Текст книги "Месть Темного Бога"

ГЛАВА 9. Дама недомогает

Серегил проснулся на рассвете от собственного сдавленного стона. Он попытался заглушить его, уткнувшись в подушку, но даже слабого звука оказалось достаточно, чтобы Алек появился из своего закутка.

– Что такое? Что случилось? – прошептал юноша, на ощупь пробираясь через заставленную багажом каюту.

– Ничего не случилось. Просто приснился кошмар. Алек положил руку на плечо Серегила:

– Ты дрожишь, как перепуганная лошадь.

– Будь добр, зажги свечу. – Серегил сел на постели, обхватив колени, стараясь унять дрожь.

Алек быстро зажег свечу от висящего у трапа фонаря и встревоженно посмотрел на Серегила.

– Ты и бледен как привидение. Иногда самый быстрый способ прогнать кошмар – это рассказать о нем.

Серегил сделал долгий медленный вдох и жестом пригласил Алека придвинуть поближе единственный стул; он явно не торопился уснуть опять.

– Было утро, – начал он тихо, не сводя глаз с пламени свечи. – Я оделся и собрался выйти на палубу. Я позвал тебя, но ты куда-то отлучился, так что я пошел один., В небе бурлили тяжелые лиловые тучи, свет, пробивавшийся сквозь них, был резким и желтоватым – знаешь, как бывает перед самой грозой. Наш корабль представлял собой жалкое зрелище – мачта сломана, парус наполовину свешивается в воду, палуба засыпана обломками. Я снова позвал тебя, но на корабле не было никого, кроме меня. Вода за бортом казалась черной и маслянистой, и всюду вокруг плавали отсеченные головы, руки, ноги, тела… – Серегил провел рукой по губам. – Насколько я мог разглядеть берег, там тянулась безжизненная пустыня – обожженная и развороченная земля. Почва с погибших полей плыла по реке и у меня на глазах, казалось, собиралась вокруг корабля в огромные кольца и полосы. По мере того как они приближались, я начал слышать звуки. Сначала я не мог определить их источника, но потом понял, что они доносятся отовсюду вокруг меня. Это были… были плавающие в воде части тел. Они все двигались, руки сгибались, ноги брыкались, головы гримасничали.

Серегил услышал, как Алек ахнул от отвращения: для последователя Далны не было ничего ужаснее расчлененного трупа. Серегил порывисто вздохнул и заставил себя продолжать:

– Тут корабль качнулся, и я понял, что нечто карабкается по полощущемуся в воде парусу. Я не мог видеть, что это такое, но оно дергало судно, как поплавок. Я вцепился в поручень, ожидая появления этого нечто. Я знал, что оно невыразимо мерзко, что один вид его вдребезги разобьет мое самообладание, но даже в пучине этого ужаса какая-то крохотная часть моего рассудка кричала, что есть нечто невероятно важное, о чем я обязательно должен вспомнить. Я не знал, спасет ли меня то, что я должен вспомнить, но понимал всю необходимость подумать об этом до того, как погибну. И тут я проснулся. – Серегил выдавил из себя бодрый смешок. – Вот и все. Звучит довольно глупо.

– Нет, это по-настоящему плохой сон! – Алек поежился. – И ты все еще выглядишь неважно. Как ты думаешь, тебе удастся теперь уснуть?

Серегил бросил взгляд на светлеющий квадрат окна.

– Не стоит, скоро утро. А ты отправляйся в постель. Нет смысла нам обоим бодрствовать из-за ерунды.

– Ты уверен?

– Да. И ты был прав: нужно было рассказать сон. Он уже потускнел, – солгал Серегил. – Все будет хорошо.

Пока Серегил занимался утренним туалетом, сон действительно начал тускнеть в его памяти, но на смену ему пришло сильное чувство беспокойства. Головная боль вернулась тоже, сделав Серегила раздражительным и лишив аппетита. К полудню он так плохо себя чувствовал, что снова уселся у бушприта, рассчитывая, что там его никто не побеспокоит.

Путешествовать переодевшись всегда непросто, но Серегил обнаружил, что выбранная им на этот раз роль еще более обременительна, чем обычно. Он определенно был не в настроении должным образом реагировать на несвоевременные заигрывания Раля. Капитан же постоянно находил предлоги появляться рядом с госпожой Гветелин: то обращая ее внимание на достопримечательности, мимо которых они плыли, то интересуясь, удобно ли ей, то предлагая всевозможные развлечения ее молодому пажу. Он принимал ее застенчивые извинения вполне добродушно, но был тверд в своем намерении угостить их ужином вечером., Вскоре после обеда, поданного в полдень, Серегил извинился и удалился в свою каюту отдохнуть. К тому времени, когда Алек разбудил его и напомнил, что пора одеваться к ужину, Серегил чувствовал себя гораздо лучше.

– Мне жаль, что пришлось оставить тебя в одиночестве на палубе, – извинился он перед Алеком, пока тот возился с запутавшейся шнуровкой. – Завтра госпожа Гветелин решит не выходить из каюты, а паж будет ей прислуживать:

пора продолжить твое обучение. Для фехтования здесь нет места, ну да мы что-нибудь придумаем. Может быть, займемся пением или потренируемся в фокусах. Этим нужно заниматься все время, иначе теряешь сноровку.

Серегил сбросил помявшееся платье и вынул из сундука новый наряд. После того, как Алек туго зашнуровал его, Серегил набросил на волосы тонкую вуаль, закрепил ее шелковой лентой и расправил складки так, чтобы они изящно легли на плечи. К кольцу с гранатом, которое он носил раньше, добавились другие украшения: тяжелая золотая цепь и серьги из крупных жемчужин.

– Клянусь пальцами Иллиора, я умираю с голода, – сообщил он Алеку, заканчивая туалет. – Надеюсь, я сумею вести себя за столом, как положено даме. Что будет на ужин? Алек, ты меня слышишь?

Юноша смотрел на него с озадаченным выражением. Вспыхнув, он моргнул и ответил:

– Рагу из дичи. Я ощипывал птичек по просьбе кока, пока ты спал. – Он сделал паузу, потом добавил, усмехаясь: – И я наслушался разговоров матросов: твой маскарад производит на них впечатление.

– Да? И что же они говорили?

– Кок уверяет, что он никогда еще не видел, чтобы капитан так увлекся женщиной. Другие заключали пари, добьется ли он от тебя милостей до тех пор, как мы прибудем в Нанту.

– Весьма маловероятно. Надеюсь, ты будешь верен долгу и защитишь мою добродетель, пока мы не ступим на берег, мой дорогой Кирис.

На их стук дверь открыл сам капитан Раль. Ради торжественного случая он нарядился в старомодный бархатный кафтан и даже подстриг бороду. Стеная в душе, Серегил протянул ему руку и позволил проводить себя к столу.

– Добро пожаловать, прекрасная госпожа! – воскликнул Раль, подчеркнуто игнорируя Алека и удерживая руку Серегила в своей. – Надеюсь, тебе все здесь понравится.

Маленький столик был накрыт на троих, вино уже налито в бокалы, восковые свечи – вместо вонючего масляного фонаря – зажжены.

– Ах, ты свежа, как весенняя роза на рассвете, – продолжал капитан, усаживая Серегила с обретенной долгой практикой галантностью. – Мне больно было видеть, какой поникшей ты выглядела сегодня днем.

– Мне гораздо лучше, благодарю, – пробормотал Серегил. Алек подмигнул ему за спиной Раля.

И дичь, и вино оказались превосходны, однако беседа во время еды носила не особенно оживленный характер. Раль продолжал не замечать Алека и довольно резко оборвал его, когда юноша намеренно заговорил о гипотетическом супруге госпожи Гветелин. К этому времени, однако, Алек освоился со своей ролью и начал получать от нее удовольствие.

– Не расскажете ли вы нам о новостях с юга, капитан, – предложил Серегил, когда над столом повисла особенно напряженная пауза.

– Ну, я думаю, ты уже слышала о пленимарцах? – Раль потянулся за большой почерневшей трубкой. – Ты позволишь, госпожа? Благодарю. Перед тем как мы отчалили из Нанты две недели назад, пошли разговоры о том, что старый Верховный Владыка, Петасариан, снова болеет и долго не протянет. Это ничего хорошего нам не сулит, если ты хочешь знать мое мнение. Я ведь скаланец по рождению и не очень люблю пленимарцев, но Петасариан по крайней мере соблюдал заключенные договора. Молодой же его наследник Клистис – это совсем другое дело. Говорят, последний год он является фактическим правителем, и многие считают, что он опять готовит войну. По слухам, и к болезни старика он руку приложил, если ты понимаешь, что я хочу сказать. К тому же многие в Пленимаре считают, что Двенадцатый Куросский договор не должен был быть подписан; поэтому они хотят, чтобы Петасариан не путался под ногами у сына, когда тот примется наводить порядок.

– Так ты думаешь, что будет война? – Серегил с легкостью придал своему голосу женственное очарование. Раль важно пыхнул трубкой.

– Скала и Пленимар не знают, чем себя занять, когда не воюют друг с другом, хотя я считаю, что это Пленимар раскачивает лодку. Да, я думаю, что они снова собираются напасть друг на друга, и попомни мои слова, на этот раз пустяками не обойдется. Те купцы, что имеют дела в Пленимаре, говорят, что в портах вовсю строят новые корабли. По всему побережью орудуют вербовщики, и матросы побаиваются сходить на берег.

Это было новостью для Серегила, но прежде, чем он смог расспросить капитана более подробно, появился юнга, чтобы убрать со стола. Пока юнга уносил тарелки и менял скатерть, Раль отпер шкафчик над своей койкой и достал оттуда пыльную бутылку и три маленьких оловянных бокала.

– Выдержанный коньяк из Зенгата. Настоящая редкость, – сообщил он, наполняя бокалы. – Мои деловые контакты в Нанте дают мне возможность приобретать такого рода вещи. Давай, молодой господин Кирис, выпьем за здоровье нашей прекрасной дамы. Да будет она радовать глаза и сердца тех, кто удостоится чести видеть ее!

Хотя капитан обращался к Алеку, он при этом не отрывал взгляда от Серегила.

Тот скромно потупился и пригубил огненный напиток.

Алек поднял кубок в ответ и, демонстрируя искреннее ликование, провозгласил ответный тост:

– И за здоровье благородного младенца, которого она носит под сердцем, моего будущего кузена!

Раль поперхнулся коньяком. Серегил бросил на Алека веселый изумленный взгляд, но успел взять себя в руки, пока капитан не прокашлялся.

– Я не стала бы касаться этой темы, если бы не юношеский энтузиазм моего дорогого родича, – пробормотал Серегил, отставляя кубок. Майсенские благородные дамы были известны своей сдержанностью и скромностью.

Однако Раль явно был обескуражен меньше, чем рассчитывал Алек. Серегил мог догадаться, какие мысли промелькнули за этими темными глазами: «В конце концов, если поле уже вспахано и засеяно, а красотка все еще хороша, так в чем же дело?», – О госпожа, я и не имел представления!.. – Капитан похлопал ее по руке с еще большим жаром. В этот момент появился кок с подносом, на котором было несколько закрытых чаш. Раль поставил одну из них перед Серегилом. – Неудивительно, что ты не очень хорошо себя чувствовала. Может быть, десерт восстановит твои силы.

– Действительно. – С улыбкой предвкушения Серегил поднял крышку и застыл в неподвижности, смертельно побледнев. В чаше, полной отсеченных ушей и языков и вырванных глаз, извивались черви. Серегила обдала горячая волна тошноты и паники. Со звоном уронив крышку чаши, он бросился вон из каюты.

– Не пугайся, мальчик, – услышал он за спиной голос Раля. – Это вполне обычно для женщин в ее положении…

Добежав до поручней, Серегил перегнулся через борт, и его вырвало. Только через несколько секунд он смутно осознал, что рядом стоит Алек.

– В чем дело? – спросил юноша испуганным шепотом.

– Отведи меня вниз, – простонал Серегил. – Быстро, отведи меня вниз.

Алек почти в охапку отнес его по трапу в каюту, и Серегил рухнул на койку и закрыл лицо руками.

– Что случилось? – умоляюще спросил Алек, обеспокоенно склоняясь над ним. – Может быть, сходить за капитаном или принести тебе коньяка?

Серегил отчаянно замотал головой, потом взглянул на юношу:

– Что ты видел?

– Как ты выбежал из каюты.

– Нет! В чаше. Что ты в ней видел?

– В чаше с десертом, имеешь ты в виду? – непонимающе переспросил Алек.

– Печеные яблоки.

Серегил поднялся, подошел к единственному маленькому окошку, открыл его и глубоко вдохнул холодный воздух. Его мучил страх, острый, как лезвие кинжала. Все его инстинкты требовали, чтобы он защищался, а главное, бежал – бежал куда угодно. Голова его снова раскалывалась, а пустой желудок, казалось, завязался узлом.

Повернувшись лицом к Алеку, он тихо проговорил:

– Я видел совсем другое. Чаша была полна… – Он умолк, вспоминая ужасное, непреодолимое чувство паники, охватившее его при взгляде на чашу. – Не важно. Только это вовсе не были печеные яблоки.

По его телу прошла судорога, и Серегил прислонился к стене.

Перепуганный еще больше, Алек подвел его к койке и заставил сесть. Серегил забился в угол, прижавшись спиной к переборке. Но он все же достаточно владел собой, чтобы послать Алека к капитану Ралю с извинениями от имени госпожи Гветелин: по-видимому, в ее теперешнем состоянии дама не переносит запаха некоторых блюд.

Когда Алек вернулся, он обнаружил, что Серегил беспокойно мечется по каюте.

– Запри дверь и помоги мне снять это проклятое платье! – прошипел он; ему было трудно стоять спокойно, пока Алек возился со шнуровкой. Потом Серегил натянул кожаные штаны под ночную рубашку, закутался в плащ и снова уселся ; в углу койки, спрятав рапиру между подушкой и стеной.

– Иди сюда, – прошептал он и указал Алеку на место рядом с собой.

Сидя плечом к плечу с Серегилом, Алек чувствовал, как того время от времени сотрясает озноб, хотя тело его горит лихорадочным огнем.

Однако голос Серегила был тверд, хотя еле слышен.

– Со мной что-то происходит, Алек. Я не уверен в том, что именно, но ты должен обо всем знать – неизвестно, что будет со мной дальше. – Серегил рассказал Алеку о кошмарном видении и о сопровождавшем его чувстве всеобъемлющего ужаса. – Это или безумие, или колдовство, – заключил он мрачно. – Не знаю, что хуже. Я никогда ничего подобного не испытывал. Это… это в чаше… Я видывал вещи во сто раз ужаснее и внимания на них не обращал. Обо мне многое можно сказать, Алек, но назвать трусом меня нельзя. Что бы со мной не происходило, боюсь, что все станет еще хуже, прежде чем пойдет на лад. – Он рассеянно потрогал деревянный диск, висящий на шее. – Если ты захочешь продолжать путешествие без меня, я пойму. Ты мне ничего не должен.

– Может быть, и нет, – ответил Алек, стараясь не думать о том страхе, который внезапно охватил его, – но мне это кажется неправильным. Я остаюсь.

– Что ж, я не буду требовать от тебя выполнения обещания, но все равно спасибо. – Подтянув колени к подбородку, Серегил опустил голову на руки.

Алек собрался было уйти в свой закуток, когда ощутил, как Серегила снова начал бить озноб. Прислонившись к стене, он молча просидел рядом с ним всю ночь.

ГЛАВА 10. Серегил унижен

Как раз перед рассветом Серегил высвободился из цепких когтей очередного кошмара. Распахнув окно, он быстро оделся и сидел, глядя, как светлеет небо. Беспокойство, вызванное сном, постепенно уходило, но головная боль росла вместе с разгорающейся зарей. Вскоре он услышал. как Алек завозился в своем закутке.

– У тебя снова была тяжелая ночь, – сказал он, и это не было вопросом.

– Иди сюда и подержи зеркало, пожалуйста. – Серегил открыл коробку с косметикой и принялся за дело. Его запавшие глаза были окружены темными кругами; рука, когда он протянул Алеку зеркало, была не столь твердой, как неделю назад. – Думаю, госпожа Гветелин по большей части будет оставаться у себя в каюте. Я не способен сегодня к бесконечному притворству. Кроме того, это даст нам возможность заняться твоей подготовкой. Тебе давно пора научиться читать. Заниматься нашим делом без этого невозможно.

– А это трудно?

– Ты легко усваивал до сих пор все, что я тебе показывал, – успокоил Алека Серегил. – Научиться предстоит многому, но как только ты запомнишь буквы и их произношение, дальше все пойдет быстро. Давай только сначала немного погуляем по палубе. Мне нужно подышать воздухом, прежде чем пытаться завтракать. И пусть капитан увидит, какой больной я выгляжу, – может быть, тогда он оставит меня в покое.

Этим утром шел снег; влажные рыхлые снежинки образовывали тяжелый занавес вокруг корабля, глуша все звуки и делая невозможным разглядеть что-нибудь за пределами палубы Каждая снасть и каждая поверхность на корабле была белой, а сама палуба оказалась покрыта мокрым месивом Капитан Раль стоял около мачты, отдавая команды матросам.

– Скажи Скайвейку, пусть держится середины фарватера, если знает, где он! – крикнул он одному из матросов, ткнув пальцем в сторону рулевого. – И продолжай закидывать лот, пока хоть немного не прояснится. Меньше опасность сесть на мель, пока мы держимся фарватера Клянусь Старым Мореходом, ветер сегодня такой слабый, что даже девственница… Э-э, доброго утра тебе, госпожа Ты себя чувствуешь лучше, надеюсь?

– Качка плохо на меня действует, – ответил Серегил, для большего правдоподобия опираясь на руку Алека – Боюсь, что остаток путешествия мне придется провести внизу

– Верно, верно, погодка паршивая, и чертовски рано пошел снег в этом году – мы ведь уже в южных краях. И ветер . При таком ветре нам повезет, если доберемся до Торберна завтра к вечеру. Так что денек предстоит нелегкий, и ты уж извини меня .. Кирис. принес бы ты госпоже подогретого вина с камбуза. С этими словами Раль повернулся и направился на нос. – Не знаю, радоваться мне или чувствовать себя оскорбленной, – тихо хихикнул Серегил. – Пойди раздобудь завтрак. Я буду ждать тебя внизу.

Несмотря на те странные видения, что преследовали его накануне, Серегил не ожидал увидеть в миске с овсянкой то, что увидел. Отодвинув миску подальше, он снова уселся на койку.

– Опять, да? – нахмурившись, спросил Алек. Серегил кивнул, но предпочел не описывать копошащееся нечто, увиденное в миске, и зловоние, которое издавал налитый в чашку чай. Собрав посуду, Алек унес ее и вернулся с кружкой воды и куском хлеба.

– Ты должен съесть и выпить хотя бы это, – настойчиво сказал он, протягивая Серегилу кружку.

Серегил кивнул и быстро выпил воду, стараясь не обращать внимания на то, как что-то защекотало его язык.

– Этого недостаточно, – обеспокоенно пробормотал Алек. – А проглотить немного хлеба ты не можешь? Смотри, он совсем свежий, только что из печи. – Он развернул салфетку, и Серегил увидел, как от еще теплого каравая идет пар, ощутил божественный запах свежеиспеченного хлеба; у него забурчало в пустом животе. Но стоило ему протянуть руку, и ломоть покрыли черви, посыпавшиеся из-под пальцев Алека на стол.

Серегил с гримасой отвернулся.

– Нет. И я думаю, лучше, если ты будешь есть в другом месте, пока это не кончится Иди и закончи завтрак, а потом я, как и обещал, начну учить тебя грамоте Позже они и в самом деле занялись обучением Алека. В потертой кожаной суме Серегила оказались несколько небольших свитков пергамента, перья и бутылочка с чернилами.

– Теперь попробуй ты, – сказал Серегил, вручая юноше перо. – Скопируй каждую букву рядом с написанной мной, а потом я скажу тебе, какому звуку каждая соответствует.

Алек имел представление о том, как обращаться с пером, не большее, чем о фехтовании, поэтому Серегилу пришлось сначала учить его азам каллиграфии. Скоро Алек весь перемазался в чернилах, но Серегил придержал язык: паренек делал успехи. После того, как он освоил буквы, Серегил отобрал у него перо и быстро написал их имена, а также слова, обозначающие лук, меч, корабль и лошадь. Его элегантный почерк казался особенно красивым рядом с каракулями Алека.

Алек следил за ним со всевозрастающим интересом.

– Вот это слово: оно обозначает меня?

– Оно обозначает любого, кто носит имя Алек.

– А вот «лук». Похоже, что эти маленькие значки обладают собственной силой. Я смотрю на них, и у меня в голове появляется изображение вещи. Настоящая магия. Буквы совсем не похожи на лук, но теперь, когда я знаю, как они звучат, я не могу, посмотрев на них, не представить себе лук.

– А как насчет этого? – Серегил написал «лук Алека „Черный Рэдли“, затем прочел написанное вслух, показывая Алеку каждое слово по очереди.

Алек, довольно улыбаясь, повторил за ним.

– А теперь я представляю себе свой собственный лук. Это на самом деле магия?

– Не в том смысле, какой ты имеешь в виду. Обычно слова просто передают мысли, однако ты должен соблюдать осторожность: слова могут лгать или быть неправильно поняты. Написанные буквы не содержат в себе ничего волшебного, но они обладают властью.

– Не понимаю.

– Ну вот, например: мэр Вольда написал письмо мэру Боерсби, что– то вроде «Арен Виндовер и его подмастерье украли у меня деньги. Прикажи их схватить, за их головы я назначаю награду». Мэр Боерсби знаком с мэром Вольда, он читает и верит написанному. Но разве мы украли деньги?

– Нет, мы просто обыскали те комнаты, и ты…

– Да, да, – резко оборвал его Серегил. – Я хочу сказать вот что: достаточно оказалось всего нескольких слов на клочке бумаги, чтобы мэр Боерсби поверил в нашу виновность.

Серегил внезапно замолчал: он обнаружил, что почти кричит. Алек попятился от него: казалось, он ждал, что тот его ударит. Серегил стиснул кулаки и глубоко вздохнул. У него снова сильно разболелась голова, и вместе с болью на него обрушилась неуправляемая волна гнева.

– Я не очень хорошо себя чувствую, Алек. Не пойти ли тебе погулять на палубе? – Спокойные слова дались Серегилу с трудом.

Упрямо подняв подбородок, Алек, не говоря ни слова, вышел.

Обхватив голову руками. Серегил боролся с раздиравшими его противоречивыми чувствами. Ему хотелось догнать Алека и извиниться, но что он мог сказать парню? «Прости, Алек, но на меня напало желание придушить тебя»?

– Проклятие! – Серегил заметался по тесной каюте. Головная боль усилилась настолько, что он почти ничего не видел. Помимо боли, он начал ощущать смутный позыв, быстро превратившийся во всеобъемлющее стремление. Оно заполнило все его существо, и губы Серегила раздвинулись в ужасной волчьей улыбке. Ему хотелось ударить, вцепиться, рвать в клочья…

Он хотел…

И тут, вместе с ослепительной вспышкой перед глазами, все прошло – даже головная боль. Когда он снова смог отчетливо видеть, Серегил обнаружил, что сжимает рукоять перочинного ножа. Каким– то образом он всадил его в крышку стола с такой силой, что лезвие сломалось.

Серегил даже не помнил, как взял нож в руку.

Комната закружилась вокруг него, когда он выпрямился, глядя на сломанный нож.

– Иллиор, помоги мне! – хрипло прошептал он. – Я схожу с ума!

Обиженный и смущенный, Алек мерил шагами палубу. До прошлой ночи Серегил не проявлял в отношении него ничего, кроме доброты и заботы; если он не всегда оказывался разговорчив, то, во всяком случае, был ровен и великодушен.

А теперь, как гром среди ясного неба, такая несправедливость…

Однако острота обиды постепенно проходила, и гнев сменился тревогой. Именно о чем-то подобном Серегил пытался предупредить его прошлой ночью, понял Алек. Конечно, он знает только от самого Серегила, что раньше с ним такого не случалось; что, если он всегда был безумен? Но Алек не мог забыть своего разговора с Микамом Кавишем в Боерсби. Алек с самого начала их знакомства доверял Микаму, а теперешнее поведение Серегила никак не соответствовало тому, что тогда говорил ему воин. Нет, решил Алек, Серегил не виноват в своей вспышке.

«Он совершенно не обязан был освобождать меня из замка Асенгаи, – напомнил себе Алек сурово. – Я обещал, что буду верен ему, и обещание сдержу».

И однако, он еще раз пожалел о том, что Микам не отправился с ними вместе на юг.

Ночью Алек снова оказался на палубе, беспокойно шагая от борта к борту, не обращая внимания на любопытные взгляды, которые бросали на него матросы. Серегил странно вел себя весь день, а вечером, не в силах ничего есть, стал еще более возбужденным и раздражительным. Алек пытался успокоить его, но только разозлил. В конце концов Серегил снова приказал ему уйти, медленно цедя слова сквозь стиснутые зубы.

Было слишком холодно, чтобы спать на палубе, так что Алек спустился по трапу вниз и сел, прислонившись спиной к двери каюты. Он совсем уже засыпал, когда появился капитан Раль.

– Что ты здесь делаешь? – изумленно спросил капитан. – Что– нибудь не так с твоей госпожой?

Алек сумел без запинки произнести приготовленную заранее ложь:

– Мой храп беспокоил госпожу и не давал ей уснуть, так что я вышел сюда. – Он стал растирать затекшую шею.

Раль, нахмурившись, несколько мгновений смотрел на него, потом предложил:

– Ты можешь расположиться на моей койке: не похоже, что мне самому она понадобится, при такой-то погоде.

– Спасибо, но мне лучше остаться здесь, поблизости, на случай, если госпоже что-нибудь понадобится, – ответил Алек, удивляясь неожиданной щедрости капитана.

В этот момент в каюте раздался хриплый вопль, за ним последовали звуки чего-то похожего на борьбу.

Вскочив на ноги, Алек попытался помешать Ралю ворваться в каюту.

– Нет! Позволь мне ..

Дородный капитан отшвырнул его с дороги, как ребенка; обнаружив, что дверь заперта изнутри, он одним ударом взломал замок и сделал шаг внутрь.

Алек в панике смотрел на него; тот резко остановился, и рука юноши скользнула к рукояти длинного ножа на поясе.

– Что, черт возьми, здесь происходит? – прорычал Раль.

Алек в отчаянии застонал.

Бледный и осунувшийся, Серегил, шатаясь, стоял в углу каюты с рапирой в руке. Его ночная рубашка была разорвана на груди, так что никаких сомнений в том, что из себя представляет «госпожа Гветелин», не оставалось. Мгновение Серегил смотрел на них так, будто готов был напасть. Однако вместо этого он потряс головой и бросил рапиру на койку. Жестом худой руки он пригласил их войти в каюту. Алек подошел к Серегилу, Раль же остался, где был – рядом со взломанной дверью.

– Я спрошу тебя только об одном, – произнес он медленно. с трудом сдерживая гнев. – Что бы ты ни затеял, опасно ли это для моего корабля или для команды?

– Не думаю, – ответил Серегил спокойно.

Раль долгое мгновение разглядывал их обоих.

– Тогда чего ради, во имя Билайри, ты околачиваешься здесь в женских тряпках?

– Мне нужно было скрыться от… некоторых людей. Если я расскажу тебе больше, тогда и ты окажешься под угрозой.

– Вот как? – Раль скептически поднял бровь. – Ну, тогда одно из двух – или тут замешана политика, или ты улепетываешь от ревнивого мужа какой-нибудь красотки. Ведь «Стремительный» был не единственный корабль у причала Боерсби. Зачем было взваливать это на меня?

– Как я слышал, ты – человек чести…

– Ах ты дерьмо! Серегил слегка улыбнулся.

– К тому же не секрет, что ты не пылаешь любовью к пленимарцам.

– Это правда. – Раль бросил на Серегила долгий взгляд. – Я понял, во что ты хотел бы, чтобы я поверил. Но даже если предположить, что я куплюсь – а это еще не факт, – как ты объяснишь весь этот балаган? Ты заставил меня играть роль простака, что мне совсем не по нраву.

Серегил устало опустился на койку.

– Объяснять свои мотивы я не собираюсь – они тебя не касаются Что же до твоих авансов несчастной госпоже Гветелин, мы делали все, что могли, чтобы отвадить тебя.

– Ну, с этим я могу согласиться, хотя не знаю, что мне мешает отправить вас, прекрасная парочка, за борт.

– Тебе пришлось бы объяснить это своей команде, разве нет? – Серегил многозначительно поднял бровь.

– Будь ты проклят! – Раль растерянно поскреб бороду – Если кто– нибудь из моих людей пронюхает – история мигом разнесется от истоков до устья Фолсвейна!

– Этого легко избежать. Завтра мы прибудем в Торберн. Госпожа Гветелин может сойти там на берег по причине нездоровья. Я знаю, матросы заключают пари – удастся ли тебе затащить ее к себе в постель. Если хочешь, я устрою так, чтобы меня видели выходящим из твоей каюты утром: с играющей на губах нежной улыбкой и…

Раль потемнел, как грозовая туча.

– Последи лучше за тем, чтобы не высовывать носа из каюты до прибытия. Играй свою роль, пока тебя видит хоть кто-нибудь из команды, а потом не попадайся мне на глаза!

Капитан в ярости развернулся и вышел из каюты, столкнувшись в проходе с первым помощником. Тот только и успел ухмыльнуться; Раль прорычал: «Занимайся своим делом, Нитлс!» – и дверь капитанской каюты с грохотом захлопнулась.

– Должен признаться, это один из самых неловких моментов в моей жизни,

– простонал Серегил; бравады как не бывало. – Нелегко спорить со здоровенным и злющим моряком, когда на тебе ничего, кроме женской ночной рубашки.

– Ты отбросил рапиру! – удивленно воскликнул Алек, прикрывая дверь.

– Если бы я этого не сделал, была бы драка. Этого мы с тобой не могли себе позволить, кто бы в ней ни победил. Как бы мы все объяснили, если бы я его убил? Сказали бы, что ты защищал мою честь? Команда расправилась бы с тобой в секунду, и страшно даже подумать, что сделали бы они с госпожой Гветелин. Если бы он убил меня, тоже ничего хорошего. Нет, Алек, всегда лучше договориться, если только это возможно. А теперь, я думаю, никто не сохранит наш секрет лучше, чем капитан. Кроме того, он меня заинтересовал. Хоть он и хвастун, похоже, он умен и ловок конечно, когда дело не касается женщин. Никогда не знаешь, когда подобный человек тебе пригодится.

– Но почему ты думаешь, что он согласится помогать тебе?

Серегил улыбнулся и пожал плечами:

– Интуиция, наверное. Я редко ошибаюсь. Алек уселся и потер глаза.

– Что за переполох ты устроил – перед тем, как мы явились?

– Ох, снова один из моих кошмаров, – ответил Серегил. делая вид, что не придает этому особого значения. Ему и думать не хотелось о том, что могло случиться, находись Алек в каюте, когда он во сне стал прокладывать себе путь клинком.

Серегил потянулся за плащом, лежащим на сундуке, и порванная ночная рубашка соскользнула с его плеча. При этом стало видно красное пятно на груди, чуть пониже ключицы.

– Что это? – спросил Алек, протягивая руку, чтобы отвести в сторону висящий на шее Серегила деревянный диск.

Ледяные пальцы сжали сердце Серегила. Объятый внезапным приступом ярости, он схватил Алека за запястье и грубо отшвырнул его руку.

– Держи свои руки при себе! – прорычал он. Завернувшись в плащ, он снова забился в угол. – Отправляйся спать. Ну!

Много позже, свернувшись калачиком в своем закутке, Алек услышал, как Серегил пошевелился.

– Алек, ты не спишь?

– Нет.

Последовала долгая пауза.

– Прости меня.

– Я все понимаю. – Алек долго размышлял, и у него появился смутный, но постепенно принимающий более ясные очертания план. – Микам говорил, что ты знаешь волшебника в Римини. Как ты думаешь, он мог бы помочь тебе?

– Если он не поможет, не знаю, кто и мог бы. – Снова последовало молчание. Алеку показалось, что он услышал невеселый смех, и от этого звука волосы зашевелились у него на голове.

– Алек…

–Да?

– Будь осторожен, слышишь? Сегодня ночью был момент…