Текст книги "Я (почти) в порядке"

– Все нормально, Талли. Порядок, – тихо сказал Эмметт, заметив, что она плачет. Она кивнула ему, он вышел из машины, проявляя вежливость по отношению к полицейскому. Талли отвернулась от них и смотрела, как дождевые капли скользят вниз по стеклу с пассажирской стороны. Она заглянула в зеркало и увидела, что Эмметт поднял руки за голову, а полицейский обыскивает его.

– Оружие при себе есть? Я могу на что-то напороться? – услышала она его вопрос.

– К карману нож пристегнут, – сказал Эмметт.

Ну конечно, у него был нож, а Талли и не видела. Практически все мужчины, которых она знала, носили с собой нож, как будто им от рождения было так положено.

– Это все, что у вас есть? – спросил полицейский.

– Да, сэр.

– Ни оружия, ни наркотиков?

– Нет, сэр.

Повернув голову, Талли видела, как полицейский вытащил нож у Эмметта из кармана, и услышала, что он клацнул по крыше автомобиля, после чего она старалась оставаться совершенно неподвижной. Эмметт и полицейский пошли к патрульной машине. На лице у Эмметта – безмятежность. Она это четко увидела перед тем, как он сел в машину. Она продолжала плакать и смотреть на утихающий дождь. А что ей еще оставалось? Красные и синие огни продолжали проноситься мимо. На противоположном тротуаре старик выгуливал собаку, на обоих были одинаковые плащи – такое зрелище обычно приводило Талли в восторг, она радостно взвизгивала и снимала их на телефон, чтобы послать Айше или Зоре. Но сейчас Талли сидела неподвижно, словно статуя.

Теперь полицейский вернется к ее машине и скажет, что делать? Проверит, не пьяная ли она? В состоянии ли вести машину? Увезет машину на буксире, если она не соответствует? Пятнадцать лет у нее не было штрафов даже за превышение скорости. Как все это работает, она понятия не имела.

Спустя какое-то время, показавшееся ей вечностью, Талли, посмотрев в зеркало, увидела, что Эмметт, пожав полицейскому руку, выходит из патрульной машины. Полицейский убрал мигалку и уехал, помахав им рукой; он даже улыбнулся ей, проезжая мимо. Она услышала, как Эмметт забрал с крыши свой нож, сел за руль и откинулся на спинку, чтобы пристегнуть его к карману. Она все еще плакала.

– Эй. Все в порядке. Я же говорил, все хорошо, – положив руку ей на плечо, сказал он. Дождь теперь усилился. До такой степени, что казалось, будто он поднимался с земли и где-то в середине сталкивался с водой, льющейся с неба.

– Что ты ему сказал? Как было дело? Сначала он придирается, потом машет ручкой на прощание?

– Я сказал ему правду. Все нормально. Эй, все в порядке, – повторил он.

Талли показала Эмметту, как доехать до дома. Он опять включил радио – The Four Tops[33]33
  Американский вокальный квартет, основанный в Детройте, штат Мичиган.


[Закрыть] компании «Мотаун»[34]34
  Motown – американская звукозаписывающая компания.


[Закрыть] – как будто у них не было кучи тем для обсуждения. Он был спокоен до противного, как будто ничего необычного не произошло. Талли вытерла слезы, выключила радио.

– Эмметт, что там, черт возьми, было? Рассказывай! Я тут сидела и сходила с ума, боялась лишний раз вздохнуть! – повысив голос, попросила она.

Он положил руку ей на колено и продолжал аккуратно вести машину. Она и вообразить не могла, как бы нервничала, если бы не пропущенные через ее кровяной поток в виде лекарства остатки бурбона.

– Сожалею, что ты так расстроилась, – сказал он. Он нежно сжал ей колено – так нежно, что она подумала, что ей показалось – и снова взялся за руль.

– Здесь налево, – показала она. – А теперь направо.

– Я не хотел тебя расстраивать. Инспектор был любезен. Спросил, не пил ли я… не пили ли мы. Я не сказал ему правды, это привело бы к неприятностям. Тут я соврал, но это все. Я уже не пьян. Иногда у меня алкоголь выветривается из организма быстро. Я же на четверть шотландец. – Эмметт пожал плечами. – Он спросил, в каких мы отношениях. Я сказал, что друзья. Кстати, он слышал про Хеллоуин у твоего брата.

Талли указала рукой, Эмметт завернул к ее дому, заглушил двигатель.

– И как он отпустил тебя – с предупреждением? – шмыгнув носом, спросила она.

– Да. Ну, давай же, Таллула, иди ко мне, – обнимая ее и прижимая к себе, сказал он. Он был такой теплый, излучал такой покой и совершал нужные действия в нужное время. Они и раньше касались друг друга, но не обнимались. И она правильно угадала его аромат: лес, река. Этот всегдашний дождь с налетом прохлады, промытый до блеска и мерцающий то нежно-голубым, то лучисто-белым. Она крепко зажмурилась.

Клиент терпелив и расслаблен, даже в сложных ситуациях. Его непросто вывести из равновесия и распалить. Утешает других.

– Но это мне нужно тебя утешать, – промямлила она ему в рукав.

– Из-за вчерашнего?

– Нам необязательно обсуждать это сейчас, – сказала она.

– Я все бы отдал за такую жену, как ты, из-за твоей открытости… и твоего доброго сердца. – Его голос растаял возле ее уха.

Эмметт

От: [email protected]

Кому: [email protected]

Тема: Re: ты мне тоже небезразличен

Талли, рад что ты написала. Знаешь, ведь я хочу надеяться что мы как-то сможем остаться друзьями хотя как уже было сказано… я осознаю что прошу слишком многого. Обещаю не слишком распространяться о ребенке потому что понимаю – тебя это огорчает. Прости меня.

Конечно твоей вины здесь нет. Твоей вины во всем этом нет и ты не могла бы ничего предпринять, чтобы не дать этому случиться. Ты понимаешь, что я говорю? Действительно понимаешь? Я принял решения которые с тобой не связаны. Это и есть моя самая большая проблема… что не подумал о тебе должным образом. Поступил жестоко. Не думаю что ты сломлена. я не считаю тебя негодной. и не планировал беременность Одетты. это вышло случайно.

Ты меня знаешь. Возможно тебе кажется что ты меня знаешь не до конца, да, но ты наверняка знаешь мою душу. Я развелся… чтобы обмануть тебя. Даже вспомнил про те чертовы крестражи из Гарри Поттера. Все было именно так. Я себя расколол. Надо было первым делом Одетте отказать. Но я этого не сделал. Даже представить себе не мог как тяжело отказывать. Слаб я. Но ты, Талли, меня знаешь. Это точно. Вспомни через что мы прошли вместе. Такое не уходит так просто. И даже если бы ушло, то куда? У одного из нас оно все же останется.

Считаю тебя потрясающей женщиной, я тебя недостоин, но признаюсь где-то в душе с неоправданными амбициями всегда надеялся что смогу каким-то образом оставаться в твоей жизни. И твое письмо согрело эту часть моей души. Спасибо тебе. Я стараюсь исправить свои ошибки… ошибки которые совершил в нашей Вселенной… Стараюсь исправить их совершая (хотя бы какие-то) правильные поступки.

До скорого,

Джоэл

PS: Буду в нашем городе на Рождество и разумеется до чертиков скучаю по тебе, Талли. Конечно, а как же. Ты довольно долго была моей женой. И я буду любить тебя всегда.

PPS: Желаю тебе завтра хорошо провести время у Ли на вечеринке.

* * *

Когда Талли скрылась у себя в спальне, Эмметт выпил у кухонноой раковины стакан воды.

(У инспектора были каре-зеленые глаза. Опрятная короткая стрижка, чисто выбритое лицо. Оружие на правом бедре. Вышитая белым фамилия на форме: Бауман. Немного кривой передний зуб. Кончик носа Талли, когда она плачет, становится ярко-розовым. Ногти на руках короткие, покрыты ярко-оранжевым лаком. Она носит серьги, а колец не носит. Легкое конфетти из рыжей и черной кошачьей шерсти на джинсах, ниже колена. И искрит электричеством… как женщина.)

Талли

Уличный фонарь заливал просторную гостиную Талли оранжевым светом струящегося дождя. Сумерки ложились на комнатные растения и книжные полки, разливались по полу. Она любила это священное окно. Сидела на подоконнике и смотрела на спящего Эмметта. Он дышал медленно, глубоко и упирался ступней в подлокотник, как будто отталкивался от него, как от бортика бассейна, и диван вот-вот плюхнется в воду. Она сказала ему, что ему не повредил бы дополнительный отдых. Талли часто обсуждала с клиентами расписание их сна, как он важен как для психического, так и для физического здоровья.

Как в горячечном сне, Эмметт лежал у нее на диване, прижав к себе рюкзак, а Джоэл был в Монтане с собранными в хвостик волосами и младенцем на руках. Она заблокировала номер Джоэла в телефоне, но он продолжал жить у нее в памяти вместе с другими ненужными подробностями. Джоэл носил брюки размера тридцать два – тридцать два, но мог надеть и тридцать два – тридцать, в зависимости от покроя. Размер обуви у Джоэла был десять с половиной. Когда они с Талли поженились, на его банковском счету было тридцать тысяч семнадцать долларов. Адрес его родителей соответствовал междугородному коду семь ноль четыре. Брат Джоэла был старше его на два года. День рождения Джоэла девятого сентября. Талли и Джоэл поженились шестого июня. Талли и Джоэл пережили пять неудачных попыток ЭКО – неисчислимые инъекции, многие часы на телефоне со страховой компанией, бесконечные дни постельного режима, слезы, надежды, молитвы – до того, как полностью поверили в диагноз «бесплодие неясного генеза». Талли и Джоэл были женаты десять лет и пять месяцев. Джоэл в конце концов признался в измене первого октября, но только после того, как Талли сообщила ему о своих подозрениях; она увидела, как он пишет Одетте сообщение в два часа ночи. Талли и Джоэл разошлись и не жили вместе положенные по законам штата Кентукки шестьдесят дней плюс еще четыре. Они получили развод по обоюдному согласию четвертого декабря.

Талли и Джоэл поженились в июне в цветущем поле у реки, пообещав «век любить друг друга» перед практически всеми своими друзьями и знакомыми. Джоэл и Одетта поженились в декабре, спустя всего несколько недель после развода. Джоэл позвонил Талли, сказал, что они сходили зарегистрировать брак в центре города и что Одетта беременна.

– Талли, это получилось случайно, – сказал он так, будто лишь пролил бокал красного на белую скатерть.

– Беременность или брак?

Джоэл молчал с трубку.

– Джоэл, брак для тебя ничего не значит.

То, что он сделал, было жестоко и гибельно. Талли отключилась, чтобы он не услышал, как она плачет.

С Джоэлом она не общалась с их последнего разговора на Фейсбуке еще летом. Там они больше не были друзьями. Она не могла себе вообразить, что Джоэл, Одетта или их ребенок появятся в ее хронике, когда она будет мимоходом пролистывать фотки, годовщины, рецепты и политические дискуссии. Чтобы просматривать посты Джоэла, ей нужно было морально собраться и быть готовой к борьбе со своими чувствами. Она старалась относиться к этому как к ритуалу очищения, в котором в конце концов перестанет нуждаться, но без которого пока обойтись не может.

Она на телефоне зашла на страницу Джоэла. Накануне он разместил пост о походе на последний супергеройский фильм. Они с Айшей тоже его смотрели, а Талли потом одна пошла на этот фильм еще раз. Такой идеальный способ бегства в приукрашенный мир. Но Джоэл, разумеется, раскритиковал кино, как критиковал все и всегда, употребив даже слово «дорифор»[35]35
  Педантичный и назойливый критик мелких ошибок (дословно: колорадский жук.)


[Закрыть]. Неудивительно – ведь Джоэл был человеком, который считал, что Большой Каньон переоценили. («Просто я думал, что он больше, вот и все».) Талли прочитала пост до конца, то и дело закатывая глаза и боясь от досады лишиться чувств. Потом прочитала второй раз и только тогда перешла на страницу Одетты.

Почти все, что Талли знала об Одетте, она добыла из соцсетей. Ей было удивительно мало известно о деталях романа Джоэла – она считала, что не иметь всех ответов будет лучше для ее психического здоровья. К тому же ее уже и так преследовали картины их близости: хриплый, грудной звук, который Джоэл издавал при оргазме, его ушная раковина, как присоска, прижатая к Одетте, когда он сверху. Она узнала от Джоэла все, что могла выдержать, о том, когда и где он встречался с Одеттой: в их доме – никогда, всегда у Одетты. Один месяц – с сентября по октябрь – плотного тайного секса – вот как описал это Джоэл.

Талли злилась на себя за то, что не была из тех, кто желал бы им с Одеттой смерти и исчезновения на веки вечные. Или хотя бы из тех, кто мог надеяться еще позлорадствовать, когда Джоэл в конце концов изменит Одетте или брак их расстроится. Но ничто из этого не изменило бы прошлого, и она понимала, что ненависть к Одетте отравит лишь ее саму – и больше никого.

Одетта росла, проводя лето с бабушкой и дедушкой в Л’Иль-сюр-ла-Сорг[36]36
  Коммуна во французском департаменте Воклюз региона Прованс – Альпы – Лазурный Берег.


[Закрыть]. Одетта любила романтические комедии и низкосортные рождественские фильмы. Лошадей и кофе. Диетические рецепты жаркого, уроки макияжа. У нее были любимые инструкторы пилатеса и занятия зумбой. Иногда она размещала то, во что Талли пламенно верила и с чем тоже соглашалась, например, петиции о борьбе с изменением климата или видео Тейлор Свифт. От понимания, что их с Одеттой не объединяло ничего, кроме Джоэла, ее обуревал головокружительный круговорот сильных чувств.

На странице Одетты тут и там мелькали фото Джоэла и ребенка.

Талли щелкнула по той, на которую смотрела чаще, чем на другие: Одетта на больничной койке, держащая их девочку, Перл. У Перл был отцовский носик в миниатюре, его черные, как смоль, волосики. Снимал их Джоэл – в темно-синем джемпере с треугольным вырезом, который ему купила Талли – он перегнулся, чтобы целиком попасть в кадр. Она обожала этот темно-синий джемпер с треугольным вырезом и, когда Джоэл его надевал, покусывала его рукава – ей буквально хотелось съесть этот джемпер.

Когда Талли только узнала, что девочку назвали Перл, это слово совершенно не выходило у нее из головы. Оно вырывалось на поверхность и крутилось в мозгу, переливаясь бликами, как настоящая объемная жемчужина[37]37
  От англ. pearl – жемчуг.


[Закрыть]. Раньше Талли представляла, что у них с Джоэлом будет ребенок с такими же локонами – на своей ладони она ощущала вес его нежной головки. «У Джоэла есть дочь, и это насовсем», – теперь думала Талли. Джоэл совершил со своей жизнью что-то жутко необратимое, взял и все изменил. Иногда у Талли возникало чувство, что эта мысль была слишком велика для ее головы, но избавиться от нее она была не в состоянии, пока не начинала болеть голова. «У Джоэла с Одеттой могут быть еще дети. У Джоэла и с другими женщинами могут быть еще дети». Мысли носились и носились по кругу до тех пор, пока у Талли уже не оставалось больше сил.

Глядя на фото, она опять расстроилась. Почувствовала себя неприкаянной и одинокой. Она зашла в рабочую почту, хотя и пообещала себе, что не станет этого делать, и даже сообщила клиентам, что до понедельника будет недоступна. От нечего делать ей захотелось удостовериться, что она не пропустила ничего важного. У нее было несколько клиентов, которые полагались на нее, чтобы дополнительно подстраховаться при принятии важных решений, а также клиентов, которые выходили на связь, когда им нужно было, чтобы их убедили не паниковать, или когда член семьи, друг, проблема или страх, которые они считали ранее побежденными, возникали опять, преследуя их, как злые призраки. Иногда клиент присылал мейл просто в поисках ее поддержки или разрешения слишком не заморачиваться.

Будучи психоаналитиком, Талли могла найти здравый смысл, который так легко затуманивался психическими заболеваниями, депрессией, одержимостью и тревожностью.

Она призывала клиентов с навязчиво-маниакальным расстройством делать фото – с датой и временем – своих выключенных духовок и запертых дверей, на которые им можно было взглянуть в течение дня. Одной такой клиентке, которая каждое утро переживала, что не выключила кофемашину, – отключать от Сети этот или любой другой прибор, о котором та волновалась, и брать его с собой на работу. Таким образом она достоверно знала, что он не остался дома, готовый устроить пожар. В психоаналитике было так много практичного, она так часто давала людям столь необходимый им «зеленый свет»: когда нужно – расслабиться, а когда нужно – проявить странность. Освободить их мозг от действий, которые, как они считали, им следовало совершать, если это всегда шло вразрез с тем, что они делать хотели. Задавать вопросы, например, «почему», хотя клиент об этом никогда даже не задумывался.

Талли проверила почту, с облегчением не обнаружив ничего срочного, и во второй раз пообещала себе до понедельника больше туда не заглядывать. Тогда она зашла в личную почту, пролистала несколько рассылок и открыла старые письма Джоэла. Насколько назойливы были его посты в соцсетях, настолько же коротки были письма, даже любовные. И писать сообщения он тоже не очень любил. А по телефону с ним разговаривать было вообще невозможно. Пока они были женаты, их наиболее важные разговоры происходили за ужином или мытьем посуды. На прогулке, в машине, в постели. За чашкой кофе.

Напечатав «Джоэл» в поисковом окошке, она щелкнула на первое попавшееся письмо. Оно было двухлетней давности, он тогда навещал брата в Чикаго, а Талли и Айша уехали на девичник в Ашвилл[38]38
  Ашвилл – город в штате Северная Каролина.


[Закрыть].

Кому: [email protected]

От: [email protected]

Тема: ☹

Звонить слишком поздно, и телефон все равно где-то в гостиной, но я думал о тебе, о твоем теле, как хорошо от тебя пахнет. А я тут в гостевой спальне со своим ноутбуком и совершенно один ☺ В следующий раз поезжай со мной.

Твой бедный, одинокий муж,

Д

И еще одно, вскоре после этого. Он переправил ей статью об архитектуре ар-деко с фотографиями Американ-радиатор-билдинг[39]39
  American Radiator Building – известный 23-этажный небоскреб с многоярусной золоченой башней в Мидтауне, Манхэттен, штат Нью-Йорк.


[Закрыть]

Кому: [email protected]

От: [email protected]

Тема: Погляди

Это здание мы увидели из Брайант-парка. Когда в следующий раз поедем сюда, надо пойти на пешую экскурсию на тему ар-деко. Думаю, если предложим Лионелу с Зорой поехать с нами, они обязательно согласятся. Организуем вокруг этого целую поездку. С тобой чертовски здо2рово путешествовать.

Больше они в Нью-Йорк вместе не ездили. Возможно, Джоэл строил планы в будущем отправиться на пешую экскурсию по ар-деко с Одеттой. И с ней тоже чертовски здо2рово путешествовать. Он бы шел рядом, а она везла бы Перл в дорогой коляске. Или он нес бы Перл на груди в сумке-кенгуру, и они с Одеттой, глядя вверх, на небоскребы, тыкали бы пальцами в голубизну.

Именно образ Джоэла с Перл на груди переполнил чашу ее терпения.

Талли что-то быстро и едва слышно пробубнила сама себе, прерывая ход плохих мыслей. Эмметт перевернулся, открыл глаза и посмотрел на нее. Сел, потер лицо.

– Я никогда не сплю днем. Дневной сон не для меня, – сказал он еще хриплым ото сна голосом.

– Сегодня он для тебя, – радуясь, что отвлеклась, сказала она. – Хочешь чего-нибудь? Поесть? Воды?

Эмметт пригладил волосы и оглядел гостиную, потом устремил взгляд на дверь в кухню.

– Знаешь, я хотел бы приготовить ужин. Хотел бы сходить за продуктами, вернуться и приготовить тебе поесть.

– Ой, это совершенно необязательно. У меня полно еды. И в такую погоду выходить не стоит, – сказала она, показав на мутное, мокрое стекло. Он наклонился и открыл рюкзак, порылся в нем и, вытащив деньги, показал ей. Протянув ей пять двадцаток, он пояснил, что это за обед и все прочее, что было раньше, а остальные деньги положил в карман.

– Это меньшее, что я могу. Можно я возьму твою машину? Я оставлю… – Он замолчал и снова стал рыться в рюкзаке. Он вытащил оттуда коробочку, открыл ее. Внутри лежало кольцо с бриллиантом не меньше карандашной резинки. – Оставлю у тебя кольцо. Чтобы ты не думала, что я убежал.

– А хочешь, я поеду с тобой? Поведу машину, если ты настаиваешь на приготовлении ужина, – предложила она. Он придвинул к ней коробочку.

– Я обо всем позабочусь. Как ты относишься к стейку? – встав, спросил он.

– Нормально. Стейк – отлично. Ой, ключи. Мои ключи, – сказала она, вспомнив, что оставила сумочку на кухонном столе. Вернувшись в комнату, она отцепила ключи и, дав себе возможность провести кончиками пальцев по его руке, отдала ему. В его сжатой ладони звон ключей смолк.

– Вернусь через полчаса. Честное слово.

– Ты не хочешь, чтобы я показала тебе, где магазин продуктов?

– Сам найду.

Забросив рюкзак на плечо, он направился к двери.

Было непонятно, почему она ему поверила. Кольцо могло быть фальшивкой. Он мог поехать на мост и прыгнуть. Мог сбежать навсегда на ее машине, и ей пришлось бы объяснять полицейским, что она не только не знала его, но и не была уверена, что Эмметт его настоящее имя.

Она доверяла ему, полностью доверяла.

Ей показалось, будто внутри ее расправилась складка.

Эмметт

Здоровенные бутафорские пауки обхватили черными лапами горящие буквы вывески со словом «ПРОДУКТЫ». Снаружи казалось, что продавали там только тыквы и хризантемы. Эмметт, сидя на парковке в машине Талли, бездумно пролистывал новости на телефоне, хотя терпеть этого не мог. Но если бы вчерашний вечер закончился так, как он хотел, и его нашли бы в воде, его лицо и история были бы главной новостью дня. Новости жутко удручают, и отчасти именно они подтолкнули его к решению прыгнуть. Как вообще люди выживали? От растущей тревожности зачесалась шея, тело заныло от тоски – он привык к этим ощущениям за годы. «Грусть причиняет боль… физическую боль», – предупреждал его отец.

До того как перед ним замелькали фантасмагорические образы, он увидел Кристину и Бренну, сначала по отдельности, потом вместе, невредимых, с закрытыми глазами, бледных, спящих. Пережить это вновь – как будто увидеть холодную вспышку света перед наступлением кромешной тьмы, и лишь дверца клетки, в которой было заперто его сердце, продолжала мерно хлопать. Эмметт прижался лбом к рулю и в прохладном из-за неработающего двигателя салоне сосредоточился на осознанном медленном дыхании, подняв голову только при звуке остановившейся рядом машины.

(Белая машина. Рыжеволосая женщина в плаще в черно-белый горошек. Автокресло. Верхний свет выхватывает детали. На ручке автокресла одеяльце, защищает младенца от дождя. Одеяльце белое с желтыми уточками. Уточки улыбаются.)

* * *

Начав с отдела овощей, Эмметт выбрал небольшой пакет красного картофеля и положил в корзину. Там к нему подошла женщина с тележкой, которая настаивала, что он ей знаком и она его уже где-то видела. Он вежливо объяснил, что живет в другом городе, и отвернулся. Выходы в большой мир лишь усиливали его желание снова попасть в комфорт теплого, чистого и приятно пахнущего дома Талли. Он взял два стейка, ирландское масло, бутылку красного. Бульон и коньяк для соуса. Он пробежался по широкому и хорошо организованному ряду сезонных товаров с его масками и скелетами с сенсорами движения, которые дребезжали и тряслись по обе стороны от него. Миновал пикающую кассу самообслуживания и вышел, ни словом не перемолвившись больше ни с кем.

* * *

Дома он прежде всего выгнал Талли из кухни.

– Ты, наверное, постоянно заботишься о других. Я говорю «наверное», потому что не хочу показаться всезнайкой, поучающим тебя, как надо жить, но я уверен, что это так. Смотри, что ты сделала для меня. Это было необязательно. Так позволь же мне сделать что-то для тебя, – попросил он.

Как только он вошел, она отдала ему кольцо Кристины, которое он положил в рюкзак и сразу поставил кипятить большую кастрюлю воды. Порезал картошку, забросил в кастрюлю.

– Трудно признаваться, но как же я рада, что ты готовишь ужин и мне об этом беспокоиться не надо. Я готовлю нечасто. Или вообще живу на перекусах. Иногда беру еду навынос. Мне все еще странно готовить для себя одной. И у меня плохо получается позволять другим обо мне заботиться, – сказала она. Она не заступала мысками на территорию кухни, а стояла так, чтобы быть идеально вровень с чертой, разделяющей плитку и деревянный пол.

Эмметт промыл стейки под слабой струей воды, высушил их с помощью бумажного полотенца и натер оливковым маслом. Талли подалась вперед и наблюдала за ним. Едва слышное «мяу» одной из кошек желтым облачком повисло в кухне. Эмметт включил плиту, бросил бледный куб холодного масла на сковородку и, пока оно грелось и шипело, налил себе стакан воды.

– Вчера, на мосту – это как-то связано с твоим браком? – спросила Талли, когда он положил на сковороду оба стейка. Кровяные, они жарились и подрумянивались.

– В каком-то смысле да. В каком-то – нет, – ответил он.

– Понятно объяснил.

Он повернулся к ней. Улыбнулся. Талли сидела на полу за пределами кухни и укоризненно качала головой.

Когда пришло время, он переместил стейки в духовку, снял пустую сковороду с плиты и плеснул в нее бульона и коньяка. С помощью деревянной ложки он соскреб со дна и стенок вкусные поджарки, поставил сковороду обратно на огонь и поддал жару, давая соусу выкипеть и загустеть. Пока Эмметт колдовал у плиты, Талли продолжала говорить. Потом Эмметт, рассчитав время так, чтобы внутри мясо было еще розовым и прохладным, вытащил стейки из духовки.

– Дадим им отлежаться, – сказал он.

– Как ты познакомился со своей бывшей женой? – спросила Талли.

– А ты расскажешь, как познакомилась с Джоэлом?

– Ты хочешь знать, как я познакомилась в Джоэлом?

Эмметт кивнул.

– Хочешь, чтобы я первая рассказывала?

– Да, – подтвердил он.

Когда Талли познакомилась с Джоэлом, он работал менеджером по маркетингу в медицинской страховой компании, где Лионел был финансовым директором. Они вместе играли в футбольной команде организации. Талли видела Джоэла, когда ходила на матчи, и считала его симпатичным.

– У Джоэла были черные локоны, которые развевались при беге, и по полю он носился так же резво, как щенок. После того как я побывала на нескольких матчах, Джоэл попросил у Лионела разрешения пригласить меня на свидание. Лионел сказал мне: «Он хороший парень. Немного нудный, но обалденный футболист. Способный, сильный и выносливый. А какой красавец!» – рассказывала Талли.

Она помнила наизусть слова Лионела. Пока она говорила, Эмметт смотрел, как двигается ее рот. Она рассказала, как избирателен был Лионел по отношению к ее ухажерам, долго с ними сближался, да и она призналась, что сама ужасно относилась к некоторым девушкам брата. При этом сказала, как сильно любит свою невестку Зору. Она добавила, что Зора ей больше чем невестка, она хороший друг. Талли привела пример, как Зора, когда Джоэл съехал, ночевала у Талли. Как она убралась у Талли в кухне и приготовила ей ужин, дала ей возможность выплакаться, положив голову Зоре на колени, и гладила ее по волосам.

– Через сколько свиданий ты поняла, что Джоэл – твой избранник? – выслушав, спросил Эмметт.

– Не знаю… может, месяца два? Я время от времени встречалась с другим, но Джоэл был красив, остроумен, любил пофлиртовать. Очень сексуален и напористо самоуверен, кроме того, он носил костюмы… часто, – сказала Талли. – И потом, он смышленый и не робкого десятка.

– Надо же… не робкого десятка, – передразнил Эмметт басом.

– Ну да. Но это правда! Поверь мне, я бы ни за что не воспользовалась этим выражением, чтобы описать кого-то еще, кроме Джоэла.

– Выражение емкое.

– Согласна. – Талли помолчала. – Ну и вот… у меня были серьезные отношения, но с Джоэлом у меня появлялось чувство, что я что-то такое выиграла, но не могла объяснить как. Будто бы при выборе между ним и кем-то другим я видела… что Джоэл давал мне ощущение, что это просто должен быть он. Не может не быть. Это же был Джоэл! Он как-то смог убедить меня, что он единственный и неповторимый.

– А теперь?

– Теперь я разобралась, – сказала она. – Так, твоя очередь.

– Ну… наша история такая. Я работал вместе с одной из ее близких подруг, которая начала встречаться с моим близким другом… это они переехали в Монтану. Я говорил тебе о них на мосту. Так я познакомился с Кристиной, – сказал Эмметт, впервые при Талли произнеся вслух ее имя, заполняя пробел в графе «отношения», оставленный его письмом.

– С Кристиной, – повторила Талли, будто пробуя имя на вкус и наслаждаясь им. – А ты не передумал по поводу того, чтобы позвонить этому близкому другу? Как его зовут?

– Его зовут Хантер. И я его люблю, но сейчас необходимости с ним говорить у меня нет.

Хантер захочет надрать ему задницу, мертвому или живому, как только услышит о письме Эмметта родителям. Грубоватый смешок шевельнулся где-то у него в животе, и он положил на него ладонь.

– Через сколько свиданий ты понял, что Кристина – та самая?

– После первого, – сказал он.

– Правда? Ух ты… можно только мечтать.

Эмметт, отвернувшись к плите, наблюдал, как крутилась в воде картошка. Когда она стала достаточно мягкой, он размял ее толкушкой, добавил еще масла, сметаны, соли и перца. Потом разложил стейки и картошку по тарелкам, которые достал из шкафа, и полил мясо коньячным соусом со сковороды.

* * *

– С моей женой, Кристиной… вот что случилось… к сожалению, она умерла, – сев за стол и положив в рот кусочек мяса, сказал он. Проглотил.

Разговор о смерти Кристины был верным путем к мыслям о своей собственной смерти. Горе настолько изматывало, что смерть была единственным способом спастись от него. Он приоткрыл завесу тайны перед Талли, выпустив ее наружу – пусть и малую толику – чтобы избежать взрыва. У него оставался единственный способ все это остановить: привести в исполнение изначальный план.

Ему показалось, будто облако проплыло по лицу Талли, она опустила вилку на тарелку. Он ожидал, что лицо Талли часто омрачают такие облака, в то время как многие отвечали печальным вздохом. Другие, казалось, пытались быстро что-то подсчитать в голове, отворачивались и опускали глаза, размышляя над его возрастом и насколько молода могла быть Кристина. Но Талли не отвернулась. Смотрела на него в упор, и в ее глазах было столько тепла. Ее светлая душа, нежная и открытая, отражалась на ее лице. Эмметт сидел и тоже смотрел на нее, замерев от мелких удобств обычной домашней жизни. Раскрываться в таком безопасном пространстве было страшно, но при этом отпускало, как будто несешься на велике с горки, отпускаешь руль и держишь прямые руки перед собой.