Текст книги "Мироходец"

Глава 4

Сильный порыв ветра подхватил и завертел летающий шар. Ксанча увидела, что теряет высоту, и под ее сердце скользнула льдинка страха. Погрузившись в воспоминания, девушка не сразу поняла, где находится, но взяла себя в руки прежде, чем шар налетел на зеленеющую внизу верхушку дерева. Такое случалось и раньше, поэтому она направила сферу чуть правее, спокойно облетела ветви и приземлилась.

Шар беззвучно лопнул, и повисшая в воздухе влажная белая пелена стала оседать на лице и плечах девушки. Закашлявшись и отерев с лица белое, Ксанча осмотрелась: закатное солнце уже окрасило прощальными розовыми лучами горную гряду на юге. Удовлетворенно кивнув, девушка отметила, что приземлилась именно там, где планировала, – в королевстве Эфуан Пинкар.

«На этот раз повезло», – пронеслось в голове Ксанчи, хотя она никогда особенно не полагалась на удачу.

Подумав об удаче, она вспомнила о своих первых днях в Храме Плоти и, что еще неприятнее, о Джиксе и его сине-зеленой искре. Ксанча тревожилась, что отметина демона, возможно, все еще скрывается в ее голове. Но Джикс сгинул в Седьмой Сфере Фирексии, и, даже если сине-зеленая искра осталась в ней, существо, породившее ее, давно отправилось в небытие.

Затем она подумала об Урзе и о том, сколько всего они пережили вместе. Его волшебные глаза видели ее насквозь, а сам он был настолько подозрителен и осторожен, что, усомнившись в ее преданности, не задумываясь уничтожил бы ее. Раз этого не происходило, значит, Ксанча и сама могла себе доверять.

Последние пятьдесят лет присутствие фирексийцев в Доминарии становилось все ощутимее, и Урза не раз предостерегал ее от встречи с ними. Мироходец не хотел, чтобы враги знали о его возвращении на родную землю. А если Ксанча попадет в их руки, то, прежде чем отправить ее в Седьмую Сферу, они украдут ее воспоминания, хранящие слишком много секретов Великого Изобретателя.

Морверн и Базерат были лишь двумя из целого списка селений, где появились фирексийцы. Пока встречались только тритоны, но Ксанча понимала, что вскоре за ними придут и демоны.

Эфуан Пинкар, впрочем, не принадлежал к этому списку. Крошечное королевство, отделенное от полуострова Гульмани горными перевалами, было настолько далеким и изолированным, что жители остального Терисиара едва ли подозревали о его существовании. Здесь Ксанча меньше всего ожидала встретить фирексийцев.

Впервые обнаружив упоминание об этих землях в древних летописях, Ксанча узнала, что каждый десятый мужчина из Эфуана внешне очень похож на Мишру, каким его описывала Кайла бин-Кроог, и имеет схожий темперамент. Она понимала, что идею столкнуть Урзу лицом к лицу с темноволосым молодым человеком, похожим на его давно умершего брата, нельзя считать гениальной. Но она родилась фирексийкой, а фирексийцы, как постоянно твердил Урза, не обладали богатой фантазией. Сам он, несомненно, был гением, человеком великой силы воли и неисчерпаемого воображения. Если ей удастся свести их, то это самое воображение восполнит все недостатки ее неуклюжего плана.

– А что, если я ошибаюсь? – спросила она у заходящего солнца. То же самое говорил Урза, когда она подталкивала его к действию.

Солнце молчало, и Ксанча сама ответила на свой вопрос: «Если Урза будет продолжать играть в свои солдатики, то Доминария обречена, а если он поверит, что брат вернулся к нему, то, возможно, попытается хоть что-нибудь сделать. В любом случае это будет лучше, чем бездействие».

Ксанча полюбовалась последним солнечным отблеском и подумала о том, что уже два дня ничего не ела и за все время пути ни разу не сомкнула глаз. Достав из заплечного мешка немного хлеба, она поужинала и, напившись из прозрачного горного ручейка, завернулась в свой плащ. Но сон оказался недолгим и тревожным. Стоило ей задремать, как появлялся зубастый оскал Джикса, и она в страхе просыпалась. Поняв, что отдохнуть ей не удастся, Ксанча позевала, глядя на побледневшие утренние звезды, и, оказавшись в новом летающем шаре, направилась к светлеющему горизонту.

* * *

Конечно, она вовсе не рассчитывала встретить своего Мишру в первой же деревне, хотя по опыту, приобретенному в других мирах, знала, что в любом селении обязательно найдется молодой человек, амбиции которого властвуют над разумом. Но ей все же казалось, что сначала придется попутешествовать.

В последний раз Ксанча побывала в Эфуан Пинкаре примерно двадцать лет назад, и с тех пор здесь многое изменилось: повсюду царили голод и разорение.

Первая деревня, встретившаяся на ее пути, еще дымилась, во второй на пепелищах уже прорастала трава, а немногие нетронутые поселения были обнесены земляными валами, ощетинившимися заостренными кольями.

Приземлившись в роще неподалеку от такой укрепленной деревни и стряхнув с себя белую пыль, Ксанча осторожно приблизилась к запертым воротам, жалея, что переоделась не крестьянином, а молодым аристократом.

Ворота распахнулись прежде, чем Ксанча придумала, как объяснить свое появление. Вся деревня высыпала навстречу, приняв ее за молодого дворянина из столицы, попавшего в беду и потерявшего спутников и лошадь. Ксанча не стала их переубеждать, предоставляя им верить в то, во что они хотели верить. Она нуждалась в помощи, но, как вскоре выяснилось, жители этой деревни сами рассчитывали на ее покровительство.

– Ты поедешь в Пинкар и расскажешь Табарну, что происходит? – спросил глава общины, приглашая ее пообедать в своем доме. – Мы все слишком стары для такого путешествия.

– Табарн ничего не знает, – сказал другой селянин, и все согласно закивали.

– Если бы он знал, то пришел бы к нам и помог. Он не может допустить, чтобы мы страдали, – твердили все в один голос.

Человек по имени Табарн управлял Эфуан Пинкаром уже двадцать лет. Дворянин по происхождению, он принял сан священника и был настоящим правителем. Стараясь задавать вопросы так, чтобы не выдать себя, Ксанча узнала, что вот уже несколько лет в этом королевстве идет война между двумя группировками. Одна из них называет себя краснополосыми, из-за нашитых по краю одежды лоскутов красной ткани, а другая – шраттами.

Селяне предложили Ксанче лошадь и долго извинялись, что не в состоянии обеспечить ее эскортом, подобающим юному дворянину, так как все молодые люди ушли воевать.

По дороге Ксанча думала о том, почему шратты позволили втянуть себя в войну. Двадцать лет назад они представляли собой безобидную секту отшельников и проповедовали, что те, кто не соблюдает 256 правил Священного Писания Авохира, будут прокляты. Никто не воспринимал их всерьез. Кто такие Красноколосые, Ксанча поняла, когда побывала еще в нескольких деревнях. Там она узнала, что изначально они были королевскими наемниками и охраняли дворцы и храмы, но почти пятнадцать лет назад неизвестно по какой причине поссорились со шраттами.

Как ни странно, Ксанча не слышала рассказов об их сражениях между собой, а слышала лишь о том, что и те и другие скитаются по деревням, грабят и убивают тех, кто сочувствует их врагам, и сжигают целые селения.

– Шратты, – сказал в одной из таких деревень пожилой крестьянин, – говорили, что накажут нас, если мы не будем строго соблюдать правила Священного Авохира. Потом пришли краснополосые и разгромили то, что уцелело после шраттов.

– Каждую весну все повторяется заново, – продолжала его жена. – Скоро от нас ничего не останется.

– Дважды мы посылали людей к Табарну, но они не вернулись. Нам больше некого отправить в столицу.

А потом Ксанча вновь слышала просьбы донести их отчаяние до Табарна и вновь соглашалась, запасалась едой и скакала дальше, зная, что не сможет им помочь, потому что направлялась не в Пинкар.

Но и подходящего молодого человека на ее пути пока что не встречалось. Эфуан находился в состоянии войны уже почти десять лет, и большая часть молодежи либо погибла, либо, уйдя из родных мест, присоединилась к одной из воюющих сторон.

По разбитой грязной дороге Ксанча приближалась к торговому городу Медран. Она не воспользовалась летающим шаром, во-первых, чтобы не привлекать к себе внимания, а во-вторых, сфера просто не вместила бы и ее и лошадь. Вместо этого она зевнула, прочитала заклинание и облачилась в гибкую броню.

Стражники у городских ворот, одетые в плащи, расшитые полосками ярко-красной шерсти, посмотрели на девушку с нескрываемым презрением: как мог знатный юнец в добротных ботинках, вооруженный дорого украшенным мечом, ездить на такой кляче?

Ей пришлось рассказать историю о том, что она путешествовала со старшими родственниками, но на них напали шратты, и она единственная чудом спаслась.

Наконец ее пропустили, но Ксанча еще долго настороженно оглядывалась, понимая, что, даже вооруженный мечом, тоненький безусый юноша в дорогой одежде был соблазнительной мишенью, особенно если охранники в любой момент могли превратиться в разбойников.

Ксанча шагала по широким городским улицам, пока не оказалась на рыночной площади, где ремесленники и крестьяне уже раскладывали свои товары. Девушка обменяла у одного из них свою лошадь на черный хлеб и горсть сушеных фруктов. Крестьянин тоже поинтересовался, как это знатный юноша с мечом мог приехать в Медран на такой кляче, и Ксанче ничего не оставалось, как повторить свою историю.

– Чем богаче человек, – выслушав ее, сказал крестьянин, – тем меньше шратты верят в то, что он выполняет заветы священной книги. Вообще-то странно, что они напали на такой многочисленный отряд. На месте вашего дяди я бы сначала проверил наемников, которые вызвались охранять вас в пути.

Ксанча пожала плечами.

– Мне кажется, мой дядя думал так же… до того, как его убили.

Мужчина показался Ксанче мудрым человеком, и она решила поделиться с ним мыслью, мучившей ее все это время.

– Он нанял краснополосых, думая, что они смогут защитить нас, ведь шратты ни когда не нападают на людей с красными полосами на одежде.

Фермер внимательно посмотрел на нее:

– Краснополосые не лезут к шраттам, а шратты не лезут к краснополосым. Но если есть чем поживиться, каждый становится мишенью, особенно… – Он указал на край своей собственной одежды. – Не стоит плохо говорить о мертвых, но нужно быть полным дураком, чтобы верить в полоски или цвета.

Ксанча побрела дальше, раздумывая, не лучше ли немедленно покинуть Медран. И уже направилась было к городским воротам, как увидела группу мужчин и женщин, толпившихся в тени у таверны. Присмотревшись, она заметила кандалы на их руках и ногах. «Заключенные, – подумала Ксанча и поправила сама себя: – Точнее, рабы».

Двадцать лет назад она не встречала рабов в Эфуан Пинкаре. Ксанча вздохнула и прошла мимо. Для лошади она нашла хорошего хозяина, но рабам помочь ничем не могла.

Девушка сделала еще несколько шагов, но чужое несчастье не оставило ее равнодушной, и, обернувшись, она встретилась взглядом с одним из рабов. Он смотрел на нее так, будто его жизнь зависела только от нее. Их разделяла целая сотня шагов, но даже с такого расстояния были хорошо видны его темные кудри.

«Я спросила брата моего мужа, как ему удается управлять многочисленными племенами фалладжи, – писала Кайла в «Войнах древних времен». – Мишра ответил, что был их рабом, а не правителем. Затем засмеялся и добавил, что я тоже раба своего народа. Но его глаза оставались печальными, а на запястьях виднелись шрамы».

Каждый раз, читая этот эпизод, Ксанча проклинала судьбу за шрамы Мишры и жестокость. Но фалладжи были народом кочевников и работорговцев, и теперь Ксанче подумалось, что Мишра сказал Кайле самую настоящую правду.

Вдруг она поняла, что нашла своего Мишру, и, уверенная, что броня Урзы защитит ее от любого нападения, направилась к таверне.

– С ними можно поговорить? – спросила она у единственного не закованного в кандалы мужчины.

Тот ничего не ответил и, поклонившись, убежал в таверну за хозяином, которым оказалась громадная женщина, одетая, как и Ксанча, в мужской костюм.

– Я веду их в Алмааз, – произнесла хозяйка, обдавая Ксанчу сильным запахом пива. – Тем более что продавать людей здесь запрещено. – Она замолчала и, казалось, не собиралась продолжать разговор.

– У меня есть морвернское золото, – сказала Ксанча.

Это было правдой: деньги для них с Урзой никогда не являлись проблемой.

Работорговка сплюнула и с любопытством посмотрела на хорошо одетого юношу, пожелавшего купить себе раба.

– Становится интереснее.

– Тогда по рукам. Я узнала среди твоих рабов своего кузена и надеюсь, что с ним все в порядке. Я заплачу тебе за все неприятности и заберу его.

Хозяйка икнула и рассмеялась.

– Двоюродный брат, – повторила Ксанча, стараясь казаться как можно более взволнованной.

Пока торговка смеялась и поплевывала, девушка вытащила кошелек и достала монету размером с небольшую лепешку.

– Пять таких, – выпалила женщина, похлопывая Ксанчу по спине. – Это выкуп.

Если бы они находились на невольничьем рынке, Ксанча возмутилась бы такой дороговизной и возразила, что никто не может стоить пяти золотых нари. Но сейчас она была готова отдать за свою находку хоть все двенадцать тяжелых монет Морверна. Она отсчитала и отдала торговке еще четыре золотых, которая тут же попробовала их на зуб. Ксанча знала, что все они настоящие, но вздохнула с облегчением только тогда, когда последняя монета прошла испытание.

– Кто из них твой брат?

Ксанча кивнула на темноволосого парня. Тот, казалось, даже не обратил внимания на происшедший торг, изменивший его судьбу. Хозяйка скептически покачала головой.

– Возьми кого-нибудь другого, мальчик. Этот сожрет тебя заживо.

– Кровь есть кровь, – настаивала Ксанча, – и она у нас одинаковая. Мне нужен только этот.

– Гарв, – закричала помощнику торговка, и тот достал тонкий черный прут. Хозяйка протянула розгу Ксанче: – Еще один нари. Тебе это понадобится.

Ксанча купила прут только ради того, чтобы ни торговка, ни Гарв не смогли им больше воспользоваться.

– Освободи его, – приказала хозяйка и, пока ее подручный возился с цепями, добавила: – Развлекайся, мальчик.

– Да уж конечно, – заверила ее Ксанча, глядя, как Гарв схватил раба за кожаный ошейник и заставил встать на ноги. Потом он резко крутанул ремень так, чтобы юноша задохнулся и не дергался, пока сам звякал замками цепей, соединяющих рабов. Лицо юноши побагровело, глаза выкатились.

– Эй, он нужен мне живым! – произнесла Ксанча, и стало ясно, что ее угрозы не менее весомы, чем золото.

Гарв отпустил ошейник, и молодой раб упал, но пришел в сознание раньше, чем тот снова дотронулся до него. Кожаные ремни крепко держали его руки за спиной, не давая возможности вытереть пот, струящийся по лицу. Короткая цепь, позволяющая только ходить, но не бегать, сковывала лодыжки. Когда он подошел ближе, девушка разглядела многочисленные раны и синяки, которых не заметила раньше.

У Ксанчи не было лошади, и она не знала, что теперь делать с юношей. Мысль о том, что нужно взять его за ошейник, а именно так считали все окружающие, включая самого раба, была ей противна.

– Ты слишком высокий, – сказала в конце концов Ксанча, хотя он и не был столь же высок, как Урза. – Ты пойдешь рядом со мной, а потом мы что-нибудь придумаем… – Ксанча запнулась. У фирексийцев, возможно, и не было фантазии, но у крестьян она, несомненно, имелась. – Что-нибудь более подходящее.

Она широко улыбнулась, и раб вежливо пошел рядом, волоча цепь по булыжникам мостовой. Теперь мысли Ксанчи сосредоточились на том, как выбраться из Медрана, не привлекая внимания краснополосых. Других неприятностей она не ожидала, но вдруг юноша пошатнулся.

Прошипев проклятие, какого Эфуан еще не слышал, Ксанча обняла его за талию и попыталась поддержать. Она сделала это очень осторожно, но юноша все равно застонал. Стало ясно, что дальше он идти не сможет, на его лице выступила болезненная испарина.

– Видишь камень за фонтаном?

Легкий кивок и дрожь в мышцах – у юноши закружилась голова, он был на грани обморока.

– Дойдем до него, и ты сможешь сесть, отдохнуть и выпить воды.

– Воды, – повторил он хриплым шепотом.

Ксанча надеялась, что все обойдется. «Если Гарв переусердствовал, – подумала девушка, – то, клянусь, ему не дожить до следующего рассвета». Юноша еле переставлял ноги, и ей пришлось помочь ему. Через пять шагов Ксанча начала люто ненавидеть его цепь. Он доковылял до камня и присел. Тяжело вздохнув, Ксанча вытащила из-за голенища нож. Лезвие из закаленного металла, сделанного в другом мире, с легкостью перерезало кожаные ремни на запястьях, и девушка чуть не заплакала, увидев кровоточащие раны. Не раздумывая она швырнула наручники на землю, в то время как раб уже умывался и пил воду из фонтана. «Хороший признак», – подумала Ксанча и, достав из мешка хлеб, отломила кусок и протянула рабу. Даже не взглянув на него, он потянулся к целому караваю.

– Для раба ты слишком дерзок.

– А ты слишком юн для хозяина. – Он выхватил хлеб из рук девушки.

Бросив отломленный кусок на мостовую, она схватила его за руку. Ей вовсе не хотелось дотрагиваться до кровоточащих ран, но его следовало проучить. Она сжала пальцы, давая своему безымянному рабу понять, кто здесь главный. В Фирексии тритоны считались мягкотелыми, бесполезными созданиями, но в большинстве других миров Ксанча могла помериться силой со взрослым мужчиной. Глухо застонав, раб выронил хлеб и, когда она отпустила его, поднял с земли свою долю.

– Медленно, – сквозь зубы проговорила Ксанча, хотя знала, что он вряд ли послушается. – Проглоти, подыши и запей водой.

Пока девушка раздумывала, что же делать дальше, раб протянул руку, схватил хлеб и крепко прижал его к себе. Потом перевел взгляд с лица Ксанчи на ее меч, висящий на поясе.

– Сперва попроси, – сказала она не двинувшись.

Даже если каким-то немыслимым образом ему удастся завладеть мечом и напасть, волшебная броня Урзы защитит ее.

– Хозяин, можно мне поесть? – проговорил он тоном достаточно саркастичным для человека, только что чудом избежавшего смерти.

Определенно вдобавок к подходящей внешности у него было Мишрино отношение к жизни.

– Я купила тебя не для того, чтобы уморить голодом.

– А зачем тогда? – спросил раб, набив полный рот хлебом.

– Мне нужен человек похожий на тебя.

Юноша посмотрел на Ксанчу тем же взглядом, каким смотрели на нее торговка и Гарв, и она почувствовала себя рыбаком, поймавшим рыбку больше своей лодки. Только время могло показать, сможет ли она воспользоваться уловом или улов утащит ее на дно.

– Теперь ты будешь откликаться на имя Мишра.

Новоявленный Мишра усмехнулся:

– Конечно, хозяин Урза.

Несмотря на то что она сказала Урзе, эпос Кайлы бин-Кроог не был широко известен на землях разоренного Терисиара, и Ксанча не ожидала, что раб узнает свое новое имя. Не была она готова и к его дерзости.

«Я совершила ошибку, – сказала она себе, – я сделала ужасную вещь».

В это время раб начал задыхаться. Он потянул кожаный ошейник и с трудом сумел проглотить хлеб, Ксанча опустила взгляд и увидела, что на его пальцах остались кровь и гной.

Возможно, она и ошиблась, но ничего ужасного пока не сделала.

– Зови меня Ксанча. А когда ты встретишь его, Урза будет просто Урзой. Не надо называть его хозяином, ведь ты его брат.

– Ксанча? Что это за имя такое? Если я Мишра, а ты работаешь на Урзу, разве твое имя не Тавнос? Хотя, кажется, ты не вышел ростом. Отрасти волосы и сможешь играть эту уродливую Кайлу.

– Ты знаешь «Войны древних времен»?

– Ты удивлен? Я тоже умею читать, писать и даже считать, не используя для этого пальцы. – Он протянул руку, но вдруг что-то увидел, возможно пятна крови, которые она заметила раньше, и вся его дерзость пропала.

– Я не родился рабом, – продолжал он спокойно, задумчиво глядя через площадь. – У меня была жизнь… имя.

– Какое?

– Рат. Уменьшительное от Ратип. – Юноша закашлялся.

– Держись. – Ксанча вытащила нож. – Я не собираюсь тебя убивать.

В глазах Рата не было ни тени доверия, и он вздрогнул, когда она потянулась к его горлу и просунула нож под ремень. Ей пришлось пилить затвердевшую от пота кожу, и, прежде чем удалось снять ошейник, она несколько раз уколола раба. Лезвие окрасилось кровью, но он не сказал ни слова.

– Извини. – Ксанча хотела выбросить ошейник, как выбросила наручники, но Рат подхватил его на лету.

– На память…

Девушка знала, что рабы обычно не имеют личной собственности, но отобрать ошейник не решилась.

– У меня есть для тебя задание.

Рат вертел в руках кожаный ремень.

– Если бы ты не был рабом, я предложил бы тебе золото. Обещаю, что освобожу тебя, когда ты сделаешь то, что мне нужно.

– А если я не соглашусь?

Пока Ксанча обдумывала ответ, послышался звон оружия краснополосых, входящих на площадь со стороны восточных ворот, через которые она хотела выйти из города. Вокруг было много народу, но девушка надеялась, что, несмотря на необычный вид – он в лохмотьях и с кровоточащими ранами, а она в дорогих одеждах и с мечом, – они не привлекут излишнего внимания. Рат тоже увидел краснополосых и щелкнул себя ремнем по бедру, словно кнутом. Ксанча догадалась, что наемники сыграли какую-то роль в том, что Ратип стал рабом. Он был образован, Ксанче вспомнились слова крестьянина и подумалось, что юноша тоже когда-то носил богатую одежду.

– Держи свою цепь… – начала девушка, но не договорила, уловив в воздухе тонкий аромат, который узнала бы из тысячи: запахло блестящим маслом.

Один из краснополосых был тритоном, но совсем не похожим на нее, потому что тритоны новых поколений имели другое происхождение и не жили группами. По правде говоря, они даже не знали, что они фирексийцы. Ксанче не хотелось проверять свои догадки. Она села, уткнувшись головой в колени и пытаясь спрятать дыхание, которое могло выдать ее. Рат стоял рядом и помахивал ремнем. Вполне вероятно, что краснополосый тритон мог слышать их разговор.

– Тихо! – скомандовала Ксанча шепотом и сжала руку Ратипа.

– Ты боишься краснополосых?

– Они мне не друзья. Тихо! – Девушка глубоко вдохнула.

Рат нагнулся, чтобы было удобнее разговаривать, загородив собой площадь.

– А кто твои друзья, шратты? У тебя вообще какая-то странная компания – Урза, Мишра, шратты. Ты ищешь неприятности?

Ксанча пропустила его слова мимо ушей, наклонилась еще ниже и проводила взглядом краснополосых, направившихся в таверну, где сидела работорговка.

– Нам пора. Ты можешь идти?

– Зачем? Я не боюсь краснополосых. Я бы пошел с ними прямо сейчас, если бы они взяли меня.

Старейшины в деревнях предупреждали Ксанчу, что молодые люди в этой войне, так или иначе, выбирают свою сторону. Оказалось, что ее Мишра имеет фирексийские наклонности. У нее не было времени что-либо объяснять, поэтому пришлось действовать обманом.

– Если ты идешь, то поторапливайся. Или ты надеешься, что надсмотрщик сохранил твое место?

– Кажется, я свалял дурака, позволив себя продать.

– Вставай и пошли.

– Да, мой хозяин.