Текст книги "Сны Лютевилля"

Полёт

Джоан было пятнадцать. Она, как свежая растущая роза, любила тянуться к солнцу, которое сейчас оставалось скорее воспоминанием. Лёжа с закрытыми глазами на диванной софе в гостиной после семейного чаепития, она пролетала над полем пушистых ржаных колосьев, обсыпанных каплями короткого дождя и колючих пашен, которые любила трогать на ощупь, греясь на солнце в счастливые и беззаботные летние дни. Ей нравился запах скошенного сена, полевых цветов, засыпающих на закате, и фырканье пятнистой, как далматинец, пони по кличке Холи, всегда смотрящей на мир тёплыми шоколадными глазами, прикрытыми длинными ресницами. Но Джоан никак нельзя было назвать сельской девчонкой: будучи молодой аристократкой, она имела хорошее происхождение и воспитание.

На синей софе, за головой Джоан, прямые и длинные каштановые локоны раскинулись красивым полукругом. Она сладко дремала.

Но тишина продлилась недолго. Случайный блик солнца, пробившийся сквозь бессмертный туман, вонзился Анне, пожилой прислуге семьи Байлли, прямо в глаз, и от неожиданности она разбила одну из лучших фарфоровых чашек. Грохочущий звон растёкся с кухни по всему дому, заполняя даже самые тихие уголки, где прятались маленькие пылинки. От резкого звука проснулась белоснежная кошка Биби и, заскучав уже через минуту, вскочила на софу к Джо, громко заурчала и принялась бодаться мягкими ушками, возвращая девушку из мира снов и фантастических полётов в реальность.

Но Джоан не желала просыпаться: сны казались ей более настоящими, чем сама жизнь. Когда она, отрываясь от земли, поднималась в воздух, расправляя руки, как птичьи крылья, и летела – чуть выше, чуть ниже, при наклоне изменяя направление, – навстречу ветру…

Окончательно пробудившись, она сложила в стопку взятые из библиотеки книги и посмотрела в окно. Вместо солнца царили молочный туман и тоска, грязные дороги и лютый холод.

В одной из комнат чьи-то пальцы коснулись клавиш пианино, и приятная классическая мелодия брызнула, как свежая морская вода. Играл старший брат Джордж, которому уже исполнилось семнадцать.

Джоан и Джордж – два Джо в одной семье, хотя Джо называли дома только Джоан, и так вышло, что рыжий Джордж был её любимым братом, но никак не из-за похожего имени. У Джоан было трое братьев – Джордж, Пол и Глен – и младшая сестра Эйлин.

Как и все, Джордж знал о её сокровенной мечте, но, наверное, единственный не насмехался над ней, как и их покойный отец.

– Пятнадцать лет, уже не семь, чтобы бредить полетами, – громко отчитывала Джоан строгая мать Морин, показывая остальным детям, что такое поведение она не одобряет.

На подобные замечания даже молчаливый брат Пол почему-то странно ухмылялся, что задевало Джо.

– Не дай Бог кто узнает, – не унималась мать, год назад ставшая вдовой с пятью взрослеющими детьми на руках, пускай и с солидным капиталом.

Смерть главы почтенного семейства до сих пор оставалась загадкой. Либер Байлли разбился насмерть, выпав ночью из высокой башни «Чёрного клевера». Что он там делал, никто не мог знать наверняка.

Морин Байлли повышала голос на Джо чаще, чем на кого-либо другого, и придиралась к мелочам, не давая ей спуску, и началось это много лет назад, если было не всегда. Даже с незнакомцами она была добрее и вежливее, а её частое недовольство старшей дочерью замечали и другие, даже отец при жизни, хотя ничего не говорил по этому поводу, считая, что незачем защищать дочку от матери. Сама же девушка не раз замечала ещё одну странность: мама редко смотрела ей в глаза, как будто что-то скрывала.

После смерти отца юная мечтательница чаще проводила время с подругами или старшим братом. Тем не менее жизнь маленькой леди была насыщенной, многие восхищались не только красотой Джоан, но и её талантами. Впрочем, у девушки были и друзья, и завистники. Сверстницы завидовали ей по многим причинам: Джо была из богатой семьи, хорошо училась, искусно играла на флейте, участвовала во многих постановках школьного театра, умела петь, а год назад за ней ухаживал сам Иннес Непер.

– «Дуделка» … – шептались за спиной Джо завистницы.

Скудная любовь матери и постоянные придирки четырнадцатилетнего брата Глена сильно угнетали девочку. Двенадцатилетний Пол же всё время молчал. Нелюдимый, даже угрюмый – таким он казался окружающим, а десятилетняя Эйлин много воображала и считала себя взрослее Джоан, чем, как это ни странно, угождала матери.

Проведав Джорджа, Джоан вышла за дверь, оставив красивую мелодию продолжать жить в стенах покинутой комнаты, и в коридоре столкнулась нос к носу с Гленом. Посмотрев на неё очень выразительно и лукаво, брат прошел мимо, не сказав ни слова. Девушка уже предчувствовала беду: скорее всего, Глен снова напакостил или замышлял совершить что-то плохое. Однако, торопясь вместе с подругами, что ждали на улице, на недавно открывшуюся рождественскую ярмарку, Джоан покинула большой дом, похожий на улей. Сравнив в мыслях дом с ульем, девушка вспомнила о вересковом мёде, который очень любила, и, отсчитав золотые монетки, спрятала их в секретный кармашек красивой муфты.

Ненадолго солнце вылезло из тумана и осветило Лютевилль.

Когда она вернулась домой, довольная, обнимающая деревянную банку, наполненную ароматным медом красно-коричневого цвета с лёгким терпким привкусом, и зашла в свою комнату, по-девчачьи украшенную розовыми предметами, то увидела, что на двери с внутренней стороны прикреплены самодельные маленькие уродливые крылья, небрежно отличающиеся по форме друг от друга. Крылья были выполнены из дерева и обмазаны чем-то жутко вонючим. Это выглядело столь отвратительно, что Джо в растерянности выронила банку из рук и выскочила из дома.

Ей было мерзко, больно и стыдно одновременно, а возможно, даже страшно жить в доме с отвратительным чудовищем по имени Глен.

Джоан понимала, что нужно вернуться домой и убрать ужасные, обмазанные навозом крылья, пока их никто не заметил, и липкий мёд, наверняка уже растёкшийся по дорогому паркету…

Джо заплакала.

Девушка бежала по улице, чтобы прийти в себя и успокоиться… Холодное солнце садилось. Когда ноги привели её к высокому дубу на соседней улице, где начинался небольшой парк, она остановилась, чтобы отдышаться и утереть слёзы. Юная леди не хотела никому жаловаться, поэтому всхлипывала, как маленький ребёнок, и причитала: «Как Глен мог так поступить со мной?.. Что я сделала ему плохого?..»

В соседних кустах что-то зашуршало, и из-за веток показался игрушечный колпак орехового цвета, который практически сливался с последними осенними листьями кустарника. Следом за колпаком возникла и голова крохотного человечка, подсвеченная солнечными золотыми лучами.

Джоан вздрогнула. Это был маленький игрушечный гном с запачканным грязным носом. Гном моргнул и окончательно вылез из укрытия, посмотрев на заплаканную девушку. Рыдания стихли…

– Глен… – произнёс тихо гном на удивление низким и сиплым голоском и дважды стукнул маленьким башмачком.

На секунду представив реакцию мамы и Глена с Эйлин, расскажи она им про гнома, она вообразила, как они заталкивают её в машину и увозят подальше от людских глаз, в больницу или ещё куда пострашнее. Она слышала от подруг, что есть в Лютевилле очень страшное место, о котором практически никто не знает.

Испуганная девушка присела на корточки. Но, как по волшебству, солнце окончательно село именно в этот момент, и кусты, точно сгорев в огне, спрятались в сумраке, как и маленький человечек. Она услышала убегающие тихие шажки, но, точно приклеившись к месту, не могла пошевелиться. Сильный румянец, возникший от волнения и мороза на лице и шее, пылал, и Джо ощутила себя ещё более растерянной.

«Гном? Да такой маленький? Они существуют? Он повторил за мной имя Глена?» – в голове крутились сотни вопросов.

Джоан постояла рядом с тёмными кустами, которые были неподвижны ещё некоторое время. Собираясь с духом, она, вероятно, ожидала, что странный человечек вернётся, хотела спросить его о чём-то, хотя сама, возможно, не понимала о чём, но… гном не вернулся.

Тогда Джо медленно, почти траурными шагом стала возвращаться домой. Ветер усилился, и мысли окончательно спутались. Новое внезапное происшествие потрясло её, голова кружилась. И когда Джоан входила в дом, она уже практически позабыла о предстоящей уборке, думая только о маленьком моргающем гноме в ореховом колпаке и с грязью на носу.

Зайдя в комнату, Джоан почувствовала, как память быстро возвращается к ней. Но мерзкий запах исчез, не было ни крыльев, ни банки с мёдом, как будто после ярмарки она и вовсе не заходила в свою комнату. «Наверное, я сошла с ума… – крутилось в голове. – …или это убрала Аннет».

Но ни Аннет, ни мама, ни даже Джордж не заходили к ней в комнату. Остальным это точно было не нужно, а Глена и вовсе не было дома. Он не появился и ближе к полуночи. Впрочем, Джоан была так зла на него, что ей было всё равно.

Только утром на прикроватном столике она обнаружила конверт с запиской, на которой чернилами было нацарапано корявым почерком: «Приходи в Вересковую пустошь с появлением первой звезды, будешь летать…» А ниже прилагалась карта с отмеченным местом, тоже нарисованная от руки.

Джоан бросило в жар. Она свернула записку и спрятала под корсет нижнего платья. Кто её принес? Почтальон, мистер Даффи?

«Если это очередной розыгрыш Глена, я столкну его с утёса», – шептала в ярости Джоан Байлли, но прошло полчаса, она засомневалась, и любопытство одержало верх. Девушка решила идти в Вересковую пустошь во что бы то ни стало.

«Не может же Глен делать гадости каждый день, это слишком жестоко, – так размышляла Джоан, свернув губы в узкую трубочку. Раннее утро только благословляло день. Сердце девушки часто забилось. – Это будет самый долгий день в моей жизни!»

Джо хотелось прийти в Вересковую пустошь с самого утра, пропустив все занятия, но она заставила себя ждать и трепетала от нетерпения. У неё появилась новая тайна. И ведь если сбудется её самая заветная мечта, она станет самой счастливой на свете! Но пока нельзя об этом никому рассказывать!

Еле-еле утро сменило день, а затем и вечер, и, недобросовестно выполнив домашнее задание, Джо нарядилась в длинное ажурное платье и тёплое пальто с большим капюшоном. Ей не хотелось простудиться, не дойдя до заветного места, где могут произойти чудеса.

Пройдя через парк, в котором встретила накануне гнома, и никого не обнаружив, она спрятала в кустах наливное красное яблоко и засеменила в сторону Вересковой пустоши.

***

Целый день Джо ломала голову, кто же мог убраться в её комнате и оставить записку, оставшись незамеченным… Или эти события совсем никак не связаны? Ни на кого из родственников она подумать не могла, только если на неведомую силу. Но записка сбивала с толку, потому что была написана вполне разумным существом, имеющим ужасный почерк.

Темнело очень быстро… Девушке удалось ускользнуть из дома незамеченной, не слушая упрёки матери о неповиновении и никчёмности своего подросткового существования.

Джоан, шагая ватными ногами, приближалась к назначенной цели. Чем ближе она подходила к Вересковой пустоши, про которую ходили легенды, тем сильнее теряла ощущение владения телом, но скорее от страха.

Небо почернело, и Джоан уже представляла лицо матери, обнаруживающей в постели дочери свернутое в трубу запасное покрывало…

Дойдя до пустоши, пронизанной темнотой, Джоан включила фонарик и, запрокинув голову вверх, заметила на небе первую, а затем и вторую звезду. Нужно было спешить. Отовсюду доносились разные звуки: шелест листвы редких кустарников, передвижение животных, взмахи крыльев птиц и шуршание одиноких ужей. Даже далёкие звуки пугали и держали в напряжении. Но внезапно точно кто-то резко рассёк воздух: мимо пронеслось молнией какое-то животное, напоминающее дикую рогатую пантеру.

Джоан остановилась как вкопанная: ей совсем некуда было спрятаться. Но дикая тварь, сделав круг над испуганной девушкой, сверкнула глазами, оскалилась и, подходя ближе, уже готовилась к нападению, как вдруг в последний момент перед прыжком, точно сама чего-то испугавшись, отскочила, как трусливая лань, и унеслась прочь. Испуганные глаза рогатой пантеры сверкали ярче небесных звёзд, животное несколько раз обернулось из темноты, из её пасти продолжались доноситься самые жуткие рычащие и воющие звуки. Это было настоящее чудовище!

Вероятно, то, чего испугалось это неведомое животное, находилось позади Джоан. Девушка ещё стояла с поднятыми для защиты руками чуть выше лица, на равнине, непроизвольно вдыхая холодный воздух. Тихие слёзы улетали прочь, и с замиранием сердца она вслушивалась в приближающиеся шаги, похожие на шаги человека. Её лицо и волосы были спрятаны под капюшоном, но подол платья дрожал на ветру, как будто ему тоже было страшно.

– Не бойся!

Джоан услышала знакомый голос, который, правда, редко произносил вслух какие-либо слова, и руки непроизвольно опустились.

– Пол? Что ты здесь дел… – шум ветра заглушил последнюю фразу.

К этому моменту бескрайнее небо взорвалось ослепляющими, мерцающими звёздами, призрачно осветив тёмную пустошь, и Джо, не веря своим глазам, наблюдала, как младший брат отрывается от земли и, поднявшись почти на метр в высоту, протягивает ей маленькую ладонь с тем же сдержанным выражением лица, какое обычно было у отца.

Сокровища Лютевилля

Запутывающие, точно коридоры в лабиринте, сны о спрятанных в тайнике настоящих сокровищах не выходили из головы именинника уже несколько дней. И, загадав то самое заветное желание – непременно отыскать их, – пухленький кудрявый Терри задул свечи на маленьком торте и принялся отрезать кусок долгожданного лакомства.

Был понедельник, за окном кружился сверкающий снег, и мама, просидев ещё немного с сыном, включила для него проигрыватель со спокойной музыкой, красную настольную лампу и вышла за отцом в крошечную гостиную.

Терри посмотрел на отражение лампы в окне и задумался. Ему вспомнился странный бормочущий человек, с которым он столкнулся в своих снах, блуждая в нелюдном квартале возле заброшенной психиатрической лечебницы.

Скудное торжество по случаю двенадцатого дня рождения завершалось, и Терри уплетал последний кусок шоколадного торта, когда услышал тихий шёпот родителей в гостиной. Обычно они не шептались дома, но тогда именинник не придал этому никакого значения, потому что внезапная резкая зубная боль заставила скривиться в страшной гримасе и даже слегка вскрикнуть.

Сладкая шоколадная глазурь, попавшая на уже давно ноющий зуб, стала последней каплей, и в день рождения боль достигла апогея – нестерпимо сильная и продолжительная, такая, что Терри сначала заныл, а потом и вовсе заплакал. Его резко бросило в жар… Казалось, по зубным нервам заскоблили чем-то острым, а зуб проткнули тысячью иголками. Мальчик прополоскал рот прохладной водой, но стало только хуже: чувствительность усилилась.

До смерти боявшийся зубной боли и самого зубного горбатого врача, похожего на высохшую мумию со злобным лицом, мальчик оттягивал лечение до последнего момента. Но терпеть дальше боль и скрывать её от родителей уже было нельзя.

Обозлённый кудрявый ангелочек скинул со стола блюдце с недоеденным куском, но то, ударившись об пол, чудом осталось невредимым, чем ещё сильнее разозлило Терри.

И вот в долгожданный день, Терри с заплаканным лицом поплёлся за уставшими родителями в больницу.

Темнело, вечер был холодным, путь – неблизким, а старая машина отца уже долгое время находилась в ремонте. Мороз и сильный ветер ещё сильнее вытаскивали слёзы из глаз Терри. Он завидовал всем, кого встречал по пути: радостным детям, игравшим в салки и громко хлопавшим в ладоши, женщине, которая шла под руку с кавалером, наслаждаясь вкусом ароматного кренделя, – и ненавидел этот день, мечтая, чтобы он поскорее закончился.

Мимо зелёной витрины обувного магазина Харви Ивонн Вуда и рыночных стендов с разноцветными навесами бормочущий человек в заношенной одежде и с рассеянным взглядом чуть не сшиб мальчика с ног. Когда-то чёрные волосы и борода странного прохожего были покрыты пятнами белоснежной седины и снега. Терри остановился как вкопанный, но отец поторопил его. Что-то в этом чудике показалось знакомым, но мальчик не мог сосредоточиться из-за боли.

Снегопад усилился…

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем они оказались на пороге детской больницы, а поднявшись на два лестничных пролета, – и у полупрозрачной двери, на которой пугающе бросались в глаза чёрные буквы «М» и «Г» – инициалы старого зубного врача Менделя Гробера.

Спустя убивающие минуты ожидания Терри и его родители услышали сухой кашель Гробера и приглашение зайти в кабинет:

– Терри Клайв!

– Терри Клайв! – с ещё большим надрывом прокудахтал старый врач и зашаркал неподнимающимися ногами к двери.

Сердце Терри практически остановилось. Тело стало тяжёлым, будто наполнилось свинцом. Холодные ладони вспотели. Мальчик не мог пересилить страх, чтобы зайти в кабинет. Короткие кудри, свисающие на лоб, ещё не высохли от снега, и вода стекала по носу. Терри попытался вспомнить что-то хорошее, чтобы отвлечься, но не смог.

Пришёл черёд родителей проявлять чудеса убеждения. Корнелия Клайв, мама Терри, молодая, миловидная, слегка полноватая женщина с вьющимися, как у Терри, волосами, глубоко вздохнула и принялась уговаривать сына. Сначала мягко, поглаживая по голове и плечам, затем – чуть более настойчиво, обещая, что мистер Гробер справится очень быстро. Неизвестно, чем и когда закончились бы «дипломатические переговоры», потому что отец, уставший после ночного дежурства в охране киностудии «Лисий хвост», открыл тяжёлую дверь и буквально силой затолкал сына в кабинет. У Терри перехватило дыхание.

Горбатый Мендель только успел блеснуть глазами, оголить блестящие инструменты и включить бормашину, недавно появившуюся в больнице, как сразу полез парню в рот и, лишь слегка надавив на больной зуб, причинил Терри нестерпимую боль.

– Та-ак, всё ясно… – прокряхтел Гробер с довольной ухмылкой.

Терри провёл в муках и пытках, перетерпев ещё немало боли, несколько утомительно долгих часов, прежде чем добрался до дома и лёг в любимую постель. Он ещё долго дрожал от страха, но не плакал: сил на рыдания уже не осталось.

Дорогу домой мальчик практически не помнил, потому что плёлся с затуманенным разумом, еле переставляя ватные ноги и совсем не оглядываясь по сторонам.

***

На следующий день в школе угрюмый Терри молча сидел за последней партой, подперев рукой опухшую щёку, как вдруг обратил внимание на такого же одинокого, как он, Оскара, который задумчиво смотрел в окно. Оскар и Терри иногда сидели рядом за обеденным столом, чаще всего молча, потому что оба были очень застенчивыми, и лишь изредка перекидывались парой слов, обсуждая ассортимент и качество приготовленных блюд, и ещё реже – выходки главного задавалы класса по прозвищу Большой Рик. Оскар, как и Терри, очень любил поесть. Правда, порой забывал это делать из-за других важных дел, которые сам себе придумывал или воображал.

В этот день Терри, усевшись напротив Оскара в столовой, нечаянно привлёк его внимание распухшей щекой, болезненными гримасами и осторожным пережёвыванием пищи.

Оскар умел сопереживать, а Терри очень хотелось поделиться невесёлым рассказом про день рождения, испорченный походом к горбатому садисту Менделю Гроберу.

Увлёкшийся рассказом одноклассника Оскар то и дело выпучивал и без того большие глаза и открывал рот от удивления, забывая отправлять по назначению вилку с переваренной, слегка пересоленной картошкой.

В среду Оскар сам нашёл Терри и присоединился к нему за обедом. Мальчики решили сидеть за школьной партой вместе. Но, кроме них, на это обстоятельство никто не обратил внимания: все в классе были заняты привычными делами, и, как и всегда, их обоих не замечали, особенно Оскара.

В четверг Терри решился рассказать Оскару о снах, которые продолжали ему сниться:

– Каждый раз я блуждаю по бесконечным тёмным коридорам старого здания. Я вижу только обрывки: тусклый мигающий свет энергосберегающих ламп освещает потрескавшуюся местами лестницу, обшарпанные стены и решётки. Никаких лишних предметов не вижу, но изредка мне слышатся скрипы, стоны и даже страшные крики…

– Ты знаешь, не хочу тебя разочаровывать, но под твоё описание подходит множество зданий Лютевилля. Поверь мне, – со знанием дела подтвердил Оскар. – Ну а что происходит потом?

– Сон заканчивается всегда одинаково. Я нащупываю и открываю хорошо спрятанную маленькую закоптившуюся дверцу, похожую на каминную, и обнаруживаю там… те самые сокровища: перламутровое яйцо на золотой ножке…

– Перламутровое яйцо?

– Да, перламутровое яйцо, броши, усыпанные разными камнями, кучу золотых монет и… – Терри помешал договорить внезапно усилившийся вой ветра и тревожное дребезжание школьного окна.

Учительница мисс Пейдж Бабкок строго и подозрительно посмотрела в сторону Терри, но не удостоила его замечанием. В это время Филипп бросил бумажную снежинку в Большого Рика – начался бардак.

Дождавшись, пока всё утихнет, Оскар вновь взглянул на Терри с просьбой продолжать…

Повеяло захватывающими приключениями, и Оскар был несказанно счастлив, наверное, первому в жизни обретённому другу и возможности исследовать новые закоулки Лютевилля уже не в одиночку.

Терри продолжил рассказ, упомянув и о странном типе из снов, слоняющемся у заброшенной психиатрической лечебницы, и Оскар решил, что им непременно нужно начать поиски именно с этого лютого заведения. В городе ходили слухи, что там до сих пор проводят различные эксперименты над людьми, и не только, и что вообще там чрезвычайно опасно, поэтому это место находится подальше от глаз, поэтому проникнуть туда вовсе не просто. Впрочем, Терри и Оскара это не останавливало. Дождавшись конца утомительной учебной недели и начала холодного субботнего дня, они встретились у дома Терри и поспешили на разведку.

Райан, отец Терри, отсыпался дома, мама уехала к матери – бабушке Терри, а родители Оскара отправились за покупками, поэтому мальчишкам никто не мешал. Предоставленные сами себе, они собрали походные рюкзаки и поспешили за приключениями. Было сухо и морозно, изо рта весело вылетали струйки пара, небо ослепляло чистотой и синевой.

До психиатрической лечебницы имени Драммонда Хейли было далеко: она находилась на западе Лютевилля, рядом с действующей базой дирижаблей.

Бронзово-бежевые дома с серыми крышами и аккуратными окнами, впитавшие гарь и копоть, радовали глаз наносной мрачностью, легко вписываясь в уголки дикой природы. На верхушках высоких склонов, ближе к югу и у замка Смоггибург, белел заиндевевший снег. Терри и Оскар влюблённо оглядывали Лютевилль, считая его лучшим городом на свете.

– Я взял с собой компас на всякий случай, – между прочим бросил Терри.

– Он нам не понадобится, – Оскар уверенно поправил съехавшую на глаза вязаную шапку. – Сначала направимся к швейной фабрике Силверсмит, потом, не доходя до тупика, свернём налево.

Дымчатый город в преддверии нового года дышал торжеством, а радостные возгласы выходного дня обволакивали улицы и поднимались до неба.

– Ты уже бывал там? – удивился Терри.

– Я не пробовал, но мне удалось однажды проникнуть на базу дирижаблей, она совсем рядом. И, поверь, там очень увлекательно.

– Как тебе удалось?

– Я же невидимка! – засмеялся Оскар.

База казалась огромной, особенно для двух двенадцатилетних мальчишек. Она вмещала в себя три величественных дирижабля бледно-голубого цвета, на солнце переливающихся перламутровым блеском (один дирижабль в тот день отсутствовал), и ангар, скрывающий под собой небольшую инженерную лабораторию, где проводили научные эксперименты и испытывали новые технологии.

Оставив городские кварталы позади, юные исследователи шли по остывшей сухой земле, покрытой местами еле заметной ледяной паутиной, огибая возвышенности и мелкие ручейки, ведущие к побережью моря. Терри, запыхавшийся из-за непривычно долгой прогулки и излишнего веса, заметно сбавил скорость, его коленки ныли, ноги стали подгибаться. Тогда друзья под одним из редких деревьев сделали привал. Здесь они заметили не очень глубокую нору и маленького ежа, прикрытого сухими листьями. Терри осторожно потрогал ежа за колючки, но тот, погружённый в глубокий сон, даже не шелохнулся. Тогда Оскар вытащил из припасов горстку сушёных яблок и насыпал их рядом с норой.

Мальчики пошли дальше, глазея на бескрайние поля и обтянутые меридианами дирижабли, всё ближе и ближе подходя к ним. Терри и Оскар, конечно, мечтали полетать на одном из них хоть раз в жизни, но никто вслух не говорил о своём желании.

– Ты уже думал, что сделаешь с сокровищами, когда найдёшь их? – Оскар тихо шмыгнул носом.

– Думаешь, они существуют?

– Уверен! Такие сны, как у тебя, особенные, они предсказывают будущее. Поэтому ты будешь их видеть снова и снова, пока не найдёшь сокровища. Возможно, они хотят, чтобы ты нашёл их.

– Ты говоришь о них, будто они живые.

– Так и есть, – Оскар выпучил глаза. – Однажды ты поймёшь, что всё живое. Даже в твоих снах есть жизнь.

– Недавно мне приснился сон, что я не могу проснуться. Что бы он мог значить? – Терри слегка замер от удивления.

Оскар поджал губы и задумался, но не нашёл ответа или… не спешил отвечать.

Ещё издалека мальчики заметили возвышающееся высоко к небесам и закрученное в виде каменной тёмной спирали здание психиатрической лечебницы с конусообразной крышей.

– Она точно из злой сказки! – воскликнул Оскар.

– Воплощение зла и кошмаров… – Терри стало немного не по себе.

Когда ребята приблизились к лечебнице вплотную и посмотрели на неё снизу вверх, она показалась бесконечной. Ни ограждающей проволоки, ни охраны они не заметили, если только охранники не прятались где-то в кустах. Территорию бывшей лечебницы Драммонда Хейли, название которой сокращали до неузнаваемого «Дрейли» и которая стояла на этом месте не одну сотню лет, окружали густо рассаженные высокие деревья, кустарники и несколько необычных пристроек с похожими готическими архитектурными формами.

– Неужели в Лютевилле было столько психов? И куда они делись? – вопрос повис в воздухе и остался без ответа: навстречу мальчикам медленно, вальяжно двигался взъерошенный волк с окровавленной пастью.

Проголодавшийся и уставший Терри чувствовал себя неуютно в этом леденящем душу месте, всё сильнее ощущая глупость совершаемого поступка. К тому же озверевший ветер набрасывался на парней со всей силы, пытаясь оттащить непрошенных гостей куда-нибудь подальше.

– Смотри… – испуганно прошептал Оскар.

Терри тоже заметил крадущегося волка, оголяющего алые клыки. Не сговариваясь, ребята пулей ринулись к входу в лечебницу: бежать было больше некуда.

Оказавшись во внутреннем тамбуре, Терри и Оскар быстро заперли дверь на внутренний засов. Задыхаясь от страха, они озирались в полутьме, пытаясь восстановить дыхание. Снаружи раздавался жуткий зверский вой. Скрежет когтей о металлические решётки парадной двери заставлял трепетать от ужаса. Ребята чувствовали, как кожу щекочут мурашки. Нарастающая тревога, переходящая в панику, заставила попятиться к главному входу.

Вой не прекращался, но в округе не было никого, кто мог бы прийти друзьям на помощь. Да и путь назад был отрезан. Или им так казалось на тот момент?

Надавив изо всех сил вдвоём на главную дверь, они очутились в холле лечебницы и утонули в кромешной темноте. Тяжёлая дверь захлопнулась за ними, замочная скважина предательски щёлкнула. Объятый ужасом, Оскар дёрнул стальную ручку, но обречённо понял, что они взаперти. Терри с трудом сдерживался, чтобы не закричать от отчаяния.

Нащупав дрожащими руками фонарь и просыпав остатки сухих яблок, Оскар осветил осыпавшиеся стены лечебницы. Через мгновенье, не удержавшись, мальчики заорали во всё горло: из темноты возник лохматый, рассеянный, седеющий мужчина. Незнакомец как ни в чём не бывало прохаживался по битому стеклу, которое громко хрустело под ногами. Это звук камерным эхом отзывался по всему этажу. Незнакомец направлялся к выходу, ведущему к лестнице, и, освещая себе путь фонарем, совершенно не обращал внимания ни на мальчиков, ни на свет от их фонаря, ни на душераздирающий детский крик.

– Никто не знает, что ты здесь, нам не выйти, – истерично шептал Оскар, осознавая, что совершил ошибку, предложив Терри прийти сюда.

– Это о-о-он… – прошипел Терри.

– Тот странный человек из твоего сна?

– Да.

– Мы должны пойти за ним! – неожиданно воскликнул Оскар, ощутив прилив энтузиазма.

– Интересно, он призрак? – Терри не давала покоя эта внезапная встреча.

– Ты такой же, как братья Силверсмит, и ещё кое-кто… – непонятно почему сказал Оскар и закусил губу, размышляя о своём.

– О чем ты? – не понял Терри.

Оскар не ответил.

Озираясь по сторонам, мальчики пересекли холл, ведущий к разваленной спиралевидной лестнице, некоторые ступеньки на ней были провалены или вовсе отсутствовали.

Поднявшись на третий этаж, ребята медленно следовали за бликами фонаря и тяжёлыми шагами незнакомца. В открытых помещениях на полу Терри и Оскар видели разбросанные сломанные стулья, заржавевшие медицинские инструменты, странные приборы, кожаные намордники, инвалидные кресла… От увиденного лоб Терри покрылся испаринами, а руки от пота стали липкими.

Мальчики шли по длинному коридору, справа и слева на стальных дверях мелькали узенькие решётки, похожие на те, что делают в тюремных камерах. Через них можно было рассмотреть одинокие кушетки и передвижные столы с кожаными ремнями. Оскар шёл впереди, отстающий Терри плёлся сзади… В глазах Терри начинало темнеть, ноги подкашивались… Как только он представлял, сколько издевательств перенесли пациенты странной клиники, ему становилось ещё хуже.

Только теперь Терри задался вопросом, почему он на самом деле здесь и что бы он сделал с сокровищами, если бы нашёл их. Мальчик остановился, облокотился на бесцветную стену и закрыл глаза. В собственной голове Терри мог расслышать крики, и это были его собственные крики, которые он слышал во сне.

Крики вылетали изо рта и, снова залетая в него, путешествовали с кровью по всем органам, а после вырывались на свободу из наружного слухового канала.

«Сокровища… Я же с детства мечтал о сокровищах…» – сам с собой заговорил Терри, стоя с закрытыми глазами и с блаженством представляя, как сжимает перламутровое яйцо пухлыми пальцами, и вдруг просиял и открыл глаза.

Мальчик поспешил за стареющим призраком, но тот, достигнув четвёртого этажа, с разбегу выпрыгнул в окно и растворился. Выбитое им старое стекло собралось по кускам и снова стало целым, без единой царапины. Терри испуганно позвал Оскара, но тот не отзывался.