Текст книги "Поверь своим глазам"

16

Говард Таллиман прекрасно понимал, почему Бриджит Янгер пожелала посвятить его в детали своей проблемы в общественном месте. Она сделала это не только для того, чтобы его реакция не была слишком бурной; их встреча на людях, кроме того, выглядела в глазах посторонних совершенно естественно и не вызвала бы кривотолков. Ничего необычного, если Говард обедает в обществе жены своего лучшего друга. Всем известно, что он является в равной степени ее доверенным лицом, как и советником ее мужа.

Но вот с Эллисон Фитч Говарду не хотелось встречаться при свидетелях. Не нужно, чтобы кто-нибудь вообще узнал об этой встрече.

Он снял на день апартаменты в отеле «Рузвельт» на углу Мэдисон-авеню и Сорок четвертой улицы. Двухкомнатный номер с отдельной гостиной, поскольку Эллисон может начать нервничать, оказавшись наедине с незнакомым мужчиной в тесном пространстве, где над всей остальной обстановкой доминирует двуспальная кровать. Никаких намеков на попытку соблазнения! Потом он дал Бриджит инструкцию связаться с Эллисон и назначить на два часа дня свидание в отеле для обсуждения ее требований. Причем Эллисон не сообщили, что разговаривать ей предстоит с Говардом.

Он велел обслуживающему персоналу подать в апартаменты кофе для двоих и чтобы его доставили за десять минут до времени прихода Эллисон. Ему, конечно, было неизвестно, насколько склонна его гостья к пунктуальности, но, как он считал, сто тысяч долларов – веская причина, чтобы не сильно опоздать.

Фарфоровые чашки и блюдца уже заняли свои места на столике рядом с серебряными ложечками и белыми льняными салфетками, когда без одной минуты два раздался еле слышный стук в дверь. Говард поднялся с дивана, на котором сидел в небрежной позе, закинув ногу на ногу, и приоткрыл дверь.

Эллисон удивленно произнесла:

– Извините. Кажется, я ошиблась комнатой…

– Очень рад вас видеть, мисс Фитч. – Он распахнул дверь и сделал приглашающий жест. – Вы как раз вовремя.

После недолгого колебания она вошла в комнату.

– А где Бриджит?

– Интересы Бриджит сегодня здесь представляю я, – ответил Говард.

– Какого дьявола? Кто вы вообще такой?

– Меня зовут Говард Таллиман.

Он не видел смысла использовать вымышленное имя. Если эта женщина провела в Интернете основательный поиск данных о Бриджит и Моррисе, то ей наверняка не раз попались на глаза имя и фотографии Говарда Таллимана.

– Считайте, что я друг семьи.

– Точно! Теперь я вас вспомнила. Вы что-то вроде… Вы, типа, менеджер предвыборной кампании.

– Не хотите ли присесть? Я заказал кофе.

Двигаясь к дивану, Эллисон успела осмотреться.

– А где же постель? – спросила она. – Нет, то есть я, конечно, бывала в отелях, где в номерах нет кроватей…

– Спальня находится рядом. – Говард указал на закрытую дверь.

На Эллисон это произвело сильное впечатление.

– Ух ты! Номер с отдельной спальней?

– Именно так.

– Можно взглянуть? – Она кивнула в сторону двери.

– Сделайте одолжение.

Эллисон открыла дверь и присвистнула в восхищении:

– Ни фига себе!

Потом вернулась к дивану и села.

– Держу пари, такой номер влетел вам в круглую сумму.

– Но мы ведь встретились не для обсуждения дороговизны номеров отелей в Нью-Йорке, не так ли?

– Я просто хочу сказать, что если Бриджит по карману снять такую роскошь только для того, чтобы мы с вами могли поболтать, то я, вероятно, продешевила.

Говард тоже считал, что, будь Эллисон более амбициозной, она бы потребовала гораздо больше, чем сто тысяч долларов, но делиться своим мнением с ней не спешил.

– Не хотите ли чашечку кофе? – предложил он, берясь за ручку серебряного кофейника.

– Да, с удовольствием.

Напиток потек в чашки, из них поднялся легкий пар. Эллисон добавила сливки и сахар, а сам Говард предпочел черный кофе. Он устроился в кресле, держа чашку в одной руке, а блюдце – в другой.

– Мисс Фитч, вы заварили большую кашу, если мне позволительно употребить это выражение.

– Как сказать. Я ведь не знаю, что именно вам сообщила Бриджит.

– Она поведала мне достаточно, поверьте. О том, например, что вы с ней стали близкими подругами, причем в весьма специфическом смысле слова, хорошо провели время вместе на Барбадосе, а впоследствии узнали о ее муже, Моррисе Янгере.

– Что ж, в общих чертах все так и было. – Эллисон отхлебнула кофе, скорчила гримасу, добавила еще ложку сахара и стала размешивать.

– А получив такого рода информацию, вы увидели возможность воспользоваться ею себе во благо.

Она покраснела.

– Уж не знаю, за кого вы меня держите…

– А вы сами как определяете свои действия?

– Я? Мне кажется… То есть я считаю, что оказываю Бриджит большую услугу.

Кустистые брови Говарда чуть приподнялись.

– Каким же образом?

– Ну, я подумала, что Бриджит едва ли захочет огласки того, что было между ней и мной, и предложила ей способ избежать этого.

Говард кивнул:

– Понятно. Человек вы великодушный, не так ли, мисс Фитч? Но позвольте полюбопытствовать, каким образом вы сможете гарантировать, что эта информация не станет достоянием общественности?

Эллисон прищурилась.

– А вы – скользкий сукин сын, как я погляжу.

– Я бываю очень разным, мисс Фитч.

– Но вам же прекрасно известен ответ. Я сказала Бриджит, что у меня в последнее время возникли денежные затруднения, и если она мне поможет, я обещаю сохранить в тайне нашу с ней связь, огласка которой может не лучшим образом повлиять на шансы ее муженька быть избранным губернатором, президентом, руководителем кружка хорового пения или кем там еще он мечтает стать, когда вырастет. Вы же понимаете, что даже самая обычная измена вызвала бы скандал, не говоря уже о том, чтобы переспать с другой женщиной. Только представьте, в каком восторге от этой новости будут его сторонники, которые платят по пятьсот баксов за вход на чертов благотворительный ужин и тратят миллионы на борьбу против разрешения однополых браков. И потом, что значат какие-то сто штук для нее и ее супруга? Для них это, типа, карманные деньги. Они столько же платят за хороший обед или за поход к Гуччи и Луи Виттону. Мелочевка. Я могла бы потребовать гораздо больше.

Говард Таллиман лишь улыбнулся:

– А вы уверены, что сейчас нас не прослушивают полицейские, сидя в соседнем номере? Что они через минуту не ворвутся сюда и не арестуют вас за вымогательство и шантаж?

Эллисон заметно напряглась. И на секунду в ее глазах можно было прочитать, что ей действительно страшно. Но это длилось лишь мгновение, а потом настороженность пропала.

– Вряд ли вы обратились к копам. Тогда огласки уже не избежать. Все узнают, что жена будущего губернатора была замешана в лесбийскую интрижку.

– И считаете, что вам публичный скандал нисколько не повредит?

– А чем я-то рискую?

– Прикиньте, например, как будет реагировать на это ваша матушка в Дейтоне.

Говард застал ее врасплох. Эллисон громко сглотнула, как зверушки в диснеевских мультиках. До нее дошло, что в ее жизни успели покопаться. Но ей удалось быстро взять себя в руки.

– Думаю, мама давно обо всем догадывается.

– Но вы ведь ей ни в чем пока не признавались?

– Нет. Но это только избавит меня от необходимости в трудном разговоре. На самом деле вопрос заключается в том, как переживут громкий скандал Бриджит и ее муж.

– А они будут все отрицать, – усмехнулся Говард. – Ее слово против вашего. Но она, между прочим, жена генерального прокурора штата, в то время как вы – простая официантка из бара.

– Но у этой официантки есть доказательства.

Он ждал, когда она выложит на стол свои козыри. Текстовые сообщения. Список телефонных звонков.

– Доказательства? Какие же, например?

– Мы много разговаривали по телефону. И есть записи.

– В вашем сотовом?

Эллисон кивнула.

– Позвольте взглянуть. Убедите для начала хотя бы меня.

Она покачала головой.

– По-вашему, я похожа на дурочку?

Говард промолчал.

– Так я вам их и отдала!

– Но если вы хотите получить свои сто тысяч, то в обмен вам придется передать нам свой мобильник, чтобы вся информация с него могла быть удалена.

Эллисон какое-то время пребывала в задумчивости. Ей явно не хотелось потерять источник своего влияния на этих людей.

– Вероятно, так нам и придется договориться, – произнесла она.

Говард поставил чашку с блюдцем на стол и откашлялся.

– Да, но какие гарантии получит Бриджит, что вы не вернетесь и не потребуете еще денег?

– А вот здесь вам придется поверить мне на слово, – усмехнулась Эллисон.

– Что ж, видимо, у нас нет иного выхода, – сказал Говард, хлопнув себя ладонями по коленям. – Спасибо за визит, мисс Фитч. Мы с вами непременно свяжемся.

Это прозвучало так, словно она только что прошла некое собеседование.

– А деньги? Разве они не у вас?

– Не все сразу, – ответил Говард, поднимаясь из кресла. – Вы, вероятно, ждали, что Бриджит сразу расплатится с вами, но мне показалось важным сначала полностью разобраться в ситуации. К тому же для сбора такой суммы требуется время. Вы же не рассчитывали, что вам выпишут чек?

На лице Эллисон он заметил растерянность.

– Разумеется, нет. Однако… Вся сумма будет выдана мне наличными?

– В наших общих интересах, чтобы эта трансакция не была отражена в бухгалтерской отчетности.

– Боже, но что я стану делать с такой кучей бумажек?

– На вашем месте я бы арендовал депозитную ячейку, а потом брал бы оттуда деньги по мере необходимости.

Судя по тому, как вдруг заблестели ее глаза, Говард понял, что эта женщина только сейчас представила соблазнительные стопки купюр, из которых складываются сто тысяч долларов.

– Верно, верно. Так я и поступлю. А где лучше арендовать ячейку?

Говард невольно вздохнул.

– Я бы попробовал сделать это в любом банке.

– Так вы со мной свяжетесь, как только соберете деньги?

– Разумеется.

Говард размышлял, насколько велик будет урон, если всплывет эта история. Предположим, Эллисон обратится в прессу. Как Говард уже говорил Бриджит, он уверен, что ему удастся накопать на эту женщину достаточно компромата для ее дискредитации. В глазах обывателей от ее репутации камня на камне не останется. Но не избежать и нежелательных осложнений – в этом тоже надо отдавать себе отчет. Впрочем, это ведь не Бриджит предстоят выборы. И если скандал окажется для нее роковым, то так тому и быть. А Моррис, вероятно, выйдет сухим из воды, пусть ему даже придется подать на развод. В итоге это добавит ему дополнительные симпатии избирателей, когда шумиха уляжется. Внебрачные связи, гнусные пятна на девичьих платьицах, домогательства к горничным в отелях – чего только не прощали политикам их преданные поклонники!

Но заплатить этой женщине сто тысяч? Как будет выглядеть в прессе такая публикация, если все выплывет наружу? Мозг Говарда работал, как всегда, со скоростью и точностью компьютера. Он уже знал, как поступит. Придется взять всю вину на себя, заявить, будто он по собственной инициативе заплатил шантажистке для того, чтобы избавить от неловкости лучшего друга и его жену. Если придется, подаст в отставку с поста советника генерального прокурора. Но только формально, а на деле продолжит свои манипуляции из-за кулис.

И все равно, если дело будет предано огласке, дерьма можно нахлебаться сполна. Из данной ситуации есть выход, однако многие планы придется отложить. А еще одна задержка крайне нежелательна. Им и так уже пришлось притормозить из-за другой проблемы, выжидая, какими по-следствиями может быть чревата она, хотя с каждым днем опасность разоблачения становилась все менее явной. Что же касается этой дамочки, то хотелось верить, что, взяв деньги, она исчезнет навсегда.

Неожиданно Эллисон Фитч заявила:

– И не делайте глупостей. Потому что я знаю еще много чего.

Говард чуть не вздрогнул.

– Простите, что вы имеете в виду?

Она ответила, уже направляясь к выходу из апартаментов:

– Теперь, когда я знаю, кто такая Бриджит и за кем она замужем, то начинаю вспоминать детали, которые случайно видела или подслушала. И они складываются в любопытную картину.

У Говарда пробежал по спине холодок.

– На что конкретно вы намекаете?

– Гоните сто штук, и вам ни о чем больше не придется беспокоиться.

И Говард лишь озадаченно посмотрел на захлопнувшуюся за ней дверь.

Придется снова откровенно побеседовать с Бриджит. Но сначала нужно позвонить Льюису. Как только события начинали принимать совсем скверный оборот, он в первую очередь обращался именно к Льюису.

17

Когда я вошел в комнату Томаса, он, как обычно, даже не оторвался от своего компьютера и, сидя ко мне спиной, сказал:

– Мне они понравились, но все же следовало поручить это сотрудникам ЦРУ.

Я обошел вокруг его плотно заставленного мониторами и заваленного картами письменного стола, наклонился, протянул руку и выдернул вилку из розетки. Мягкое урчание компьютерного терминала мгновенно с чуть слышным хлопком затихло.

– Эй! Что ты делаешь? – воскликнул брат.

Но я лишь протянул руку чуть дальше, к тому месту, где находился разъем телефонной линии, и тоже отсоединил ее. Томас вытаращил глаза на внезапно потемневшие мониторы, не понимая, что происходит.

– Включи все снова! Включи немедленно!

– О чем ты только думал, черт тебя подери? – крикнул я. – Можешь мне сказать? И какое место заменяет тебе башку? Контактировать с ЦРУ! Посылать им электронные письма! Ты рехнулся?

Еще на закончив фразы, я понял, что совершаю ошибку, но остановиться было свыше моих сил.

– Господи, это же просто невероятно! ФБР! ФБР у нас дома! И тебе очень повезло Томас, что они тебя не арестовали. Что не арестовали нас обоих! Но еще более удивительно, что они не сообразили конфисковать твой компьютер. Какое счастье, что тебе не взбрело в голову угрожать кому-то. Ты хоть понимаешь, в каком мире мы живем? Едва ли, если посылаешь в государственную организацию сообщения о мифической катастрофе, которая якобы должна грянуть. Даже не представляешь, сколько людей сейчас из-за этого буквально на ушах стоят!

– Включи мой компьютер, Рэй!

Брат уже выбрался из кресла, опустился на колени и пытался сам дотянуться до провода питания. Я схватил его за плечи и оттащил в сторону.

– Нет! С этим покончено, Томас! С меня довольно!

Но он вырвался и ползком старался залезть под стол. Я поймал его за ногу и снова оттащил назад.

– Ненавижу тебя! – крикнул Томас. По его раскрасневшимся от злости щекам струились слезы.

– Придется бросить это занятие! Ты перестанешь торчать в комнате и будешь больше времени проводить вне дома! Пора уже начинать жить, как все нормальные люди!

– Оставь меня, оставь меня, оставь… – непрерывно хныкал он.

Я сумел переместить брата в середину комнаты, причем мы оба распластались на полу. Голые доски давали мне упор, чтобы тащить его, но при этом за ним волочилась кипа карт и распечаток. Вытащив из-под своего бедра какую-то смявшуюся бумагу, Томас развернул ее и принялся разглаживать.

– Полюбуйся, что ты натворил! – сказал он.

Тогда я выхватил карту из его рук, скомкал ее в шар и метнул в противоположную стену.

– Нет! – крикнул Томас.

Я уже знал, что поступаю неправильно. Нельзя кричать на Томаса и отключать его компьютер. Но хуже всего я поступил с одной из его драгоценных карт, обойдясь с ней, как с обрывком туалетной бумаги. Я потерял контроль над ситуацией, потерял контроль над самим собой. Конечно, я пережил смерть отца, вынужден был переселиться сюда, ломать себе голову, как поступить с домом и с братом, а потом еще столкнуться с двумя федеральными агентами. Неудивительно, что я сорвался. Но только это все равно не могло служить оправданием грубому обращению с Томасом.

И потому для меня не должен был стать столь неожиданным срыв, случившийся с ним самим.

Брат налетел на меня, как ядро, выпущенное из пушки. В броске он сумел руками вцепиться мне в горло. Я опрокинулся навзничь, а Томас навалился сверху, наши ноги переплелись, его пальцы еще крепче впились в меня.

– Ты как наш отец! – кричал он.

Глаза у него округлились и яростно сверкали. Задыхаясь, я ухватился за его запястья, но не смог разжать неожиданно крепкой хватки.

– Томас! Отпусти… мое горло, – с трудом прохрипел я.

Мне удалось протянуть руку, поймать его левое ухо и резко вывернуть. Взвыв от боли, Томас отпустил меня. Я выбрался из-под него и перекатился в сторону. Боль в ухе произвела на него неожиданный эффект. Он оглядел окружавший нас хаос, бросил взгляд на меня и тряхнул головой.

– Нет-нет-нет… – принялся твердить Томас и, вместо того чтобы снова выместить злость на мне, стал бить сам себя. Подушками ладоней – то левой, то правой – он долбил себя в лоб. Причем очень сильно.

– Томас! Прекрати это немедленно!

Я постарался обхватить его руки и прижать, но они работали, как мощные поршни. Брат бил себя в лоб с такой яростью, что при каждом ударе раздавался стук, какой производит удар дерева по дереву. Тогда я уже сам вынужден был навалиться на него сверху, чтобы хоть как-то остановить его. Лежа подо мной, Томас издавал неразборчивое рычание, исполненное невыразимого горя.

– Все хорошо, – произнес я. – Успокойся.

Я придавил его всем весом своего тела в надежде, что, сковав движения, приведу в чувство.

– Все хорошо, – повторил я. – Прости меня.

И тут словно кто-то повернул выключатель внутри его, потому что он сразу замер. Лоб приобрел пунцовый оттенок, грозивший скоро превратиться в огромный синяк. При том, что у него покраснели и опухли глаза, брат выглядел сейчас как забулдыга, которого только что крепко отлупили где-нибудь в баре. Но он плакал. Эмоции захлестнули и меня. К горлу подкатил комок, дыхание стало учащенным, и я тоже разрыдался.

– Прости меня, Томас, – произнес я. – Прости. А теперь позволь мне подняться.

– Ладно, – отозвался он.

– Я встаю, но ты должен пообещать, что не станешь больше себя бить.

– Да.

– Вот и хорошо. У нас все хорошо. – Я помог ему сесть и погладил по спине.

Томас посмотрел на провод компьютера.

– Мне надо подключить его, – заявил он.

– Позволь это сделать мне.

Я ползком залез под стол и вставил вилку в розетку. Компьютер едва слышно загудел. Но прежде чем брат поднялся, я сказал:

– Ты можешь продолжать свои путешествия, но нам необходимо ввести некоторые правила.

Он кивнул.

– Впрочем, для начала надо хотя бы приложить компресс со льдом к твоей голове. Не возражаешь?

– Нет.

Я протянул ему руку и испытал облегчение, когда он ухватился за нее. Заметил, что пальцы у него тоже покрылись ссадинами.

– Боже, ты только посмотри, что ты с собой сделал!

Но Томас глядел на меня.

– Как твоя шея? – спросил он.

Хотя мне было все еще больно, я ответил:

– В порядке.

– Прости, что пытался убить тебя.

– Ты вовсе не пытался меня убить. Просто сильно рассердился. Я вел себя как последний осел.

Брат кивнул.

Томас сидел за кухонным столом, пока я искал в морозильнике мягкую упаковку для приготовления льда. Отец часто страдал от болей в мышцах или в спине, а потому льда в доме всегда хранилось столько, что впору было открывать лавку мороженщика.

– Приложи вот это к голове, – сказал я, протягивая Томасу одну упаковку. Потом я придвинул поближе стул, чтобы обнять брата за плечо. – Мне не следовало так поступать.

– Не следовало, – повторил он.

– На меня будто затмение нашло.

– А ты принимаешь свое лекарство? – спросил Томас.

И то верно – с тех пор как мы вернулись от доктора Григорин, я не съел ни одной конфетки «Эм энд эмс».

– Нет, совершенно забыл о нем.

– Как только перестаешь принимать таблетки, у тебя могут возникнут проблемы, – авторитетно заявил мой брат.

– Моему проступку не оправдания, – произнес я, не убирая руки с его плеча. – Я ведь знаю… Я понимаю, что ты такой, какой есть, и если на тебя кричать, ничего не изменится.

– А какие правила ты хочешь установить?

– Нужно, чтобы ты советовался со мной, прежде чем отправить электронное письмо или позвонить куда-то по телефону. Но ты можешь совершенно свободно и как угодно долго путешествовать по любому городу, по какому захочешь. Согласен?

Томас обдумывал мое предложение, прижимая пакет со льдом ко лбу.

– Даже не знаю, – вздохнул он.

– Томас, далеко не все в правительстве правильно понимают твое желание помочь им. Не все воспринимают тебя как человека с добрыми намерениями. Вот почему мне важно избежать в дальнейшем всяких недоразумений. Ведь в беду можешь попасть не только ты, но и я тоже.

– Наверное, ты прав, – признал он, убирая лед со лба. – Жутко холодно.

– Но все же постарайся подержать еще немного. Тогда опухоль не будет так заметна.

– Ладно.

– Никогда не видел тебя таким злым, – сказал я. – То есть у тебя, конечно, были все основания, но я не предполагал, что ты способен на подобное.

Поскольку Томас снова приложил к голове пакет со льдом, я не мог видеть его глаз.

– А теперь мне необходимо вернуться к работе. – Он пригнулся, чтобы освободиться от моей руки, и направился к лестнице, оставив упаковку со льдом на столе. Затем, не поворачиваясь в мою сторону, спросил: – Мне все еще нужно готовить сегодня ужин?

Вот уж что совершенно вылетело у меня из головы.

– Нет, – ответил я. – Не беспокойся об этом.