Текст книги "Реликт"

– Доктор Фрок, – обратился к ученому Пендергаст, – прошу прощения. Этого джентльмена я ждал, когда мы начали разговор. Если хотите, можете присутствовать.

Фрок снова кивнул.

– Итак, доктор Катберт, – оживленно заговорил агент ФБР, обращаясь к шотландцу, – я попросил вас спуститься, потому что мне нужны сведения об этом месте. – И указал на большую дверь.

– О сохранной зоне? Какие сведения? Кто-нибудь другой наверняка мог бы… – заговорил Катберт.

– Но вопросы у меня к вам, – вежливо и вместе с тем твердо прервал его Пендергаст. – Войдем?

– Если это не займет много времени, – ответил Катберт. – Я должен готовить выставку.

– Да, конечно, – чуть насмешливо сказал Фрок. – Выставку.

И жестом велел Марго везти его вперед.

– Доктор Фрок? – вежливо произнес Пендергаст.

– Да?

– Не могли бы вы вернуть мне слепок?

Обитую медью дверь в сохранную зону заменили стальной. Напротив находилась маленькая дверка с табличкой «Pachidermae»[7]7
  Толстокожие (лат.).


[Закрыть]. Марго недоумевала, как удалось внести через нее громадные слоновые кости.

Отвернувшись, девушка вкатила коляску Фрока в узкий проход сохранной зоны за открытой дверью. По обе стороны его находились хранилища с наиболее ценными приобретениями музея: сапфирами и бриллиантами; слоновой костью и рогами носорогов, сложенными в штабеля, будто дрова; костями и шкурами исчезнувших животных; идолами военных богов зуньи. В дальнем конце прохода двое мужчин в темных костюмах разговаривали вполголоса. При появлении Пендергаста они вытянулись.

Агент ФБР остановился у раскрытой двери одного из хранилищ, похожей на прочие, с большой черной головкой для набора цифровых комбинаций, медной ручкой и декоративным орнаментом. Внутри горела лампочка, бросая яркий свет на металлические стены. В хранилище находилось всего несколько ящиков, довольно больших, за исключением одного. Крышка меньшего ящика была снята, а один из больших был серьезно поврежден, оттуда торчала набивка, похожая на мягкую древесную стружку.

Пендергаст подождал, когда все войдут в хранилище.

– Позвольте ввести вас в курс дела, – сказал он. – Охранник был убит неподалеку отсюда. Похоже, затем убийца пытался взломать дверь, ведущую в сохранную зону. Возможно, уже не впервые. Попытки оказались безуспешными. Поначалу мы терялись в догадках, что было нужно убийце. Как вам известно, ценного материала здесь много.

Пендергаст поманил одного из полицейских, тот подошел и подал ему листок бумаги.

– Поэтому мы навели справки и выяснили, что в течение полугода из сохранной зоны ничего не выносили и ничего сюда не вносили. За исключением этих ящиков. Их поместили в это хранилище на прошлой неделе. По вашему распоряжению, доктор Катберт.

– Мистер Пендергаст, позвольте объяснить… – начал тот.

– Минутку, пожалуйста, – попросил агент ФБР. – Осматривая ящики, мы обнаружили нечто весьма любопытное. – Он указал на поврежденный ящик. – Обратите внимание на эти планки. На них глубокие следы когтей. Наши эксперты утверждают, что раны убитых, возможно, нанесены тем же предметом или орудием.

Пендергаст умолк и пристально поглядел на Катберта.

– Я понятия не имел… – заговорил Катберт. – Ничего не было взято. Просто подумал… – и умолк.

– Доктор, не могли бы вы посвятить нас в историю этих ящиков?

– Это несложно, – ответил Катберт. – Тут нет никакой тайны. Это ящики давней экспедиции.

– Я так и понял, – сказал Пендергаст. – Какой именно?

– Экспедиции Уиттлси.

Агент ФБР молча ждал. Наконец Катберт вздохнул:

– Экспедиция отправилась в Южную Америку более пяти лет назад. И оказалась… не совсем успешной.

– Оказалась гибельной, – с иронией вмешался Фрок. И, не обращая внимания на гневный взгляд Катберта, продолжил: – Она вызвала скандал в музее. Экспедиция быстро распалась из-за личных неурядиц. Несколько членов ее было убито дикарями, остальные погибли в авиакатастрофе по пути в Нью-Йорк. Пошли неизбежные слухи о каком-то проклятии.

– Это преувеличение, – резко произнес Катберт. – Никаких скандалов не было.

Пендергаст поглядел на обоих.

– А что же ящики? – мягко осведомился он.

– Их отправили морем, – сказал Катберт. – Но это несущественно. В одном из ящиков находилась уникальная вещь, статуэтка, изготовленная индейцами вымершего южноамериканского племени. Она будет важным экспонатом на выставке «Суеверия».

Пендергаст кивнул:

– Продолжайте.

– На прошлой неделе, когда мы пришли за статуэткой, один из ящиков оказался взломанным. – Катберт указал на него. – И я распорядился, чтобы все их на время перенесли в сохранную зону.

– Что было взято?

– История несколько странная, – ответил Катберт. – Ни один из артефактов не исчез. А ведь только статуэтка стоит целое состояние. Она уникальна, единственный экземпляр в мире. Племя котога, которое ее изготовило, исчезло много лет назад.

– Значит, ничего не пропало? – спросил Пендергаст.

– Ничего значительного. Кажется, пропали семенные коробочки или что там они собой представляли. Максуэлл, ученый, который уложил их, погиб в той авиакатастрофе неподалеку от Венесуэлы.

– Семенные коробочки? – переспросил Пендергаст.

– Честно говоря, даже не знаю, что это было. Из всей документации сохранились только антропологические материалы. У нас был журнал Уиттлси, и только. Когда ящики поступили, началась восстановительная работа, но потом…

– Расскажите, пожалуйста, о той экспедиции подробнее, – попросил Пендергаст.

– Тут почти нечего рассказывать. Она отправилась разыскивать следы племени котога, произвести обследование и общий сбор материала в очень отдаленном районе латиноамериканских джунглей. Думаю, первоначальные исследования показали, что девяносто пять процентов тамошних растений неизвестны науке. Руководил экспедицией Уиттлси, антрополог. Полагаю, там были еще палеонтолог, зоолог, энтомолог, несколько помощников. Уиттлси и его помощник Крокер исчезли, возможно, были убиты дикарями. Остальные погибли в авиакатастрофе. Какая-то документация у нас была только на эту статуэтку – описание в журнале Уиттлси. Все прочее представляет собой загадку, данных нет.

– А почему материалы так долго находятся в ящиках? Почему их не распаковали, не внесли в каталоги, не поместили в коллекции?

Катберт поежился:

– Спросите Фрока. Он глава этого отдела.

– У нас огромные коллекции, – сказал Фрок. – С тридцатого года, например, в ящиках хранятся кости динозавров, к которым никто не притрагивался. Чтобы заниматься всем этим, требуется очень много денег и времени. – Он вздохнул. – Но в данном случае дело не просто в недосмотре. Насколько я помню, когда эти ящики прибыли, отделу антропологии было запрещено их касаться.

Он язвительно взглянул на Катберта.

– Это было много лет назад, – в свою очередь едко отозвался Катберт.

– Откуда вы знаете, что в этих ящиках нет редких находок? – спросил Пендергаст.

– Из журнала Уиттлси следовало, что статуэтка в маленьком ящике – единственный важный предмет.

– Можно ознакомиться с этим журналом?

Катберт покачал головой:

– Он исчез.

– Вы распорядились перенести сюда ящики по собственной инициативе?

– Я предложил доктору Райту сделать это, когда обнаружил, что один из ящиков поврежден, – ответил Катберт. – Мы храним материалы в тех ящиках, в которых они получены, пока не представится возможность разобрать и описать их. Таковы правила.

– Значит, ящики были перенесены в конце прошлой недели, – негромко, чуть ли не себе под нос произнес Пендергаст. – Перед самым убийством мальчиков. Что могло понадобиться убийце? – Агент снова взглянул на Катберта. – Что, вы сказали, взято из ящиков? Семенные коробочки?

Катберт пожал плечами:

– Я уже ответил: не знаю, что они представляли собой. Мне они показались семенными коробочками, но я не ботаник.

– Можете их описать?

– Толком уж не помню, годы прошли. Большие, тяжелые, округлые. Снаружи морщинистые. Понимаете, я всего дважды заглядывал в этот ящик: когда материалы только пришли и потом на прошлой неделе, когда искал Мбвуна. Ту самую статуэтку.

– Где она сейчас? – спросил Пендергаст.

– Видимо, уже на стенде: мы сегодня опечатываем выставку.

– Больше из ящика вы ничего не доставали?

– Нет. Уникальна там была только статуэтка.

– Мне хотелось бы взглянуть на нее, – сказал Пендергаст.

Катберт раздраженно переступил с ноги на ногу:

– Увидите, когда откроется выставка. Честно говоря, я не понимаю, к чему все это. Зачем тратить время на взломанный ящик, когда по музею бродит маньяк-убийца, а вы не в состоянии его найти?

Фрок откашлялся:

– Марго, пожалуйста, подвезите меня поближе.

Та подвезла его к ящикам. Ученый с кряхтением подался вперед и стал разглядывать сломанные доски.

Все наблюдали за ним.

– Спасибо, – сказал Фрок, распрямясь. И по очереди оглядел всех присутствующих. – Обратите, пожалуйста, внимание, что доски поцарапаны не только снаружи, но также изнутри, – сказал он наконец. И помолчав, спросил: – Мистер Пендергаст, разве у вас не возникает некое предположение?

– Я никогда не строю предположений, – с улыбкой ответил агент ФБР.

– Строите, – настаивал Фрок. – Все вы предполагаете, что кто-то или что-то вырвалось из этого ящика.

В хранилище внезапно воцарилось молчание. Марго ощутила легкие запахи пыли и стружек.

Потом Катберт хрипло засмеялся, смех его эхом раскатился по подземелью.

На обратном пути к своему кабинету Фрок был необычайно оживлен.

– Вы разглядели этот слепок? – спросил он Марго. – Птичьи атрибуты, морфология динозавра. Возможно, это именно оно!

Ученый с трудом сдерживался.

– Но, профессор Фрок, мистер Пендергаст считает, что этот предмет был специально изготовлен в качестве оружия, – торопливо возразила Марго.

И, сказав, поняла, что тоже хотела бы в это верить.

– Чушь! – фыркнул ученый. – Разве, глядя на слепок, вы не заметили чего-то мучительно знакомого и вместе с тем совершенно неизвестного? Мы – свидетели эволюционной аберрации, подтверждающей мою теорию.

В кабинете Фрок немедленно достал из кармана записную книжку и принялся писать.

– Но, профессор, разве могло бы подобное существо…

Марго умолкла, потому что рука Фрока стиснула ее запястье. Хватка старика оказалась необычайно крепкой.

– Моя дорогая, – произнес он, – как говорил Гамлет, «Есть многое на свете… что и не снилось нашим мудрецам». Наше дело не только думать. Иногда мы должны просто наблюдать. – Его негромкий голос дрожал от волнения. – Мы не можем упустить такой возможности, слышите? Будь проклята моя стальная тюрьма! Марго, вы должны стать моими глазами и ушами. Должны быть повсюду, искать, смотреть, быть продолжением моих пальцев. Нам нельзя упустить этой возможности. Согласны, Марго?

Он стиснул ее руку еще крепче.

19

В старом грузовом лифте двадцать восьмой секции музея, как всегда, пахло падалью. Смитбек пытался дышать ртом.

Кабина лифта была громадной, лифтер поставил себе стол, стул и увешал стены картинками из журнала, который издавался в музее. В подборе картинок он придерживался одной темы. Там были трущиеся шеями жирафы, спаривающиеся насекомые, бабуин, демонстрирующий свой зад, туземки с отвислыми грудями.

– Нравится моя картинная галерея? – с усмешкой спросил лифтер.

Ему было под шестьдесят, и он носил рыжий парик.

– Приятно видеть, что кое-кто так интересуется естественной историей, – саркастически ответил журналист.

Когда он выходил, запах падали ударил ему в нос с удвоенной силой.

– Как вы это выносите? – морщась, спросил он лифтера.

– Что выношу? – удивился лифтер, закрывая люк подъемника.

Из коридора послышался веселый голос.

– Добро пожаловать! – прокричал пожилой человек, перекрывая шум вентиляции, и пожал руку Смитбеку. – Сегодня я вываривал только зебру. Носорогов вы пропустили. Но все равно прошу вас, прошу!

Смитбек знал, что акцент у этого человека австрийский.

Йост фон Остер заведовал остеологической лабораторией, где вываривались до костей трупы животных. Ему перевалило за восемьдесят, но он был настолько упитанным, румяным, веселым, что большинство людей считали его значительно моложе.

Работать в музее фон Остер начал в конце двадцатых годов, подготавливал скелеты и устанавливал их на стендах. В те дни вершиной его достижений явилась серия конских скелетов. Один был установлен как идущий шагом, другой – бегущим рысью, третий – галопом. Говорили, что эти скелеты революционизировали способ экспонирования животных. Потом фон Остер принялся воссоздавать группы в естественной среде обитания, добиваясь того, чтобы каждая деталь – вплоть до слюны из пасти животного – выглядела реальной.

Но мода на группы в природной среде миновала, и фон Остера в конце концов перевели в остеологию. С презрением отвергая все предложения уйти на пенсию, он бодро руководил лабораторией, где животные – теперь получаемые главным образом из зоопарков – превращались в чистые белые кости для изучения или сборки в скелет. Однако умения создавать группы он не утратил, и его пригласили сделать группу с шаманом специально для выставки «Суеверия». Кропотливой работе над этой композицией Смитбек хотел посвятить одну из глав своей книги.

Фон Остер сделал приглашающий жест, и Смитбек вошел в лабораторию. В той знаменитой комнате он еще ни разу не был.

– Рад, что вы пришли осмотреть мою мастерскую, – сказал фон Остер. – После этих ужасных убийств людей здесь, внизу, бывает мало. Право, очень рад.

Мастерская напоминала некий гибрид цеха и кухни. Вдоль одной стены стояли глубокие цистерны из нержавеющей стали. Над ними на потолке крепились массивные блоки, с них свисали цепи с крюками для перемещения тяжелых туш. Посередине пола находился сток, в его решетке застряла маленькая сломанная кость. В дальнем углу мастерской стоял обитый нержавеющей сталью стол, на нем лежало какое-то крупное животное. Если бы не большая, написанная от руки табличка, привязанная к ножке стола, Смитбек ни за что бы не догадался, что это дюгонь из Саргассова моря: он уже почти полностью разложился. Возле туши лежали скребки, щипцы, скальпели.

– Спасибо, что нашли время принять меня, – выдавил журналист.

– Не за что! – воодушевился фон Остер. – Я хотел бы, чтобы здесь устраивались экскурсии, но этот этаж, к сожалению, сейчас закрыт для туристов. Попасть бы вам сюда, когда я вываривал носорога. На это стоило посмотреть!

Быстро пройдя по комнате, он показал Смитбеку цистерну с зеброй. Несмотря на вытяжной шкаф, вонь все еще была сильной. Фон Остер приподнял крышку и отступил, словно повар, гордящийся своим искусством.

– Что скажете об этом?

Смитбек поглядел на коричневую, напоминающую бульон жидкость. В ней лежал труп зебры, мясо и мягкие ткани медленно разжижались.

– Слегка протухло, – слабым голосом произнес журналист.

– То есть как это протухло? То, что надо! Внизу находится горелка. Она поддерживает постоянную температуру – девяносто пять градусов. Понимаете, сперва мы опускаем труп в цистерну. Он гниет. Через две недели вынимаем затычку и все сливаем. У нас остается груда грязных костей. Мы снова заливаем цистерну водой, добавляем квасцов и кипятим. Долго кипятить кости нельзя, они размякнут.

Фон Остер перевел дыхание.

– Знаете, получается то же самое, как если слишком долго варить курицу. Пфуй! Гадость! Но кости все еще жирные, поэтому мы моем их в бензоле. И они становятся совершенно белыми.

– Мистер фон Остер, – заговорил Смитбек, понимая, что если быстро не переведет разговор в другую колею, то не скоро выйдет отсюда. Он уже едва мог переносить этот запах. – Не могли бы вы рассказать о группе с шаманом, над которой работаете? Я пишу книгу о выставке «Суеверия». Помните наш разговор?

– Ja, ja![8]8
  Да, да! (нем.)


[Закрыть] Конечно!

Ученый подошел к письменному столу и достал несколько набросков. Смитбек включил диктофон.

– Сперва рисуешь фон на вогнутой поверхности, чтобы не было углов, понимаете? Необходимо создать иллюзию глубины.

Фон Остер принялся описывать процесс высоким от волнения голосом. «Отлично, – подумал Смитбек. – Этот человек – находка для журналиста».

Говорил фон Остер долго, оживленно жестикулируя, делая передышки. Закончив, он улыбнулся Смитбеку:

– А теперь не хотите ли взглянуть на жуков?

Смитбек не смог удержаться. Эти жуки пользовались широкой известностью. Фон Остер изобрел метод, которым пользовались теперь все музеи естественной истории в стране: жуки полностью уничтожали плоть трупов мелких животных, оставляя совершенно чистый скелет.

В «безопасной» комнате чуть побольше чулана, где содержались жуки, было влажно и душно. Жуков, именуемых «дерместиды», привезли из Африки, жили они в белых фарфоровых чашах со скользкими стенками и прозрачными крышками. Смитбек смотрел, как они медленно ползают по рядам мертвых, освежеванных животных.

– Что это за существа? – спросил он, глядя на покрытые жуками тушки в чашах.

– Летучие мыши! – ответил фон Остер. – Для доктора Пойсманса. Чтобы очистить их скелеты, требуется десять дней.

Смитбек по горло был сыт жуками и запахами. Он выпрямился и протянул руку старому ученому.

– Мне пора. Спасибо за интервью. А эти жуки очень любопытны.

– Пожалуйста! – ответил фон Остер. – Хотя погодите. Вы сказали «интервью». Для кого пишете?

– Для музея, – ответил Смитбек. – По инициативе Рикмен.

– Рикмен? – Глаза фон Остера внезапно сузились.

– Да. А что?

– Вы работаете на Рикмен?

– Собственно говоря, нет. Она просто, ну… вмешивается, – объяснил журналист.

Фон Остер усмехнулся:

– Несносная особа! Почему вы работаете под ее началом?

– Так уж получилось, – ответил Смитбек, довольный тем, что обрел союзника. – Вы даже не представляете, чего я от нее натерпелся. Господи!

Фон Остер сцепил пальцы рук:

– Охотно верю! Охотно! Она повсюду чинит неприятности! Даже на выставке!

Смитбек внезапно заинтересовался:

– Какие же?

– Она бывает там ежедневно, твердит: «Это нехорошо, то нехорошо». Mein Gott[9]9
  Господи (нем.).


[Закрыть], ну и женщина!

– Это на нее похоже, – произнес Смитбек с мрачной улыбкой. – И что же там нехорошо?

– Ну вот я был вчера там во второй половине дня. Она явилась и подняла крик: «Все покиньте выставку! Мы внесем статуэтку племени котога!» Всем пришлось бросить работу и выйти.

– Статуэтку? Какую? Что в ней такого секретного?

Журналист вдруг подумал: нечто столь беспокоящее Рикмен может оказаться полезным для него.

– Статуэтку Мбвуна, важный экспонат. Я о ней почти ничего не знаю. Но Рикмен была очень озабочена, можете мне поверить.

– Почему?

– Я же говорю, из-за этой статуэтки. Вы про нее не знаете? О ней много разговоров, очень, очень дурных. Я стараюсь не обращать внимания.

– Каких например?

Смитбек еще долго слушал старика. И наконец, пятясь, вышел из мастерской. Фон Остер провожал его до самого лифта.

Когда двери закрывались, старик все еще продолжал говорить.

– Для вас несчастье работать на нее! – прокричал он, когда лифт тронулся вверх.

Но Смитбек не слышал. Он напряженно размышлял.

20

Лишь под вечер утомленная Марго оторвала взгляд от монитора. Нажала на клавиши, запуская стоящий в коридоре принтер, потом откинулась назад и потерла глаза. Текст для Мориарти был наконец готов. Возможно, получился он не столь изящным и вразумительным, как ей хотелось бы, но работать над ним больше не было времени. Все же она была довольна своим трудом и собралась отнести распечатку на четвертый этаж, в обсерваторию Баттерфилда, где находилась группа подготовки «Суеверий».

Марго полистала справочник, нашла номер телефона Мориарти. Придвинула аппарат и набрала четырехзначный номер.

– Центр подготовки выставки, – услышала она в трубке протяжный голос. В отдалении слышались голоса.

– Можно Джорджа Мориарти? – спросила Марго.

– Думаю, он на выставке, – ответил тот же голос. – Мы расходимся. Передать ему что-нибудь?

– Нет, спасибо.

Марго положила трубку. Поглядела на часики: почти пять. Пора покидать музей. Но выставка открывалась в пятницу вечером, а она обещала Мориарти этот материал.

Собравшись встать. Марго вспомнила просьбу Фрока позвонить Грегу Каваките. Вздохнула и снова взялась за телефон: «Сделаю попытку. Скорее всего, он уже ушел, и можно будет просто оставить запись на автоответчике».

– Грег Кавакита слушает, – послышался в трубке знакомый баритон.

– Это Марго Грин.

«Перестань говорить извиняющимся тоном. Он не глава отдела, не твой начальник или что-то в этом роде».

– Привет, Марго. В чем дело?

Она услышала позвякивание его ключей.

– Хочу попросить тебя о любезности. Собственно говоря, это предложение доктора Фрока. Я делаю анализ образцов лекарственных растений, которыми пользовалось племя кирибуту, и он хотел бы, чтобы я пропустила их через твой экстраполятор. Возможно, обнаружатся какие-то генетические аналогии.

Молчание.

– Доктор Фрок считает, что это будет полезным испытанием твоей программы, а заодно и помощью мне, – добавила она.

– Понимаешь, Марго, – ответил, помолчав. Кавакита, – я бы рад тебе помочь. Поверь. Но экстраполятор пока еще не в том виде, чтобы им пользовался кто попало. Я все еще довожу его до ума и не могу поручиться за результаты.

Лицо Марго вспыхнуло.

– Кто попало?

– Извини, неудачно выразился. Ты понимаешь, что я имею в виду. К тому же время у меня сейчас напряженное, и необходимость рано покидать музей очень некстати. Слушай, может, вернемся к этому разговору через недельку-другую. Лады?

Кавакита положил трубку.

Марго поднялась, схватила куртку, сумочку и направилась в коридор к принтеру за распечаткой. Ей стало ясно, что Кавакита будет затягивать дело до бесконечности. Ну и черт с ним. Нужно найти Мориарти и отдать ему распечатку. В конце концов, возможно, удастся посмотреть выставку, а может, и узнать, из-за чего поднялся весь этот шум.

Несколько минут спустя Марго медленно шагала по пустынному мемориальному залу Селоуса. У входа стояли двое охранников, ассистент в информационном центре готовил сувениры, предназначенные для продажи посетителям на следующий день. «Если только посетители будут», – подумала Марго. Под громадной бронзовой статуей Селоуса разговаривали двое полицейских. Марго они не заметили.

Девушка невольно вернулась мыслями к утреннему разговору с Фроком. Если убийцу не найдут, меры безопасности будут ужесточаться. Возможно, защиту ее диссертации перенесут на более поздний срок. Или весь музей вообще закроют. Марго потрясла головой. Если это произойдет, она точно уедет в Массачусетс.

Марго направилась к галерее Уокера и заднему входу на выставку. К ее смятению, большие железные двери оказались закрыты. Перед ними на двух медных столбиках висел бархатный шнур, а рядом неподвижно стоял полицейский.

– Могу я помочь вам, мисс? – спросил он.

На его нагрудной табличке было написано: «Ф. БОРЕГАР».

– Хочу повидать Джорджа Мориарти, – ответила Марго. – Думаю, он на выставке. Нужно кое-что отдать ему.

Она помахала распечаткой, но на полицейского это не произвело впечатления.

– Извините, мисс, – сказал он. – Уже шестой час. Вам не следует находиться здесь. – И добавил помягче: – К тому же выставка опечатана до открытия.

– Но… – запротестовала было Марго, потом со вздохом повернулась и пошла обратно к Ротонде.

Зайдя за угол, девушка остановилась. В конце пустого коридора виднелся большой полутемный зал. Полицейского Борегара видно не было. Поддавшись порыву. Марго повернула налево, через маленький, невысокий проем в другой, параллельный коридор. Может, все-таки еще не поздно найти Мориарти.

Марго поднялась по широкой лестнице, осторожно огляделась и крадучись вошла в сводчатый зал, посвященный насекомым. Потом свернула направо и вышла на галерею, опоясывающую второй ярус морского зала. Как и повсюду в музее, там было безлюдно и жутковато.

Она спустилась по одной из парных лестниц на гранитный пол нижнего яруса. Шагая еще осторожнее, миновала группу моржей в натуральную величину и тщательно изготовленный макет подводного рифа. Такие диорамы, вошедшие в моду в тридцатых – сороковых годах, больше не строили – Марго знала, что теперь это стало слишком дорого.

В дальнем конце зала был выход на галерею Вейсмана, где устраивались большие временные экспозиции. Это была одна из галерей, где размещались «Суеверия». Стекла дверных створок были закрыты изнутри черной бумагой, висело большое объявление: «ГАЛЕРЕЯ ЗАКРЫТА. ГОТОВИТСЯ НОВАЯ ВЫСТАВКА. СПАСИБО ЗА ПОНИМАНИЕ».

Левая створка находилась на запоре. Правая легко подалась.

Дверь с тихим шелестом закрылась, и Марго оказалась в узком пространстве между стенами галереи и «изнанкой» собственно выставки. Там в беспорядке были разбросаны листы фанеры, длинные гвозди, по полу вились электрокабели. Слева от нее громоздилось грубо сколоченное сооружение с деревянными подпорками, очень похожее на задник голливудской декорации. Эта часть выставки не предназначалась для глаз посетителей.

Марго осторожно двинулась по захламленному полу, ища какой-нибудь проход на выставку. Освещение было скудным – забранные металлической сеткой лампочки располагались через двадцать футов, – и ей вовсе не хотелось споткнуться и упасть. Вскоре девушка обнаружила небольшой проем между деревянными панелями и решила, что сможет протиснуться.

Марго попала в большой шестиугольный вестибюль. Уходящие в темноту проходы в трех стенах были обрамлены готическими арками. Освещены были главным образом расположенные почти под потолком изображения шаманов. Она задумчиво оглядела все три выхода, не представляя, в какой части выставки находится, – где начало, где конец и куда идти, чтобы отыскать Мориатри.

– Джордж? – негромко позвала она, почему-то боясь повысить голос в тишине и полумраке.

Марго пошла по центральному проходу и оказалась еще в одном коридоре, более длинном, чем предыдущий, и заставленном экспонатами. Кое-где в ярких пятнах света виднелись артефакты: маска, костяной нож, резная, усеянная гвоздями фигурка. Экспонаты словно бы плавали в бархатной темноте. На потолке играли причудливые тени.

К дальнему концу галереи стены сужались. У Марго появилось странное ощущение, будто она погружается в какую-то глубокую пещеру. «Очень впечатляюще», – подумала девушка. Ей было понятно, почему Фрок недоволен выставкой.

Марго шла все дальше в темноту, слыша только собственные шаги по толстой ковровой дорожке. Экспонатов она не видела, пока едва не натыкалась на них, и гадала, как будет возвращаться в вестибюль с шаманами. Если повезет, может, где-нибудь окажется незапертый выход – незапертый и хорошо освещенный.

Впереди и без того узкий коридор раздваивался. После минутного колебания Марго выбрала правое ответвление. Идя по нему, она разглядела по обе стороны маленькие ниши, в каждую был помещен какой-нибудь причудливый артефакт. Тишина была такой, что Марго невольно затаила дыхание.

Коридор расширился, превратился в комнату, и Марго остановилась перед коллекцией покрытых татуировкой голов маори. Они не ссохлись – под кожей определенно находились черепа, сохраненные, как объясняла надпись на табличке, с помощью копчения. Глазницы были заткнуты каким-то волокном, кожа цвета красного дерева поблескивала. Между черными съежившимися губами белели зубы. Голов было шесть. Синие татуировки поражали сложностью: замысловатые спирали многократно пересекались, изгибаясь бесчисленными узорами на щеках, носах и подбородках. Табличка гласила, что татуировки сделаны при жизни, а головы сохранены в знак уважения.

За стендом с головами стены галереи сходились углом. В углу был установлен массивный, приземистый тотемный столб, подсвеченный снизу тусклым оранжевым светом. Тени громадных волчьих голов и птиц с хищно изогнутыми клювами серели на черном потолке. Уверенная, что забрела в тупик, Марго неохотно подошла к тотемному столбу. За ним слева увидела небольшой проход, ведущий в какую-то нишу. И медленно направилась туда, стараясь ступать бесшумно. Желание снова окликнуть Мориарти у нее давно исчезло. «Слава богу, я далеко от старого подвала», – подумала девушка.

В нише размещалось собрание фетишей. Некоторые представляли собой грубо вытесанные из камня фигурки животных, но большей частью то были чудовища, олицетворявшие темную сторону людских суеверий. Еще один проход вывел Марго в длинную узкую комнату. Всю ее сверху донизу покрывал черный войлок, сквозь невидимые отверстия сочился тусклый голубой свет. Потолок был низким, Марго едва не касалась его головой. «Смитбеку пришлось бы передвигаться на четвереньках», – мелькнула у нее мысль.

Из этой комнаты Марго попала в восьмиугольный зал под высоким крестовым сводом. Разноцветные лучики проникали сверху сквозь витражные стекла со средневековыми изображениями ада, вмонтированные в сводчатый потолок. В каждой стене было по большой витрине.

Марго подошла к ближайшей и обнаружила, что заглядывает в гробницу индейцев майя. Посредине ее лежал скелет, покрытый толстым слоем пыли. На ребрах – золотой нагрудник, пальцы унизаны золотыми кольцами. Вокруг черепа полукругом стояли раскрашенные глиняные горшки. В одном виднелись ссохшиеся початки кукурузы.

В следующем окне демонстрировалось эскимосское погребение в скалах с мумией эскимоса, обернутой звериными шкурами. Дальше следовало нечто еще более поразительное: гнилой европейского стиля гроб без крышки вместе с телом покойника. Труп с заметными следами разложения был одет в почти истлевшие сюртук, галстук и брюки. Голова его была приподнята, словно он хотел поведать Марго какой-то секрет, под закрытыми веками бугрились глаза, рот застыл в мучительной гримасе. Марго попятилась. «Господи помилуй, – подумала она, – это чей-то прадед». Прозаический тон таблички, описывающий ритуалы похорон в девятнадцатом веке, не соответствовал безобразию зрелища. «Действительно, – подумала Марго, – музей рискует, выставляя подобные экспонаты».

Она решила не смотреть в остальные витрины и вышла через низкий сводчатый проход в дальнем конце восьмиугольного зала. Коридор за ним раздваивался. Слева находился небольшой тупик; справа длинный узкий проход вел в темноту. Идти туда ей не хотелось, во всяком случае сразу. Она вошла в тупичок и внезапно замерла. Потом приблизилась к одной из витрин, чтобы разглядеть ее повнимательнее.

Эта галерея представляла концепцию высшего зла во множестве мистических форм. Там были многочисленные изображения средневекового дьявола; был эскимосский злой дух Торнарсук. Но внимание Марго привлек грубый каменный алтарь, поставленный в центре галереи. На алтаре стояла освещенная желтым светом статуэтка, детали которой были проработаны так, что у Марго перехватило дыхание. Покрытое чешуйками существо сидело, опираясь на четыре лапы. Однако в фигурке было кое-что тревожаще человеческое: длинные предплечья, посадка головы. Марго содрогнулась. Какое воображение могло породить существо с чешуей и шерстью? Взгляд ее опустился к табличке.