не совсем старая женщина, хочет все, что возможно, от жизни взять, не до дочери ей. Тетя Нюша заменила девушке мать, отдав ей всю свою душу. Она и отвезла как-то племянницу к двоюродному брату, работавшему лесником как раз возле города, где обосновалась Агата. Егор Степанович и Матрена Евграфовна, которым Бог не дал своих детей, полюбили девушку как родную. И она к ним привязалась. Так и жила, считая своей родней только этих троих близких ей людей. Да еще соседку Машу, с которой подружилась уже здесь, на новом месте.

На работе у Агаты все ладилось. Она успешно окончила аспирантуру, защитила кандидатскую диссертацию и шагнула куда как высоко, став доцентом кафедры, а через несколько лет и деканом факультета. Только личной жизни не было никакой. И даже Маша не знала, что произошло в прошлом подруги и настолько отвратило ее от мужского пола. Одна только тетя Нюша была в курсе дела, но «расколоть» ее не удавалось никому, даже в самом крепком подпитии по праздникам.

И вот теперь ей снова предстояло испытание. Очень тяжелое испытание. Предсказанные Генкой десять лет как раз истекли. Она криво улыбнулась, подумав об этом. Вот же, вспомнила черта не ко времени. Надо было брать себя в руки, чтобы как-то выдержать эту одну-единственную ночь с Вадимом. Всего одну! А потом все – свободна и навсегда. Агата от души надеялась, что он отстанет от нее после этого (сам же говорил, что это ему только как лекарство нужно) и вообще никогда не появится больше на ее горизонте.

И никогда больше не позволит она закрутиться обстоятельствам так, чтобы пришлось заставлять себя идти поперек собственных желаний. И даже близко не подпустит к себе никакого другого Вадима или Геннадия, будь они хоть добрые-распредобрые. И будет жить спокойно, без этих безумных страхов и переживаний, с удовольствием работать и иногда даже ездить отдыхать в чужие края – ей тут Маша на днях уши прожужжала поездкой в Венгрию на термальные воды. Говорит, красота несказанная появляется у женщины после того, как поплещется она от души в этих водах. Только надо правильно источник выбрать, а в этом ее, Машу, как раз и просветила одна знающая дама.

Так уговаривала себя Агата в те редкие часы, когда оставалась одна, не занятая уходом за Матреной Евграфовной. Тетушка уже заметно шла на поправку, и это радовало. Но и заставляло лишний раз вспомнить, как и чем обязана она Вадиму. Как ни крути, а мысли все к нему возвращаются. Но ничего, недолго уже осталось терпеть. Отдаст ему долг и выбросит его из головы навсегда. И никогда не вспомнит.

Как ни готовила себя Агата к этим событиям, все равно телефонный звонок Вадима застал ее врасплох. Ноги задрожали, язык прилип к нёбу – еле-еле ответила вразумительно, он даже не сразу узнал ее голос. Пришлось сказать, что она стылого молока из холодильника выпила. Он назначил встречу на субботний вечер, сказал, что заедет за ней на такси и они поедут в загородную гостиницу. Так спокойнее, можно быть уверенными, что никто не помешает. Значит, оставался всего денек, и его надо как-то пережить.

Агата договорилась с Машей, что та поедет к Матрене Евграфовне в воскресенье, а сама пошла к тетушке в субботу. Та уже почти пришла в норму, и к ней вернулась наблюдательность.

– Что-то ты будто сама не своя, Агаточка. Или случилось что?

– Да нет, все вроде нормально, – отчаянно соврала Агата, – просто за диссертацию сильно переживаю. Я и с кандидатской так маялась.

Матрена Евграфовна была женщина умная, стреляный воробей, и не поверила. Но раз не хочет девочка говорить, то из нее все равно не вытянешь ничего. Только смутно виделся ей за всем этим Вадим Алексеевич. Он, кстати, несколько раз проведывал ее за последнее время и обещал домой отвезти, в лесничество, когда она совсем поправится.

– Да не думай ты о ней, о диссертации этой, – прикинулась тетушка валенком, – будет еще когда ею заняться. А сейчас лето, законное время для отдыха. Вот только я тебе весь отпуск испортила нынче.

– Вот об этом говорить не будем, милая тетушка, – Агата нежно погладила ее по руке, – вы идете на поправку, и это главное. Остальное – мелочи, не заслуживающие ни внимания, ни обсуждения.

Агата на минуту отвернулась от тетки, чтобы ком в горле проглотить: опять накатили страх и паника. Но взять себя в руки удалось.

– Вот вы небось за Егором Степановичем соскучились? – направила она разговор в другое русло.

– Соскучилась, ох, страсть как соскучилась, – призналась пожилая женщина, – по нему, и по дому нашему, и по Тимофеичу, и даже по Муське. Ведь я никогда так надолго дом не оставляла. И не хочу больше. Нет лучшего места на свете, чем наше лесничество.

Тут Агата согласилась с тетушкой. Место это было действительно самым дорогим, самым прекрасным. И она надеялась еще не раз побывать там, и по лесу вдоволь погулять, и в озере всласть наплаваться. И никакие чужие мужчины не помешают ей больше. Вот отделается она сегодня от этого настырного Вадима и все – не будет больше помех к спокойному отдыху вдали от городской суеты.

Субботний вечер накатил неотвратимо, и Вадим, как и обещал, возник на пороге ее квартиры. Был слегка взъерошен, что смотрелось странновато, и бледен. Но держался спокойно. Агата тоже постаралась вести себя достойно. Что из этого получилось, она не знала, потому что от страха еле держалась на ногах.

– Вам что-то надо взять с собой? – вежливо поинтересовался он. – Так я вынесу.

Агата молча указала ему на небольшую сумку со всем необходимым и принялась запирать двери. К такси они шли молча. Так же молча проделали весь неблизкий путь до загородной гостиницы. Номер был заказан, и им сразу выдали ключи. В двухкомнатный люкс Агата вошла на подгибающихся ногах и сразу же рухнула в кресло у журнального столика. Сил больше не было ни на что. Вадим вошел следом, поставил на низкий шкафчик у двери ее сумку и свой небольшой саквояж и огляделся.

– А здесь довольно уютно, – проговорил каким-то чужим, не своим голосом, – вы согласны, Агата Витальевна? И спальня нормальная, кажется.

Он открыл дверь в смежную комнату и окинул взглядом огромную кровать. «Прямо сексодром какой-то, как мне Юрка однажды рассказывал, когда с артисточкой той налево сбегал, – подумал с насмешкой, – хорошо хоть потолок зеркальный не додумались соорудить. Самое то было бы для нас с Агатой».

Он вернулся в гостиную и предложил Агате спуститься в ресторан поужинать. Она отказалась – кусок все равно не полез бы ей в горло, настолько сильным было волнение.

– Вот и ладно, – согласился он, – сейчас по рюмочке выпьем для храбрости и отправимся в спальню.

Он покопался в своем модном саквояже, вытащил фигурную бутылку с янтарным содержимым, выставил две пузатых емкости и коробку конфет. Деловито разлил коньяк и поднес Агате бокал, внимательно наблюдая за ней. Женщина была явно не в себе, на грани шока, он бы сказал. Почему? Сильно волнуется? Боится? А ведь, похоже, действительно боится. Только чего? Не девчонка ведь школьница, от мамы сбежавшая с чужим дядей. Он подошел ближе, соприкоснулся бокалами.

– За нас с вами, Агата! За наш успех вместе!

За это стоило выпить, потому что он и сам не был уверен в себе на все сто процентов. Уж очень волновался почему-то. Агата с отчаянной решимостью глотнула янтарной жидкости и стала хватать ртом воздух, на глазах выступили слезы. Она тряхнула головой и как-то натужно, даже жалко улыбнулась.

– Я готова, Вадим Алексеевич, – голос ее предательски дрогнул.

– Вот и славно, – откликнулся он. – Вы идите, устраивайтесь. Я присоединюсь к вам через пару минут.

Он тщательно запер двери, разделся и не торопясь (давал ей время адаптироваться в новом пространстве) вошел в спальню. Агата лежала под простыней, натянутой чуть ли не до глаз, и смотрела на него взглядом загнанного в западню измученного животного. Да что же это с ней, право слово? В комнате горел один только ночник, и Вадим не стал его гасить. Он, совершенно нагой, подошел к постели и скользнул под простыню. И сразу ощутил ее напряженное, твердое как камень тело. Попытался ее обнять, но было такое ощущение, что в руках у него мраморная статуя, красивая, но холодная.

Ее реакция на него была такой странной, что впору было встать и уйти.

– Вы что, девственница, Агата Витальевна? – решился он спросить наконец.

Она отрицательно покачала головой.

– Тогда в чем дело? – голос его стал холодным. – Неужели я настолько неприятен вам, что вы не можете преодолеть это?

– Нет-нет, Вадим Алексеевич, – обрела она голос, – дело вовсе не в вас… Вы замечательный мужчина, и спорить с этим глупо. Дело во мне. Я не такая, как другие женщины, и не могу дать вам того удовольствия, на которое вы вправе рассчитывать.

– Что значит, не такая? – поинтересовался он и тут же скользнул рукой под простыню, попав сразу туда, куда хотел.

Там все было в порядке. Да и он ведь видел ее тогда, на озере. Всю видел, во всех подробностях. Все было на месте, как и положено.

Агата вздрогнула от его прикосновения, но отодвигаться не стала.

– Вы делайте все, что нужно, я мешать вам не стану, – прошептала она, почти стуча зубами. – Вам ведь хочется поставить на мне свой штамп. А он ставится только там, в глубине. Так ставьте.

Похоже, дело совсем плохо. У нее, видно, большие проблемы с этим. И возможно, сейчас возникнут и у него. Во всяком случае, поднявшееся было возбуждение пропало сразу, как под холодным душем. По-видимому, нужно было встать, извиниться за беспокойство и уйти восвояси. Этого требовала мужская гордость. Но в этот момент он повернул голову и встретился с ней взглядом. То, что увидел он в этих голубых глазах, огромных сейчас от страха, даже ужаса, повергло его чуть ли не в шок. Сразу ушли куда-то, растворились и закипавшая злость, и мужская гордость. Осталась одна только щемящая жалость. Жалость к тяжело раненному, почти умирающему прекрасному животному, жестоко растерзанному безжалостной рукой.

– Агата, девочка моя, кто же это тебя так, а? – спросил он, мягко, но настойчиво привлекая ее к себе.

Она, на удивление, не сопротивлялась и даже, кажется, стала немного податливее.

– Ты успокойся, не переживай, – тихонько уговаривал он, – я ничего не стану делать, пока ты сама не захочешь.

И он, притянув ее к себе близко-близко, стал потихоньку гладить напряженную спину. Голова ее оказалась у него на плече. Она уткнулась в него лицом, и он почувствовал горячие слезы на своей коже.

– Ты поплачь, поплачь, девочка, иногда это хорошо помогает.

Его руки гладили ее плечи и спину, а губы тихонько целовали прижавшуюся к нему голову, попадая в основном в макушку. Слезы перешли в рыдания, потом потихоньку затихли.

– Простите меня, Вадим Алексеевич, – прошептала она охрипшим от слез голосом.

– Вадим, – поправил он. – И прощать тут нечего.

Она шмыгнула носом и взглянула ему в глаза. Что она увидела, он не знал, но губы ее чуть растянулись в дрожащую робкую улыбку.

– Я вела себя безобразно, Вадим, прости, – прошептала снова.

Ну конечно, кто бы сомневался, что она станет упрямиться даже здесь, в постели. Он улыбнулся и поцеловал ее в распухший от слез нос. Потом прижал к себе еще теснее, почувствовав, что каменная напряженность ушла наконец из ее тела.

– А теперь ты расскажешь мне все, Агата, все абсолютно, – потребовал он, но руки продолжали обнимать ее нежно и заботливо.

– Я не могу, Вадим, это слишком тяжело, – она попыталась отстраниться, но он не позволил.

– Это нужно, девочка, – настаивал он, – нужно для того, чтобы избавиться от этого навсегда.

Агата с минуту подумала и кивнула головой.

– Хорошо, – согласилась она, – только не смотри на меня, иначе я не смогу.

Он не стал возражать и, легко развернув ее в постели, прижал к себе спиной, обхватив руками. Так ей было тепло и почему-то очень уютно, непривычно уютно.

– Я слушаю тебя, – напомнил он.

И она стала рассказывать. Все, без купюр и без утайки. Без жалости к себе. Просто факты.

И чем дальше она говорила, тем больше сводило челюсти у Вадима. Господи, неужели люди могут быть такими жестокими? Их даже зверями не назовешь, те куда гуманнее. Он, представитель медиаиндустрии, отказывался верить, что такое возможно в наши дни, в цивилизованном обществе. Но это было. Агата рассказывала вполне убедительно. Хотя убедительнее всего была реакция ее тела. Такую реакцию сыграть невозможно.

– И он сказал, что я десять лет не смогу подпустить к себе ни одного мужчину, – закончила она свой рассказ. – Я и не подпускала, страшно было. И тебе не далась тоже, прости.

– О нас говорить рано, у нас все впереди, – уверенно заявил он, – а про этого гада ты мне расскажи поподробнее. Ты свидетельство о разводе получила?

– Нет, – тихонько ответила Агата, – я боялась очень. Он сам больше не появлялся, и никаких известий от него не было. А я искать его не стала. Да и все равно мне было. Какая разница, если все дороги для меня закрыты.

– Ну, положим, насчет дорог это ты слишком, девочка моя, – осмелевший Вадим уже решал вопросы серьезно, – а свидетельство о расторжении брака я из него вытрясу, не сомневайся даже. Хорошо, если он при этом целым останется.

Агата, повернув голову, взглянула на него с надеждой. Неужели теперь есть кому за нее заступиться? Он встретил ее поцелуем.

– А теперь давай уже займемся делом, дорогая, – прошептал он прямо ей в губы и принялся целовать, не давая ей времени на размышления.

Агата не возражала. Его поцелуи были очень приятны.

Прошло довольно много времени. Лицо, шея, грудь, живот – все было обцеловано и обласкано. Ее тело расслаблялось постепенно, и к нему возвращалось желание.

– Позволь мне потрогать тебя там, Агата, – попросил он, – пока только потрогать.

Она кивнула головой, и мужская рука скользнула в самое сокровенное место, нежно гладя, лаская и… возбуждая. А губы продолжали свое дело, успокаивая, размягчая ее волю и вызывая смутные желания чего-то большего. Ее тело начало томиться и изнывать, что было для нее совершенно новым и непонятным. Но понимание пришло быстро – природа знает свое дело хорошо.

– Я хочу, Вадим. – Он поднял голову и заглянул ей в глаза, но она не отвела взгляда. – Я хочу тебя всего, сейчас, пожалуйста.

– С огромным удовольствием, радость моя, – согласился он и, глядя ей в глаза, медленно и осторожно сделал то, о чем она попросила.

В ее глазах он читал смену чувств и ощущений – опасение, недоверие, удивление, а потом счастливый всплеск ощущений, когда первая волна экстаза накрыла ее с головой. Тут уж он перестал сдерживать себя и отдался страсти, которая так давно манила его, но не давалась в руки. Сейчас Агата была вся в его власти – открытая для него, нежная, жаждущая и, наконец, удовлетворенная. Он дошел до своего пика быстро – трудно было ожидать иного после такого труда. И все же он смутился.

– Прости меня, девочка, что я такой несдержанный сегодня, – прошептал он, заглядывая ей в глаза, – я исправлюсь, обещаю.

– Ты хочешь сказать, что может быть еще лучше?

– О! Гораздо лучше, уверяю тебя, – откликнулся польщенный ее высокой оценкой мужчина, – я покажу тебе, милая, вот только чуточку отдохну и покажу.

И вскоре показал. Сказать, что Агата была потрясена, будет недостаточно точным. Она не верила сама себе.

– И так может быть часто? – поинтересовалась она, краснея.

– Хоть каждый день, моя девочка, если ты пожелаешь, – ответил на это рыцарь, готовый на все ради дамы сердца. – Я люблю тебя, Агата. Я для тебя звезду с неба достану. Что уж говорить о подвигах в постели.

Растроганная его словами, она уткнулась лицом ему в грудь.

– Дай мне немного времени, Вадим, – попросила она, – и думаю, я тоже смогу сказать, что люблю тебя.

– Я ждал тебя слишком долго, чтобы отступить сейчас, радость моя, – прошептал он ей в волосы, – а теперь давай немного поспим. Меня как через мясорубку пропустили, кажется.

Они проспали, обнявшись, до рассвета. А проснувшись, снова занялись исследованием и изучением друг друга. Агата осмелела и даже потрогала рукой орган, доставивший ей вчера столько удовольствия. Под ее руками он ожил, затвердел и гордо поднялся.

– О! – восхитилась она. – Это я так на тебя действую?

– А кто же еще? – рассмеялся Вадим. – Ложись скорее, сил нет ждать.

И они продолжили – хорошо отдохнувший мужчина и успокоившаяся женщина, оставившая все тревоги и сомнения.

– Я научу тебя еще многому такому, о чем ты даже не догадываешься, – обрадовался он. – И мы будем получать удовольствие так часто, как только захотим.

Потом они с аппетитом позавтракали у себя в номере – сил-то было потрачено немало, и даже на выход в ресторан не хватило того, что осталось. Выпили кофе, посидели на балконе, любуясь слегка увядающей августовской зеленью, и снова вернулись в постель. Причем инициатором была на этот раз Агата. Ей не терпелось удостовериться, что все это не сон, что это самая-самая настоящая правда. То, что уже произошло между ними, оставило некоторые неприятные ощущения, как будто саднило немного, но на эту мелочь она не собиралась обращать никакого внимания. Ей сейчас нужен был Вадим – весь, целиком, с его нежной любовью и жгучей страстью. Она столько лет была лишена всего этого! Он просить себя дважды, разумеется, не заставил. Ее искреннее восхищение его мужской доблестью делало его во сто крат сильнее и разжигало желание до уровня пожара. Он охотно повторил все, что уже делал раньше, и добавил кое-что новенькое, вызвав восхитившее его «О!» на ее распухших от поцелуев губах. Все было не просто хорошо. Все было замечательно.

Домой они возвращались совершенно другими людьми. В такси сидели, тесно прижавшись друг к другу, крепко держась за руки, и улыбались. А разъехавшись по домам, несколько раз звонили друг другу, что-то говорили, и каждый остался со счастливым чувством, что больше не одинок.

Утром в понедельник Вадим проснулся с ощущением, что выполнял вчера непосильную физическую работу – все тело ныло, как после спортивного зала, когда там давно не был. Но на душе было хорошо, а когда он вспомнил все, что случилось в прошедший воскресный день, стало еще лучше. Но на всякий случай он решил все же проверить – а вдруг это ему сон такой приснился чудесный. Не вставая с постели, он потянулся к телефону и набрал ставший сразу знакомым номер. Ответили быстро.

– Ты уже проснулась, Агата? – поинтересовался он. – Скажи, тебе тоже приснился сказочно прекрасный эротический сон или это только мне одному такое видение досталось?

Ему ответил тихий, счастливый женский смех, отчего состояние тела сразу изменилось. «Ох! – подумал он, – что же это она со мной делает?» Но губы при этом сложились в довольную гордую улыбку.

– Я тоже сон видела, Вадим, – промурлыкала она, – не сон, а сказка. И ты там был главным героем. Прекрасный принц поцеловал спящую красавицу, и она пробудилась ото сна.

Агата помолчала немного и добавила совсем тихо, как-то даже жалобно:

– Я соскучилась, Вадим. Прямо сейчас хочу, чтобы ты был рядом. Не могу, как хочу.

– Жди, – с готовностью отозвался он, – буду через пятнадцать минут. Дотерпишь?

– Постараюсь, – она, кажется, улыбнулась.

Он сорвался с места, кое-как натянул одежду и понесся ловить такси. Через пятнадцать минут, как и обещал, звонил в ее дверь. Агата вышла к нему в одной тоненькой, почти прозрачной ночной сорочке, которая мало что скрывала, и у Вадима кровь закипела в жилах. Он обнял ее и начал ласкать прямо тут, в коридоре. До кровати они не дошли, свалились на маленький коврик возле старенького дивана. И обоим было все равно. Сколько прошло времени, пока они пришли в себя, не понял ни один из них. Было так хорошо, что трудно передать словами. Повторить такой подвиг второй раз Вадим уже не мог – не мальчик все же, сорок на носу. Но руки-то у него были в полном порядке. И он работал ими очень ловко и умело. Агата вначале стонала, а потом просто кричала под его нескромными ласками, бурно откликаясь на каждое движение. Потом вывернулась из его рук и принялась сама целовать его – везде. Он замер, пораженный глубиной своих ощущений, и вдруг почувствовал мощный прилив желания и сил, чтобы его осуществить, – Агата творила с ним что-то невероятное. Он резко подмял ее под себя и с рычанием – ну прямо вошедший в экстаз тигр – принялся за дело. На этот раз он был неутомим, и Агата потеряла счет своим взлетам под небеса. А потом они с полчаса просто лежали – как попали в постель, не поняли. Лежали, оба полностью, до самых краев наполненные счастьем безраздельного обладания. Какая разница, кто кем владел? Они оба владели друг другом, и это было огромное, небывалое счастье. Вадим не мог себе раньше даже представить, что возможно такое полное, такое всеобъемлющее слияние с женщиной, когда ее и свое тело ощущаешь, как одно. Агата и вовсе была в этом деле новичком, однако училась быстро.