Текст книги "Чёрный огонь Венисаны"

Документ четвертый,
совершенно подлинный, ибо он заверен смиренным братом Ги, ночным чтецом ордена святого Торсона, в угоду Старшему судье. Да узрит святой Торсон наши честные дела.

Инга утащила на себя все одеяло и спит, свернувшись клубком, – она ложится очень рано и встает засветло, – но Агате сейчас не до борьбы за одеяло: она все равно не собирается спать, ей надо подумать, и подумать как следует. В теплой серой пижаме из шерсти муриоша Агата плюхается на матрасик, закидывает руки за голову – и тут в дверь тихо стучат.

Сегодня ордерро Шейсон выглядит очень уставшим – за ужином он рассказывал о драке торговцев шерстью у Душной лестницы, нескольким ордерро пришлось разнимать драчунов, и в результате ордерро Шейсон получил от одного из торговцев локтем в живот. Агата развесила было уши в надежде понять что-нибудь про то, где находится эта самая Душная лестница, да так ничего и не поняла и только расстроилась. «Уйду я с этой работы», – грустно сказал ордерро Шейсон. «Осторожно, – сказала молчавшая до сих пор Джина. – От клятвы до лжи один шаг». «И то правда», – смущенно сказал ордерро Шейсон, от греха подальше похлопал себя скрещенными руками по плечам и больше в этот вечер на всякий случай не говорил ничего. Вот и сейчас он молча стоит в дверях спальни девочек и держит на ладони какую-то коричневую конфетку. Нет, не конфетку – горько пахнущую пастилку; она похожа на пастилки, которые жует папа Агаты, когда у него болит голова, только те посветлее и поменьше.

– Зачем это? – удивляется Агата.

– От бессонницы, – говорит ордерро Шейсон. – Всем надо. От зеленого воздуха здесь все страдают бессонницей.

Агата чуть не проговаривается, что и не планирует спать, но вовремя спохватывается.

– Я очень устала, – говорит она, – я засну и так рано или поздно.

– Нельзя рисковать, Агата, – неожиданно говорит ордерро Шейсон. – Засыпать надо сразу. Ты не понимаешь.

Агата действительно не понимает, но вдруг соображает, что, несмотря на длинный-длинный день, сна у нее и правда ни в одном глазу, зато от ордерро Шейсона горько пахнет пастилкой, и он смотрит на нее сонными-сонными глазами, едва держась на ногах.

– Да, конечно, – говорит Агата, берет пастилку с ладони ордерро Шейсона и кладет ее на язык.

Горечь оказывается такой ужасной, что Агата едва не выплевывает пастилку прямо ордерро Шейсону под ноги. «Терпи, терпи, терпи», – говорит себе Агата и с усилием делает вид, будто жует, запихнув пастилку языком куда-то за щеку.

– Спокойной ночи, Агата, – устало говорит ордерро Шейсон. – Засыпай быстро, спи без помех, – и наконец уходит.

Агата стремительно выплевывает мерзкую пастилку и кидает ее под кровать.

Клейма на книгах действительно нашлись – вернее, нашлось клеймо на второй книге, на той, которая «Еще одна…», вот только сперва это клеймо привело Агату в полное отчаяние: очень тщательно нарисованное, оно оказалось совершенно непонятным! На красивом, изящном круглом рисунке были какие-то лесенки, и стрелки, и опять канаты, и названия незнакомых террас и балконов, и даже какие-то «барельеф с Невинным» и «выступ Мучеников», и от досады у Агаты сперва чуть голова не закружилась, но она все вглядывалась и вглядывалась в круглое клеймо, и вдруг до нее дошло: маленький дом с книжкой на крыше стоит в самом углу скошенного прямоугольника с единственным известным ей названием! «Шаткий рынок» – это же туда Джина носит продавать столовые приборы, и внутренности муриошей, и «глазники», и еще домашний творог из муриошьего молока. А поскольку Агата сегодня была в итоге очень хорошей, очень послушной, очень услужливой девочкой (и не осталась без ужина, и получила свою порцию голубиного рагу!), Джина, конечно, строго сказала, когда Агата с Ингой мыли и перетирали посуду после ужина, что завтра Агата должна будет помочь ей отнести все это на Шаткий рынок.

«Умная девочка, – хвалит себя Агата, – умная девочка с хорошим планом».

Неловко, конечно, сбегать от Джины, хотя Джина и противная, да и ордерро Шейсон наверняка будет волноваться, но Агате надо думать не о них, а о маме и папе. Мама и папа… У Агаты, конечно, совсем нет денег, но завтра она объяснит хозяину книжной лавки, что ей не нужно ничего покупать, ей нужно только найти и посмотреть одну-единственную книгу – книгу про двери, ведущие прочь из Венисальта, и желательно сразу на пятый этаж. Она, конечно, помнит предостережение ордерро Шейсона («Никогда, слышишь, никогда, девочка, не повторяй больше эту глупость!..»), да только с хозяином книжной лавки, если судить по слепому Лорио, можно говорить обо всем на свете. Агата отлично помнит, как впервые пришла в лавку к Лорио, – ей было лет шесть или семь, и ее привела мама, сказав, что она, Агата, впервые в жизни может сама выбрать себе книжки. Ох, чего только Агата тогда не набрала! Она копалась, наверное, час, носилась по всей лавке, пока мама беседовала с Лорио, и в результате весь прилавок был завален книжками: тут были и «Происшествие с неверным капо Пондо», и «Истории об Эвелине», и «Красочная книга для детей с похождениями хитрого и нахального лиса Тимоно, совершенно пристойная», и все шесть томов «Ундийских тайных рассказов», а главное, Агата притащила из дальнего-дальнего угла лавки, из стеклянного шкафчика, который непонятно как сумела открыть, роскошное издание «Белой книги недостоверных историй» в переплете из кожи и с такими картинками, нарисованными цветной гуашью с золотом, что дух захватывало! «Господи, Агата!» – воскликнул Лорио, смеясь, когда понял, чтó Агата выбрала. Мама нежно подхватила книгу у Агаты из рук и отнесла обратно в шкафчик, а потом сказала: «Чтобы купить эту книгу, нам придется продать дом». Но и остальные натащенные Агатой книги стоили столько, что на них не хватило бы никаких денег, и тогда мама объяснила Агате, что мы не можем приобрести все, что хотим, – придется выбрать только две книжки, самые желанные. От огорчения на глаза маленькой Агаты тогда навернулись слезы – сказали «выбирай, что хочешь», а теперь, значит, так! Агата выбрала «Пондо» и «Лиса Тимоно» и все равно хлюпала носом всю дорогу, а когда пришла домой, обнаружила, что в свертке с книгами не два томика, а целых три: маленькие «Истории об Эвелине» оказались подарком от слепого Лорио, и мама сказала, что теперь у Агаты, кажется, есть друг на всю жизнь.

Что-то все время постукивает, и оно страшно раздражает Агату. Это ставня окна – Агата забыла ее запереть, хотя Инга и взяла с Агаты клятву, что та обязательно сделает это перед сном. Оскальзываясь грубыми шерстяными носками на деревянном полу, Агата бежит к окну, запирает ставню, возвращается к кровати – и чуть не кричит от ужаса: что-то темное сидит у нее на подушке, что-то темное и большое, что-то с перепончатыми крыльями и со светлым пятном лица, которое кажется белым в слабом отблеске ночника, что-то… Агата пятится, ресто перепархивает за ней и садится на спинку кровати. Агата не хочет, не хочет, не хочет смотреть на него и изо всех сил зажмуривает глаза, но уже знает, чтó это за лицо, она бы узнала это лицо везде, всегда. «Я заснула, и мне снится кошмар, я заснула, и мне снится кошмар», – шепчет Агата. «Да, да», – шепчет ресто, и от неожиданности Агата распахивает глаза. Нет, она не спит, а ресто с любимым лицом, крошечным маминым лицом смотрит на нее из-под знакомой челки.

– Почему… почему ты здесь? – шепотом спрашивает Агата, задыхаясь.

– Потому что ты совсем не думала обо мне, – шепчет мамин ресто.

– Я не думала? – возмущенно шепчет Агата и вдруг вспоминает, как Джина жестко произнесла: «Ресто всегда лгут. Не говорят ни единого слова правды. Никогда».

Значит, ресто появляется, когда люди думают о тех, чьи сердца перестали биться в Венисальте, понимает Агата. И, конечно, мамино сердце перестало биться здесь, когда унды выпустили дезертиров из Венисальта, вот и… Ресто смотрит на Агату изумрудными глазами. «А у мамы глаза прекрасные, карие», – вдруг думает Агата, и по щекам у нее катятся слезы, и от стыда Агата быстро закрывает лицо рукавом пижамы. Мама… Как часто мама отводила глаза в последнее время, если Агата пыталась с ней заговорить! Отвечала весело и подробно, гладила Агату по голове, но смотрела куда-то вдаль, словно думала о гораздо более важных вещах, чем какая-то там Агата…

– Мама, – сдавленно спрашивает Агата, – мама, ты все еще меня любишь?

– Нет, нет, нет, – шепчет ресто.

«Не говорят ни единого слова правды. Никогда». Агата понимает, что «Нет, нет, нет» означает «Да, да, да!», но от боли сгибается пополам и захлебывается рыданиями. Надо выгнать, выгнать прочь эту гадость, но у нее есть еще один вопрос – вопрос, который Агата не может не задать, и Агата задает его прерывающимся голосом, задает, закрыв глаза ладонями:

– А папу?

– Как никогда раньше, – шепчет ресто.

Что это значит – «как никогда раньше»?! Что же это получится, если вывернуть его наизнанку? Просто «не люблю»? Или «люблю так же, как раньше»? Или… У Агаты нет сил разгадывать эту загадку, и она, забыв о спящей Инге, кричит:

– Я не понимаю!

– Ты не понимаешь, – шепчет ресто и кивает.

И тогда Агата подбегает к окну, распахивает его и кричит:

– Вон, вон, вон!..

Перепуганная Инга рывком садится в кровати.

– Что случилось? – в ужасе спрашивает она. – Что случилось? – но Агата не замечает ее.

– Вон! – кричит Агата. – Вон, вон, вон!..

Распахнув перепончатые крылья, ресто вылетает в раскрытое окно. Агата ныряет под кровать, находит в пыли и грязи липкую коричневую пастилку, кое-как обтирает ее пальцами и сует в рот.

Документ пятый,
совершенно подлинный, ибо он заверен смиренным братом То, дневным чтецом ордена святого Торсона, в угоду Старшему судье. Да узрит святой Торсон наши честные дела.

За месяц или вроде того до войны Агата напросилась с папой на рынок ма’Риалле под предлогом помочь ему нести домой свежих креветок. Папа, конечно, раскусил Агатин план: дело было вовсе не в креветках, а в том, что в лавке торговца креветками и прочими водяными обитателями продавались прыгучие мячики с чертиком Тинторинто: внутри у чертика был гибкий спинной хрящик морского енота – скок-поскок, скок-поскок.

Был выходной день, и толпа толкающегося, галдящего, торгующегося народу немедленно подхватила Агату: секунда – и Агата перестала видеть папу, а папа – ее. Агата совершенно не испугалась: подумаешь, рынок! Они с Торсоном бывали здесь во время своих вылазок тысячу раз – осенью покупали у разносчиков в черных шапочках яблоки в меду, зимой пили горячий мед с крошечными бутербродами из соленой рыбы-зеленки, а летом смотрели на бои палочников: подносы коробейников были разукрашены, как крошечные театры, а на палочниках были махонькие плащи с гербами. Но папа-то не знал! Ох как он испугался! Оказывается, в поисках Агаты он метался по всему рынку, выкрикивал ее имя, позвал на помощь дучеле, и те нашли Агату в лавке старьевщика – у Агаты не было денег, но она пыталась выпросить у старьевщика заводную куколку-танцовщицу с двумя лицами. Агата тогда постаралась объяснить папе, что ему нечего было беспокоиться, что она бы прекрасно нашла дорогу домой, вот только папе эта идея совершенно не нравилась. Но сегодня – сегодня совсем другое дело: сегодня Агата старается держаться как можно ближе к Джине, чуть ли не локтем касаться ее грубого шерстяного пальто, поскольку отлично понимает, что без Джины не выберется из этого безумного места ни-ког-да.

Господи, да по сравнению с Шатким рынком родной Агатин ма’Риалле – просто тихая захолустная лавочка! Во-первых, больше всего на свете Агата боится, что разойдутся древние, явно много раз чиненные швы, соединяющие гигантские куски толстенной ткани – из нее сделан пол рынка, растянутый сотнями канатов между террасой Слабых и Треснувшим балконом. Во-вторых, народу тут столько, что Агата с Джиной еле проталкиваются сквозь толпу, а вся толпа серая, серая, серая, потому что одежду вяжут и ткут из некрашеной муриошьей шерсти, то потемней, то посветлей, но все равно серой, и пальто Джины почти не отличается от всех других пальто и свитеров, шалей и накидок. А в-третьих, у крошечных лавок, сложенных из дерева, осколков камня и костей муриоша, почти нет вывесок: кому надо, тот знает, куда идти. Агате очень-очень надо, но как понять, в каком из углов рынка стоит книжная лавка и где тут вообще угол? Проще всего было бы сбежать от Джины прямо сейчас, добраться до конца подвесного пола и обойти его от угла до угла по краю, сколько бы времени это ни заняло, но Агату мучит совесть: у нее полон рюкзак костяных ложек, вилок, ножей, булавок для волос и прочего товара, а Джина с ордерро Шейсоном пожалели ее и позаботились о ней…

– Стоп, – вдруг говорит Джина, – и они останавливаются перед неказистой лавчонкой, в стенах которой и камней-то почти нет – одни деревяшки да кости.

Джина отпирает скрипящую дверцу, и они протискиваются внутрь – тут в полутьме разложен Джинин товар. В лавке очень чисто, и будь это любой другой день, Агата восхитилась бы тем, как аккуратно и ловко здесь все устроено, но сейчас у нее еле хватает терпения дождаться, пока Джина вытащит все принесенное из рюкзака. Как только Джина отворачивается и начинает раскладывать товар на прилавке, Агата осторожно подбирает с пола рюкзак и тихо-тихо пятится к двери.

– Куда это ты? – заметив эти маневры, спрашивает Джина. – Давай-ка займись вилками и ножами, а я примусь за булавки – они сами себя не разложат.

– Простите меня, – тихо говорит Агата.

– Чего это ты? – подозрительно спрашивает Джина, но Агата уже выскакивает за дверь, успевая только крикнуть напоследок:

– Простите меня! Пожалуйста-пожалуйста, простите меня и спасибо вам! Спасибо вам огромное за все!..

Агата бежит и бежит, проталкиваясь сквозь толпу, а края рынка все не видно. Особенно обидно, что Агата даже не знает, бежит она в сторону книжной лавки или от нее. Можно было бы, конечно, просто спросить, где тут книжная лавка, но рынок полон ордерро – вдруг им не понравится, что маленькая девочка бродит по рынку одна? Наконец Агата решается и подходит к старой-старой торговке вязаными носками – та выглядит так, словно ей совершенно все равно, кто тут бродит и зачем.

– Вы не подскажете, где тут книжная лавка? – вежливо спрашивает Агата.

– Возле лавки древностей, – отвечает старуха едва слышно.

Лавка древностей! Раньше у Агаты от одних этих слов сердце бы замерло, но сейчас у нее другие задачи.

– А где лавка древностей? – осторожно спрашивает она.

– Возле лавки с игрушками, – шелестит старуха.

«Какое-то райское место!» – думает Агата, но ей не до игрушек.

– А где лавка с игрушками? – спрашивает она терпеливо.

– Что-то ты много вопросов задаешь, девочка! – вдруг очень громко говорит старуха грудным голосом, и стоящий поблизости человек в синем свитере с красной надписью «ордерро» на груди резко оборачивается и смотрит на Агату.

– Эй! – говорит он. – Да ты девочка, которую приютил ордерро Шейсон! Что ты тут делаешь одна? А ну стой на месте, я отведу тебя домой!

И тогда Агата бросается бежать – бежать со всех ног,

и чертов ордерро несется за ней, расталкивая покупателей и торговцев. Пол рынка пружинит, Агата страшно боится попасть ногой в дырку шва и поэтому то подпрыгивает, то переходит на мелкую рысцу, рюкзак бьет ее по спине, но ордерро не отстает, и тут Агата видит дверцу какой-то узкой лавчонки, протискивается внутрь, проносится между забитых полок, влетает в темную заднюю каморку и забивается в дальний угол между двумя какими-то сундуками. Проходит секунда, и она слышит, как деревянный пол лавки скрипит под тяжелыми шагами ордерро.

– Мне кажется, сюда вбежала маленькая девчонка, – неуверенно говорит тот.

– Никакой девчонки тут нет! – отвечает очень-очень ласковый голос, звучащий так, что Агате немедленно хочется выйти из укрытия и поговорить с этим человеком. «Он не может лгать! – думает она, переводя дыхание. – Значит, он меня не видел. Может, он вообще меня не заметит».

– Куда же она делась? – раздосадованно говорит ордерро. – Что ж, простите, что побеспокоил, майстер Иг.

Пол снова скрипит, хлопает дверь лавки, Агата сидит тихо как мышка, и вдруг очень ласковый голос говорит прямо у нее над головой:

– Вылезай, моя дорогая девочка, вылезай.

Документ шестой,
совершенно подлинный, ибо он заверен смиренным братом Ги, ночным чтецом ордена святого Торсона, в угоду Старшему судье. Да узрит святой Торсон наши честные дела.

Агата видит только черные рабочие ботинки, подол длинного черного платья да концы свисающего почти до пола черного шарфа. Монах святого Торсона! Медленно-медленно Агата вылезает на свет. Щурясь, она говорит монаху с изумлением:

– Вы солгали!

– И ничего ужасного не произошло, – с ласковой усмешкой говорит монах. – Впрочем, вряд ли, моя дорогая девочка, ты предпочла бы, чтобы я сказал правду.

– Спасибо вам большое, майстер… Иг? – смущенно говорит Агата, запинаясь на подлинном имени торговца.

Монах кивает, улыбается, и Агата, как ни странно, понимает, что перед ней очень честный человек и что ему можно довериться. Тогда она спрашивает:

– Майстер Иг, как мне попасть в книжную лавку? Мне очень-очень нужно.

– Куда? – удивленно переспрашивает монах.

– В книжную лавку, – повторяет Агата.

– Ну, раз тебе очень-очень нужно, я тебя провожу, – усмехается монах и идет прочь из каморки. Агата следует за ним в узкую темную лавочку, озирается – и вдруг понимает, что та вся набита книгами!

– Ох! – вырывается у Агаты.

– Устраивает? – смеется майстер Иг.

Агата бросается к полкам. Ох, чего тут только нет!

И «Совершенно честные рекомендации, как сажать и выращивать серую капусту», и «Подлинные инструкции по разведению мясистых голубей», и «Лучший и самый искренний советчик в деле окрашивания монашеской одежды в черный цвет», и… Агата роется и роется в книгах, поднимается по маленьким стремянкам все выше и выше – и вдруг кричит от ужаса: что-то тяжелое планирует ей на спину, она машет руками, стремянка шатается, Агата начинает падать назад, и если бы майстер Иг вовремя не подхватил ее, она бы наверняка свернула себе шею. С колотящимся сердцем Агата смотрит вверх – и видит, что под высоким потолком книжной лавки светятся десятки изумрудных огоньков. Агата передергивается. Ресто!

– По… почему их так много? – спрашивает она потрясенно.

Секунду майстер Иг молчит, а потом легко отвечает:

– Ах, по работе мне доводится говорить со столькими людьми, моя дорогая девочка! Вот они и находят меня… потом. Им есть о чем со мной побеседовать.

– И вы не боитесь, что от них… – осторожно начинает Агата.

– …можно сойти с ума, ты хочешь сказать? – подхватывает майстер Иг. – Нет, моя дорогая девочка. Я не так уж легко схожу с ума – да и ты, кажется, тоже. – И майстер Иг смеется.

Тогда Агата очень серьезно говорит:

– Майстер Иг, мне очень нужна книжка, а я ее не нахожу. Мне нужна книжка о том, как найти другие двери в Венискайл. Не Худые ворота, а другие. Вы же понимаете?

Внезапно майстер Иг перестает улыбаться и смотрит на Агату очень серьезно.

– Моя дорогая девочка, – говорит он, – кто наболтал тебе про другие двери?

– Никто, – раздраженно говорит Агата. – Никто ничего мне не наболтал. Я сама попала сюда через такую дверь, понимаете? Я была на четвертом этаже у весельчаков и там вбежала на кухню, и на кухне были поварята с ножами, а я искала золотую дверь, но вместо нее…

– Моя дорогая девочка, – печально перебивает ее майстер Иг, – у меня нет нужной тебе книги.

– А где есть? – упавшим голосом спрашивает Агата.

– В Библиотеке моего ордена, – с грустью отвечает майстер Иг и гладит Агату по голове.

– А мне ее дадут почитать? – обеспокоенно спрашивает Агата.

Майстер Иг молчит и смотрит в потолок, туда, где, мигая огоньками, светятся глаза ресто. «Ну же!» – думает Агата.

– Пожалуйста, скажите мне, как туда попасть! – жалобно говорит она.

– Выйдешь из лавки – сверни направо, потом еще раз направо, а дальше спрашивай дорогу у любого монаха моего ордена. Они помогут тебе попасть куда надо, – говорит майстер Иг. Теперь он словно бы едва замечает Агату.

– А они не соврут? – настороженно спрашивает она.

– Моя дорогая девочка, – сухо говорит майстер Иг, – я очень особенный монах. Остальные братья моего ордена всегда, всегда говорят правду. И когда они будут спрашивать, зачем тебе в Библиотеку ордена святого Торсона, говори правду и ты.

Какой же это оказался замечательный совет и какими добрыми людьми оказались черные братья! Агату почти передавали с рук на руки, когда она говорила, что брат Иг сказал ей идти в Библиотеку ордена искать книгу о дверях в Венискайл. Ей указывали путь, ей называли ориентиры, ее провожали – словом, монахи помогали ей как могли. Последний из тех, у кого она спросила дорогу, просто сказал ей, внимательно на нее посмотрев:

– Ты совсем близко, а дело у тебя важное, бедняжка. Давай-ка я отведу тебя сам.

Это был очень толстый человек, идти ему было тяжело, но дошли они быстро: оказалось, что монастырь ордена святого Торсона стоит прямо за рынком, и Агата подивилась тому, как ловко монах перешел по канатному мосту, на котором она сама ойкала от ужаса, цепляясь обеими руками за шатающиеся натяжные перила.

– Совсем новенькая, да? – печально спросил монах.

– Да, – сказала Агата. – Мне поэтому и надо в Библиотеку, понимаете? Я прошла сюда через металлическую дверь, от весельчаков, из кухни, и теперь мне надо книгу про другие двери в Венискайл. Понимаете?

Монах внимательно посмотрел на Агату и грустно сказал:

– О да, понимаю. Кажется, я понимаю. Что ж, девочка, мы пришли.

Секунду Агата не может сообразить, что значит «пришли»: ей кажется, что перед нею просто гигантская груда камней. Но она хорошенько вглядывается в эту груду – и различает маленькие, как амбразуры, окошки, а когда монах стучит по самому светлому камню, несколько булыжников со скрежетом разъезжаются и перед Агатой возникает узкий темный проход, откуда высовывается заспанное встревоженное лицо и шея, обмотанная черным шарфом.

– Да узрит святой Торсон наши честные дела, – говорит монах, приведший Агату.

– Да будут они угодны ему, – откликается заспанный страж.

– Я привел девочку, которая ищет Библиотеку, брат Ак, – с грустью говорит толстый монах.

Брат Ак молчит и растерянно смотрит на Агату, а потом осторожно спрашивает:

– Ей точно нужно в Библиотеку?

– Ее послал брат Иг, – печально отвечает толстый монах. – Она ищет книгу про двери в Венискайл. Она говорит, что сама прошла в такую дверь.

Ни слова больше не говоря, брат Ак грубо берет Агату за плечо и втаскивает внутрь. Под страшный скрежет булыжной двери Агата едва успевает крикнуть «Спасибо!» толстому монаху. Брат Ак очень ей не нравится. «Вот грубиян!» – думает Агата, а противный монах уже спешит вперед, и Агата почти бежит следом, коридор за коридором, ничего не успевая разглядеть в полутьме и только шарахаясь от лезущих под ноги монастырских кошек. От бесконечных поворотов у Агаты кружится голова. «Если Библиотека спрятана так глубоко, как в нее вообще люди попадают?» – раздраженно думает она и начинает подозревать, что противный брат Ак ее не понял.

– Мы идем в Библиотеку? – кричит она в спину монаху.

– О да, – откликается тот и прибавляет шагу. Агата переходит на трусцу, дыхание ее сбивается, она уже готова попросить передышки, но тут монах резко останавливается, и Агата чуть не утыкается носом в его черное платье.

Они стоят у большого шкафа, монах открывает деревянные дверцы и что-то протягивает Агате. Это такое же, как у монаха, черное платье, черные рабочие ботинки и грубый зеленый шарф. Агата не понимает.

– Без этого в Библиотеку нельзя, – терпеливо говорит монах.

Агата с отвращением натягивает широкое платье поверх своих серых штанов и серой футболки, переобувается и кое-как наматывает длиннющий шарф на шею.

– Еще вот это, – говорит монах и протягивает ей маленькую статуэтку святого Торсона.

Агата глядит на нее в полном недоумении – такая статуэтка есть у Торсона, ее Торсона, конечно, но зачем она Агате?

– Положено, – говорит монах и стоит, не двигаясь, держа статуэтку на вытянутой ладони.

Агата берет статуэтку и сует в рюкзак. Долго еще это продлится? И где, наконец, Библиотека?

Монах нажимает на маленький круглый камень в глухой стене, и стена вдруг ужасно скрипит. Булыжники раздаются в стороны, и монах говорит Агате:

– Вперед.

Внезапно Агату охватывает странное, нехорошее чувство. «Чего это ты? – изумленно говорит она себе. – Монахи так тебе помогали! Что такое? Что плохого может случиться? Да ты просто трусиха! А ну давай! Страх мой подобен утопшей луне… Страх мой подобен утопшей луне… Страх мой подобен утопшей луне…»

Агата резко делает шаг вперед, еще шаг, еще шаг – и видит огромное помещение, и всюду, насколько хватает ее взгляда, влево и вправо, вверх и вперед уходят гигантские стеллажи с книгами, книгами, книгами, и всюду люди в черных платьях и зеленых шарфах сидят за столами и что-то пишут, и перелистывают страницу за страницей. Агата уже готова броситься к стеллажам, но страшный скрежет заставляет ее в ужасе обернуться. Брат Ак исчез, а булыжники, закрывающие вход, медленно съезжаются вместе. Хр-р-р-р-р-р! – и там, где только что был проход, теперь только корявая сплошная стена.

Агата колотит в эту стену кулаками, но ничего не происходит.

– Он же вернется за мной? – растерянно спрашивает Агата. – Брат Ак же за мной вернется?

Сидящий за ближним столом человек в зеленом шарфе и с голубиным пером в руке отрывается от работы и с жалостью смотрит на Агату.

– О да, – говорит этот человек, – он вернется. Брат Ак, и брат Со, и сестра Нэ, и сестра Ка – они приходят по утрам, да только не затем, чтобы тебя выпустить, а зачем – тебе не понравится, зеленая сестра. Жалко тебя, такую маленькую, ну да что поделаешь. Как тебя угораздило здесь оказаться?

– Я просто искала книжку, – обессиленно говорит Агата, – я искала книжку про двери, ведущие наружу из Венискайла, и…

– Ах, две-е-е-ери… – тянет зеленый монах и грустно качает головой.

– Но почему… Почему он так со мной поступил? – всхлипывает Агата. – Все монахи были очень ко мне добры…

– Он тоже думает, что был добр к тебе, уж поверь, – говорит человек с пером, вздыхает и снова принимается за работу. – Монахи добры ко всем сумасшедшим, зеленая сестра.