Текст книги "Странности"

Рыжий Путешественник тоже такого при себе никогда не имел, поэтому спешил со всех ног.

      Одна макрель.

                  Две макрели.

                              Павлин…

Глава 2

Где рыбы проглатывают загадуйку.

По коже пронеслись стада мелких мурашек из-за подувшего холодного ветерка. Он, скорее напоминал какой-то легкий сквозняк, дующий из неплотно прикрытого окна, чем настоящий, свободный ветер, но достаточный для того, чтобы в одно мгновение кто-то простудился по его вине.

Когда опасливо приоткрылся один глаз, то стала видна старая потрескавшаяся стена.

Ничего страшного рядом не оказалось.

Разжав кулачки, мальчик посмотрел на одну из стенок тесной комнаты, в которую он попал по случайности. А может и не по случайности, а именно сюда и нужно было.

На стене кое-где сохранились куски сырых грязных обоев, а когда-то давно белая, но ставшая серой штукатурка, вот-вот готовая посыпаться на облупившийся пол, держалась на одном только честном слове. На самом честном из всех возможных.

А стена-соседка имела забавный оранжевый цвет и выглядела куда красивее. Можно было бы сказать здоровее. Но в одном конкретном случае – понимая, могут ли вообще заболеть стены и как они должны выглядеть, когда здоровы.

В истории еще не встречалось стен, болеющих ветрянкой или корью, и уж тем более еще ни один человек не слышал кашля или чиха от стен своего дома. Иначе бы пятки так и сверкали.

Пол разделился на части ровно посередине. И только потолок сохранил отчего-то единый оттенок, будто и не затрагивало его ничего, он живет сам по себе, по своим законам, не обращая ни на кого внимания. Самодовольный потолок, что сказать.

Робко осмотревшись, хмуря тоненькие бровки, мальчик тихонько пошел вперед, следуя указаниям Путешественника. В этом не было ничего трудного, просто идти постоянно вперед и никуда не сворачивать. На первый взгляд коридор и так вел в одну сторону, и никуда больше шагнуть было нельзя.

Но все не так как кажется. Можно и не сворачивать, а войти, зайти, выйти. Первая дверь появилась на ровном месте. Из ниоткуда. Ее можно было и не заметить. Просто пройти мимо и не заглянуть, что же за комната скрывается за ней. Но вслед за ней стали появляться и другие: огромные, такие, в которые мог спокойно войти жираф, и крохотные, скорее для мышек или хомячков.

Они приоткрывались, самую малость, чтобы заинтересовать, какие-то со скрипом, тихим стоном, какие-то совершенно бесшумно.

И каждая из дверц, дверищ и дверок имела неповторимый рисунок. На той, в которую бы поместился жираф – водопад, точь-в-точь настоящий, еще немного и он бы стал реальным, рыбки потекли бы вместе с водой на пол. На маленькой дверце угадывался рисунок спелого яблочка, а на другой – груши.

Все глаза можно высмотреть, пытаясь увидеть то самое. Но что именно «то»?       Что вообще такое «то»?

И «что» «то»?

– Как тут много комнат. И кто тут живет? – мальчик посматривал на старые облезшие стены с одной стороны и на рассохшиеся двери с до сих пор яркими рисунками, удерживающиеся на петлях изо всех сил. Яркие расцветки другой стороны не были так интересны.

Тянуло остановиться и заглянуть хотя бы глазком в одну из них. Никому же от этого не станет плохо или больно.

Иногда очень хотелось чихнуть, потому что с пола при каждом шаге поднимались облачка скопившейся пыли. Но останавливаться, чтобы удовлетворить любопытство – нельзя. Мальчик сам не понимал почему, но он поскорее хотел дойти до конца.

Внезапно коридор, который, казалось, никогда не кончиться, мальчик шел уже очень долго, раздвоился. Опять все разделилось на две половины, будто специально пытаясь запутать и увести далеко-далеко, не туда, куда нужно.

И пути назад не осталось. Что-то – или каверзный кто-то, но скорее уж что-то – взяло и отрезало большим ножом кусок пройденной дороги. Все остальное просто исчезло. Не стало и странного коридора, по которому пришлось долго идти. Множество дверц, дверей и дверищ больше не приглашали к себе. Все испарилось, их никогда не существовало. Теперь между единственным выходом и прошедшим коридором зияла большая пропасть, которую вряд ли было возможно перепрыгнуть, даже если очень захочется.

Два узких прохода в широкой стене, приглашающие в свои объятия, манящие к себе в одинаковой степени, вот что осталось. Вот только один из проходов был мрачен. В нем таилась темнота, сквозь которую нельзя увидеть ничего. Сумрак, будто плотный занавес, перекрывал всю картину.

А другой же проход необычайно нежно переливался самыми разными яркими красками, затягивал внутрь, чтобы показать то, что же там дальше, какие секреты и сказки хранит и что можно найти.

Идти туда, где темно не очень-то и хотелось. Там могли обитать большие пауки с длинными противными мохнатыми лапками, а еще всякие привидения, пугающие жутким противным воем и гремящими цепями. Обычно в мультиках показывали именно таких. И мама бы ругалась, если узнала, что сын бродил по темноте, в которой притаились пауки, плетущие свою липкую паутины. Много липкой паутины. Мама всегда ругалась из-за паутины и пыли, когда прибиралась, пускай ни того, ни другого не так уж и много скапливалось.

Пришлось тщательно взвесить все что уже имелось и сделать выборю

И конечно же он пал на туннель, который уж точно не имел в себе никаких неприятных сюрпризов и представлялся безопасным и чистым. Мама уж точно не станет ругать за испачканную одежду и побитые коленки!

И, между прочим, выбор всегда тяжело делать – не хочется сталкиваться с монстрами ошибок и сожалений. Огромные увальни и маленькие надоеды, приходящие по ночам и изводящие до головной боли своих жертв. Подкрадываясь вечерами на цыпочках, ночью они устраивают полнейший хаос, передергивая мысли с одной на другую и заставляя своих хозяев душевно страдать.

И сколь милыми не казались монстры ошибок прошлого, они оставались кровожадными надоедами. За их милой улыбкой скрывались безобразные зубы, а наичистнейшие голубые глаза смотрели неотрывно и жутко.

Раз за разом. Чем больше человек поддавался маленьким монстрикам, тем больше пищи он им давал. И карапузики с умилительными улыбками, тоненькими ножками и ручками, вырастали и переставали скрываться за улыбочками.

Некоторые из них вырастали до поразительных размеров! Больше самих хозяев, полностью высасывая из них жизнь, требуя больше, и больше, и больше. Монстры никак не могли нажраться. Голод постоянно мучал их, а он они мучали глупых людей, породивших на свою голову огромную беду.

Монстры ошибок прошлого – это вам не хухры-мухры!

Не стоит жалеть. Упустил момент? Ничего страшного, значит в другой раз уж точно все получится, все успеется, и не нужно тоннами проливать горькие слезы. И ошибки нужны для того, чтобы строить башенку достижений. Каждая ошибка – это кирпичек. Чем больше кирпичей, тем больше будет дом, башня, да даже баня! Что душе угодно! И рано или поздно все получится. Ошибки-кирпичики приведут к цели.

Главное не опустить руки, пошире открыть глаза и понять, что еще многое впереди.

Злобно-умилительных монстров нужно гнать поганой метлой подальше. И следует хорошенько думать, прежде чем решать, куда шагнуть – назад, вперед, влево или вправо, чтобы уж точно не появлялось сожалений.

Глубоко вдохнув, чтобы задержать на всякий случай дыхание, и зажмурившись для придания себе уверенности, мальчик шагнул в яркий свет и остановился. Ничего не произошло, он просто стоял в удивительно большом туннеле переливающимся семью цветами, как до этого волшебная радуга. А ведь раньше проход казался настолько узеньким, настолько тоненьким, что поместиться в нем, на первый взгляд, было попросту нереально.

Впереди, совсем рядом, в паре шагов была дверь, обычная, деревянная, но кажущаяся совершенно новой. Ручка ее была немного кривой, но прочной, металлической, пусть и с облупившейся золотой краской.

Совсем новая дверь и старая ручка – забавно.

Ничего не оставалось сделать, как прикоснуться к этой дверной ручке и повернуть ее. Дверь немного приоткрылась, и крохотные белые огоньки засветились на пороге. Никакого страха, только еще большая заинтересованность странным местом.

А еще мысли будто окунули в стакан с газировкой и их теперь щекотали пузырьки, всплывающие наверх. Шипящие, жужжащие пузырьки… или мысли…

Иногда так бывает, что в голове сидит мысль и жужжит, жужжит, жужжит, напоминая о своем присутствии. Она буквально всеми возможными способами привлекает к себе внимание, но стоит это сделать, заинтересоваться ею в полной мере, как она тут же пропадает. Забывается, будто и не существовала, но все же остается послевкусие от ее пребывания в голове, неприятное, заставляющее вспоминать то, что так настойчиво добивалось внимания.

А еще направился, к примеру, в другую комнату за какой-нибудь вещью, но стоит только пройти короткий путь – всего каких-то пару метров, как уже забываешь, зачем в общем-то шел и просто стоишь, не зная, что же делать – отряхнуть противное оцепенение и заняться уже другим делом или попытаться вспомнить изначальную мысль?

Это чувство тоже было знакомо многим людям, и оно заставляло недовольно хмуриться и кривить губы в неудовольствии, а иногда и злости.

Вот такое же чувство, будто забыл что-то важное, к примеру, то зачем зашел в это удивительное, прекрасное место, следовало по пятам за мальчиком. Он шел по волшебному коридору, не принадлежащему реальному миру, и смотрел на удивительные стены, уходящие высоко-высоко, туда, где ничего невозможно было увидеть. Но какая-то мысль не давала покоя, только вот какая он совершенно не помнил, а может уже и не знал. С возрастающим любопытством малыш рассматривал уходящие в темноту каменные своды

«Наверное, только с тем устройством… как же его… лупа кажется, и можно увидеть, что же на потолке», – думал он и едва ли с не открытым ртом прикасался своими слегка пухловатыми маленькими ладошками к стенам, сверкающим невозможно фантастично, сменяющих один цвет на другой. Как и небеса в одном из загадочных миров. Не так ярко, но все же так красиво, словно в этом камне замурованы маленькие звезды.

И даже пол был необычным, хотя в нем ничего не светилось и не сверкало, но он казался не таким простым, обычным как в любом другом месте. А еще наступая на него, не ощущалось твердости. Чем больше наступал на него мальчик, тем больше казалось, что пол под ногами, будто матрас на кровати – пружинит и так и хочется на нем немножко попрыгать, пока никто из взрослых не видит.

Но коснуться хотелось не только лишь стен – нежно переливающихся синими тонами, детское внимание может привлечь все что угодно и в том числе пол, выложенный плиточками.

Едва пальчики коснулись того, что должно было быть холодной плиткой, губки мальчика забавно округлились буквой «О». Милое, доброе, чудное «О». А пол оказался очень-очень мягким, а вовсе не таким как принято, твердым. От него исходило тепло, не жар, а именно тепло.

Кто-то раскошелился, когда стелил столь необычный вариант подогревающегося пола из булыжников. Не в одну копеечку все это влетело, так точно. Богач! Богач! Безумный богач, которому никак не развеять скуку привычными людям делами.

Вдруг что-то хлопнуло, громко так: «Хлоп! Бух!». Где-то недалеко что-то упало, а может что-то или кто-то стукнулся.

– Как же много света! – пожаловались в полный голос. – Совершенно невозможно пройти! И кто только включил все лампы? Бессовестные наглецы! Нет, ну вы только подумайте, какая дерзость со стороны тех, кто сделал это!

Ребенок пошел на голос. Потихоньку, боясь того, что человек отругает его за нахождение в туннеле. Но было так интересно, кто же и что же скрывается за очередным поворотом.

А стоял там мужчина. Несомненно, именно мужчина, низкий голос и фигура точно принадлежала взрослому человеку. Он нагнулся и схватил с пола шляпу, не спеша, впрочем, надевать ее. Покрутил в руках, перевернул и вытянул руки вперед, высунув кончик языка изо рта. Довольно странное поведение взрослого. Мужчина и не думал надевать шляпу, любовался ей, чуть сузив выпученные глаза.

Можно было подойти поближе, спрятавшись за небольшой выступ стены, чтобы видеть и слушать получше, что и было сделано сию же секунду. Тихонечко, буквально на цыпочках прокрасться за выступ и выглянув немного из-за стены – не так сложно, как может показаться. И никто не заметил.

Выглянув совсем немного из своего укрытия, мальчик прислушался к резким словам, вырывающимся у смешного взрослого.

– У-у! Как же плохо! Очень-очень-при очень плохо! Нельзя так, – погрозил смешной взрослый пальцем молчавшей шляпе, внимательно выслушивающей все предназначенные для нее ругательства. – Не исчезай вот так просто!

Никто не ущемлял прав шляпы, их было у нее очень много. Она имела право сидеть на голове, а еще быть вычищенной до блеска и натертой специальным средством и выделенной для этого тряпочкой.

И это еще не все!

Никто не садился на нее, подавляя волю, не оставлял без присмотра и всегда она вешалась на одно и тоже место. Чудеснейшая шляпа, знающая, для чего именно предназначена и как важна для хозяина. И дома и на улице он ходил в ней, и даже при встрече с другими людьми почти никогда не снимал.

– Почему же ты не любишь слушаться?

Большой цилиндр молчал. Хорошо воспитанные шляпы, котелки, панамки, береты, а также цилиндры, ну и вся остальная братия, никогда ничего не скажут просто так, зазря, такого правило. Никто и никогда не слышал даже словечка от беретов, шапок, шляп, а все, потому что знают они, что говорить головным уборам – не красиво. Вот украшать голову собой – другое дело!

Пошевелив впечатлительными густыми и очень длинными усами, мужчина легко надел головной убор, удовлетворенный профилактической беседой с ней. Сколько он живет с этим цилиндром, а привыкнуть к его любопытству не может.

Все-то знать нужно, все рассмотреть.

Перехватил длинную деревянную трость, до этого висевшую на сгибе локтя и резко повернув голову вправо, странный человек широко улыбнулся, обнажая десна и крепкие зубы, и указал тростью на место, где спрятался тот, кого он поджидал с самого утра.

– А вот и вы! Ну, сколько можно! Так трудно дышать здесь, слишком, слишком много свежего воздуха, – широкой походкой направился к ребенку мужчина, напоминающий собой рыбу на ножках. Серебристо-серый костюм только усиливал похожесть на огромного карпа или неведомого науке сома, который каким-то образом выбрался на берег. – Дышать уже невозможно, карасик мой ненаглядный. Жду павлина, второго, а вас все нет и нет никого, – подходил он все ближе. – Как можно скорее нужно отправиться домой. Вы голодны! Нам нужно заморить червячка, а лучше двух!

Стоило возразить, что нет, вовсе не голоден, его кормила мама утром, но невозможно было и рта раскрыть.

Мальчик скривился, он никогда их не пробовал и не думал, что они вкуснее, чем сладкий пирожок. Червячков ведь обычно кушают птички и рыбки, а не маленькие детки. В испуге и недопонимании мальчик смотрел на человека, как самая настоящая мелкая рыбешка, выброшенная на берег и не способная вдохнуть.

– Нет-нет-нет! Возражения не принимаются! Я не для этого ждал вас, мой милый карасик, ну никак ни для этого! – странный незнакомец говорил быстро, громко и не думая о том, что вполне может кого-нибудь оглушить. И во всех его словах чувствовался восторг, присущий обычно детям, а не строгим и важным взрослым. – Позвольте представиться – мистер господин Рыбадонт.

Господин Рыбадонт, да-да, его звали, в самом деле, именно так, бесстрашно взял ребенка за ладонь, он не был из пугливых. Для кого-то это стало бы новостью, но очень многие взрослые люди страдали очень каверзной фобией – боязнью маленьких девочек и мальчиков. Можно даже сказать в особенности маленьких.

Взрослые мальчики и девочки представляли уже не такой страх. У таких детей уже заканчивался запал, поэтому бомбочки едва ли бы рванули, но вот когда появляется только на свет какой-нибудь малютка, так прямо целую артиллерию может заменить собой. Вот в таких вот масштабах все и измеряется.

Мальчики и девочки могут на первый взгляд казаться сущими ангелами, но стоит вспомнить, что когда-то давно произошла Революция. Поэтому да, многие взрослые опасались играть в игры с детьми. Они их даже близко не подпускали к себе!

Но как же плохо было тем, кто не мог ходить на площадки с каруселью, качелями и тарзанками. Сколько же всего пришлось натерпеться этим бедным взрослым и как повезло Рыбадонту, который любил приглашать к себе маленьких гостей.

А все, потому что он ходил в детский сад для мальков, а после и в школу для мальков постарше, вот там он и научился дружить и играть с детьми.

Ну а те, кто постоянно сидел дома, в своей комнате и не выходил гулять и учится, теперь боялись детей и мест их обитания. И ни один доктор не способен излечить от этой каверзной, очень страшной болезни. Волшебных пилюль никто не мог изготовить, а доктора лечили ими. А еще уколами. Но об этом в другой раз.

– Знаешь, милый карасик, как только узнал, что будет гость, так тут же вызвался встретить вас, – рассказывал мужчина, настойчиво идя вперед, и тянув за собой мальчика. – Вот сразу же! Не раздумывая! А вы все не шли и не шли. Заплутали? О да, понимаю, как-то раз потерялся в собственной кровати! Представляете, какая оказия?

Представления не было совершенно никакого, но пришлось на всякий случай кивнуть.

Они все отдалялись и отдалялись от того места, где встретились и становилось пусто. Не было ни каких-то вещей, ни других людей, просто пустота. Потусторонне слышались отзвуки шагов, стук трости. Отзвук шел с легким опозданием, настолько незаметным, что и обращать внимания не стоило почти, но он не давал покоя.

– Ох! А вот и наш вход! Нужно поспешить, пока не ускользнул! – придерживая норовившую слететь с головы шляпу, быстро-быстро засеменил господин Рыбадонт к замаячившему дверному проему, пригласительно открытому, словно как раз для них.

Но он становился все меньше и меньше, и тогда они побежали, побежали изо всех сил, стараясь успеть.

Приземлившись аккуратно, слишком мягко, не так, как ожидалось, мальчик не мог поверить, что только что бежал настолько быстро, что мог бы обогнать ветер. Но только в том случае, если ветер захочет играть на перегонки.

– Что… что это сейчас было? Куда мы прибежали? А зачем? – посыпались вопросы друг за дружкой.

Сердце в груди забилось быстро-быстро, настолько, что оно едва не выскочило наружу, забыв, что не стоит предаваться резкости момента, немного подождать. Но к чему слова, если люди знают, насколько глупо и глухо к логике и умным мыслям сердце? Оно всегда творит что хочет и не слушает доводов разума!

– О, ничего-ничего-ничего! Совершенно ничего! Не обращай на все это внимание! Это кто-то придумал, вот и все! – скороговоркой выдал мужчина, схватил мальчишку за локоть и дальше потянул его за собой.

– Но!..

– Я обещал накормить, и я накормлю, – ликовал господин Рыбадонт, упиваясь выдавшейся возможностью. Не каждый день ему перепадали юные карасики на обед. – Угощу самыми вкусными вкусностями!

Мальчик не успел и заметить, как его уже подталкивали к дивану, возле которого стоял стол с разными вкусностями-сладостями, пахнущими более чем вкусно. Пахли они сладко, а от того и великолепно. А какие дети не любят сладкого? Вот и малыш не мог удержаться, слюнки прямо так и текли, только и успевай подбирать.

Все происходило быстро, нереально быстро. И даже то, что говорил мужчина, не осталось в голове. Он болтал чересчур много. Но, наконец-то, усадив своего гостя, Рыбадонт немного поутих, дал немного времени опомниться, осмотреться.

И этот шанс мальчишка не стал упускать – во все глаза смотрел на убранство комнаты: на большие окна, не скрытые шторами или хотя бы тюлем; на объемные аквариумы, в которых резвились разные рыбки; и на другие, не слишком впечатлявшие собой вещички в виде нескольких шкафов, еще нескольких диванов и деревянных стульев. Обычная мебель, не стоявшая упоминаний. Совсем другое дело, если бы в шкафу припрятали чужой скелет – его ценность возросла бы до небес. Ну а так, всего лишь самый обычный шкаф, без вразумительного прошлого, в вяло текущем настоящем, о будущем и заикаться страшно!

Не шкаф, не диваны и не стулья украшали гостиную. Больше всего поразили юный разум огромнейшие аквариумы. Они выбивались из всей сероватой, как казалось, комнаты – яркие рыбки на голубом фоне, прячущиеся среди зеленых длинных водорослей. На дне этих «сосудов» расстилались каменистые покрывала. Это были мелкие разноцветные камушки.

Но спустя секунды внимание мальчика перетянули угощения. До того сладко они пахли и до того вкусно выглядели, что оставалось загадкой, почему он не набросился на них с самого начала.

Слюнки текли от шоколадных крошек на пирожных, от пышных взбитых сливок…

Волнение потихоньку отошло, позволило дышать.

– Давайте поиграем во что-нибудь? – внезапно поддался немного вперед господин Рыбадонт, пошевелил усами, не понимая, что каждый раз, когда делал так, становился все больше похож на большого сома на ножках. – Вы умеете играть в домино? Или, быть может в шашки? Я знаю чудесную игру с удивительно лаконичным и кратким названием – го! Вот только правила мною до сих пор не изучены до конца. Если правильно помню то кто-то обязательно должен кричать – го! Го! Го! Го!

Так сразу и не скажешь, но господин Рыбадонт почти ни к одной игре не знал правил до самого конца. Ему постоянно что-то мешало в их изучении. Случалось разное, но по итогу никак не удавалось сесть за изучение правил шахмат, шашек или каких-то других игр. Играл мужчина по интуиции, зачастую балуясь и не понимая, что тем самым вводит в ступор и негодование оппонента.

Все, с кем можно было бы поиграть, уже давно не откликались, не писали ответных писем и просто игнорировали. А все потому, что не удалось, как следует ему изучить правила. Терпения, к сожалению, не хватало. Ах, как жаль, как жаль, быть может, Господин Рыбадонт мог бы прекрасно управляться фишками или раскладывать пасьянс или стать лучшим игроком в гляделки.

– Я-я не умею играть ни в домино, ни в шашки, – сглотнул вязкую слюну ребенок.

– Как печально, – на глазах преобразился мужчина погрустнев.

Минутку подумав, мальчишка достал из кармана маленький зеленый шарик из стекла и сказал:

– А давайте в угадайку? Я подарю вам этот шарик, если вы сможете отгадать то, что я загадаю вам.

Х-м-м, какое интересно предложение, – потер подбородок Рыбадонт. – Ну что ж, давай.

– У этой штуки всего три палки и больше ничего нет, но на самом деле там углы и высота, – с бухты-барахты сказанул мальчишка, беря одно из пирожных со столика и присматриваясь, как бы поудачнее откусить.

Господин Рыбадонт вновь пошевелил своими длинными закрученными усами и переложил трость из одной руки в другую. Он так и не отставил ее в сторону. Ответить на столь сложный вопрос было практически невозможно, но мистер Рыбадонт не привык отступать, если на кону стоит столь удивительная вещь, как прекрасный и абсолютно круглый шарик.

Где еще можно найти столь круглый шар? Да во всем мире, обойдя его по периметру, из угла в угол и вдоль, а также и поперек, нет такого больше! И вот хоть что делай. Но так думал Рыбадонт, а не кто-то другой. У него сложилось чисто субъективное мнение, и оно не распространялось на иных любителей всего шарообразного.

– Можно ли мне подсказку? – пришлось попросить об уступке спустя пару проплывших макрелей. – Ваша загадка, дорогой вы мой, столь сложна, что навряд ли ее разгадает даже самый умный из умнейших. И даже я так легко, как вы наверняка подумали, не могу найти решения, – сказав это, еще раз переложил аккуратную деревянную трость из руки в руку, поправил высокий цилиндр, который так и не снял и который теперь так и пытался налезть на глаза своему обладателю, потому что был просто большеват.

Стоило сделать хоть одно движение головой, и цилиндр немного накренялся, и приходилось поправлять его. Снова и снова замечая проказы шляпы, мальчишка слегка улыбался.

– Загадка вовсе не сложная, вы просто подумайте хорошенько и тут же найдете ответ, – мальчишка заулыбался, а в ладонях у него то и дело перекатывался чудесный зеленый шарик, каких, безусловно, было множество, но именно такого нигде на всем белом свете. Лишь у этого шарика была царапинка от гвоздя. Волшебная царапинка, соскол, превратил обыкновенный стеклянный шарик в необыкновенный.

И нужно-то всего-то поставить «не» в начале.

– Ну, хорошо-хорошо! Но если через десять павлинов и одну макрель я не смогу дать отгадку вашей загадке, то вы, мой друг, дадите мне подсказку, – мужчина едва не всплеснул руками, но удержал в себе это желание и посильнее задумался. В конце концов, вдруг это и правда, по силам ему?

– Идет!

Круглый камушек был спрятан в кармане на рубашке, где до недавнего времени и спокойно лежал, а мальчишка с радостью посмотрел на эклеры, пирожные, булочки и ванночки с вареньем и джемом на столе. Такого большого количества сладкого ребенок не видел даже на праздничных столах. Обычно взрослые подавали салаты, заправленные маслом или майонезом, запеченные блюда с мясом и только в самом конце, словно в насмешку, могли угостить одним кусочкам торта, а иногда и простым кексом с изюмом. Этого было так мало, что на лице тут же появлялась недовольная гримаса.

На большом празднике должны быть самые лучшие сладости и вкусности, а не кексы с изюмом и компот из сухофруктов.

В доме же господина Рыбадонта тут же подали сладости и без всякой овсяной каши, а ведь на улице все еще стояло утро, и часы показывали лишь десять слонов и двадцать павлинов. Отсутствию овсяной каши мальчишка очень обрадовался. И пока хозяин дома погрузился глубоко в размышления в поисках ответа на поставленный вопрос, ребенок подтянул к себе поближе первую фарфоровую тарелочку, на которой красиво расположилась горка эклеров.

Большие стоячие часы в углу комнаты громко тикали и отсчитывали время, а оба находящихся в комнате человека со всей серьезностью подходили к своему делу. Господин Рыбадонт успел едва ли не сто раз переложить свою трость из одной руки в другую, почти столько же он прокрутил левую часть своих усов и чуть меньше правую, от этого усы еще больше завились на самых кончиках, но ответа мужчина так и не нашел. От усердия он даже снял свой цилиндр, пристроив его рядом с собой на диванчике.

А на столике, стараниями мальчишки, исчезали булочки, блины, варенье и пирожные. Уже больше половины пропало, но ребенок лишь продолжил уплетать сладости за обе щеки, успев позабыть о том, что загадал загадку.

Медленно стрелки из одного положения перетекали в другое. Им всегда без разницы кто, что и когда. Живя сами по себе, часы шли своим путем и отсчитывали так, как хотели, превращая макрели в минуты, а часы в павлинов.

Господин Рыбадонт все чаще бросал взгляд своих широко распахнутых глаз на циферблат часов, и с каждым разом его рот приоткрывался все больше и больше. Мужчина открывал его, шлепал губами словно рыбешка, выкинутая на берег сильной волной, но наверняка он и сейчас бы отвергал свою похожесть с морскими обитателями.

Когда стрелки сошлись вместе на одном месте, тем самым образовав единую линию, и хозяин поместья не смог противиться желанию. Он схватил бокал с водой со стола и опрокинул на себя, на свою безупречную прическу. Капельки воды заструились по волосам, по худому лицу и длинным измусоленным усам.

Бедные усы. Накручивать их без остановки – не самая лучшая идея.

Мозги в голове Рыбадонта воспалились, слишком упорно он ими стал думать и в них завелось чересчур много мыслей. А когда в мозгах много мыслей, то это чревато последствиями. К примеру таблицу можно какую придумать или профессором стать.

Профессором алгебро-химическо-гуманитарных наук!

– Ну же! Скажи подсказку! Невозможно найти ответ лишь по тому, как загадана загадка, – от разыгравшихся нервов Рыбадонт даже выпустил трость из рук, она упала на пол. Речь изменилась, голос чуть подрогивал, показывая, как же взвинчен человек. Мужчине сейчас было все равно на свое поведения, он был поглощен лишь тем, как же найти отгадку.

Мальчишка замер, так и не донеся ложку с вареньем до своего рта, он-то уже успел про все позабыть, потому что во время еды только о ней думать и можно. Посмотрев на Рыбадонта, аккуратно отложил серебряную ложечку на фарфоровое блюдечко и облизал свои измазанные вареньем губы, сладким, до жути приторным, но вкусным.

– Ну, – было положено начало, – это такая фигура фигура и она может быть отмечена тремя буквами, по букве на сторону, – наморщив лоб, мальчишка пытался вспомнить все, что помнил еще о треугольнике, чему его учили дома.

– А! Ну теперь-то! Теперь-то я точно отгадаю твою загадуйку! – господин Рыбадонт смешно погрозил пальцем в сторону своего маленького гостя. Вскочил на ноги, заходил из стороны в сторону, не замечая уже больше ничего вокруг. Накручивая на палец немного мокрые усы, мужчина безумно вращал своими глазами, выпучивая их так, словно настоящая рыба попавшая на сушу.

Господин Рыбадонт был в крайности и едва не впадал в горячечный бред. С ним случалось время от времени.

Мальчишка, видя странное и попросту страшное поведение взрослого, осторожно, не совершая никаких громких звуков, соскользнул с дивана и на цыпочках направился в ту сторону, где находилась дверь – выход из этой большой комнаты.

Мужчина все ходил туда-сюда и не замечал ничего, ни трости, что то и дело попадалась ему под ноги и он, чертыхаясь, спотыкался об нее, ни мокрой одежды липнущей к его телу – ему было не до этого всего. А упершись, буквально, а не фигурально, своим лбом в стену, Рыбадонт пытался проломить ее таким неординарным способом.

– Как же это очешуенно, Карасик мой! Я уже почти знаю, что же это! Вот еще пару павлинов и скажу. Скажу!

Повторяя про себя слово «скажу» господин Рыбадонт отошел от стены, вновь заходил из стороны в сторону. Он жестикулировал руками, то пальцами по воздуху проведет, то в кулаки сожмет, а то и к лицу прикоснется, убирая мелкие капельки, падавшие на лицо с волос, когда мужчина кивал сам себе. Погрузившись в мысли, мужчина ничего не видел перед собой. Уже даже неважно стало, что призом являлся шарик.

Гораздо важнее отыскать ответ и утолить боль от смешавшихся в голове мыслей. Гораздо важнее доказать значительность ума и значимость.

Стеклянный зеленый шарик оказался позабыт.

Аккуратно продвигаясь к большой двери, мальчик и старался не привлекать внимания. Ему этого сейчас было не нужно. Он хотел прошмыгнуть в точности как маленькая мышка и исчезнуть. Тут он точно не мог бы найти того, что искал.