Текст книги "Лавка старьевщика Джо. Найдите Зерно"

– А разве ваши тапочки не стоят возле кровати, где их оставили вечером?

– Кыш, – дружелюбно произнес Роджер.

– Миш! – последовал сверху лукавый ответ.

Роджер отвел взгляд от узкого окошка, листнул пару раз журнал, прищурился и отшвырнул его в груду макулатуры, исполнявшей роль постели, одеяла и средства психологической разгрузки младшего пилота.

– На любое желание находится особенная технология его исполнения. Раньше люди стремились, чтобы таксы вытягивались в длину, у бассет-хаунда уши свисали до земли, а доберман-пинчер был бы обязательно вертким и жилистым. То же относилось к иным видам животным, попавшим в поле желаний человека, включая коров, лошадей и даже слоников.

Роджер помолчал.

Джо перевернулся вниз лицом, затем на спину и недоброжелательно всхрапнул.

– Мы возжелали, чтобы животные были лучше подстроены под желание людей жить в мире добрых понятливых питомцев. Сначала ученые привычным способом скрещивали особей, проявлявших культуру, сообразительность и получили потомство, лучше прежних поколений зверей подходящее для целей совместного сосуществования.

– Упс?

– Их пробы базировались на работах биологов, которые успешно выводили пушных зверьков для зооферм, и мышек для лабораторных опытов. Всего два десятка поколений и зверьки становятся ручными, что облегчает работу зоологов. Только шкурка становится похуже, чем у диких особей. Ученые отыскали пути ускорения искусственного отбора, узнали, что в узоре молекул отвечает за характер и набор действий, определяемых условиями среды. Какие факторы заставляет паука вышивать определенный узор сети? Почему птицы летят осенью на юг, а весной на север? Что побуждает рыб плыть к нерестилищам? Где в наследственном материале находятся участки доброго характера? Все это отыскала наука.

Ученые научили животных по естественной надобности уходить за деревья, либо в особые кабинки, наставленные вдоль тротуаров. Их научили правильно пользоваться домашними клозетами, а также сдержанно относиться к попугайчикам, рыбкам и прочей живности других видов.

– Что мы все об этих гадких клозетах?

– Ты права, малышка – согласился Роджер. – Главное не брезгливость, а желание многообразия. Люди устали от общества себе подобных и очень хотели общаться с милыми животными. Так романтично, как это показано в книжке про человеческого детеныша, воспитанного волками в джунглях, про мальчика Маугли. И сами эти научные приемы нарекли «технологии Маугли».

Роджер глотнул теплую, пахнущую уриной воду.

– Под влиянием лекарств, инъекций и перестановок в молекулах ДНК животные научились запросто общаться с людьми. До сих пор неизвестно, рефлекторные ли это ответы, или они действительно могут размышлять. Животные начали изъясняться с людьми знаками, жестами, затем, с развитием технологий и словами, вырабатываемыми усовершенствованными глотками.

– Вау-мяу…

– Сначала было счастье. Улучшенные собаки и кошки стоили миллионы. Их демонстрировали в специальных выпусках новостей. Затем новусы стали доступны среднему классу. А спустя некоторое время принялись проворно размножаться.

– Прекрасно.

– И тут же стали требовать особые права. Были трения. Наконец настало время, когда пришедшая к рулю партия ввела уголовный кодекс, регулирующий отношения людей и новых людей.

– Пора бы и нам утрясти отношения, – проговорил песец, чья милая мордочка все время с любопытством и восхищением выглядывала из вентиляционного окошка. – Вы, люди такие чудные и смешные. И большие выдумщики. Не то, что гадкие крысены.

Зверек с отвращением и возмущением три раза провернулся в окошке. Затем вновь обратил к Роджеру сияющие черные глазки.

– Ты изгой, – напрямик заявил Роджер. – Такому красивому зверьку тяжело жить среди крыс, свиней, слонов, собак, кошек и обезьян. И потому инстинктивно ты тянешься к обществу людей.

Зверек прокрутился вокруг оси еще два раза и потерся об арматурину.

– Вообще то я самка, – заметил песец. – Мои прародители сбежали с зоофермы еще в самом начале Освобождения. Большинство наших эмигрировало куда то на Дальний Север. Но и здесь тоже можно неплохо жить, если особенно не высовываться из норы. Кормежки навалом, хотя, ты прав, Родди, мы, песцы красивы и резко выделяемся в среде грязных помоечных грызунов. А зовут меня Эри, если не забыл с той нашей встречи. Уже забыл ведь, да?!

– Как можно! – воскликнул Роджер. – Так на чем же мы остановились? Да, рефлексы интеллекта стали передаваться от поколения к поколению. Довольно быстро животные получили разум, абсолютно все млекопитающие, кое-какие рыбы и многие из крупных рептилий. Скоро людям пришлось отказаться от сознания своей исключительности, также от свинины, говядины, от меховых шапок и шуб.

– А я ем мышек. Вкуснятина. А шерстка у меня …смотри какая…

– Она очень теплая… и красивая, – сообразил Роджер.

– Ну, и что было дальше?

– Вслед за тем животные предъявили людям счет за эксплуатацию в течение тысяч лет. В конгрессе к тому времени уже предостаточно мест занимали ослы, слоны и бабуины, которые успешно продавили законы о перманентной дотации всем развивающимся существам.

– Говори проще, – жалобно проскулила Эри.

– Теперь мы обязаны на вас работать. Колонии людей платят вечную дань новусам. А кто из людей попадает за пределы колоний, становится рабами вольных селений, где не действуют специальные соглашения между людьми и животными. И там они мелют муку, или собирают жилища из старых автомобилей, или роют оросительные каналы, выращивают злаки и зернобобовые.

– В общем, работенка находится, – хихикнула Эри. – Но я тебе жутко сочувствую, парнишка.

С этими словами пушистая самка, прошуршав снаружи, сбросила в подвал две упаковки шоколада.

– Не представляю, как это можно есть эти штуки, – промолвил песец. – Вот мыши действительно вкусная вещь. К счастью, они не разумны. А может, разумны. Мы, нормальные песцы, предпочитаем в это не вникать. Но вообще-то скажу, вегетарианцев среди новусов немало. Даже собаки и кошки с удовольствием лопают сою, по вкусу очень похожую на мясо.

– И с растениями ученые не забыли поработать, – вздохнул Роджер, счищая шершавую плесень с клетчатой плитки. – Они тоже генетически модифицированы, и по составу, считай, что неотличимы от животных тканей. Все же вкусней всего в мире консервы из натурального мяса, с тоненькими прожилками, и без жира, конечно.

– Надеюсь, не мяса песца?

– Коровы или свиньи.

– Услышала бы тебе Мита, – вновь хихикнул песец. – Ты бы побегал по лугу, уворачиваясь от рогов ее толстых сынков. Но, ладно. Вы, люди, такие смешные и бессердечные. Мыши не ждут. Увидимся. И…

– Что?

Да ничего. Я уже бегу.

Джо привстал с постели.

– И мне нужно убежать. Эри, помоги мне.

– …Еда есть. И работа тоже, – твердила самка. – Нормы выработки значительно снизятся, когда соберут урожай мясной сои. От урожая до урожая проходит три, иногда даже четыре месяца. Мы будем спокойно обсуждать новости по вечерам. Построим свое жилище. И наши дети… Эри осеклась.

– Ну, мне нужно бежать для того, чтобы… найти свою, человеческую самку, – пояснил Роджер, с негодованием глянув на особенно зычно всхрапнувшего Джо. – Кроме того, там, в колонии людей работа привычная и намного легче. Мне очень нравится летать на геликоптере. Хочешь, возьму тебя с собой?

– Летать на гремящей железной птице… вместе с тобой?

– Все будет, – пообещал Роджер. – Неси сюда крепкую веревочку, и постарайся нацепить на ту вон железку.

Эри еще минуту глядела на Роджера, потом встрепенулась, вильнув пушистым серым хвостиком, пропала в темноте. Роджер остался в одиночестве. Спящий Джо был не в счет. Стараясь преодолеть возбуждение, смешанное с ожиданием, он достал тетрадку с затейливыми миероглифами кукурузных, соевых и пшеничных полей. Миероглифы. Более непонятного и точного названия данному феномену не найти. Роджер бешено черкал огрызком карандаша так и так, переставлял круги и треугольники, силясь выискать скрытый смысл в нагромождении инопланетных узоров.

Взгляд упал на свежие листья турнепса, образующие подстилку.

– Ого!

На широченном листе красовался миероглифический узор, только еще более затейливый, чем вязь кругов на полях.

– Не могу поверить! Это теперь всюду!

Он вновь зашелестел тетрадью.

– А что, если попробовать так?

Роджер совместил несколько треугольников. И добавил круг. Получилось…

…МЫ…

По полученному рецепту он дешифровал группу кругов, размещенных внутри извилистой запятой.

…МЫ ОСУЩЕСТВИМ…

– Есть контакт! – торжествующе вскричал Роджер. – Первое правильное словосочетание!

– Вот твоя веревка, Родди, – прошептала Эри из кусочка неба, украшенного гигантской белой Луной.

Роджер нехотя захлопнул тетрадь и спрятал карандаш.

– Веревку я крепко завязала, – с оттенком грусти вымолвила Эри. – Давай, поднимайся. Сторожевые собаки спят. Я принесла в дорогу вяленых мышей. Пройдем мимо дороги с ржавыми железками, потом кукурузное поле, соевые делянки, денек пути, и выйдем в колонию людей.

* * *

Роджер глотнул беспокойный воздух свободы.

– Удачи тебе, напарник!

– Может-таки рванешь с нами?

– Э! – Джо безнадежно махнул рукой. – Не теряйте времени. Все равно, ничего у нас хорошего никогда не выйдет.

Роджер пригнулся и побежал. Справа нагромождался, пучился лабиринт обветшавших людских домов, слева издалека веяло пьянящее дыхание соевых полей. Колонна горелых автомобилей была определенно кем-то населена и таила опасность. Роджер неосторожно прижался к стене трансформаторной будки и обрушил пласт прелой штукатурки. Из глубин замерших механизмов доносилось характерное присвистывающее бормотание крыс.

Прокрался мимо ветхих двухэтажных сараев. Кругом перья, пух, словно искусственный снег. Верхний этаж населен разумными птицами, курами, утками и, конечно, лебедями.

Стая разномастных собак степенно продефилировала по перекрестку. Может быть, эти новусы приняли Роджера за своего человека. А может, за годы навязанной им эволюции потеряли знаменитый собачий нюх.

Темные фигуры орангутангов в старом человеческом доме ведут ссору, до безобразия напоминающую человеческую.

Визг.

Ржание и мычание парнокопытных.

– Сворачивай сюда, – пискнула Эри, все время нежно щекотавшая шею встопорщенным мехом. – Только умоляю, милый, будь осторожен.

Но на этой улице, ведущей напрямик к спасительным соевым полям, он столкнулся со слоном, сжимающим в хоботе шест с тускло горящей паклей. От неожиданности полисмен выронил факел, отпрянул, но скоро опомнился и яростно затрубил. Эри, слетев с шеи Роджера, метнулась в ночь.

От отчаяния пилот сжал кулаки, коротко выдохнул и саданул слона слева и справа. От факела, прочертившего на стене корявую запятую, взметнулся сноп искр, так, что Роджеру показалось, что в глаз засветили именно ему. Ночной стражник заплелся, вяло взмахнул хоботом и повалился на изломанный асфальт.

Роджер побежал в темноту, провожаемый трубным ревом очухавшегося элефанта. Город ожил, проснулся, завопил. Впереди показались силуэты новусов, неизвестного вида, но, без сомнения, недружелюбных.

Роджер свернул в первый попавшийся закоулок и увидел человека рядом с домом, сконструированным из железнодорожного контейнера и дюжины пластиковых коробок. Тот также заметил беглеца, но, не издав ни звука, попятился обратно.

Роджер знал, что животные и люди, добровольно, или по принуждению прислуживающие новусам, живут изолированно. Напрягая последние силы, ускорил движение и прежде, чем двери захлопнулись, втиснулся в жилище. Здесь он увидел Дюгоню и Ренка, поедающих из большой алюминиевой миски нечто, похожее на вареную сою, обильно заправленную латуком. Обнаружив присутствие чужака, они оставили пищу и вытаращились на Роджера.

Краем глаза пилот увидел, что криво высверленное окно жилища выходит на знакомую свалку, на краю которой вырисовывается из тьмы призывно качающий винтами геликоптер.

Шум погони затих вдали. Вероятно, кто-то из тайных друзей людей пустил слух, что беглец пустился в противоположный конец Винвиля.

Роджер смотрел на служителей новусов.

За одну-две секунды он проговорил неглупую речь о возможности побега, человеческой культуре, приятелях, оставшихся в колонии людей, но, прежде чем озвучить хоть слово, понял, что итог монолога один.

Служители встали, выставили руки, как ожившие мертвецы стародавних ужастиков и принялись придвигаться.

Роджер хохотнул.

Дюгоня, Ренк и незнакомец в очках с остро сверкающей линзой на миг остановились. Роджер хотел объяснить им причину веселья, делал знаки руками, но телепатически мысли в чужие головы не передавались, а из гортани вместо членораздельных слов вырывался куриный клекот.

Он помнил слонов по картинкам из старых пожелтевших журналов. Там они были громадины.

Теперь они карлики, величиной с годовалого теленка, все, кого настигли добросердечные генетики. Такие животные кушали поменьше, не были столь неуклюжи и могли жить в человеческих жилищах, где тогда, еще до Освобождения слыли хорошими помощниками в домашнем хозяйстве, отрадой детишек и приятными собеседниками. Все равно, сшибить слона-полисмена с ног… поставить фингал целому слону…

Роджер смеялся все заливистей, всплескивал руками, приседал, хватался за живот. Он не владел собой. Это казалось невероятно приятно.

Исчезающим островком сознания понял, что дошел до полной истерики, всхлипнул, вдохнул воздух и загоготал еще громче.

Определил, как слабеют колени, исчезают боль, страх и мысли. Сознание еще попыталось выплыть, но захлебнулось в душной пустоте.

* * *

– Просыпайся, дорогуша.

Роджер разлепил глаза. Увидел потолок, изборожденный трещинами, орнамент плиток, кое-где отвалившихся, раковину умывальника, кран с неспешно капающей багровой водой.

Палата бывшей человеческой лечебницы.

Эри суматошно носилась взад и вперед. При виде милого зверька Роджер нашел силы улыбнуться.

– Никогда не верил в обморок. Вот, только если ударят доской по голове, это понятно. Подумать только, бессознательное состояние…

– Подумай о том, в какой ситуации мы оказались, – возопила Эри. – Надо что-то делать, делать, не сидеть на месте! Вау-мяу!

– Будет суд? Над нами?! – спросил Роджер. – Когда?

– Уже прошел, – вымолвила Эри. – Меня тоже осудили, приговорили, как тайную пособницу человека.

Роджер вяло подошел к двери, подергал и вернулся обратно, в угол с табуреткой и ворохом листьев латука.

– Ну, и к чему?

– У новусов на этот счет разные мнения. Я не вникаю в сложности. Моя голова маленькая, изящная, не то, что у коровы или лошади. Кстати, среди партии копытных есть мнение, что ты буйный, и тебя надо охолостить. Что это значит, Родди?

– Ну, я не буду такой смешной. Потолстею. И планы нашей семейной жизни станут уже более чем нонсенсом.

– Уау, – пискнула Эри. – Неужели нельзя ничего придумать?

Роджер подошел к двери и еще раз подергал ручку. Снаружи раздалось приглушенное рычание.

Роджер побродил по изолятору, достал из-за пазухи тетрадь и принялся листать смятые страницы. Достал карандаш и погрузился в работу. Расшифровка миероглифов приносила невероятное облегчение. Но, после определенных начальных успехов, выходила абсолютная белиберда. Роджер знал о теории кубитов, пригодной для вычисления различных ребусов, статьями о ней полнились научные журналы, вышедшие незадолго до Освобождения, но точных знаний не хватало.

Ночь сменила день, и день сменился ночью. Тишина шибала по ушам, как мягкий невидимый молот. Вода в умывальнике изолятора то появлялась, то исчезала. Ночь была полна кошмаров, разыгравшееся воображение рисовало крыс и скорпионов, заполняющих помещение, карабкающихся по ногам.

Роджер понял, что их хотят уморить голодом. Утром третьего дня пилот вытянул листья из подстилки, глянул на узоры, но, вспомнив о предстоящем наказании не смог проглотить и кусочка.

Принялся рисовать, соединяя причудливой линией трапеции, треугольники, кружки и лепестки.

Начал расковыривать дверь.

– Они этого ждут, – заметила Эри. – Собаки. Когда мы побежим. Это инстинкт, преследовать и кусать существа, демонстрирующие слабость.

Пилот, задумчиво глянув на песца, вновь принялся раскидывать мозгами, склонившись над истрепанной и засаленной тетрадью. Что-то, несомненно, получалось, нечто такое удивительно диковинное. Роджер уже чувствовал легкое головокружение, будто ученик шахматной школы, прилюдно выигрывающий у чемпиона мира пешку за пешкой. Может быть, подобное чувство испытывал также и древний мудрец, удачно отвечающий на коварные вопросы Сфинкса.

– Обнимемся, – Эри уже не так резво, как обычно, вспрыгнула на колени пилота. – Тут я обнаружила снотворные таблетки. И… это будет так романтично.

– Я не собираюсь отдавать концы, – строго сказал Роджер.

– У меня меньший объем тела, и я острее людей чувствую голод, – печально произнес песец. – Очень хочется съесть мыша. А эту зелень я не смогу впихнуть в горло, хоть она с генами мяса.

– Может, выпьешь человеческой крови? – почти всерьез спросил Роджер.

Эри улыбнулась.

– Ты милый.

– Давай условимся.

– Да.

Ты дашь хлебнуть мне это вот через пять минут.

Эри вопросительно вперилась в Роджера.

– Я тут вычитал нечто такое, очень странное. Нужно проверить. И ты мне поможешь.

Он сделал последние наставления, произвел манипуляции с содержимым ветхой аптечки и наполовину разбитым стаканом.

Взял лист латука поднес ко рту, лизнул и сплюнул.

Ничего не изменилось. Лишь оглядевшись, Роджер обнаружил, что изолятор вовсе не такой маленький. Повсюду грудились лестницы, залы, горенки.

Он двинулся на обследование хрустального дворца. Бродил довольно долго. Были люди, которые говорили милые добрые вещи. И вот, он встретил принцессу.

Сногсшибательная девушка в шикарной горностаевой шубе протягивала Роджеру фужер с белым вином.

– Выпей, выпей, ради меня, – настаивала красотка.

Роджер приобнял девушку. Красотка в шубе, весело завизжав, принялась легонько отбиваться. Но требование хлебнуть зелье не оставляла.

Роджер взял бокал.

Глоток. Другой.

Все вокруг стало меняться, и притом вовсе не в лучшую сторону. Комнаты, галереи, анфилады лестниц сокращались и скручивались, словно горячий пластик. Замок, поколебавшись еще минуту, уже решительно превратился в вонючее помещение, оббитое щербатым кафелем, с обвалившимся умывальником, паутиной на стенах и некоторыми особенно омерзительными особенностями замкнутого обитания.

Отпусти, – визжала Эри, вырываясь. – Подожди до свадьбы!

Роджер, обнаружив у себя в руках извивающегося пушного зверька, скинул песца на травяную подстилку.

– Ага!

Двинулся к выходу.

Двери поддались довольно быстро. Роджер проследовал по коридорам поликлиники, мимо ржавых каталок, разбросанных скальпелей, ланцетов, шприцов, автоклавов, вышел на улицу, навстречу чистенькому утреннему солнцу. Здесь ему встретилось несколько рыжих крысен, неспешно бредущих по своим делам.

Эри прижалась к ногам, потом вспрыгнула на плечо.

– Что?

– Этот тип постоянно ко мне приставал.

Роджер пнул жирнющую крысу, которая шмякнулась о стену и, выказав, наконец, некоторую энергию, нырнула в ближайшую нору.

Эри радостно лизнула человека в ухо.

Ловко спрыгнула и семенила рядом, огибая ржавую колючку, куски асфальта, сверкающие после недавнего дождя малахитовые россыпи бутылочного стекла. Завидя сонную мышку, метнулась к ней, заглотила, и, едва прожевав, вновь пристроилась к ногам любимого покровителя.

Опасливо поглядывала на Роджера.

Пилот, не замечая угрозы, весело помахивал битой, сооруженной из сверкающего мотоциклетного глушителя.

Ловко наподдал хряку, высунувшемуся из груды ящиков. Свинья бросилась бежать, болтаясь от стены к стене, однако, наткнувшись на пробивающиеся между рамами авто кустики сои, остановилась и принялась обнюхивать листочки.

Что творишь? – мордочка Эри удивительно точно передавала человеческое выражение тревоги. – Ты сошел с ума!

– Не я, дорогуша.

С этими словами Роджер метнул пластиковую бутыль в генетически модернизированного шпица с двумя хлипкими ручонками, растущими на груди, но промахнулся.

– Сейчас начнется, – проверещала Эри.

– Начнется… Что именно? Нас порвут на кусочки?

Излучая оптимизм, пилот едва не затмевал собой Солнце.

Он заглянул в здание мэрии, носившее следы недавней покраски. Лихо орудуя никелированной битой, снес двери. Вынул из оружейки стрелялку с длинной лентой красивых желтых патронов и громко до неприличия засмеялся. Охранники – бабуины, орангутанги и хряк, не проявили при этом никакого особого беспокойства.

В одном из коридоров Роджер увидел Дюгоню и Люка. Ребята шли, обнявшись, и напевали невнятную песню.

– Что происходит? – спросила Эри.

– В свое время объясню, – сказал Роджер. – Не люблю повторять дважды. Знаешь, на каком мы конце города?

– А что?

– Нужно вытащить папашу Джо с проклятой мельницы.

– Но там усиленная стража, – обреченно выговорила Эри. – Злые собаки.

– Успокойся, милочка.

Обогнув вал из горелых автомобилей, они вышли на знакомую площадь, к владениям мукомолов, совместному предприятию быков, ослов и лошадей.

– А вот наша мельничка.

Роджер заглянул в подвальное помещение, заполненной водой уже почти на треть.

Джо пытался раскурить размокшую сигарету, встряхивал зажигалку и сквернословил.

– Ну, как ты тут, дедуля?

Джо обратил кверху обросшее тусклое лицо. Выругался громче, теперь с надеждой и радостью.

Джо обратил кверху обросшее тусклое лицо. Выругался громче, теперь с надеждой и радостью.

* * *

– Ну, рассказывай все.

Роджер вытянул из кармана стертый листок.

В НОЧЬ КОГДА ПОЛНАЯ ЛУНА МЫ ОСУЩЕСТВИМ НАША УГРОЗА ВЫ НЕ ДОЛЖНЫ ЕСТЬ ЗЕЛЕНЫЕ БРАТЬЯ ИНАЧЕ БУДЕМ ЛИШАТЬ УМА ПИЩА ДРУГОЙ ВИД КУШАЙ СОЛНЦЕ ВОЗДУХ ВОДА НАС НЕТ ИНАЧЕ БУДЕМ ЛИШАТЬ УМА ВСЕХ КТО НЕ ЗЕЛЕНЫЙ БУДЕМ ЛИШАТЬ УМА МЫ ТОЖЕ РАЗУМНЫЙ САМЫЙ РАЗУМНЫЙ ЛУЧШИЙ ВИД.

– Не понимаю.

– И я до этого доходил очень долго. Те узоры на полях, которые я называю миероглифами, вытворяли вовсе не инопланетяне. Поймите, если что-то творится с растениями, это дело рук самих растений.

– С ума сошел, – крякнул дедуля. – Нельзя было тебе слишком много читать старые книги. А те звери-охранники… они били тебя по голове, когда поймали?

– Не помню, Джо, – весело откликнулся пилот. – Обычно так и бывает. Но, может быть, тогда все уложилось на место.

Растения постоянно эволюционируют. Крохотный муравей неразумен, но множество ему подобных изобретают муравейник, гибко приспосабливаясь к условиям среды. А на пшеничном или соевом поле растений намного больше, чем мурашек в термитнике. Они и выработали коллективный разум.

Растения пытались говорить. Мы часто не можем понять даже близкого нам человека и всегда с трудом постигали проблемы животных. Что уж говорить о растениях! Они пытались объясниться с нами, но люди даже не представляли, кто с ними говорит. Подозревали инопланетян, ежей, только не сами зеленые стебельки.

И вот, когда в сою, пшеницу, кукурузу, картофель и прочие вегетарианские лакомства были введены животные гены, эволюция совершила качественный скачок. Растения, полностью осознав мощь, решили принять действенные меры против эксплуататоров и убийц.

– Меры?

– Погляди кругом, Джо. Эти бесцельно бродящие по свалкам новусы просто понюхали растения, намеренно приютившие на своих листочках наркотическую плесень. Надо отдать должное, зеленые друзья предупреждали о последствиях. Я не верил расшифровкам. Но, камрады, главное в науке – не предположения, а дерзновенный эксперимент. Прежде чем попробовать латук, сорванный на исходе ночи полной Луны, я приготовил хороший антидот. Вот эти красные таблетки, – сильнейший разрушитель природного наркотика. Милая Эри дала мне его вовремя. Хорошо, что в заброшенной лечебнице оказалось универсальное средство, не пострадавшее от времени. Кстати, в моих галлюцинациях Эри выглядела как человеческая девушка в шикарной шубке из горностая.

– Как странно, – молвила пушистая подруга. – Я всегда хотела стать горностайкой. Все песцы об этом грезят. Повод для умных исследований, правда, Родди?

– Допустим, ты прав, – вымолвил дедуля, раскурив козью ножку. – Но отчего растения не выработали яд? Это лучше, чем галлюциноген.

Роджер улыбнулся.

– Представь, приятель съедает растение и протягивает ноги. Конечно, ты растопчешь эту дрянь. Может быть, поэкспериментировав, найдешь метод вываривания отравы. А вот человек, попробовавший листочек со спорыньей, успеет уговорить знакомых также лизнуть гадость.

Медленно, но верно вегетарианцы повержены.

Помешательство охватило весь мир. Наверное, да. Некоторые существа в настоящее время совершенно отучились добывать пищу.

– Но подожди, – не сдавался Джо. – Как колоски смогли уложиться в узоры? для этого нужны руки.

Роджер глотнул швепси. Перебродив тридцать лет в подвалах мэрии, ребячий напиток порядком шибал в голову.

– Стебель это антенна. Напряженность электрического поля между землей и небом составляет 120 вольт на метр. При перемене погоды каждый стебелек излучает. Мощность одной радиоточки незначительна, но электромагнитные волны складываются, колоски нагреваются, будто в микроволновке. Растения соприкасаются корнями, это аналог нервных клеток с их дендритами и аксонами. Растения способны менять проводимость, изменяя соответственно, столь своевременно разгаданные мной миероглифы. Что касается узоров на самих листах, турнепса, или, вот, латука, я полагаю, что…

Он запнулся, заметив, что Эри заворожено глядит ему в рот.

– Понимаешь, милая?!

– Смотрю на твои губы, Родди.

Роджер бесцветно хмыкнул.

– Так вот, Джош, растения развили химические технологии и отуманили мозги свирепых вегетарианцев.

Мышки, с их скромным жировым запасом, отбросили лапы первыми.

– Им, наверное, было очень холодно и голодно, – сказала Эри. – А я? Эри кушала сумасшедшую мышь. Я тоже стану дурочкой?

– Успокойся, крошка, – улыбнулся Роджер. – Наркотик переработался в ее желудке, распался на безобидные аминокислоты. Наверное так. В-общем, время все покажет…

– Но хочется петь, плясать, плести всякую дичь.

– Подумай, Джо, мы единственные умные люди. Хотя… нужно все проверить. Сходим обратно в лечебницу, найдем красные таблетки, затем ревизуем подвалы магазинов.

Роджер задумался.

Хлебнул швепси.

Новые возможности.

Новый мир.

Самые красивые человеческие девушки, отбросившие все прежние манеры и условности, потянутся к лучшему лекарю на свете.

* * *

Многое ощущалось, что превосходило вкус растений, будь то кислота, вырабатываемая плесенью, или белки, заимствованные здешней зеленью у тропических собратьев.

Род ощупал цевье, закинул за плечо железку, вдохнул свежий запах утра.

Девушки и слава. Полеты без ограничений горюче-смазочных материалов.

Свобода.

И много-много консервов.