Текст книги "Рискуя и любя"

Глава 5

Джон Медина никогда не останавливался дважды в одном и том же месте, когда приезжал в Вашингтон. Наличие постоянного места жительства неминуемо привлекло бы к нему внимание тех, кто за ним следил. Поэтому он останавливался преимущественно в отелях и мотелях, кондоминиумах, случайно арендованных домах… или же в лачугах, в палатках, в пещерах, в землянках – словом, где придется.

Кондоминиум он предпочитал всем остальным квартирам. В таких домах было спокойнее, чем в отелях, и в отличие от мотеля имелось несколько выходов. Он не любил спать там, где его могли загнать в угол.

Отель, который он выбрал на этот раз, имел в каждом номере выход на балкон, что повлияло на окончательный выбор Джона. Он уже получил ключи от номера, проверил его на наличие подслушивающих устройств, осмотрел системы безопасности и только после этого отправился на встречу с Фрэнком Винеем. И теперь, когда он прошел через холл к лифтам, никто бы не узнал в нем того, кто совсем недавно регистрировался.

Искусством маскировки может овладеть каждый. Когда Джон пришел в отель в первый раз, на нем были очки, он слегка прихрамывал, а волосы предварительно обработал специальным спреем с эффектом седины. Говорил с нью-йоркским акцентом, а одежду купил в магазине на распродаже. Сейчас от этого маскарада не осталось и следа; Джон снял очки и вымыл волосы, сменил серые брюки на джинсы, клетчатую рубашку – на белую, зеленую куртку-ветровку – на черный модный пиджак, сшитый таким образом, что кобура под ним незаметна.

На дверь он повесил табличку «Просьба не беспокоить», чтобы отвадить от своего номера служащих отеля. Постояльцы наверняка удивились бы, узнав, сколько раз за день персонал навещает их комнаты в их отсутствие. Прислуга, рабочие-ремонтники, администрация – у всех у них есть ключи от любого номера. Кроме того, нельзя забывать и о ворах-профессионалах, которые слоняются вокруг отелей и наблюдают за богатыми постояльцами: когда они выходят, как долго отсутствуют и т, д. Опытный грабитель всегда найдет способ проникнуть в комнату – достаточно наметить цель, помаячить рядом с гостиничной стойкой, чтобы узнать, как долго постоялец намеревается прожить в отеле, затем осторожно проследить, в какой номер он войдет. На следующее утро позвонить по этому номеру и проверить, есть ли кто в комнате. Затем подойти к двери и для верности еще раз постучать. Если никто не отвечает, можно смело входить.

Табличка «Просьба не беспокоить» по крайней мере дает окружающим понять, что в комнате кто-то есть. Джон на всякий случай подключился к телефонному номеру, который невозможно обнаружить, и снял трубку. Если кто-либо позвонит в его номер – он или она (грабители попадаются обоих полов), – то в трубке раздадутся гудки.

На ручку двери с внутренней стороны Джон прицепил маленький сигнальный прибор на батарейках. Если кто-либо проигнорирует красноречивую табличку и попробует открыть дверь, раздастся душераздирающий вой сирены, который, несомненно, привлечет внимание общественности. Джон отключил сирену, нажав кнопочку на карманном пульте дистанционного управления. Сирена – не более чем игрушка, но Джон любил розыгрыши: если к нему в номер залезут грабители, зловещий вой напугает их до смерти. Впрочем, он не стал бы так осторожничать, не оставь он в комнате свой компьютер.

В номере все было по-прежнему. Тем не менее он проверил, нет ли где «жучков», размышляя о подслушивающем устройстве, которое разработала Ниема. Развитие технологии похоже на игру в чехарду: изобретается нечто новое, и некоторое время сторона, владеющая изобретением, имеет неоспоримые преимущества. Впрочем, рано или поздно соперники разрабатывают средство борьбы с этим изобретением. Подслушивающие устройства Ниемы дают им сейчас преимущество перед противниками, но ведь технологию не удастся долго сохранять в секрете, и в конце концов все эти террористы, шпионы и правительства враждебных государств будут иметь у себя в арсенале это последнее слово техники и смогут использовать его в борьбе против него, Джона Медины. Его схватят или убьют. Ниеме, вероятно, было бы приятно узнать, что ее детище явилось причиной его гибели. Впрочем, она об этом никогда не узнает, да и вообще мало кто узнает. У него нет семьи, нет друзей, он почти ни с кем не общается вне работы. Те, кому приходится сотрудничать с ним, понятия не имеют, кто он на самом деле.

С Фрэнком Винеем и Джессом Макферсоном, старым другом его отца, Джону не надо было скрывать свое истинное лицо. Встречаясь с этими людьми, он испытывал огромное облегчение и радовался редкой возможности сбросить маску и побыть самим собой.

Усевшись за стол, он отключил телефон, достал свой портативный компьютер и подключил его к телефонной линии. Набрав пару команд, он очутился в базе данных ЦРУ. Джон, один из немногих пользователей ЭВМ, продолжал работать с операционной системой MS-DOS и отдавал ей явное предпочтение перед другими системами, предполагающими работу с мышкой. Никто и не спорит, мышкой удобно пользоваться, когда играешь в игры или ищешь информацию по сети, но по собственному опыту Джон знал, что во время работы с базами данных мышка существенно замедляет процесс. Ему было гораздо проще напечатать команды DOS, чем возиться с мышкой и нажимать на ее клавиши, а потом снова возвращаться к клавиатуре. В его положении каждая секунда дорога: либо он успеет получить необходимую информацию и сумеет спастись, либо его поймают.

Джон нашел в базе данных массу сведений о Луи Ронсаре: кто были его родители, где он родился и вырос, как учился в школе, кто были его друзья, его увлечения. В детстве Луи не испытывал лишений; его отец – богатый промышленник, а мать – красавица из богатой семьи, обожавшая своих детей, старшего, Луи, и Мариетт, которая была младше брата на три года.

Когда Луи учился в Сорбонне, его мать умерла от рака. Пять лет спустя отец погиб в автокатастрофе, направляясь по делам в Германию. Луи взял на себя управление семейными делами и по каким-то причинам прослыл отступником. С того времени и по сегодняшний день о его личной жизни не было известно почти ничего, хотя он совершенно не походил на отшельника.

Ронсар владел огромным поместьем на юге Франции. Поместье хорошо охранялось. Ронсар нанял целую армию охранников, призванных обеспечить его безопасность; чтобы попасть в их число, кандидат был обязан пройти строгий отбор. ЦРУ тоже внедрило туда своего сотрудника, но это не привело ни к каким результатам; агенту не удалось ничего разузнать, поскольку он находился под постоянным наблюдением. Тем не менее он все еще работал в охране Ронсара. Джон запомнил его имя и легенду для прикрытия.

А вот и последняя фотография Ронсара; красавец мужчина с экзотическими чертами лица и оливковой кожей. Он носит длинные волосы, обычно собирая их в хвост на затылке, а на торжественных приемах распускает, как львиную гриву. На фотографии он возвращается с какого-то банкета в смокинге, на руке у него повисла ослепительная блондинка. Она смотрит на него с обожанием и улыбается. Это Софи Жерар, одна из многочисленных возлюбленных Ронсара. Теперь уже бывшая возлюбленная.

У Ронсара длинный список любовниц. Он пользуется успехом у женщин. Его связи длятся недолго, но со своей очередной пассией он неизменно любезен и нежен, пока его взгляд не остановится на другой красотке.

В досье имеется план земельных владений Ронсара, а не самого особняка. Ронсар время от времени устраивал приемы, но на них приглашались избранные, и ЦРУ никак не удавалось подослать к нему своего человека в качестве гостя или прислуги. Откровенно говоря, Ронсар не входил в число первоочередных задач их организации, поэтому им особенно никто и не занимался.

Теперь все изменилось, и наблюдение за Ронсаром значится первым пунктом в их списке.

Джон просмотрел еще несколько файлов, проверил финансовые счета Ронсара (из тех, что были известны), узнал, кто установил систему безопасности на вилле и существует ли план коммуникаций. По всем этим вопросам имелась весьма скудная информация; либо Ронсар уничтожал все свои записи и счета, либо они и вовсе никогда не существовали.

Когда Джон закончил работу, было уже два часа ночи. Он потянулся, разминая затекшие плечи. Завтра вечером ему вновь предстоит встретиться с Фрэнком, и, вероятно, они получат еще какие-нибудь новости. А пока он может отдохнуть.

Джон принял душ и лег в постель. Он всегда засыпал почти мгновенно, как солдат, – привычка, выработанная годами. Но сегодня он лежал, уставившись в потолок, где мигала красная сигнальная лампочка пожарного датчика. Ему не надо было гадать о причинах бессонницы: причина была одна.

Ниема.

Даллас погиб пять лет назад. Почему же она до сих пор не вышла замуж или хотя бы не завела с кем-нибудь постоянный роман? Ей ведь было всего двадцать пять, когда погиб Даллас, и она была хороша собой. Сам он ни разу за эти пять лет не позволил себе навести о Ниеме справки или лично встретиться с ней. А теперь решил, что прошло достаточно времени, и был внутренне готов к тому, что у нее давным-давно появились муженек и парочка детишек и жизнь ее вошла в обычную колею.

Но этого не случилось. Она по-прежнему одна.

Интересно, изменилась ли она внешне? Может, пополнела, а в волосах появились первые седые прядки? У многих седина появляется уже в двадцать лет. А ее огромные черные глаза – наверное, они все так же способны свести мужчину с ума.

Он может увидеть ее. Она никогда не узнает об этом. Он удовлетворит свое любопытство, усмехнется про себя (все-таки увидеть ее еще раз будет приятно) и пойдет своей дорогой. Но в глубине души он понимал, что никогда с ней не встретится и лучше сразу расставить все точки над i. При его образе жизни и специфической профессии опасно предаваться подобным мечтаниям, какие бы заманчивые перспективы они ни сулили.

Впрочем, одно дело понимать это умом и совсем другое – решительно пресечь мечтания в корне. Он сделает то, что должен сделать, но больше всего на свете ему хочется сейчас заключить ее в объятия, всего один раз, и чтобы она знала, что целует и ласкает ее именно он. Всего один раз – раздеть ее и обладать ею, и этого будет достаточно, поскольку повторить он вряд ли осмелится.

Однако шансов у него никаких, так что этот «всего один раз» так и останется несбыточным сном. В конце концов он усилием воли прогнал бесплодные мечты и, повернувшись на бок, погрузился в сон.

Джон приехал домой к Фрэнку примерно в то же время, как и накануне вечером, в автомобиле с затемненными стеклами. Он поставил машину в гараж, двери которого автоматически поднялись и закрылись, как только он въехал внутрь. Джон весь день занимался тем, что выискивал дополнительные сведения о Ронсаре и пытался разработать план проникновения на его виллу; пока его старания не увенчались успехом, но рано или поздно тайное станет явным.

Фрэнк открыл дверь, рассеянно кивнул Джону. Фрэнк работал практически все время, где бы он ни находился, даже дома. Когда была жива Доди, ради нее он на время откладывал работу, хотя не прекращал обдумывать варианты и в ее обществе, пока она, смеясь, не прогоняла его в офис. После смерти Доди Фрэнк стал работать по шестнадцать часов в сутки.

– Я как раз собирался выпить кофе, – сказал он Джону. – Ступай в библиотеку, я сейчас принесу туда поднос.

Джон остолбенело уставился на своего приятеля. Фрэнка никак нельзя было назвать домовитым хозяином; как он ни старался, кофе варить он так и не научился. Со смертью Доди Джон вскоре понял, что если ему вдруг захочется выпить кофейку в доме у Фрэнка, лучше приготовить его самому.

От Фрэнка не ускользнул изумленный взгляд, которым наградил его Джон, и он раздраженно буркнул:

– Его сварила Бриджит, а не я.

Бриджит, экономка из агентства по найму, работала у Доди и Фрэнка с того момента, как Фрэнк стал заместителем директора отдела по особо важным операциям. Приготовив Фрэнку ужин и прибравшись на кухне, она уходила домой. Вот и сегодня, вероятно, сварила ему кофе и налила в термос, чтобы не остыл.

– В таком случае я с удовольствием выпью чашечку. – Ухмыляясь, Джон вышел из кухни.

Фрэнк пробормотал ему вслед:

– Вот хитрая бестия.

Дверь в библиотеку была открыта. Джон вошел в нее да так и застыл на пороге, мысленно выругавшись. Черт бы побрал этого Фрэнка! Какого дьявола он лезет не в свое дело?

Ниема Бердок медленно поднялась с кресла, прищурила огромные черные глаза и изумленно выдохнула всего лишь одно слово:

– Такер?

Джон усилием воли заставил себя сделать шаг ей навстречу, причем так, словно он заранее знал, что она будет в библиотеке, и прикрыл за собой дверь. Плевать, что подумает об этом Фрэнк.

– Должен заметить, – промолвил он небрежным тоном, будто с момента их последней встречи и не прошло пяти лет, – что вы были правы. Меня зовут вовсе не Такер. Мое имя – Джон Медина.

Он никогда не терял самообладания; он научился сохранять спокойствие в любой ситуации и не паниковать. Но сейчас, увидев ее, он испытал настоящее потрясение. Ее присутствие подействовало на него, как удар в солнечное сплетение. До сих пор он не представлял себе, как соскучился по ней, иначе с чего бы он вдруг выпалил то, что скрыл от нее пять лет назад?

Практически никто из тех, кто встречал его ранее, не знал его настоящего имени. Так было безопаснее и для той, и для другой стороны. Но почему он открыл эту тайну женщине, которая имела полное право если не ненавидеть его, то по крайней мере избегать? Она же слышала, как он, по сути, приказал ее мужу покончить с собой. Она стояла тогда перед ним, бледная как смерть, не сводя с него черных глаз, а он в эту минуту приказывал Далласу нажать на кнопку, что означало смерть самого Далласа и завершение операции. Такое не забудет и не простит ни одна женщина.

Джон надеялся, что ей не приходилось слышать о нем раньше. Такое вполне возможно: он участвовал в секретных операциях, его имя было на слуху у профессионалов, но она-то имела дело с технической стороной и редко входила в непосредственный контакт с секретными агентами.

Ниема нервно сглотнула.

– Джон Медина… всего лишь легенда, – промолвила она сдавленным голосом, и он тут же понял, что ей знакомо это имя.

– Спасибо на добром слове, – усмехнулся он, – хотя «всего лишь» мне не очень по душе. Как видите, я вполне реален. Хотите укусить меня, чтобы удостовериться в этом самолично? – Он присел на краешек стола Фрэнка, покачивая ногой. Его непринужденная поза совершенно не соответствовала внутреннему напряжению.

– По-моему, в таких случаях просят ущипнуть.

– Я предпочитаю, чтобы меня укусили.

Щеки ее вспыхнули, но она не отвела взгляд.

– У вас были карие глаза, – с укором добавила она. – А теперь они вдруг стали голубые.

– Цветные контактные линзы. На самом деле глаза у меня действительно голубые.

– Или же сейчас вы тоже нацепили цветные линзы.

– Проверьте сами, – предложил он. Как он и ожидал, она не пожелала приблизиться к нему ни на шаг.

Вместо этого Ниема справилась с волнением и снова уселась в кресло, скрестив ноги. Такая поза показалась ему гораздо более непринужденной, поскольку это небрежное движение привлекло его внимание к ее ногам. Ему раньше не доводилось разглядывать ее ноги, поскольку она носила широкие шаровары, да и те были целомудренно прикрыты длинной чадрой. А у нее прелестные ножки: стройные, слегка загорелые. Похоже, она регулярно занимается спортом, поддерживая себя в хорошей форме.

Почувствовав, как его тело отреагировало на это зрелище, Джон мгновенно взял себя в руки. Он взглянул ей в лицо и увидел, что она пристально смотрит на него. Интересно, она специально совершила этот маневр, чтобы его отвлечь? Если так, то она своего добилась. Джон мысленно ругал себя последними словами: сексуальное поведение – один из самых популярных методов отвлечения внимания, и все же он попался, как мальчишка.

В эту минуту дверь отворилась, и в комнату вошел Фрэнк, держа в руках поднос с огромным термосом и тремя чашками, но без сахара и сливок.

– Вы уже познакомились? – невинно осведомился он, быстро взглянув на Джона, чтобы тот представился Ниеме под тем именем, какое сам выберет.

– Он говорит, что его зовут Джон Медина, – сказала Ниема. Голос ее прозвучал совершенно спокойно, и Джон снова подивился ее выдержке. – Пять лет назад я знала его под именем Даррелла Такера.

Фрэнк опять стрельнул глазами в сторону Джона, на этот раз не пытаясь скрыть удивление: и как Джон мог так быстро себя разоблачить?

– У него множество имен; это часть его работы.

– В таком случае Джон Медина тоже имя вымышленное.

– Не могу сообщить вам ничего утешительного, – мрачно усмехнулся Фрэнк. – Я знаю его очень давно, и он в самом деле тот, за кого себя выдает, – Маккой, то есть Медина.

Джон заметил, как глаза ее подозрительно сощурились. Должно быть, она решила, что Фрэнк ей тоже солгал. Ее не назовешь наивной дурочкой, но свои мысли и эмоции она так и не научилась скрывать.

– Зачем вы меня пригласили? – резко спросила она, метнув на Джона сердитый взгляд.

Фрэнк снова переключил ее внимание на себя.

– У нас… небольшое затруднение. – Он налил кофе в чашку и протянул ей.

– А при чем тут я? Кстати, не найдется ли у вас сахара и сливок?

Этим вопросом она застала Фрэнка врасплох. Он в замешательстве уставился на поднос, будто надеялся, что упомянутые продукты материализуются из воздуха.

– Я… э-э-э…

– О, не затрудняйте себя, – перебила она его, с удовольствием попивая черный кофе. – Буду пить кофе без сахара. Так в чем же состоит ваша проблема?

Джон с трудом удержался от смеха. Насколько он помнил, она всегда пила кофе без сахара и без сливок. Просто Ниеме захотелось слегка поддеть Фрэнка – маленькая месть за все треволнения этого вечера. Она и раньше умела добиваться своего, работая в команде, и теперь это удивляло его еще больше, учитывая ее нынешний имидж нежной дамы.

Фрэнк в замешательстве взглянул на него, как бы ища поддержки, но Джон в ответ пожал плечами. Фрэнк сам заварил эту кашу, пускай же сам ее и расхлебывает. Джон понятия не имел, зачем здесь оказалась Ниема. Вероятно, Фрэнк решил попробовать себя в роли свахи. Должно быть, он думал, что Джон не прочь поразвлечься, а раз ему нравится Ниема, то почему бы и нет? Вот только Фрэнк не был в Иране и не видел, как побледнела Ниема, когда Джон приказал ее мужу фактически покончить с собой. Знай это Фрэнк, вряд ли бы он устроил подобное шоу.

– Э… нас очень заинтересовала ваша работа. Подслушивающее устройство, которое невозможно засечь, – вещь, бесспорно, полезная. И сейчас оно бы нам очень пригодилось. Вы знаете об этом приборе больше, чем кто-либо, поскольку сами его создали. Кроме того, у вас имеется опыт работы в полевых условиях…

– Нет, – перебила она его. – Я больше не участвую в операциях. – Она побледнела и резко встала. – Если вы позвали меня только за этим, то, к сожалению, понапрасну потеряли время. Могли бы просто позвонить мне домой, и вам не пришлось бы везти меня сюда. – Она помолчала и насмешливо добавила:

– То есть непонятно куда.

– Вы еще не знакомы со всеми деталями операции, – попытался возразить Фрэнк, стрельнув глазами в сторону Джона. – К тому же вы теперь сотрудница, а не свободный художник.

– Ты что, собираешься ее уволить за то, что она отказалась работать с тобой? – язвительно поинтересовался Джон, намереваясь посильнее кольнуть Фрэнка.

– Нет, но…

– В таком случае наш разговор окончен, – твердо заявила она. – Будьте любезны, отвезите меня домой.

Фрэнк со вздохом покорился.

– Конечно, конечно. Извините за беспокойство, миссис Бердок. – Фрэнк не привык извиняться, но при необходимости делал это весьма учтиво.

Не успел Фрэнк дотянуться до телефонной трубки, как Джон небрежно промолвил:

– Не утруждайся, старик. Я отвезу ее домой.

Глава 6

Ниема села в машину и пристегнула ремень безопасности.

– Ну что, мне придется завязать глаза? – язвительно осведомилась она. По ее тону можно было понять, что она вовсе не шутит. Гаражная дверь поднялась вверх, и автомобиль выкатился на улицу и повернул влево.

Такер – нет, теперь его надо называть Медина – усмехнулся и промолвил:

– Пожалуйста, если хотите. Неужели вас привезли сюда с завязанными глазами?

– Нет, конечно, я сама закрыла глаза, – серьезно пояснила Ниема. Она и вправду не желала знать, где живет заместитель директора отдела по особо важным операциям. Пять лет назад она потеряла вкус ко всякого рода приключениям и риску, а знать адрес Фрэнка Винея опасно для жизни.

Усмешка Медины сменилась широкой ухмылкой. «А он ведь чертовски хорош собой», – подумала она, рассматривая его в тусклом зеленоватом отсвете лампочек приборной доски. Все эти пять лет она вспоминала его исключительно как участника и свидетеля самой страшной трагедии в ее жизни и совсем забыла, как выглядит его лицо. И все же при встрече узнала его с первого взгляда, хотя теперь он был без бороды.

Увидев его, она испытала сильнейшее потрясение, а все потому, что никогда не думала, что ей доведется снова с ним встретиться, и его появление застало ее» врасплох. Такер, то есть Медина, так тесно был связан в ее сознании с ужасом пережитого горя, что один звук его голоса мгновенно перенес ее на пять лет назад, в прошлое.

– И как я сразу не догадалась, что вы сотрудник ЦРУ, а не контрактный агент? – Она чувствовала себя последней идиоткой: все озарения, как правило, приходят с опозданием.

– А как вы могли об этом догадаться? – возразил он. – Для всех я был именно контрактным агентом.

В эту минуту, оглядываясь назад, она вдруг поняла, что Даллас был посвящен в тайну Медины и поэтому убедил его остаться и не подвергать себя риску быть пойманным. И Даллас, давно свыкшийся с необходимостью строго хранить служебную информацию, не рассказал об этом никому, даже своей жене. Но теперь она сама работает на Агентство и знакома с этим правилом не понаслышке. Все сведения агент обязан держать при себе и не делиться ими ни с друзьями, ни с соседями – ни с кем; скрытность становится его второй натурой.

– Даллас ведь знал об этом? – спросила она для пущей уверенности.

– Он знал, что я не контрактный агент. Но мое настоящее имя было ему неизвестно. Раньше, когда я работал с ним, он знал меня под именем Такера.

– А мне вы зачем сообщили свое имя? Вы сделали это совершенно напрасно. – Лучше бы он ничего ей не говорил. Если только рассказы о неуловимом Джоне Медине правда хотя бы наполовину, ей незачем знать о нем всю подноготную. В этом случае гораздо надежнее и безопаснее вообще ничего не знать.

– Может, и не напрасно, – задумчиво обронил он, но не стал пускаться в дальнейшие разъяснения.

– Почему вы не сказали нам правду? Мы же работали вместе, как одна сплоченная команда. Мы доверяли друг другу.

– Так безопаснее. Не зная моего настоящего имени, вы не смогли бы его назвать, если бы вас схватили.

– А если бы схватили вас?

– Меня им никогда не поймать.

– Вот как? Почему же?

– Яд, – коротко ответил он.

Ниема поежилась. Она слышала, что некоторые агенты еще во времена «холодной войны» носили с собой специальные пилюли с цианидом, которые должны были проглотить, дабы не быть пойманными. При мысли о том, что Джон Медина предпринял те же самые меры безопасности, у нее засосало под ложечкой.

– Но…

– Это лучше, чем подвергнуться жестоким пыткам. – Он пожал плечами. – За прошедшие годы я многим успел крупно насолить. Уверен, они при случае с удовольствием разорвут меня на мелкие кусочки.

Принимая во внимание все, что ей было известно о его подвигах, Ниема могла бы сказать, что он несколько недооценивает ситуацию. Ходили слухи, что он убил собственную жену за то, что та была двойным агентом и намеревалась разоблачить «крота», внедрившегося в высшие эшелоны власти. Ниема не очень-то верила подобным слухам, поскольку сомневалась в самом существовании Джона Медины. Никто из тех, кто рассказывал о нем небылицы, ни разу не видел его в глаза и не знал, кто он на самом деле. Ниема считала его чем-то вроде легенды, имевшей хождение в интеллектуальных кругах.

У нее никак не укладывалось в голове, что этот человек-легенда существует на самом деле. И что еще более странно, он ничего не отрицает, как будто дурная слава – скромная плата за все его деяния.

– На вашем месте, – сурово заметила она, – я бы не особенно распространялась на эту тему. – Его ненужная болтливость невольно наводила на подозрения.

– Честно говоря, я так удивился, увидев вас, что выпалил первое, что пришло мне в голову.

Мысль о том, что он может потерять контроль над собой, показалась ей смехотворно нелепой. Ниема хмыкнула и заметила:

– Придумайте что-нибудь получше.

– Но это правда, – буркнул он. – Я не ожидал вас встретить.

– Вы не знали, что мистер Виней собирался договориться со мной о… об одном деле? И случайно зашли на огонек? Как такое может быть?

– Да, звучит не правдоподобно, но такое происходит довольно часто.

– Может, он надеялся, что вы уговорите меня поучаствовать в вашей операции?

– Вполне вероятно. Я понятия не имею, что у него на уме. – В голосе его послышалось раздражение. – Впрочем, я подозреваю, что он работает по двум направлениям. Спросите у него, по каким именно.

– Но я не собираюсь с ним работать – какая мне разница, что он задумал?

Медина неожиданно ухмыльнулся.

– Он не привык получать отказ, да еще так быстро. Немногие осмелились бы сказать ему «нет».

– Я ему предоставлю такую редкую возможность. Он промолвил с оттенком восхищения в голосе:

– Неудивительно, что Даллас был от вас без ума. Ему тоже никто не возражал. Он обладал железной волей, а не только внушительной внешностью.

Да, это так. Даллас был высок ростом и мускулист и весил двести тридцать пять фунтов. А главное, что отличало его от других, – это его внутренняя сила, его неукротимый дух, его решимость и целеустремленность.

Она никогда ни с кем не говорила о Далласе. Не могла. Все эти пять лет она хранила память о нем глубоко в душе; они были женаты всего несколько месяцев, не успели толком узнать друг друга и создать круг общих друзей и знакомых. Благодаря работе им часто приходилось путешествовать; они в спешке поженились в Рено, провели потрясающий медовый месяц в Арубе, после чего Даллас уехал на шесть недель, а она отправилась в Сиэтл, где работала на таможне, испытывая новые приборы наблюдения. Различные обстоятельства помешали им познакомиться с родственниками друг друга.

После гибели Далласа она поехала в Индиану к его родным. Они вместе оплакали Далласа, но его близкие были так убиты горем, что не могли предаваться воспоминаниям. Она время от времени писала им, однако, поскольку им не удалось завязать дружбу, пока Даллас был еще жив, теперь, после его трагической кончины, у них не было желания укреплять эти узы.

Ее собственная семья – милые провинциальные родственники из Айовы – окружила Ниему заботой и искренне сочувствовала ее горю, но не могла скрыть своего неодобрения относительно их с Далласом поездки в Иран. Ее родные – родители, братья Мэйсон и Сэм, сестра Кьяра – не представляли себе иной жизни, чем та, которой они жили: работа с девяти до пяти, семья, дети, родной городок, в котором знаешь всех соседей по именам, еженедельные закупки в супермаркете. В семейном гнезде Ниема была белой вороной. Близкие не понимали ее стремления посмотреть мир, ее страсти к работе и риску, которая толкнула Ниему на поиски приключений.

Все эти пять лет она прожила уединенно, погруженная в воспоминания, которые ей не с кем было разделить. Она мысленно произносила имя Далласа, когда ей становилось одиноко и тоскливо, а порой, когда горечь утраты охватывала ее с новой силой, оно срывалось с ее губ невыплаканным стоном, но ни разу и ни с кем не предавалась она воспоминаниям о своем погибшем муже.

Однако Медина знал его и был вместе с ней в Иране. Он бы понял ее. Он один смог бы ее понять.

Она не стала возражать, когда он предложил отвезти ее домой; он ведь не виноват в том, что произошло с Далласом. А может, ей просто хотелось поговорить с ним, облегчить душу и оставить страшное прошлое позади. Она бы давно это сделала, если бы знала, как его найти, но после того как они достигли Парижа, Такер исчез.

Обхватив руками колени, она уставилась в ветровое стекло. Если бы Даллас увидел, какой она стала, любил бы он ее по-прежнему? Он ведь познакомился с жизнерадостной девицей, обожавшей риск и опасность. Те времена давно канули в вечность. Она больше не рискует.

– Я так и не поблагодарила вас, – пробормотала она. – За все, что вы сделали для меня.

Он удивленно вскинул брови и бросил на нее быстрый взгляд.

– За что же благодарить?

Ей показалось, что он не только удивлен, но и ошеломлен ее неожиданным признанием.

– За то, что вывезли меня из Ирана, – пояснила она. И он еще удивляется! – Я была для вас обузой. – Точнее не скажешь. Те долгие дни совершенно не отложились в ее памяти; она не помнила, как покинула хижину. Она помнила переход через холодные, мрачные горы; помнила, как, оцепенев от горя, не чувствовала ни холода, ни боли.

– Я обещал Далласу.

Эти три слова прозвучали как клятва.

Имя Далласа, произнесенное вслух, болью отозвалось в ее сердце. За пять лет не было ни единого дня, чтобы она не думала о своем безвременно ушедшем муже. Сильное горе постепенно сменилось тоской и печалью одиночества, но теперь она все чаще вспоминала светлые и счастливые минуты их совместной жизни. Она жалела, что им не удалось подольше побыть друг с другом, получше узнать друг друга. Ей было тяжело слышать его имя, но со временем боль притупилась, и в голосе Медины она уловила печаль. Время не заглушило только чувство вины и сознание того, что Даллас ни за что не согласился бы идти на это дело, если бы его не уговорила она, Ниема.

Возможно, не она одна мучается раскаянием. Когда-то она считала, что Медина принадлежит к тому типу людей, которые добиваются поставленной цели любыми средствами и никогда не сожалеют о содеянном. Но теперь она поняла, что это не так. Он заботился о ней, как и обещал Далласу, хотя гораздо проще было бы бросить ее на произвол судьбы в ледяных горах. Она понятия не имела, почему он спас ее, но тем не менее была ему благодарна.

– Неужели вы думаете, что я вас виню в том, что случилось? – мягко промолвила она. – Нет. Я вас ни в чем не виню.

Ее признание снова застало его врасплох. На скулах заходили желваки.

– А стоило бы, – обронил он в ответ.

– Зачем? Что вы могли изменить, чем помочь? – В ту ужасную ночь в горах она не раз твердила себе эти доводы. – Мы все равно не смогли бы вытащить его с территории завода и увезти из Ирана. И вам это известно. И он это тоже понимал. И поэтому решил выполнить задание и предпочел быструю смерть медленной мучительной агонии. – Она горько усмехнулась. – Как вы с вашей пилюлей с цианидом.