Текст книги "Поверь своим глазам"

18

Бриджит вышла из здания на Тридцать пятой улице, где располагалась штаб-квартира компании, в которой она работала, и сразу же заметила, что он поджидает ее. Крепко взяв за локоть, он повел Бриджит вдоль тротуара.

– Говард! – возмутилась она, глядя на его руку. – Отпусти меня. Ты делаешь мне больно.

Говард Таллиман никак не отреагировал. Он продолжал так быстро вести ее за собой, что Бриджит с трудом сохраняла равновесие на высоких каблуках. Потом он буквально втолкнул ее в холл дома, первого же, где, как ему показалось, они смогут поговорить вдали от посторонних ушей.

– Что ей известно? – спросил Говард, как только они оказались внутри. Он пододвинул Бриджит к облицованной мрамором стене, по-прежнему сжимая локоть.

– Какого дьявола, Говард?

– Она утверждала, будто кое-что слышала.

– Что? Не понимаю, о чем речь!

– Я встречался с ней. И, уходя, она обмолвилась, что слышала кое-какие подробности.

– Что именно?

– Этого она мне не сказала, но намекнула, что это было нечто весьма для нас неприятное. Нечто, о чем ты говорила при ней, но смысл сказанного дошел до нее только после того, как она узнала, кто ты на самом деле.

– Говард, я готова поклясться…

– Ты разговаривала с Моррисом, когда была на Барбадосе?

– Конечно. Мы с ним поддерживали связь каждый день.

– То есть ты беседовала с ним, отдыхая вместе с Эллисон Фитч?

– Да. Но, Говард, у меня уже рука онемела. Ты сдавил мне кровеносные сосуды.

Он разжал пальцы, однако продолжал стоять, почти прижавшись к Бриджит и глядя на нее в упор.

– Эллисон Финч присутствовала при ваших разговорах?

– Нет. То есть она, конечно, могла находиться в соседней комнате. Я звонила ему из ванной или в то время, когда там запиралась Эллисон. А однажды говорила с ним, сидя у бассейна, пока Эллисон ходила за напитками.

– В общем, она имела возможность подслушать практически любой твой разговор с мужем. Сделать вид, будто ушла, и притаиться за дверью.

– Ладно, предположим, но даже в таком случае мы не… Мы точно не обсуждали с ним ничего…

– Тебе ведь известна ситуация с Моррисом, – угрюмо перебил ее Говард.

– Он делится со мной далеко не всем.

– Но тебе тем не менее все известно.

– Да, я знаю, что под него копают. Как мне не знать, если Моррис из-за этого буквально с ума сходит? Он считает, что рано или поздно все выплывет наружу, что от Голдсмита ниточка тянется прямо к нему.

Значит, она действительно посвящена в это дело.

Как Говард ни старался, он так и не сумел убедить Морриса никогда не обсуждать с женой свои политические проблемы. И теперь ясно, что Янгер рассказал ей, как Бартон Голдсмит – в то время директор ЦРУ – втянул его в свой план заключать сделки с людьми, подозреваемыми в терроризме. Голдсмит считал, что делает это для защиты населения Соединенных Штатов, но, как выяснилось, граждане Соединенных Штатов не разделяли его точку зрения. В «Нью-Йорк таймс» появилась разоблачительная статья о том, как Голдсмит оказывал давление на нескольких прокуроров и правоохранительные органы, чтобы отпустить на свободу потенциальных террористов в обмен на информацию.

К примеру, тех двух отморозков, которые готовили взрыв бомбы в парке детских аттракционов во Флориде, но вовремя были пойманы. Как только ему стало известно об их аресте, Голдсмит надавил на нескольких крупных чинов прокуратуры и полиции Флориды, чтобы задержанным не предъявляли обвинений до прибытия его людей. Эксперты Голдсмита заключили, что в стране готовится гораздо более крупный террористический акт, а те двое клоунов из Флориды согласились рассказать все, что им было известно об этом, в обмен на пару авиабилетов до Йемена. Правительство США даже оплатило им перелет, отмечалось в «Таймс», и это вызвало едва ли не больше возмущения, чем сама трагедия, виновниками которой они чуть не стали.

Голдсмит потом оправдывался, мол, таким путем ему удалось вовремя остановить другого террориста-смертника, собиравшегося взорвать самолет, вылетавший из Парижа в Вашингтон. Он был взят с поличным, не успев еще даже подняться на борт лайнера. Однако «Таймс» не нашла связи между двумя событиями. Репортеры пришли к выводу, что Голдсмит преувеличил ценность разведданных, полученных от террористов из Флориды, чтобы сделать оправданной их отправку домой.

Голдсмита пригвоздили к позорному столбу. Ему пришлось подать в отставку. За ним последовал генеральный прокурор штата Флорида.

Однако «Таймс» не знала, что сделка со смертниками из Флориды стала не первым такого рода тайным сговором.

Был еще нелегал из Саудовской Аравии, симпатизировавший «Аль-Каиде» и предпринявший попытку взорвать начиненный пластитом пикап «форд» на углу Музея Гуггенхайма. Он припарковал там машину глубокой ночью, установив таймер на девять утра. Однако сквозь тонированное стекло своей квартиры за ним наблюдала некая женщина. Ее заинтересовало, почему человек так часто что-то проверяет в кузове своего автомобиля, и она вызвала полицию. Прибывшая на место тактическая группа сумела обезвредить взрывное устройство до того, как оно сработало. Владельца машины оперативно вычислили и арестовали. Но с самого начала в дело вмешался Голдсмит. Взял подозреваемого под свою опеку и выяснил, что у того была большая группа единомышленников, которых он готов сдать властям всех до единого в обмен на иммунитет для себя.

Именно тогда Голдсмит вышел на Морриса.

Поначалу Янгер уперся. Хотел лично выступить обвинителем на процессе этого негодяя. Заявил Голдсмиту, что никогда не пойдет на сделку с террористом. И Голдсмит пустил в ход испытанное средство:

– Вам, должно быть, известно, что у нас собраны обширные досье далеко не только на потенциальных террористов. Понимаете, о чем речь?

Едва ли есть в мире хотя бы один амбициозный политический деятель без темных пятен в прошлом, о которых, как он надеется, навсегда забыто. Моррис Янгер мог лишь догадываться, какие именно материалы на него имелись в распоряжении Голдсмита. Вероятно, ему стали известны детали грязных делишек, которые провернул для Янгера Говард Таллиман. Или в его руки попали документы о пожертвованиях в предвыборный фонд, не задекларированных, как положено. Или он знал нечто неблаговидное о прошлой сексуальной жизни Бриджит или даже его самого.

Так или иначе, но Янгер сдался. Террорист благополучно вернулся на родину. И после публикации в «Таймс» Говард и Моррис в страхе ожидали, что последует дальше. Газетчики продолжали вынюхивать и скоро выяснили, что Янгер тоже замешан в подобном деле. Им так и виделся заголовок на первой полосе: «Генеральный прокурор Нью-Йорка позволил террористу бежать из страны». Это означало бы полный крах.

Человек, отпустивший на свободу террориста, не мог рассчитывать на пост губернатора, и, конечно же, ему лучше было навсегда расстаться с мечтой о Белом доме. Просочись информация в печать, и Моррис мог бы считать себя счастливчиком, если бы ему разрешили завершить карьеру в качестве члена попечительского совета какого-нибудь захудалого государственного колледжа.

Теперь Говард опасался, что именно обо всем этом Эллисон Фитч узнала, подслушивая телефонные разговоры Бриджит и Морриса.

– Господи, до чего же ты глупа, Бриджит, – вздохнул он. – И какого дурака свалял твой муж!

– Но мы не обсуждали ничего конкретного. Разговоры велись в самых общих чертах. О том, как он обеспокоен. Как надеется, что уже скоро все рассосется.

– Вот в том-то и суть, Бриджит. Мы действительно могли надеяться, что все рассосется. Шансы, что дело не получит огласки, повышались день ото дня, – тихо произнес Говард. – Но только при условии, что ты не будешь трепать об этом языком в присутствии своей склонной к шантажу подружки-лесбиянки.

– Я уверена, она блефует, Говард. Она не могла слышать ничего существенного. Просто не могла!

Он повернулся, отошел от нее на пару шагов и пристально посмотрел в лицо.

– Вся эта история с лесбийским шантажом яйца выеденного не стоит. Я знаю, как нам легко выпутаться из нее. Но если Эллисон Фитч действительно что-то слышала, то ваша с ней возня в постели вообще перестает иметь значение. В таком случае у нее в руках оказался динамит. Ты понимаешь, Бриджит? Настоящий динамит, если не атомная бомба.

– Говард, могу еще раз поклясться, что даже если она подслушивала каждое мое слово, там не было ничего, что могло бы…

– Довольно! Хватит оправданий.

Говард задумчиво покачал головой, а потом сунул указательный палец прямо ей под нос.

– И Моррис не должен ничего знать. Ясно?

Неожиданно Говард оставил ее одну, стремительно выйдя на улицу и скрывшись из поля зрения.

Бриджит прислонилась спиной к стене, пытаясь успокоиться. Говард может не опасаться, что она пожалуется Моррису. Этот маленький человечек пугает ее значительно больше, чем собственный муж.

19

– ФБР прислало своих людей, чтобы побеседовать со мной, мистер президент.

– Да, конечно. Вполне разумно с их стороны.

– Вы сами их послали ко мне?

– Это стандартная процедура.

– Понимаю, хотя они вели себя не очень дружелюбно. Спрашивали, не возникали ли у меня неприятности.

– И что вы ответили?

– Они и так знали о том случае, когда я застал миссис Хитченс голышом. Но им ничего не известно о другом деле.

– И вы промолчали об этом.

– Да. Потому что, как мне показалось, их интересовали только те проблемы, когда я сам делал что-нибудь плохое. Но тогда никакой моей вины не было. Я вообще не люблю вспоминать об этом. Отец почему-то захотел поговорить о том деле незадолго до своей смерти. Странно, ведь он много лет твердил, чтобы я никому ничего не рассказывал. Я так и поступал. Даже доктор Григорин ни о чем не знает.

– Но я-то знаю.

– Вам можно рассказывать обо всем.

– А как насчет вашего брата? Может, стоит поделиться с ним?

– Нет.

20

По пути в машине домой Майкл Лэмтон ощутил желание. Впрочем, дома он может легко получить свое – нужно всего лишь растолкать Веру и разбудить ровно настолько, чтобы она повернулась на бок, но только сейчас им владело иное желание. В конце концов, у него сегодня праздник. А кому в праздник захочется тот же кусок мяса, который можешь получить каждый день?

И ведь ему есть что отпраздновать, черт возьми! У него все получилось. Или по крайней мере нет оснований полагать, что не получилось. Голосование пройдет в ближайшее воскресенье, и все указывает на то, что это стадо тупых баранов поддержит предложение. Оно будет принято, вероятно, небольшим большинством голосов, однако они поставят свои подписи под новым трудовым соглашением, в котором не предусмотрено увеличение заработной платы, урезаны социальные льготы и не содержится никаких гарантий от увольнения. Но так они по крайней мере сохранят свои рабочие места, потому что не хотят, чтобы производство перевели в Мексику, или в Китай, или на Богом забытый Тайвань.

Им хочется продолжать выпускать запасные части к автомобилям – облицовку дверей, панели приборов, рулевые колеса – и отправлять их заказчикам из «Дженерал моторс», «Тойоты», «Хонды» и «Форда», причем не только в старых добрых США, но и на экспорт тоже. Уже не первый год они видят, что происходит по всей стране, где закрывается один завод за другим. А когда рабочие места уходят, возвращаются ли они потом? Не возвращаются!

Именно об этом говорил им Лэмтон, представляя новое предложение руководства. Он сам готов был назвать его «тошнотворным», заклеймить «до наглости оскорбительным». Заявлял, что подобное предложение – «это плевок в лицо всем честным работникам и работницам нашего предприятия».

Он не жалел уничижительных определений, но потом был вынужден признать, что «это наш единственный шанс сохранить работу».

– Давайте взглянем правде в глаза, друзья мои. Эти сволочи могут закрыть завод и перевести его в Южную Корею, пока вы еще не успеете добраться до дома после смены, открыть банку пива и включить телевизор. Спросите, нравится ли мне этот контракт? И я отвечу: мне он ненавистен. Но как ваш профсоюзный лидер, я должен признаться перед вами, что в воскресенье мне придется проголосовать за это предложение, от которого за милю несет дерьмом. Почему? Потому что я – реалист. Мне надо кормить семью, как и всем вам. Мне нужно выплачивать взносы по ипотеке, как и всем вам. Мне необходимо дать образование своим детишкам, как и всем вам. От моего заработка зависят многие другие люди, как и от вашего тоже.

По залу пронесся ропот, но он был гораздо тише, чем опасался Лэмтон. В былые времена в него уже начали бы швырять стулья. Но тогда еще не прекратили существования «Понтиак» и «Олдсмобил», не пошли с молотка «Хаммер» и «Сатурн». Еще едва не отбросил копыта «Крайслер». Нынче другие времена. Играть приходится по новым правилам. И хотя появились признаки оздоровления экономики, как и надежды на то, что автомобильные компании в ближайшем будущем продолжат покупать запчасти именно у этого американского завода, люди все равно нервничали. Опасались спугнуть удачу. Боялись лишиться своих домов.

В глубине души они понимали, что Майкл Лэмтон прав. Им были не по душе его речи, но зато он известен как человек, который не станет ходить вокруг да около. Они знали, что он о них позаботится. Ведь Майкл Лэмтон умел отстаивать их интересы.

Одним словом, на самом деле они не знали ни черта.

Например, о том, что несколько недель назад боссы компании пригласили его в зал заседаний совета директоров. Они втроем уселись по одну сторону длинного стола из полированного красного дерева, а Лэмтон расположился по другую. По гладкой поверхности стола в его сторону проскользила папка с бумагами, а президент компании обратился к нему:

– Твоя задача – сделать так, чтобы люди купились на это предложение. Можешь изгиляться над контрактом, как угодно. Уверять их, будто они заслуживают лучшей доли. Заявить, что компания тем самым заставляет их есть дерьмо да еще улыбаться при этом и просить добавки. Но в итоге тебе придется продать им это соглашение, потому что ничего лучшего при нынешней конъюнктуре им не видать как своих ушей. Скажи, что если им угодно, чтобы их работу получил какой-нибудь Хуан, Фелипе или Донху-Ло, пусть голосуют против. Но если им нужны их рабочие места, они примут наши условия.

Выслушав его, Майкл Лэмтон, спокойно отодвинул стул, встал, расстегнул ширинку своих джинсов и направил струю мочи прямо на дорогой стол. Причем так, чтобы непременно попасть ею в папку с контрактом.

Руководители компании машинально подались назад, подальше от растекающейся по столу лужи. Лэмптон заправил член в трусы, застегнул «молнию» и сказал:

– Надеюсь, вы теперь поняли, что2 я думаю о вашем новом трудовом договоре? В экономике наметились позитивные перемены. У «Джи эм», как и у «Крайслера», выдался неплохой год. Финансовая поддержка государства дала свои плоды. Вы делаете большие деньги и можете себе позволить выплачивать трудягам нормальную зарплату. Не рассчитывайте, что ваши предложения пройдут. Ясно? – И он широко улыбнулся.

Президент обратился к сидящему рядом мужчине:

– Принеси бумажные полотенца и вытри со стола.

Тот изумился подобному приказу, однако подчинился. Когда стол привели в порядок, президент поставил на него кожаную сумку.

– Всего будет полмиллиона долларов, – произнес он. – Здесь половина. Можешь пересчитать, если угодно. За это тебе нужно только обеспечить благоприятный для нас исход голосования по контракту.

Лэмтон сделал паузу, обдумывая смену тактики ведения переговоров.

– Что ж, это иной подход, – заметил он.

Ему было не впервой совершать за деньги предосудительные поступки. Человек он весьма практичный.

– Вторую часть получишь после голосования, но при том, разумеется, условии, что оно пройдет как надо, – сказал президент компании.

А сейчас, когда только что закончилось собрание членов профсоюза, Майкл был уверен, что еще четверть миллиона у него практически в кармане. Через несколько дней люди поставят подписи там, где им будет велено. Майкл Лэмтон не новичок в своем деле, ему доводилось выступать перед разными аудиториями, и он легко улавливал преобладающие настроения. А что до голосований, то еще ни одно из них не закончилось не так, как ему хотелось бы.

Они скушают это. Будут воротить носы, но скушают.

И, возвращаясь после собрания, сидя в кожаном кресле с подогревом за рулем мощного джипа, думая о том, какая прорва денег опять сама плывет ему в руки, Майкл вдруг ощутил желание.

Первое, что пришло в голову, – заехать в любой бар и снять кого-нибудь. Однако здесь часто все зависит от удачи. В итоге ему, вероятно, придется заплатить за удовольствие, и он, черт возьми, может себе это позволить, но только считает покупную любовь ниже своего достоинства. Самому себе он представлялся весьма привлекательным мужчиной. Да, в талии стал чуть широковат, но ведь какое пузо было у Тони Сопрано [10]10
   Герой американского сериала «Клан Сопрано».


[Закрыть], а оно не мешало ему заваливать любую девицу по своей прихоти.

Майкл вел машину по узкому двухполосному шоссе, включая «дворники» каждые десять секунд, чтобы очистить лобовое стекло от капель мелкого дождика, когда заметил в ста ярдах впереди припаркованный на обочине автомобиль. С виду – японский микроавтобус; задняя дверца задрана вверх. В какой-то степени, подумал Майкл, именно японцы изначально виноваты в том, что он берет взятки и торгует своими принципами. Это японцы чуть не угробили всю американскую автомобильную промышленность. И еще немцы. Две бывшие вражеские державы сумели отыграться за поражение в войне. А потому, когда Лэмтон брал деньги, чтобы заставить своих подопечных и дальше вкалывать, это япошки и «фрицы» подталкивали его руку. Если разобраться, то…

Девушка безуспешно пыталась достать запасное колесо. Майкл видел ее пока только сзади, но ему это уже начинало нравиться. Белокурые волосы до плеч, черная курточка, синие джинсы, кожаные сапоги-ботфорты до коленей. Стройная фигурка. На вкус Лэмтона, могла быть чуть пышнее в некоторых местах, но в целом – неплохо.

Девушка уже открыла люк в полу машины, из которого наполовину торчала запаска. Проезжая мимо, Лэмтон сбросил скорость, чтобы успеть рассмотреть девушку в слегка замутненное зеркальце заднего обзора со стороны пассажирского сиденья. Она тоже подняла голову, и он заметил, что ей уже за тридцать. Но милая мордашка. Остановиться и помочь?

Впрочем, колебался Майкл недолго. Уткнулся капотом в обочину прямо перед ее микроавтобусом, заглушил двигатель, вынул из замка зажигания ключ. Но стоило ему взяться за ручку дверцы, как его сотовый телефон зазвонил.

– Дьявол!

Он достал из кармана куртки телефон и взглянул на отобразившийся на дисплее номер. Незнакомый. Но ведь профсоюзному лидеру звонят очень многие, причем среди этих людей встречаются типы, предпочитающие каждый раз пользоваться другой трубкой. Так сложнее отследить разговор. Вот только именно сейчас у него не было ни малейшего желания с кем-либо общаться. Нужно помочь леди, попавшей в беду. И Майкл положил телефон обратно в карман.

Он осмотрел шоссе и не заметил ни одной машины, которая бы двигалась в том или ином направлении. Да, местечко глухое. Если здесь что-нибудь случится, никто потом и концов не найдет.

«Может, не стоит связываться?» – подсказала интуиция. «Да ладно, это займет пару минут», – возразил он сам себе.

Майкл запахнул полы своей длинной куртки и застегнул пуговицы. Не для защиты от дождя, а из опасения отпугнуть эту крошку видом животика, который перевешивался через брючный ремень.

– Проблемы? – окликнул он женщину.

Расчет простой: помочь ей поменять колесо, а потом пригласить куда-нибудь на чашку кофе. Пока он справится с этой задачей, весь промокнет. Она же будет полна сочувствия, посчитает себя перед ним в долгу. Ей будет трудно отказаться от невинного предложения. Может, даже пригласит Майкла к себе, чтобы он обсохнул.

Женщина выглянула из-за своего микроавтобуса.

– О, слава Богу! Спасибо, что остановились! – воскликнула она. – По-моему, я напоролась на гвоздь.

– Вы уже звонили в «ААА» [11]11
   «Американская автомобильная ассоциация» – организация, обеспечивающая своим членам помощь на дорогах.


[Закрыть]? – спросил Майкл, надеясь на отрицательный ответ. Ему не хотелось, чтобы сейчас появился водитель на тягаче и сломал ему весь кайф.

– Я как раз только что отругала себя, что до сих пор не вступила в нее. Они мне шлют свою рекламу, а я вечно ее выбрасываю. Вот идиотка, да?

Майкл уже успел подойти к женщине и рассмотреть ее. Рост – пять футов девять дюймов. Весит фунтов сто сорок. Высокие скулы. Грудь маловата, но нельзя же получить все сразу. С виду похожа на иностранку – из Европы или еще откуда. Ноги длинные. Заправленные в сапоги джинсы обтягивают их плотно, как колготки. Кожаные перчатки на руках. И осанка… Осанка как у спортсменки.

– Да, надо вступать, – кивнул он, опасаясь, что его попросят вызывать техпомощь по своей членской карточке.

Майкл стоял от нее в двух шагах, но не торопился подходить ближе, чтобы не напугать. Она смотрела на него немного настороженно, словно хотела сказать: «Я рада, что вы остановились, но, надеюсь, не для того, чтобы со мной заигрывать?»

– Как же мне повезло, что вы проезжали мимо, – произнесла женщина.

– Как вас зовут?

– Николь.

– А меня Фрэнк, – представился Майкл, считая, что не следует называть своего настоящего имени ради мимолетной интрижки. – Посидите в моей машине, пока я здесь управлюсь?

– Нет, это не обязательно, – ответила Николь.

У Лэмтона снова начал звонить телефон, но он не обратил на это внимания.

– Я могу чем-нибудь помочь, – предложила Николь. – Например, посветить фонариком.

– У вас есть фонарик? Я тоже держу его на всякий случай в багажном отсеке.

Из внутреннего кармана куртки она достала мобильный телефон. Майкл удивился, поскольку большинство знакомых ему женщин держали телефоны в сумочках.

– У моего сотового есть дополнительная функция, – пояснила она. – Его можно использовать как фонарик.

– Боюсь, вы насквозь промокнете, – произнес он.

Ухватившись за запаску, Майкл поставил ее вертикально на бампер, чтобы затем опустить на землю.

– Так какое колесо спустилось? – спросил он.

Только сейчас до него дошло, что ее машина стояла совершенно ровно, не просев ни с одной из сторон, и без малейшего крена.

– Переднее со стороны пассажирского сиденья, – ответила Николь.

Пока он всматривался вперед, она наклонилась и сделала движение, словно поправив отворот одного из своих высоких сапог.

– Но, Николь, мне кажется, что с этим колесом…

Нож для колки льда быстро и бесшумно прожег ему правый бок. Прежде чем Майкл успел почувствовать боль, Николь вынула окровавленный, но все еще блестящий клинок и всадила его вновь, на сей раз выше – между ребер. Потом опять вытащила нож из раны и нанесла третий удар. С особой силой.

Майкл Лэмтон издал хрип и упал на мокрый гравий. Он пытался что-то сказать, но от этого усилия лишь кровь выступила у него на губах. Николь опустилась рядом на колени.

– Твои люди просили передать, что они знают, как ты продал и предал их. Знают о твоей двуличной натуре. Знают, что ты пытался их подставить.

Затем, чтобы покончить с ним наверняка, она в четвертый раз вонзила нож прямо в сердце. Николь поднялась и подставила лицо под капли дождя. Ощущение восхитительное. Как очищение от скверны. Труп Майкла Лэмтона она откатила в кювет, водрузила запасное колесо на место в люке. И когда она уже сидела за рулем, мчась вперед по шоссе, стал звонить ее сотовый телефон.

– Слушаю.

– Это я.

Ни приветствия, ни представления, но голос хорошо знакомый.

– Привет, Льюис, – произнесла она.

– Звоню, чтобы узнать, свободна ли ты. Мне ведь известно, что ты стала работать не только на Виктора.

– Сейчас я немного занята.

– У меня есть для тебя кое-что.

– Я направляюсь к северу от границы. Собралась немного отдохнуть.

– Но если бы у меня было для тебя дело, ты могла бы за него взяться? Уверяю, вознаграждение будет достойным.

– Что значит «если бы»?

– Мне надо все обсудить с боссом, но, уверен, он согласится. Это выяснится очень скоро.

Николь задумалась. Ей не повредила бы небольшая передышка, но она терпеть не могла отказываться от работы.

– Что нужно будет сделать?

– Разобраться с одной дамочкой из бара, – ответил Льюис. – Проще простого.

– С таким заданием справится кто угодно, – заметила Николь.

– Да, но нам необходимо дистанцироваться от данного дела как можно дальше.

– Хорошо, тогда дай мне знать, что решит твой босс. – И она оборвала связь.

Было что-то в его голосе… Он напоминал ей, пусть и очень отдаленно, голос отца, хотя с ним Николь не разговаривала уже много лет. Жалкий сукин сын! Однако она не могла избавиться от мыслей о нем. О своем дражайшем старике отце. У нее до сих пор звучали в ушах его слова: «Господи Иисусе, серебро! Мы тащились на край света в Австралию, чтобы ты взяла всего лишь серебро? Знаешь, как принято говорить в таких случаях? Выиграй на Олимпиаде бронзовую медаль, и ты можешь с гордостью возвращаться домой, довольная собой. Но если ты выигрываешь серебряную медаль, всего лишь малость не дотянув до золота, эта мысль станет для тебя источником терзаний до конца жизни. Это как стать вторым человеком, ступившим на поверхность Луны. Кто теперь помнит его фамилию?»

Ей крепко запала в душу хлесткая пощечина, полученная от него, когда она ответила: «Базз Олдрин».