Текст книги "Очки для секса"

V

Игра номер раз

Днем Аня уволилась из «Клининг-класс». Она хотела позвонить Виктору и отказаться от обеда, а вместо этого набрала номер Аллы, извинилась и спросила, как оформить увольнение. А вечером Майя визжала в трубку:

– Пришел ответ из «Женского журнала»! Они говорят, что, возможно, напечатают твой рассказ! Ань! Ты представляешь?!

– Так они ж в течение месяца дают ответ. Май, ты ничего не перепутала?

– Ни-че-го! Я три раза перечитала! И гонорар будет! Сейчас распечатаю – сама увидишь. Встречаемся через полчаса в нашей кофейне.

– Не вижу препятствий.

Это был особый вечер. Что-то произошло. Хотелось верить, что важное. Аня рассказала историю про Виктора. Сначала Майя не поверила:

– Придумала новый рассказ, да?

– Май, серьезно говорю – это всё было вчера. И я почему-то уволилась сегодня.

– Почему уволилась? Чтобы с ним больше не встречаться?

– Наверное. Не знаю. Просто не представляю себе вторую встречу с ним – ни в ночном офисе, ни днем в ресторане. Никак. Боюсь, что это станет фарсом. А так – будет рассказом. Придумаю начало и финал – и будет очень красиво. В жизни такие истории редки. В жизни в историях бывают красивые эпизоды, а чтобы целиком история была красивой, да еще и долгой – не бывает такого. Я очень испугалась, что в этой истории появится некрасивость. Или я пессимистка?

– Оптимистка скорее. Оптимисты – это люди, которые выходят из ситуации раньше реалистов, и тем более пессимистов. Значит, ты – оптимистка! Чистой воды, – Майя сказала и сама испугалась, что выдала такое умозаключение.

– Май, есть еще одна новость.

Майя изобразила обморок.

– У тебя случились две рождественские сказки за одну ночь?

– Ну, у меня не настолько плохая новость! Скоро Новый год, Май, и новогодней сказки не будет!

– Ты знаешь, где его искать. Так что если не будешь неумной женщиной, то будет. И, может быть, даже сказка, – Майке было трудно это сказать, но она переборола себя ради подруги.

– Май, он – Штирлиц, понимаешь?

– Понимаю, и что?

– У него телескоп, ты понимаешь! И он в него смотрит! Понимаешь?! На звезды, которые никогда не достать. Понимаешь?

– Понимаю. Он – романтик. Ты считаешь, что те, кто болеет с пивом за сборную Германии или Англии по телеку, когда-нибудь попадут в эти команды? – Майя не знала, как объяснить, но ей казалось, что Аня совершает ошибку.

– Он – шахматист. А я шахматы очень уважаю, но играть в них не умею. Знаю, что получится. А учиться не тянет.

– Слушай, Ань, здесь должны быть нарды. Это почти шахматы – сыграем?

– Научишь? – Аня подмигнула подруге.

Новый год

Решили встречать. И встречать Новый год решили спонтанно – делать всё, что захочется. и, главное, веселиться. Майя пришла к Ане днем и сразу подарила подарок – коньки. Аня молча подала пакет со своим подарком. Из пакета Майя достала… коньки. Поверить в это сразу было трудно. Поэтому сначала они хихикнули, потом хохотнули, а потом уже смеялись до слез. Пытались что-то сказать друг другу, но так и не смогли произнести ничего членораздельного. Теперь у них было по две пары коньков. Розовые и фисташковые. Праздник определенно начинался хорошо.

Майя принесла две бутылки шампанского. Одну решили взять на каток, другой – прямо сейчас отметить подарки. Аня накрыла стол – яблоки и сыр. Ничто не могло ослабить действие волшебных пузырьков. Еще на столе были шашки и домино. Шашки оказались очень удачным дополнением к закуске под игристое. Подруги помнили, что есть правила игры в шашки. Но, пока они их все вспомнили, игристое закончилось. Около десяти вечера подруги выдвинулись на каток.

Москва очень красивая. Огни-огни-огни. Это скажет кто угодно. Даже если видел новогоднюю Москву только по телевизору. И каток на Красной площади – волшебство. И коньки у Ани и Майи были волшебные: у Ани фисташково-волшебные, у Майи наоборот – розово-волшебные. Как и в случае с шашками, подруги помнили, что кататься на коньках они умеют. Точнее, умели. Еще точнее – они не вставали на коньки лет пятнадцать.

– Май, ну если мы, как в шашки играть, вспомнили, что мы не вспомним, как на коньках кататься? – Аня затягивала шнурки на ботинках.

– Ань, у меня сомнений нет, что мировое фигурное катание много потеряло, когда мы пятнадцать лет назад убрали коньки на антресоли. Я в другом сомневаюсь: надо затягивать шнурки или надо, чтобы ноге было свободно?

– Хороший вопрос! Но мои руки утверждают, что надо затягивать. Я склонна им сейчас доверять больше, чем логике.

– Учитывая игристое, я соглашусь с твоими руками, – Майя стала затягивать свои шнурки.

Годы, проведенные в секциях фигурного катания, оставили свой след в мышечной памяти. Они покатились сразу. Легко. Обе. И даже вспомнили какие-то загогулины. Было много людей, и все смеялись. В двенадцать началось что-то невообразимое, Майя откупорила бутылку. Они вместе со всеми кричали и пили шампанское. Потом допивали его на скамейке. Майка знала такую скамейку, которую мало кто знал, но вид с нее открывался потрясающий: и Кремль, и река, и море огней. Смеялись, и вдруг Анька внезапно заревела.

– Ань, что с тобой? – Майя перепугалась, что алкоголь как-то странно подействовал на подругу.

– Май, представляешь, Улька у меня пропала, – Аня говорила на вдохе.

– Куда? – Майя испугалась еще сильнее, что подруга начала бредить.

– Не знаю. Она то на цветке, то в бокале на огурце порезанном зависала. А сегодня ее нигде не было. Боюсь, вдруг вчера, пока елку ставила, раздавила ее. Она ж малюсенькая! На нее наступишь – не заметишь! Это, конечно, смешно, а у меня сердце болит с утра! Я не хотела праздник портить, но сейчас вот опять вспомнила!

Майка положила пустую бутылку в урну. Понять, бредит Аня или нет, можно было только опытным путем: пойти к ней и посмотреть, есть Улька или нет. Майя пожалела, что не справилась об Улькином здоровье в начале вечера.

– Хватит ныть! Пошли искать Ульку твою!

Когда зашли в дворницкую, Майя хотела сразу подойти к окну, но Аня не пустила.

– Май, надо комнату на зоны разбить!

– На какие зоны, ты в уме?

– На зоны поиска, и решить, с какой надо начинать. И ты под ноги смотри внимательно, чтобы не наступить на беззащитность мою!

– Постараюсь, – Майя сочувственно посмотрела на подругу, но язвить не стала по поводу того, что сегодня уже вытоптала здесь всё, что можно, – где рюмка ее обитания?

– На подоконнике, рядом с ёлкой.

Майя стала осматривать подоконник, рюмку. В рюмке Ульки действительно не было.

– Аня, ты всё про свою Улю знаешь?

– В смысле?

– Ну, привычки, особенности характера…

– Ага, она любит глянец. Проедает все журналы, которые попадаются на ее пути. А после глянца она художественно какает. Не то что после огурцов – и следов не найдешь. А после журналов – гламурненько так.

– Аня, ты не всё знаешь про свою Ульку. Она у тебя – мазохистка!

– Что за фантазии, подруга? Ищи лучше сокровище мое виноградное.

– Я серьезно. Вот она – сидит в колючках. Мягкие огурчики и чистая рюмка ей не в кайф. А немытая ёлка и острые иголки – в кайф!

– Нашлась! Ура! Улечка, привет, дорогая! Как я сама не догадалась, где тебя искать?! После твоих иррациональных бросков с верхушки алоэ и эмиграции из теплых мест в зимнюю столицу? – только сейчас Аня поняла, насколько родные они души с Улькой.

– Ань, мы можем теперь выпить не вдвоем, а на троих!

– Май, предлагаю тебе стать крестной Ульки. Как ты на это смотришь?

– С удовольствием, а что мне нужно будет делать?

– Дарить ей елочку на Новый год и глянцевый журнальчик на 8 Марта.

Майя сняла Ульку с ёлки.

– Уля, даю тебе слово – у тебя будет только лучший глянец и самая пушистая ёлка!

Ульке предложили место на столе. Капнули перед ней каплю Асти и каплю Брюта. Она долго (секунд пять) и активно шевелила усиками, потом стала пить Брют.

– Май, вот это – её личный выбор или, так сказать, инстинктивный выбор всех улиток?

– Знаешь, не думаю, что кто-то еще из улиток, кроме Ульки, пил шампанское. Давай еще раз капнем, чтобы убедиться в сознательности ее выбора.

Переставили Ульку на другую сторону стола. Капнули ей еще по капле Асти и Брюта. Она шевелила усиками еще хаотичнее. Потом поглотила каплю Брюта.

– Она выбирает Брют! – Аня с Майей ощутили азарт болельщиков.

Тут Уля стала поглощать каплю Асти.

– Май, она напилась просто… и пьет уже всё подряд… надо посадить ее в рюмку и накрыть чем-то, чтобы выползти не смогла. Боюсь даже подумать, на какие подвиги ее может потянуть. Если уж она в трезвом виде с макушки алоэ кидается, то представь, на что она может решиться сегодня…

– Точно. Мы в ответе за нее! Тем более, что мы-то ее, получается, и напоили…

Уля блаженно уснула в огурцах. И целую неделю не выползала из рюмки и ее не терзали мысли об алоэ и ёлке.

Через месяц рассказ напечатали. Подружки пошли это событие отмечать. Решили без помпы, чтобы не выходить за рамки гонорара. Оделись скромно и пошли в направлении любимых Патриарших. Хотели без помпы, а зашли в «Крылов»…

Заказали. Выпили белого домашнего итальянского. Прилично. Случаю. Поели пасту с белыми грибами. Заказали ванильного мороженого. Чтобы не нарушать цветовую гамму. Всё было вкусно и красиво, но чего-то не хватало. Хотелось какого-то события помимо того, что отмечали. Кураж появился, и надо было его срочно куда-то потратить. Огляделись по сторонам. В углу зала обнаружилась компания.

– Май, я сейчас за тот столик подсяду. А ты фотографируй.

– Что задумала?

– Не знаю пока еще, бум импровизировать! Не сидится мне, понимаешь?

– Ты только не дерзи сильно, я тебя прошу!

– Не боись, Малыш! Усё буит ха-ра-шо!

Мужчины за столиком были что надо – со страниц глянца не иначе. Компания, соответствующая празднуемому дебюту. Четверо, от 35 до 40. Стильные. В понедельник вечером сидеть на четверых с полупустой литровой бутылкой скотча – это и суперкреативное начало рабочей недели. Аня подошла и, не спрашивая разрешения, взяла свободный стул и подсела за столик. Взгляд она опустила, чтобы мужчины освоились и привыкли к ней.

– Девушка, Вы не промахнулись? – секунд через двадцать к одному из мужчин вернулась речь.

– Так кофе хочется… – Аня мечтательно закатила глаза.

– Вы его за нашим столиком будете пить?

– Один за вашим, а второй – за своим, – в этот момент в мире не было глаз чище, чем у Анюты.

– Два кофе, – уже говорил официанту переговорщик от мужской компании, – один сюда, а другой… Барышня, за какой столик подать второй кофе?

– Вон за тот, у окна. Там девушка с копной волос сидит.

– Так чем мы обязаны счастью лицезреть Вас? – говорил один, но этот вопрос читался в каждом лице.

– Просто так, – Аня одарила компанию хитрой улыбкой.

– Мы знакомы?

– Я придумала! – Аня захлопала в ладоши. – Спасибо! Вы мне подсказали чудную идею! Мне пора, – она еще раз улыбнулась, – скажите, пожалуйста, официанту, чтобы и первый кофе он принес за столик у окна, хорошо?

– Вам невозможно отказать, – недоумение было основной интонацией, но выразить его словами молодой человек не смог.

Он и его друзья еще долго наблюдали за двумя девушками, организовавшими странное вторжение в их компанию. А подруги уже обсуждали Анину идею:

– Майя, я придумала игру! Приходим в кафе. Выбираем жертву. Обязательно одну, в смысле, одного. Но чтобы из отдыхающей компании. Выбираем мужские компании. Ты, как сейчас, снимаешь на камеру. Кстати, ты снимала?

– Ага.

– Покажи!

Было всего кадров пятнадцать, но каждый – шедевр, столько экспрессии – искрит просто. Вот немая сцена «Не ждали», вот «Неужели ее телефон именно в моей записной книжке?», «Сознавайтесь, у…уже, кто накосячил?», «Развод – не развод?», «Развела, блин» и, наконец, «Мужики, что это было?».

– Смотри-смотри, – Аня покатывалась, – я глаза закатила, а они! Куда все уставились?! Май, их взгляды моему бюсту льстят. А если бы ты, Май, к ним подсела? Вот с этим точно обморок бы случился.

– Уже говори, что ты там придумала, – Майя несколько засмущалась – она старалась не обсуждать свою грудь всуе.

– Ну вот, – продолжала Аня, – ты снимаешь, а я подсаживаюсь и спрашиваю: «Девушку не покормите?»

– И что? – приток адреналина Майя уже начала ощущать.

– А дальше будет видно. На всякий случай сотню баксов буду при себе держать, на случай поступления предложений, не совпадающих с нашими планами.

Премьера состоялась через неделю. Стали устраивать такие драматические представления раза два в месяц. Окончательный сценарий сложился к пятому спектаклю. Обычно всё выглядело так. Отказов не было. Аню принимали и кормили. А самое забавное начиналось, когда девушка поела.

– Спасибо, Вы извините, что компанию вашу нарушила. Пойду я…

– Не понял? – типичная фраза накормившего.

– Доброту Вашу я не забуду. В церкви обязательно за Вас помолюсь. Что не дали мне умереть с голоду. Спасибо!

– То есть вот так посидела, поела и ушла?

– Так петь я не умею – а то бы спела что-нибудь.

– Ты когда взрослого мужчину о чем-то просишь, не понимаешь, что потраченные на тебя деньги, возможно, придется отрабатывать и не факт, что молитвами?

– Отрабатывать? Так Вы ж по доброй воле?!

– Вот и ты – по доброй воле никуда сейчас не пойдешь, а скрасишь вечер не только одинокого мужчины, но и всей нашей компании. Еда была вкусной?

– Очень.

– Вот и ты что-нибудь повкуснее молитвы придумай, дорогуша. Петь не умеешь – стихи вспоминай. Или прозу.

– Я только монолог Катерины из «Грозы» могу. Или «Песнь Буревестника» Горького. Еще монолог Онегина.

– Вот, видишь – уже репертуар образовался.

Аня тупила взгляд. Компания веселилась.

В это время Майя осваивала профессию папарацци. Снимала все стадии развития беседы. Когда приближалась кульминация – начинала щелкать чаще. Снимки получались волшебные. Нетипичные эмоции на глянцевых лицах. Вот мужчина забыл, что нельзя морщить лоб – от этого ведь морщины могут быть. Вот выпучил глаза – он знает, что ему это не идет, но сейчас ему явно не до красоты. Вот откровенно не понимает, а вот внезапно понял – и капли пота. Была идея сделать выставку, но потом подруги испугались, что побьют. И просто стали придумывать истории про этих глянцевых снаружи мужчин.

Закончилась эта игра внезапно и при следующих обстоятельствах. Всё шло по привычному сценарию. Мелькнула мысль, что забава становится скучной. Потому что всё предсказуемо. Аня уже сказала своё привычное финальное:

– Не волнуйтесь Вы так. Не плачьте, Малыш! Возьмите сто баксиков и успокойтесь. Счастья Вам, самый человечный человечище. Улыбнитесь! Вы получаете титул Мистер Щедрость и Бескорыстие!

Наступила традиционно немая сцена. На лбу Мистера Щедрости выступила капля трудового пота его мозга. И вот Аня уже шагала от кафе, когда ее догнал молодой человек и вернул сотню. Парень был не тот, кто кормил Аню. Видимо, его друг.

– Понравился спектакль? – Аня думала, брать ли деньги.

– Ты съела мало, а сдачи нет, – он спрятал руки в карманы, видимо, понял, что она может попытаться вернуть купюру.

– Спасибо. Удивлена. Приятно, – Аня поняла, что попытка вернуть купюру будет выглядеть в данной ситуации нелепо.

– Опасно играешь. Можешь нарваться на психов.

– Спасибо, учту. Сменю пластинку, – Аня поцеловала рыцаря и пошла догонять Майю. Парень был в свитере – Аня была уверена, что дальше он за ней без пальто не пойдет.

На следующий день пришлось засесть с Майей в «Барракуде». Название таверны показалось подходящим, чтобы отметить закрытие спектакля «Покормите девушку» и придумать новую игру.

Сели за столик у камина. У обеих на камине был пунктик. Открыли меню.

– Майя, вообще-то мы не то место выбрали.

– Почему? Мне здесь нравится.

– Ты в меню посмотри: «Улитки по-бургундски»!

– Да уж… Какие будут предложения?

– Вообще, камин мне тоже нравится…

– Запретить есть улиток мы с тобой не можем – это факт.

– Увы, но факт, Май.

– Мы можем только сами их не есть, – Майя ни на минуту не забывала, чья она крестная.

– Май, предлагаю в знак протеста против поедания улиток съесть пельменей!

– Они тут есть: домашние со сметаной – как тебе такой знак протеста?

– Думаю, что очень удачный знак протеста. И улитки целы – и мы сыты, – Аня углубилась в изучение винной карты.

– Ань, что ты там ищешь? Неужели ты рассчитываешь найти под пельмени какое-то более логичное вино, чем водка?

– Май, но это так экстремально!

– Протестовать – так протестовать…

– Только из любви к искусству, подруга.

– К какому?

– К кулинарному, конечно.

Зимой нет ничего лучше, чем выпить рюмку водки под пельмени – это было открытие. Настоящим потрясением это стало для подруг. Считать себя русскими, прожить почти тридцать лет в России – и не знать азов! Не мудрено, что в голову ничего не шло.

Мимо прошел человек в странно-синем шарфике. Есть такой цвет в природе, не удивляйтесь. Тут же вспомнился эпизод.

Они долго не могли встретиться. Были заняты. Каждый своей работой – куда от нее деться. И вот, наконец, встретились. Виделись недели две назад, еще осенью. А тут вдруг – зима. Ну не странно? И он был в шарфике странно-синего цвета. До умиления странного. Захотелось, чтобы он нахохлился, приобидевшись слегка, а потом обрадовался. Сильно обрадовался. А сильная радость возможна только на контрасте. А он заводился от Аниных шуток. С полуоборота. Потому что сначала на шутку ее шутка вовсе не была похожа. Даже для него. Тем более, сегодня повод для недовольства есть – две недели, это не шутка.

– Есть неприятная новость для тебя, – тихим серьезным голосом сказала она.

– Какая? – пытаясь изобразить спокойствие, сказал он.

Она долго тянула через трубочку глинтвейн. Если бы он курил, то сейчас обязательно бы затянулся. Она пересела к нему на колени. И совсем другим голосом сказала:

– Я очень соскучилась по тебе.

– Это неприятная новость?

Он еще был как струна натянутая.

– Ага.

– Почему неприятная?

– Это очень неприятно. Соскучиваться по тебе.

По мотивам этой истории девушки решили придумать что-то аналогичное, но только для незнакомцев. Решить-то решили, а придумать вот так сразу не получалось.

– Аня, а чем всё закончилось с тем странно-синим шарфиком? – Майя сосредоточенно смотрела в рюмку.

– В тот раз или вообще? – Аня тоже что-то пыталась найти в своей порции водки.

– И в тот, и вообще, – Майя продолжала разговор с рюмой.

– В тот раз всё, как и хотелось, – он сильно обрадовался и потом был чудесный вечер. А вообще… – Аня оторвалась от водки, полезла в сумку, достала блокнот и стала его листать, – вот тут читай.

– Ага. Он уезжал в Европу. Надолго, – Майя начала не очень громко.

– Лучше про себя читай, а то нас не поймут.

– Ага…

«Он уезжал в Европу. Надолго. Даже, скорее, навсегда. Мы были каждый сам по себе. Хотя были вместе уже почти два года. Но его проекты не зависели от присутствия в его жизни меня. Он тоже не занимал в моей жизни слишком много места – спасибо, жизнь хоть чему-то научила. Мы говорили о детях. Но о детях вообще. Мы никогда не говорили о «наших детях». Говорили о возможности семьи, но семьи вообще, а не именно «нашей семьи». В общем, было ощущение, что мы расстанемся. Что лукавить – оно было постоянно в наших отношениях. Но не хотелось. Расставаться, имею в виду. И вот мы сидим в ресторане и внешне всё спокойно. И я решила сказать тост:

– Хочу выпить за то, чтобы ты оказался из числа тех немногих мужчин, которые не предпринимают попыток вернуться. Большинство с разными интервалами, после того как мы расставались, почему-то пытались вернуться назад. А возвращаться было уже некуда.

– Но мы же не расстаемся.

– Может быть, ты и «нет», а я – «да».

– Давай без трагедий, не замечал в тебе к ним склонности.

– Притворялась.

– Искусно.

– Спасибо.

– Я могу еще вернуться. И скоро.

– Тем более нет. Не люблю неудачников…»

Майя закрыла блокнот. Глаза поблескивали.

– Вот умеешь ты нажать словом, Ань.

– Прости, дорогая. В данном случае – без умысла.

– В шарфике и Мистер Комфорт – это один и тот же мужчина?

– Что ты! Конечно, нет. Шарфик был гораздо раньше. У него всё получилось, и он не вернулся. Так наши общие знакомые говорили.

– Вы не общались больше?

– Не-а. Во мне уже тогда сформировалось устойчивое сочетание легкомыслия и последовательности, – Аня показала подруге язык и почему-то изобразила кавказский акцент, – сказала расстаемся – значит расстаемся! Точка!

Кулак опустился на стол. Соседние столики обернулись. А Майя с Аней хохотали. Громко, но прилично.

Так за разговорами под пельмени шел активный поиск новой ключевой фразы и целевой аудитории. Решили запустить пробный проект по изучению мужской души в спорт-клубах.

Пошли в зал. Самый лучший. Таких всего пара-тройка в Москве. Проект завершился, толком не начавшись. Во-первых, он оказался очень затратным. А если учесть, что деньги девчонки так не зарабатывали, а, наоборот, тратили, то получалось совсем неподъемно. Во-вторых, в таких пафосных местах все настолько сосредоточены на себе, что любую шутку воспринимают как личное оскорбление. Что ежу понятно – чревато… Кругом не воздушные шары, а сплошь тяжелые предметы… И в-третьих, так и не смогли придумать саму игру. Ну не понятно было, вокруг чего можно обвести почти голого потного человека. В общем, провели два волшебных дня – йога, бассейн, турецкая баня, массаж, spa – всё, что можно было получить здесь на абонемент выходного дня.

Потом думали про горнолыжников, пока думали – зима сказала, что скоро собирается закончиться. Особенно громко она это сказала, когда Аня с Майей вышли из кино.

– Какой красивый фильм, какой красивый фильм, какой красивый фильм, – Аня качала головой и пела, – говорила тебе, что надо «Ангел А»! Вот представь: мы его пропустили!

– После смерти Анны Карениной… вторую трагедию такой величины я бы не пережила… – Майя изобразила скорбь.

– Это должна была быть моя фраза! Ты украла у меня фразу! Про Каренину – это моё! Это самая большая трагедия моей жизни! Верните мне, Майя, верните!

– Дарю! Безвозмездно!

– Спасибо, дорогая… Ты уже согласишься, что Бессон снял волшебное кино? – Аня перед носом у Майи приперла ногой дверь в кафе.

– Учитывая внезапно открывшиеся обстоятельства, – Майя посмотрела на Анину ногу, – я готова свидетельствовать, что не только фильм должно причислить к чудесам, но и Бессон – волшебник!

– Я знала, что твое чувство справедливости не позволит тебе сказать по-другому, – Аня убрала ногу. – Прошу Вас! Зайдите и откушайте, что Бог послал.

Майя протянула руку, чтобы открыть дверь, но Аня снова приперла дверь ногой.

– Еще один вопрос позвольте, Вам, как знатоку современного искусства?

– Любопытны Вы, однако…

– Как Вы думаете, Майя, мы сильно испортим карму наших будущих детей, если посетим галерею Мылова?

– Непоправимо.

– А виды Парижа для кармы вредны?

– Полезны, и очень!

– Тогда пошли еще раз в выходные на «Ангела» сходим?

Майя выразительно посмотрела на ногу Ани, подпирающую заветную дверь.

– Подчиняюсь грубой силе!