Текст книги "Взлет и Падение Короля-Дракона"

– Я дарую тебе право отказываться служить мне, Павек. Прямо сейчас, я гарантирую тебе это. Если хочешь, можешь выйти через эту дверь. Уходи, и знай в своем сердце, что я не буду преследовать тебя. Решение за тобой, – сказал Хаману, а в его воображении человеческое тело и одежда из льна вспыхнули, запылали желто-оранжевым цветом, а сердце человека, видимо что-то почувствовав, забилось быстрее.

Хаману втянул в себя свое Невидимое влияние: он мог заставить человека мыслить так, как того хотел. Мир стал тише и спокойнее, когда его чувства ограничились, стали как у обычного смертного. Он на самом деле не знал, что выберет Павек. Когда Телами ушла, у него хватило силы духа и твердости сдержать свое слово; другим так не повезло. Хаману сам не знал, что он сделает, если Павек решит уйти. Ставки были высоки, но даже после тринадцати сотен лет управления городом мысль о том, что какой-то жалкий смертный может не подчиниться ему, была как ядовитая заноза в сердце.

Павек оперся о ручку лопаты и поднялся на ноги. – Я слишком долго был темпларом, – сказал он, втыкая лопату в землю. Оставив ее торчать из бесплодной почвы, он коснулся пальцами золотого медальона, висевшего на шее под рубашкой. – Скажите мне придти, Великий, и я приду. Скажите мне уйти, и я уйду. А если вы попросите меня выбрать, я останусь стоять там, где стоял, потому что я такой, как я есть.

Хаману выдохнул, и снова стал управлять миром вокруг себя. Хотя золотой медальон Павека, висевший на золотой цепи, находился между пальцами его темплара, Хамана чувствовал все, что происходит в сердце мужчины, стоявшего перед ним, ощущал малейшие вибрации его мыслей. Честность как всегда победила.

Зато глядя внутрь своего собственного сознания, Хаману видел множество вопросов, на которые он не мог даже надеяться получить ответ. Ожидал ли он другого от Павека? Разрешил бы он Павеку спокойно уйти, или же был риск, что привычки всей жизни окажутся чем способности Доблестного Воина заставлять своих подданных? Он был последний из Доблестных Воинов Раджаата, и эта его способность стала привычкой, глубоко укоренившейся в нем, как и в любом из его темпларов. Много веков назад такая исковерканная психика восхитила бы его, на за тысячу лет самоанализ ему просто надоел. Он тоже был тем, кем он был.

Его глаза встретили взгляд Павека. Несмотря на страх, недоверие и привычки, которые пропитывали все существо темплара, тот не отклонился и не вздрогнул. Возможно, он был именно тем человеком, на которого мог положиться любой Доблестный Воин: воин, который может выдержать твой взгляд.

В данный момент достаточно одного взгляда. Павек был далеко не единственный темплар, который требовал внимания Хаману. Кто-то еще положил свою руку на медальон. С быстротой молнии Хаману определил металлический медальон, драгоценный камень на нем и твердую руку, которая его держала.

Командор Джавед .

Искра узнавания прошла через другой мир и дошла до военного бюро. Когда она встала в выемку в медальоне Джаведа, они оба объединились в мыслях Хаману. Он послал Виндривера шпионить за Кролем-Тенью – бестелесный тролль может проникнуть туда, куда заказан вход любому смертному – но он послал и своего собственного воина, чтобы разведать все об армии Короля-Тени. Он не удивился, узнав, что командор вернулся в Урик первым.

Рассказывай! потребовал он, потому что было намного легче слушать, чем вслепую рыться среди хаотических мыслей. Где войско, которое Король-Тень ведет через нашу страну?

Ушло в тень, как и их король, Великий, как только увидели нашу пыль на горизонте, рассказал Джавед.Женщины и их наемники улизнули, не захотев сражаться с нами лицом к лицу.

Хаману нахмурился. Многие столетия он и Галлард, Погибель Гномов, посылали войска на пустынные границы своих владений и устраивали маленькие сражения, тренируя войска и заодно стараясь понять, нельзя ли добиться серьезной победы. И никогда такого не было, чтобы войска Нибеная сбежали с поя боя еще до его начала. Он пробежался по поверхности сознания эльфа, собирая картины покинутого лагеря: холодные очаги, пустые траншеи, пустые загоны для канков.

Ничего ценного, вообще ни единой мало-мальски ценной вещи , задумчиво сказал Хаману к удовольствию своего командора. Нет даже перевернутого горшка для еды или остатков корма для канков. Они планировали отступить без боя с самого начала .

Так и мне кажется, Великий, согласился Джаред, как только Хаману собрался углубиться поглубже в его воспоминания. Я иду к вам, Великий. Мысли эльфа расплылись в сером эфире нижнего мира.

Темплары Урика обычно не изучали Невидимый Путь. Его тайны уходили корнями в силы, которые Хаману не мог контролировать, как он контролировал элементарную магию, которую распределял через медальоны. Исключения он делал только для командоров и других темпларов высшего ранга, чьи мысли могли бы прочитать враги Урика.

Как мыслеходец, Джавед не мог даже и подумать, чтобы соревноваться со своим королем, но мог подать сигнал тревоги, а Хаману всегда был наготове.

Я иду к вам, Великий, повторил командор, распространяя свое сознание так, чтобы король мог видеть громадного канка, на котором он, эльф пустыни, скакал из уважения к своему королю, потому что жук все-таки был быстрее, чем не слишком молодые заслуженные ноги.

Зеленый лабиринт орошаемых полей фермерских хозяйств Урика уже был виден со спины канка-гиганта.

Великий, даруй мне быстрый проход через Модекан к воротам Урика и за них.

Темплары – даже высокопоставленные командоры вроде Джаведа или носители золотых медальонов вроде Павека – могли использовать свои медальоны, чтобы напрямую связываться со своим королем, но только не друг с другом. Если командор хотел избежать конфронтации с темпларами гражданского бюро, которые контролировали передвижения по спицам колеса, в центре которого находился Урик, а тем более если он хотел доехать на канке прямо до ворот королевского дворца, Лев из Урика должен был отдать несколько распоряжений.

Даровано, сказал Хаману. Он оборвал контакт через Невидимый Путь.

Хаману вызвал легкоузнаваемые крыши зданий Модекана из своей памяти и сделал их настоящими. Глядя из другого мира, он увидел как одетые в желтое темплары, дремлющие на своем посту у ворот, внезапно проснулись и в шоке схватилась за свои медальоны. Все как один обратили лица с отлившей от них кровью к небу, на котором по воле Льва появилась пара огромных желтых глаз с с вертикальной щелью зрачка.

– Герой Урика скоро появится.

Хаману передал свой голос из дворца в деревню, где его мог слышать каждый темплар, и весь остальной Модекан тоже. Раздались громкие одобрительные крики, вся деревня бешенно зааплодировала. Если бы Хаману не был абсолютно уверен в верности Джаведа, он мог бы даже позавидовать популярности эльфа. А так он просто продолжил выкрикивать свои приказы.

– Герою вопросов не задавать и не мешать. Освободить ему дорогу на Урик. Обеспечить максимально быстрый проход.

В казармах деревни дисциплина была поставлена из рук вон плохо: половина темпларов упала на колени, остальные ударили кулаком в грудь, приветствуя короля. Но воля Хаману будет выполнена – он аккуратно коснулся сознания каждого темплара острым краем своего гнева прежде, чем закрыл глаза. Через мгновение глаза короля появились над южными воротами Урика, потом он моргнул и опять перенес внимание на свое убежище.

Павек все еще глядел на него. Хотя разговоры через медальон остались для него тайной, он безусловно слышал сказанные команды и сделал свои собственные заключения.

– Командор Джавед, Великий? – спросил он. – Урик в опасности, Великий? – Остальные вопросы в сознании Павека: «Поэтому и позвали меня? Вы ожидаете, что я вызову стража?» остались непроизнесенными, но, конечно, не неуслышанными.

– Ты сможешь сам судить об этом, Павек, – предложил король, одновременно великодушно и требовательно. Он разрешил блеску в его желтых человеческих глазах исчезнуть, и темплар смог отвести взгляд.

Было еще достаточно времени, так что дворцовые рабы успели вымыть Павека душистым мылом и переодеть в изысканную одежду из гардероба самого короля. Шелк едва касался плеч Павека, а потом красиво струился вдоль его рук и ног. Внушительная фигура Павека вполне могла принадлежать какому-нибудь командору, но ему не хватало величия. Вслед за Хаману он пошел в королевскую приемную, выглядя именно тем, кем он был: самым обычным человеком в чужой одежде.

Короли-волшебники, одним из которых был Хаману, обычно строили дворцы с монументальным тронным залом, который заставлял смертных чувствовать себя мелким и ничтожным, когда они входили в него. В зале Хаману стоял украшенный драгоценными камнями трон, который вызывал боль в его спине совершенно независимо от того, в какой форме он на нем сидел. К сожалению, обстоятельства требовали, что он принимал просителей в полных доспехах… и получал полную порцию боли. Иногда он спрашивал себя, как остальные переносили эту пытку – может быть они знали какое-то заклинание, которое он упустил, или просто страдали меньше, потому что не морили себя голодом и на их бессмертных костях было побольше мяса, чем у него.

Но скорее всего другие наслаждались этим зрелищем, а Хаману нет. У него было достаточно мало общего с ними с самого начала, и никакие последующие события не сделали их ближе. Он видел их крайне редко, во всяком случае намного реже чем рабов, подстригавших его мнимые ногти. Говоря по правде, Хаману не считал их ровней себе и уж тем более своими товарищами. Самыми его ближайшими товарищами были его собственные мысли, и те места, где он жил, только подчеркивали его добровольную самоизоляцию.

Хаману предпочитал заниматься делами Урика в простой комнате, в которой на стене висела пара всегда зажженных факелов, и единственной мебелью были мраморная скамья и черный валун на мелком сером песке. Вода магически лилась из валуна и, когда Хаману входил в комнату, начинала стекать по трем из четырех грубо отделанных стен.

Журчание стекающей воды успокаивало нервы Хаману и заодно внушало почтение друида-новичка, который старательно подавлял в себе интерес к заклинанию, которое заставляло воду течь. На самом деле маленькие водопады имели совершенно простую цель: разговоры в комнате было невозможно подслушать, ни физически, ни магически.

– Садись, – сказал Хаману Павеку, пока он сам ходил вокруг сверкающего камня размеренным шагом солдата. – Джавед уже прошел через ворота. Скоро он будет здесь.

Павек подчинился. Он сфокусировался на воде, текушей из валуна, и его мысли явственно успокоились. Затем мысли Павека исчезли в песке. Хаману перестал ходить. Он мог видеть человека глазами, слышал его дыхание и ровные удары его сердца, но Невидимое присутствие, при помощи которого Король-Лев глядел за своими темпларами и вообще за любыми живыми созданиями, привлекавшими его внимание, внезапно и полностью прекратилось.

Даже Телами не смогла бы проделать такой трюк.

Страж, сказал себе Хаману, друидическая сущность Урика, который держался в стороне от любых сверхъестественных созданий, созданных магией Раджаата, но приходил на зов самого обыкновенного человека. Лев из Урика немедленно создал незаметную сферу вокруг своего друида-темплара и дал ей расшириться, надеясь заметить какие-нибудь колебания в нижнем мире, которые сказали бы ему о присутствиии стража.

Он не нашел ничего и стал размышлять о такой форме магии, которая может скрыть мысли человека от внимания Доблестного Воина, когда трубы объявили о прибытие Командора Джаведа. Хаману коснулся сознания стражей в коридоре и высокие бронзовые двери открылись, пропуская эльфа, который носил свой титул, Герой Урика, уже больше сорока лет.

Эльф был высок даже для своей расы. Когда он стоял, его голова и плечи возвышались над Павеком, да и над самим Хаману в образе человека. Кожа и волосы были черные, как валун в центре комнаты – точнее они такими были бы, если бы он не сказал так быстро и не пришел прямо к своему королю, нигде не задерживаясь. Дорожная пыль покрывала командора с ног до головы; он почти выглядел на свой возраст. Павек, который был высшим темпларом и превосходил командора по рангу, встал и предложил ему свое место на каменной скамье.

Джавед поклонился до земли Хаману, потом повернулся к Павеку. – Я и так слишком долго сидел, милорд. Для старых ног старого эльфа будет лучше немного постоять.

Что было правдой, насколько Хаману мог судить. Хаману мог чувствовать, как болят старые кости Джаведа и натертые за время пути раны. Он мог бы сделать так, чтобы они не беспокоили эльфа, как его самого не беспокоила собственная боль, но это безусловно унизило бы командора, было бы ударом по его чести.

– Может быть я могу подержать это? – спросил Павек – вечный регулятор третьего ранга – протягивая руку к завернутому в кожу свертку, который Джавед держал в одной руке.

Но ради этого свертка Джавед несся через пустыню и рисковал гневом своего короля, ставя псионический щит. Командор испытывал к темплару со шрамом на лице что-то вроде отеческой любви, но сверток мог доверить только своему королю.

– Что ты нашел, Джавед? Карты, свитки? – спросил Хаману, стараясь сдержать свое любопытство, которое могло убить любого, слишком много времени стоявшего между ним и удовлетворением своего желания.

Джавед хорошо знал своего короля и видел, что происходит. Он быстро положил сверток на скамью и перерезал жилы иникса, обвязанные вокруг него. Если бы он попытался развязать узлы, то рисковал бы своей жизнью. Под кожей оказались слои шелка, несколько бледно-желтых вязанных рубашек, которые, как настойчиво утверждал Джавед, были лучшей защитой для смертных от отравленных стрел и мечей халфлингов.

Хаману сжал кулаки, пока командор осторожно, рукав за рукавом, откладывал рубашки в сторону. Он уже знал, что в центре пакета Джаведа было что-то достаточно обыкновенное: свиток с заклинанием, карта местности или еще что-то в этом духе. Хотя ни один из смертных этого не заметил, в комнате стало тише, когда небольшая магия, циркулировавшая по стенам под видом воды, впитала в себя зловещее излучение, поднимавшее из-под шелка. Так что Лев из Урика спокойно ждал, пока его командор не отступил в сторону.

Последний слой шелка, которого Джавед отказался коснуться, выглядел так, как будто лучи смертельного солнца Атхаса непрерывно били по нему не меньше века. Его краски выцвели, он стал серым, цвета гниющей кости, а швы самой рубашки истлели.

– Великий, два хороших человека умерли, завертывая это, чтобы я мог довезти его до вас, – объяснил Джавед. – Если на то будет ваша воля, я умру, прямо здесь, разворачивая его, но если вы захотите еще как-нибудь использовать старого усталого эльфа, то, Великий, я думаю, что лучше всего вам самим достать его из свертка.

– Где? – спросил Хаману странным, задыхающимся шепотом, не больше чем Джавед или Павек желая коснуться шелка и того, что он скрывает. – Как? Было ли что-нибудь еще вместе с ним?

Джавед покачал головой. – Кусок пергамента, Великий. Послание, насколько я могу судить. Но эта штука выцвела и выглядит не менее старой, чем этот шелк. Мы бы никогда не нашли ее, если бы один из моих людей не споткнулся бы об нее и не умер… – Эльф остановился и уставился в глаза Хаману, ожидая реакции, но Хаману был еще не готов. Джавед нервно кашлянул и продолжил, – Я не могу говорить с полной уверенностью, что солдаты Нибеная намеренно оставили-

– Ты можешь быть уверен, что это совершенно намеренно, – заверил его Хаману со слабым вздохом.

Он махнул рукой, приказывая смертным отойти в сторону, потом стряхнул со своей правой руки человекоподобную оболочку. Мужчины никак не отреагировали на скелетоподобные пальцы с угрожающими черными ногтями – точнее каждый из них постарался проглотить свой ужас, пока Хаману тщательно срезал оставшийся шелк.

Осколок черного стекла, длинный, как рука эльфа, появился из-под шелка. Обсидиан, но другой, не обычный обсидиан из каменоломен Урика, а скорее такой, какой использовал Раджаат, чтобы создать своих Доблестных Воинов.

– Дрегош? – Подумал вслух Хаману. Неужели это именно то, что Галлард получил как плату за свои шесты из агафари? Прежде, чем он успел поразмышлять дальше, на конце осколка появился красный уголек. – Держитесь подальше от этого, – предупредил он своих смертных товарищей. – И стойте очень тихо и неподвижно.

Дымная пелена поднялась от обломка, скрывая уголек от глаз менее острых, чем у Хаману, который вглядывался в него знакомыми сине-зелеными глазами. Отвратительный запах, в котором чувствовались сера, плесень и разложение смерти, заполнил лишенную окон комнату. Полностью сбросив с себя человеческую оболочку, Хаману обнажил клыки, с которых капала слюна. За один удар сердца пелена сгустилась, и, как змея, намоталась на руку Хаману. Потом она распухла, со скоростью молнии, и протянулась от щиколотки до шеи.

– Проклятый Нибенай! – крикнул Джавед, обнажая меч. При этом он рисковал своей жизнью дважды – не подчинившись прямому приказу своего короля и собираясь сражаться с волшебством.

– Дурак! – ответил Хаману, замораживая командора там, где он стоял, хотя его мысли занимал вовсе не Король-Тень или Джавед. – Я больше не человек, судьбу которого может определить кто-то другой, – предупредил он змею, которая по-прежнему пыталась сжать его ребра и горло.

Несмотря на тугие объятия магической змеи, Хаману высвободил руку, нашел голову змеи и повернул ее к свету, чтобы получше рассмотреть. И чтобы она смогла рассмотреть его.

– Я совсем не такой человек, каким, как ты думаешь, я являюсь.

Небрежным движением Хаману насадил голову змеи на коготь своего большого пальца и дал жару своего гнева выйти из сердца. Змея задрожала, задергалась и, не обращая внимания на коготь, пронзивший ее череп, открыла рот и зашипела. Сверкающаяся, горячая, как раскаленная лава, кровь потекла из ее зубов, покрывая запястья Хаману. Хаману зашипел в ответ и, дотянувшись до Серости, вынул кинжал из ничего.

Одним ударом он отрезал змее золову. Ее кольца тяжело упали на пол около его ног, и, исчезая, опять превратились в ядовитый дым.

Яд не представлял ни малейшей угрозы для Хаману, но Павек и Джавед упали на колени. Лев из Урика был не в том настоении, чтобы приносить кого-то в жертву, особенно своих собственных людей. Левой рукой взявшись за рукоятку ножа, сделанного из такого же черного стекла, как и изрядно уменьшившийся осколок, Хаману провел острием по запястью правой руки.

Его горячая кровь зашипела, капая на пол. Темный маслянистый дым поднялся в воздух, уничтожая остатки исчезающего волшебства. Зловоние стало даже еще хуже, но больше не было смертельным. Когда последняя капля стекла на пол, Хаману вдохнул в себя запах. Воздух очистился. Потом он взглянул на своих смертных соратников, которые стояли на коленях, перейдя все мыслимые границы страха.

– Ты принес мне послание?

Джавед кивнул, потом протянул своему королю запачканный и ветхий лист пергамента. – Я знал, что вы захотите его увидеть, Великий.

Хаману схватил пергамент движением настолько быстрым, что человеческий глаз не успевал увидеть его. Чернила исчезли, как и предупредил Джавед, но были и другие способы прочитать послание Доблестного Воина. Он закрыл глаза и стертые черты лица Короля-Тени появились перед его внутренним взором.

Ты видишь, и правильно видишь, опасность для всех нас. Вот это было послано мне. Ты легко можешь представить себе, кто его послал. Слишком долго мы живем без дракона. Если мы не сможем сделать его, онего сделает. Слушай меня внимательно, Хаману: он нашел способ превратить это дерьмо, Тихиана из Тира, в дракона, если мы не остановим его. Задолго до смерти Борс признался мне, что Раджаат намеревался сделать Дракона Тира из тебя, пока он – то есть Борс – не решил иначе. Еще не поздно. Трое из нас могут придать тебе форму, пока Раджаат продолжает возиться с Тихианом. Я разработал заклинание, которое поможет сохранить твое сознание в безопасности. Это будет совсем по-другому, чем с Борсом; мы не можем допустить очередное опустошение Центральных Земель, никто из нас этого не разрешит. Подумай об этом, Хаману. Подумай очень серьезно об этом.

Образ Короля-Тени исчез вместе с горячим ругательством Хаману. Осколок заклинания Раджаата был неожиданным и неприятным доказательством правоты Галларда. Если Раджаат сумел перенести свою магию в материальный мир, это означает, что Пустота слабеет; они действительно слишком долго жили без Дракона, поддерживавшего ее. Но даже если Галлард на самом деле нашел заклинание, которое поможет избежать безумия в момент создания Дракона, Галлард никогда не предложил бы его ему.

С неохотой Хаману вспомнил рассказ Виндривера о стратегии Погибели Гномов. Было всего три способа превратить Доблестного Воина в Дракона: заклинания других Доблестных Воинов, которые помогут ускорить трансформацию; использовать очень большое число очень сложных заклинаний и преобразовать самого себя или – следуя презренному примеру Калака из Тира – впитать в себя жизнь всего города. Скорее всего Галлард надеялся использовать все три вместе.

– Призови новобранцев в армию, – тихо и спокойно сказал Хаману Джаведу. Если бы он дал возможность любой части его настоящих страстей выйти наружу, оба его смертных соратника погибли бы от звука слов. – Пускай все узнают, что всякому, кто прибегает к помощи Урика для защиты себя, придется побегать ради защиты самого Урика – или страдать от ужасных последствий.

– Где мы будем сражаться, Великий? – спросил Джавед, его голос был еще слаб и надтреснут после яда.

– Там, где я прикажу, – недовольно сказал Хаману своему наиболее доверенному офицеру. – Созывай моих солдат.

Старый эльф мудро кивнул и поклонился, поднявшись на ноги. – Как скажете, Великий. Я выполню ваш приказ.

Он повернулся и пошел к бронзовой двери, которую Хаману открыл для него своей мыслью. Павек пошел за ним.

– Еще нет. Еще нет.

Павек опять упал на колени. – Воля ваша, Великий.

– Ты мне нужен здесь, во дворце, Павек, но мне нужны и твои друзья-друиды, тоже . Пошли слово в Квирайт. Пошли слово Телами, если можешь. Скажи ей, что время пришло; последнее время.

– Если опасность грозит Урику, она грозит и Квирайту, Великий; так что я думаю, она уже знает об этом. Она говорит, что есть только один страж на весь Атхас; все остальные только часть его, и тогда она тоже часть его, – ответил Павек, по прежднему стоя на коленях, его голова была почтительно склонена.

В мыслях молодого человека крутились самые разнообразные чувства, но отвращения среди них не было. Наклонившись вперед, Хаману сунул коготь под подбородок Павека и слегка нажал, так чтобы он смог увидеть озабоченное лицо, которое его высший темплар пытался от него скрыть. Потом провел другим когтем по лицу Павека.

– А если опасность грозит мне и только мне, что тогда, Павек?

И опять сознание Павека очистилось, стало как гладкая поверхность воды в безветренный день. Король-Лев был в шаге, нет в полушаге от того, чтобы убить этого непонятного смертного – не было никакой возможности извлечь ответ на вопрос из мыслей Павека. Убить его было бы легче легкого; но опустить руку, позволить Павеку встать на ноги и, шатаясь, выйти из комнаты живым – это было самой трудной вещью, которую Хаману сделал на протяжении многих поколений.

Виндривер! Хаману бросил имя в нижний мир вместе с пергаментом Галларда. Виндривер! Сейчас!

Он уселся на мраморную скамью, которая, как и каменная скамья в его убежище, была настолько прочна, что могла выдерживать его вес и размеры. Вода по-прежднему текла из камня и по стенам. Король-Лев погрузил свое кошмарное лицо в не менее ужасные руки и постарался ничего не думать, планировать или опасаться, пока воздух не затвердел и не появился тролль.

– Слушаюсь и повинуюсь, – сказал Виндривер. – Я проклятый слуга проклятого дурака.

Хаману не клюнул на приманку. – Ты внимательно проверил лагерь войска Нибеная?

– Конечно. Четыре сотни уродливых женщин окруженные четыремя тысячами еще более уродливых мужчин.

– Больше ничего? – Хаману ничем не выдал ни своих подозрений, ни своего гнева.

– Ничего, О Великий. Просвяти меня, О Великий: что я должен был найти там?

– Это! – Хаману сунул под нос тролля то, что осталось от обсидианового осколка. Ставшее не больше трети первоначального размера, стекло было покрыто пятнами сажи. Тролль отпрыгнул назад, как если бы был из плоти и крови.

– Его там не было! – сказал Виндривер, разом потеряв всю свою наглость. – Я бы заметил-

– Глупости! – Хаману швырнул осколок в своего слугу; стекло описало дугу и исчезло в Серости. – Похоже, что ты стал глухим и слепым, Виндривер или, еще хуже, безответственным.

– Никогда…не в том, что касается его . Я учую запах Принесшего-Войну в любом месте.

Хаману не сказал ничего, просто подождал, пока тролль сам не услушал свою собственную глупость и саморазоблачение. Виндривер ненавидел Принесшего-Войну куда больше, чем Сжигателя-Троллей, и тем не менее он не почувствовал осколок, пока Хаману не сунул его ему под нос. Он мечтал увидеть, как один Доблестный Воин уничтожает другого, и его мечты, похоже, сделали его безответственным.

– Неужели Раджаат освободился? – спросил тролль. – Черная Линза – она же там, куда эта волшебница из Тира бросила ее, разве нет? Надеюсь никто не украл ее, а? Темплары-? Медальоны-?

– Все еще работают, – уверил его Хаману. Без Черной Линзы Доблестные Воины не смогли бы передавать магию своим темпларам. – Этот осколок откололся не от Черной Линзы.

– Тогда от чего? И как Раджаат-?

– Я не знаю, Виндривер – но ты мне расскажешь, крогда вернешься из Ур Дракса.

Он ожидал возражений: путь до разрушенной крепости Борса был долог и опасен, даже для развоплощенного призрака. Но Виндривер исчез еще до того, как он договорил.