Текст книги "Генерал Пиночет и его оловянные солдаты"

Позднее президент Альенде скажет в одной из речей, что во время мятежа было 5 человек убито и 32 ранено. Он назовет также и имя руководителя мятежа полковника Роберто Супера, которого в этот день должны были снять с его поста за участие в заговоре.

В 11 часов утра весь район, прилежащий к «Ла Монеде», был окружен верными правительству войсками, которые на левой руке в знак отличия носили белые повязки. К этому времени танки стали отходить к казармам на улице Санта-Роса, оставались лишь разрозненные группы пехотинцев, но и пехотинцы потом скрылись, переодевшись в гражданское.

В то время, когда Пратс еще не овладел всеми войсками, Альенде решает выехать в «Ла Монеду». Он берет с собой оружие и приказывает приготовиться охране.

Передвижения мятежников мешают ему добраться до «Ла Монеды» и вынуждают его остановиться в Управлении дознания. Там он узнает о сдаче мятежников. Когда президент прибывает во дворец, снайперы, которые еще оставались на асотеях близлежащих зданий, открывают по нему огонь.

В 11 часов 30 минут президент Альенде во дворце встречается с генералами Пратсом и Сепульведой. Туда же прибывает и министр обороны Хосе Тоа. Решено назначить заседание Высшего совета национальной безопасности, а также созвать народ на митинг в 5 часов вечера.

В 13 часов 30 минут группа правых с оружием в руках ворвалась на радиостанцию Социалистической партии имени Порталеса и взрывом 8 динамитных зарядов разгромила ее оборудование.

Вечером перед огромной толпой, скандировавшей: «Народная власть!», с обзором событий выступил президент Альенде. Он напомнил народу об одном из предыдущих своих выступлений, где сообщал о том, что в стране потенциально назревает мятеж и что она находится на грани гражданской войны. Крупная буржуазия, говорил Альенде, в союзе с иностранными силами пытается помешать консолидации правительства, особенно в области экономики. Он вновь подтвердил, что перемены в Чили должны проходить в условиях свободы и демократии, но в беспощадной борьбе с фашистами. Президент подчеркнул, что не распустит конгресс, как этого требует народ, но, если возникнет необходимость, прибегнет к всенародному плебисциту. В заключение он зачитал послания с выражением солидарности от премьер-министра Кубы Фиделя Кастро, президента Мексики Эчеверриа, президента Аргентины Кампоры и правительства Демократической Республики Вьетнам.

Дворец «Ла Монеда» демонстрировал боевые шрамы: более 500 пулевых следов на фасаде, 60 разбитых окон; многие помещения были разрушены или повреждены. Этой ночью стало известно, что руководители организации «Патриа и Либертад» Пабло Родригес, Джон Шаффер, Бенхамин Матте, Мануэль Фуэнтес и Хуан Уртадо Ларрайн попросили убежища в посольстве Эквадора. Три дня спустя в посольстве Колумбии попросил политического убежища и шеф аппарата внутренней безопасности этой фашистской организации Патрисио Харпа. Провалившимся заговором, как выяснилось из проведенного в последующие дни военной прокуратурой расследования, руководили деятели из «Патриа и Либертад».

В народе этому мятежу 29 июня дали название «танкасо».

Что означало это военное движение в настоящем, и какую роль могло сыграть в планах на ближайшее будущее? Во-первых, лопнул миф от том, что чилийские вооруженные силы являются институтом нейтральным, аполитичным, всегда подчиняющимся только правительству, законно избранному по воле народа на выборах. «Танкасо» показало, что в среде чилийских военных существуют группы «горилл» и что утверждение о соблюдении ими конституционных основ не имеет под собой основы.

Во-вторых, народу стало совершенно ясно, что военная база, на которую опиралось правительство, не внушает доверия. Этот вопрос давно был постоянным предметом дискуссий в среде левых сил. Многие говорили, что, так как командный состав чилийской армии имеет в основном мелкобуржуазное происхождение, она никогда не встанет на путь переворота и не выдвинет из своей среды военных руководителей, которые принадлежали бы к олигархии, как это произошло в Бразилии и Аргентине. Другие утверждали, что необходимо создать независимый от регулярных вооруженных сил военный аппарат на случай возможного столкновения. «Танкасо» подтверждало правоту последних.

Для самой армии мятеж 29 июня явился землетрясением, поколебавшим единство, которое до того времени казалось незыблемым. У общества открылись глаза на то, что в среде военных идет поляризация сил и взглядов, а это ломало обычное представление, которое армия пыталась о себе создать.

В июле генерал Пратс совершил поездку по различным военным округам. Он особо задержался в третьей девизии, расположенной в городе Консепсьон и находившейся под командованием генерала Вашингтона Карраско, где агентура «Патриа и Лебертад» проникла даже в штаб. В определенной мере Пратс своим посещением попытался восстановить единство.

Вооруженные силы сделали все возможное для того, чтобы ослабить отрицательное действие «танкасо» на единство своих рядов. Примененные к заговорщикам меры воздействия были чрезвычайно мягкими. Похороны погибших как из числа лояльных войск, так и со стороны мятежников были обставлены одинаковыми воинскими почестями. Цензура исключила из обращения такие эпитеты, как «предатели» или «мятежники».

Один из номеров журнала «Пунто финаль» был изъят из продажи, так как в заголовке на обложке и в передовой высказывалось мнение о том, что момент является подходящим для установления народной диктатуры.

Важным элементом в деле создания единства в среде военных явилась так называемая доктрина Пратса, которая во главу угла ставила конституционность и аполитичность вооруженных сил и борьбу с опасностью нападения соседних стран в случае возникновения гражданской войны. Северные провинции Антофагаста, Тарапака и Атакама были во время Тихоокеанской войны захвачены у Боливии и Перу. Обстановка внутреннего хаоса могла бы стать благоприятной для того, чтобы обе страны попытались возвратить себе утраченные территории.

В интервью, опубликованном несколькими месяцами ранее в журнале «Эрсилья» демохристианскои ориентации, генерал Пратс утверждал, что вооруженные силы никогда не пойдут на переворот, поскольку по прошествии нескольких месяцев против военных объединились бы все чилийские организации, даже те, которые сейчас, казалось бы, ратуют за военное вмешательство.

Но опасность оставалась, и было очевидно (это подтвердил переворот 11 сентября), что 29 июня выступили не все военные части, замешанные в заговоре, и что второй бронетанковый полк оказался один только из-за плохой координации.

Из положения, созданного «танкасо», имелись два выхода – или предпринять решительные усилия для привлечения средних слоев, прогрессивных элементов в христианской демократии, неустойчивой мелкой буржуазии и попытаться продвигаться вперед по так называемому чилийскому пути (революция в рамках буржуазной демократии), или отбросить эту схему и попытаться осуществить народную революцию, разрушив аппарат буржуазного государства, распустив парламент, вооружив рабочий класс, национализировав полностью крупные предприятия и оптовую торговлю, и революционным путем захватить средства массовой информации, находящиеся в руках олигархии.

Осуществлению второго выхода мешали вооруженные силы, но его сторонники считали, что не все воинские части поддержат реакцию, если провести разъяснительную работу среди младшего командного состава и солдат, можно рассчитывать по меньшей мере на половину армии, в то время как флот и авиация полностью перешли бы на сторону реакции.

В дни, последовавшие за «танкасо», Альенде попытался использовать тактическую неудачу реакции. В какой-то момент появилась, казалось, возможность разрыва между Христианскодемократической и Национальной партией, составлявших в коалиции хребет правых. В субботу, 30 июня, газета Национальной партии «Трибуна» иронически утверждает в аншлаге: «Когда картошка горяча, лучше надеть перчатки». Подписано: «Христианская демократия».

Но вскоре единство между христианскими демократами и Национальной партией было восстановлено. Президент направляет в конгресс проект закона, позволяющего объявить в стране чрезвычайное положение. Введение закона облегчило бы проведение арестов. В среде ХДП возникает опасение, что эти полномочия могут быть использованы для установления «марксистской диктатуры». Единым блоком оппозиция проваливает проект.

Альенде обращается к военным кругам с предложением создания нового кабинета. Уже во время октябрьского кризиса прошлого года, вызванного общенациональной забастовкой владельцев транспорта и других групп торговцев и ремесленников, присутствие военных в правительстве, и особенно деятельность Пратса на посту министра внутренних дел, помогло смягчить конфликт.

Теперь речь шла о том, чтобы вновь использовать этот опыт. Совет генералов выставляет свои требования. В прошлом году, утверждают они, военное правительство не смогло осуществить многие мероприятия из-за сопротивления командования среднего звена, назначение которого находится в руках Народного единства. Сейчас генералы просят, помимо министерских постов, передать им право назначения начальников всех управлений. По другим данным, они просили также приостановить проведение аграрной реформы и утвердить закон Гамильтона – Фуэнтеальбы, которым ясно устанавливаются границы общественной, частной и смешанной собственности, что затруднило бы процесс дальнейшей национализации и социализации предприятий.

Так или иначе вопрос ставится на голосование в совете генералов, и результаты этого голосования – против вхождения военных в правительство. Из 21 генерала 15 голосуют против, 6 высказавшихся «за» – это Пратс, Сепульведа Скелья, Пиккеринг, Урбина, Эрман Бради и Аугусто Пиночет.

Альенде тогда вновь обращается к прогрессивным слоям христианской демократии. Ректор католического университета Фернандо Кастильо Веласко готов войти в правительство. Переговоры медленно продвигаются, но в какой-то момент прерываются окончательно.

Эдуардо Фрей, лидер основного течения в ХДП, не может простить Альенде своего поражения на выборах, не может простить то неприятное чувство, которое он испытал, передавая знаки президентской власти своему самому ненавистному противнику. Не может он простить и самому себе колебания в момент, когда предпринималась попытка совершить переворот, чтобы помешать вступлению Альенде на президентский пост.

Фрей доверительно говорил в узком кругу, что Чили находится перед альтернативой: или марксистская, или военная диктатура, и что он склоняется к последней. Поэтому его политическая деятельность направлена на то, чтобы отвергать всякое сотрудничество с Народным единством, внушать общественному мнению страх перед общенациональным хаосом, содействовать экономическому развалу в стране, стимулировать в среде военных силы, стремящиеся к перевороту.

Против него выступают представители прогрессивного течения в ХДП, руководимого депутатом Бернардо Лейтоном, сенатором Ренаном Фуэнтеальбой и бывшим кандидатом на президентский пост Радомиро Томичем. Они вместе с другими демохристианами, разделяющими их взгляды, пытаются нажать на руководящий совет партии, но Фрей манипулирует голосами своих сторонников и мешает взаимопониманию.

Ректор Кастильо Веласко, как выразитель настроений определенного, далеко не малочисленного течения в ХДП, высказывается за проведение необходимых стране реформ, за ликвидацию всесилия могущественных групп олигархии и за продвижение самого процесса перемен.

Альенде назначает новый кабинет во главе с Карлосом Брионесом, умеренным беспартийным. Ясно, что речь идет о переходном кабинете.

В воскресенье, 8 июля, Генеральный секретарь ЦК Компартии Луис Корвалан на массовом митинге в театре «Кауполикан» следующим образом определил позицию своей партии:

«Мы всегда утверждали и повторяем сегодня, несмотря на недавние события, что в условиях Чили имеется реальная возможность осуществить антиимпериалистическую и антиолигархическую революцию и идти к социализму без гражданской войны, хотя и в обстановке обостренной классовой борьбы… Социальный мир невозможен…»

В подтверждение этого Корвалан привел в пример те слои, которые не были на стороне правительства, но и не выступали за его свержение, они поддерживали перемены и не хотели возврата к прошлому; не хотели также и гражданской войны. С ними возможен был диалог и достижение взаимопонимания.

Речь шла не об отказе от политики дальнейших конституционных изменений. Налицо было то, что реакционные круги не хотят принимать никаких доводов и диалог с ними невозможен. По отношению к этим кругам наравне с убеждением надо было применить силу. Корвалан советовал создавать на каждой фабрике, в каждом поместье, в каждом общественном учреждении оплоты народных сил. Ссылаясь на Ленина, он указывал, что каждый завод должен превратиться в крепость революции.

Одновременно Корвалан предупреждал, что если заговорщики перейдут к вооруженной борьбе, то их надо будет подавить даже с помощью камней. В заключение он советовал поддерживать высокий уровень производства и снабжения, пока идет подготовка к организации защиты.

«Рабочий класс и народ в целом, – заключил Корвалан, – должны проявить пример твердости и героизма, как проявляли их все народы, которые в такие моменты, как этот, не имели иного выхода, кроме как победить или умереть…»

В те первые дни июля 1973 года создавалась народная власть на местах.

Во время мятежа «танкасо» Альенде призвал рабочих захватывать власть на производстве, и народ ответил на этот призыв массовым занятием промышленных предприятий, поместий, административных учреждений и коммун.

В тот же день, в пятницу 29 июня в 9 часов 25 минут утра Единый профсоюзный центр опубликовал заявление, в котором призвал рабочий класс занимать заводы; поставить под контроль и реквизировать запасы продуктов, медикаментов, топлива, автомашины; организовать заградительные народные кордоны, которые объединяли бы все предприятия одного района; создать на каждом кордоне единые штабы, члены которых должны информировать руководство о средствах, имеющихся в их распоряжении. Во избежание дезинформации и диверсий было установлено, что приказы принимаются к исполнению только через делегатов связи, выделенных каждым предприятием.

В тот же день в 11 часов 45 минут были отданы и другие распоряжения: накапливать возможно большее количество топлива и подготовиться к возведению баррикад на улицах, ведущих к предприятиям.

По некоторым подсчетам, проведенным несколько недель спустя и, возможно, преувеличенным, общее число занятых рабочими предприятий достигло в тот момент 25 тыс. Многие из них, однако, являлись простыми мастерскими ремесленников, не игравшими заметной роли в экономике страны.

В Консепсьоне, третьем по величине городе страны и важном промышленном центре, был создан промышленный кордон Талькауано, в который входили крупные нефтехимические предприятия, важнейший сталелитейный завод в стране «Компаниа де Асеро дель пасифико», называемый в народе просто «Уачипато», заводы по производству медной проволоки и текстильные фабрики. Недалеко от Талькауано, в Лоте и Коронеле, где расположены самые богатые залежи угля в Чили, создавались штабы коммун. В этом же районе, в Чигуайанте и Пенко, была установлена народная власть.

В сельских районах Каутина под народным контролем находились все промышленные центры провинции, создавались крестьянские советы коммун. В Вальдивии, центре лесного массива на юге страны, рабочие заняли деревообрабатывающий комплекс в Пангипулье.

В окрестностях Сантьяго (Сан-Мигель, Сан-Бернардо), в крупных рабочих пригородах Карраскаль, Кинта-Нормаль, Барранкас, Кончали было объявлено состояние боевой готовности, заняты все промышленные предприятия, организованы комитеты бдительности и самообороны.

Наиболее прочную власть рабочие смогли установить в районе кордона Серрильос, включавшего в себя целую сеть крупных предприятий на юге столицы. Там даже был создан народный рынок, куда крестьяне доставляли продукты и обменивали их на промышленные товары.

Примитивная в своей стихийности, но впечатляющая по чистоте форма рабоче-крестьянского союза. В те первые после мятежа дни это движение за народную власть напоминало взятие Бастилии. Но вскоре олигархия, напуганная размахом движения, приняла контрмеры. Для этого она воздействовала на вооруженные силы через политические партии, используя сеть связей и конспиративных контактов. Именно тогда вооруженные силы и начали прочесывание.

Аугусто Пиночет

Годом раньше, в октябре 1972 года, был принят закон № 12697, названный законом о контроле над оружием, который предоставил гражданам право заявлять в военные прокуратуры о лицах, подозреваемых в хранении оружия. Прокуроры отдавали начальникам гарнизонов распоряжения о расследовании.

На практике военные пытались пресечь любую возможность создания вооруженной рабоче-крестьянской милиции, которая действовала бы параллельно и в противовес их профессиональному государственному институту. Военные в этом случае исходили из классовых позиций, применяя насилие. Они провели генеральную репетицию государственного переворота, осуществленного два месяца спустя. В журнале «Чили сегодня» от 10 августа журналистка Фариде Зеран тогда уже задавалась вопросом, не стояла ли за той кампанией прочесывания «некая попытка психологически подготовить солдат для будущих стычек с народом».

Первый удар приняло население вблизи городского кладбища Сантьяго. На рассвете в воскресенье 8 июля 200 солдат военновоздушных сил, доставленных на 3 вертолетах, 4 грузовиках, 2 автобусах и 2 закрытых автомашинах, осветили местность и открыли стрельбу с вертолетов, окружили и обыскали район, прилегающий к кладбищу, а также и само кладбище. При этом солдаты оскверняли могилы и разрушали склепы.

На следующий день в печати появились интервью с жителями района. Они рассказали, что их всех, включая детей, заставили лечь на мокрую траву в холодную зимнюю ночь и держали так в течение 6 часов до рассвета. Тех, кто пытался протестовать, топтали ногами. Удары, оскорбления и унижения – вот метод запугивания, который, помимо всего прочего, имел целью силой остановить дальнейшее укрепление народной власти.

Выступая 15 июля, Эдуардо Фрей говорил, что «установление народной власти на деле означает создание параллельно с существующей другой армии, которую следует разгромить пока не поздно». Следовательно, Фрей не осуждал попытку переворота 29 июня.

За день до выступления Фрея руководство христианской демократии в опубликованном заявлении потребовало «немедленно разооружить незаконно созданные вооруженные группы и возвратить хозяевам промышленные предприятия, незаконно захваченные в последние дни».

Все средства массовой информации, находящиеся в распоряжении правых, развернули в те недели кампанию против рабочих, которых они обвиняли в создании народной армии в противовес регулярным вооруженным силам. Правые призывали этих последних подавить рабочий класс.

В начале августа произошли два события, положившие конец долготерпению левых сил.

В 2 часа 15 минут пополудни 3 августа солдаты военновоздушных сил заняли завод «Кобре Серрильос» в Сантьяго. С рабочими обращались жестоко, побоями и выстрелами их согнали во двор, в это же время вертолет с 3 пулеметами на борту кружил над ними.

Оружия не нашли, но при обыске было уничтожено оборудование. Общая стоимость нанесенного ущерба достигала двух с половиной миллионов эскудо.

На следующий день в городе Пунта-Аренас обыску и прочесыванию подверглись 8 предприятий: «Хильдемайстер», «Макинариас агриколас», «Сокоагро», «Конструксионес эмкор», «Куэрос де магальянес», «Конструксион де Барриос индустриалес», «Ланера аустраль» и «Ладрильос де магальянес».

Операция проводилась между 7 часами утра и 13 часами 30 минутами. В ней участвовало 7 танков, различные бронированные машины, джипы с пулеметами. Толчками и ударами рабочих выгнали на улицу. В течение 6 часов, пока длился обыск, они стояли на морозе. Многие женщины от напряжения падали в обморок.

Прикладами солдаты громили мебель и оборудование, уничтожали машины и документацию. На «Ланера аустраль» привели в негодность электропанели. Только на этом предприятии ущерб от разрушений был оценен в 15 млн. эскудо. Позднее подсчитали, что только для частичной нормализации работы предприятия необходимо от 6 до 8 месяцев.

Но это было еще не самое страшное. Бесконтрольная солдатня, вначале действуя штыками, открыла пальбу из автоматов по безоружным. Именно тогда погибли двое рабочих.

Руководил операцией генерал Мануэль Торрес де ла Крус. Он руководил действиями солдат с двухмоторного самолета военновоздушных сил, кружившего над районом. Оружия не нашли.

На следующий день Единый профсоюзный центр в Магальянесе опубликовал заявление с требованием отставки генерала Торреса и отмены закона о контроле над оружием, «произвольное использование которого означало защиту фашистов и подавление рабочего движения».

Социалистическая партия также заявила протест в связи с событиями в Пунта-Аренасе. Депутат Марио Палестро назвал генерала Торреса сатрапом и шизофреником, которому всюду видится оружие. Тотчас военные выступили с опровержением. В заявлении от имени военно-воздушных сил они утверждали, что факты были преувеличены в целях дискредитации и ослабления вооруженных сил. Но наличие двух трупов опровергнуть они не смогли.

В конце концов Народное правительство, из-за явного расхождения между военными, с одной стороны, и представителями политического аппарата – с другой, предложило генералам Херману Стуардо и Агустину Родригесу Пульгаре из военно-воздушных сил подать в отставку.

За две недели до событий в Пунта-Аренасе, 26 июля, сотрудники посольства Кубы в узком кругу, куда были приглашены только проживающие в Чили кубинцы, отмечали двадцатую годовщину штурма Монкады.

Близился полдень, когда позвонили из «Ла Монеды» и сообщили, что президент Альенде намерен приехать в дипломатическое представительство, чтобы присутствовать на этом неофициальном приеме, посвященном кубинскому национальному празднику. По прибытии в посольство президент выступил с речью, в которой изложил историю становления своего отношения к Кубинской революции.

В 1959 году, сказал президент, ему было предложено ближе познакомиться с освободительным движением, возникшим в горах Сьерра-Маэстры. Он прибыл на Кубу. На улицах Гаваны его удивило музыкальное карнавальное шествие, руководимое муниципалитетом города Майами и сопровождаемое мотоциклистами. Это ему не понравилось, потому что не соответствовало его представлению о происходивших на Кубе событиях. Он подумал, что это еще один фарс из многих, и решил возвратиться в Чили.

Но на следующий день он встретил своего старого друга Карлоса Рафаэля Родригеса и сообщил ему о своем отрицательном впечатлении. Карлос Рафаэль заметил на это, что в этой поспешной и поверхностной оценке Альенде ошибается, и повез его на встречу с майором Эрнесто Че Геварой в крепость «Ла Кабанья». Разговор произвел на президента глубокое впечатление. Че познакомил его с майором Раулем Кастро, а тот в свою очередь организовал ему встречу с Фиделем. С тех пор Альенде стал почитателем Кубинской революции и верным другом ее руководителей. Так заключил президент свою речь.

На официальный прием в посольство президент прибыл вечером в сопровождении своего адъютанта майора Артуро Арайа. После полуночи Альенде отбыл, а Арайа отправился домой на улицу Фиделя Отейсы.

В час 30 минут ночи недалеко от дома Арайа раздался взрыв бомбы. Крики, шум и быстрый топот вынудили майора Арайа выйти с автоматом на балкон. По нему открыли огонь. Он успел выстрелить, прежде чем пули из темноты сразили его. Спустя некоторое время он скончался от сильного кровотечения.

Эта провокация нанесла удар по правительству Альенде и положила начало новой озлобленной кампании против Кубы и ее дипломатического представительства в Чили.

Не прошло и суток после этого, как был разыгран спектакль, похожий на случай с Ли Харви Освальдом во время убийства Джона Кеннеди: сначала нашли козла отпущения, на которого можно свалить всю ответственность, чтобы затем его ликвидировать.

В данном случае эту роль предстояло сыграть Хосе Рикельме Баскуньяне, которого в состоянии опьянения арестовали карабинеры. Следователь, капитан корпуса карабинеров Херман Эскивель, применив пытки, добился от Рикельме признания, что он якобы за 12 тыс. эскудо согласился совершить покушение, что об этом с ним говорил охранник президента Альенде и 3 кубинца, и что план заключался в похищении майора Арайа с целью помешать переговорам правительства с оппозицией.

Одновременно Высший совет национальной безопасности распорядился провести обыск самолета кубинской авиакомпании «Кубана де авиасион», который готовился к вылету в Гавану. При этом ссылались на будто бы имеющиеся сведения, что на нем попытаются вылететь трое убийц Арайа.

На следующий день радиостанции «Агрикультура» и «Минериа» передали ложную информацию, в которой содержались намеки на отношение кубинского дипломатического представительства к покушению. В ответ на это посол Гарсия Инчаустеги сделал заявление, где подчеркивал, что обвинения против его представительства являются диверсией, имеющей целью прикрыть истинных участников покушения. Это заявление послужило предлогом для парламентариев от Национальной партии, которые потребовали от правительства объявить кубинского дипломата персоной нон грата и выслать его из страны.

Однако повторный допрос Рикельме в следственной комиссии показал, что его к «признанию» вынудили силой. В последущие дни обстановка заговора прояснилась.

Подлинным убийцей оказался Гильермо Клавери, принадлежавший к террористической группе националистов, тесно связанных с «Патриа и Либертад» и Национальной партией. Вместе с группой, также арестованной, Клавери наметил вечером в день Кубинского праздника провести операцию. Они подложили бомбу в грузовик, стоявший на улице Карлоса Антунеса, и бегом направились к близлежащей улице Фиделя Отейса. Шум заставил майора Арайа выйти на балкон, и Клавери выстрелил в него из автомата системы «батан». Затем они скрылись.

До выяснения всех обстоятельств преступления правая пресса много писала о кубинских дипломатах, якобы замешанных в деле. В частности, ссылались на то, что майор Арайа в посольстве во время приема поспорил с группой кубинцев, которые оскорбительно отзывались о чилийских вооруженных силах, и что Арайа покинул посольство, возмущенный оскорблением. Кубинцы же в отместку убили его.

Приезд кубинской правительственной делегации в составе заместителя премьер-министра Карлоса Рафаэля Родригеса и заместителя министра внутренних дел Мануэля Пиньейро послужил поводом для новых провокаций. Заголовки обвиняли: «Кубинское вмешательство в чилийские дела», «Обвиняют депутаты ХДП и НП», «Шефкубинской секретной полиции в Чили», «Сенат ознакомлен с вмешательством Кубы».

После встречи с президентом Альенде заместитель премьерминистра Кубы категорически отверг клевету на дипломатическое представительство Кубы и инсинуации в отношении его миссии в Чили и связей между двумя странами. Этого оказалось достаточно для парламента, чтобы потребовать выдворения из страны кубинского руководителя.

Муниципалитет Провиденсии – района, где было расположено посольство Кубы, – собрал своих депутатов и принял решение о выселении посольства из данного района. В подтверждение своего смехотворного решения власти муниципалитета попытались помешать въезду в посольство, перегородив машинами-мусоросборщиками близлежащие улицы.

Но не все провокации были столь провинциальны и безобидны. Одновременно с кампанией в печати в резиденциях кубинских дипломатов и в помещениях торговых представительств посольства произошли взрывы.

Тем временем экономическое положение страны продолжало ухудшаться. По данным корреспондента французской «Монд» Алэна Лабрюсса, стоимость жизни в июле возросла на 15,3 %. За семь первых месяцев 1973 года рост стоимости жизни составил 114,2 %, а за последний год и того больше –323,2 %.

Французский журналист считал, что причинами такого положения были: «…внешняя блокада, создание имущими классами целой сети внутреннего черного рынка и, как ни парадоксально это звучит, рост покупательной способности трудящихся масс».

Альенде продолжал поиски выхода…

Призыв кардинала Сильвы Энрикеса к национальному согласию и диалогу создал возможность для президента выступить на пленуме руководителей Единого профсоюзного центра трудящихся с предложением о поисках путей для соглашения с наиболее прогрессивными элементами христианской демократии. Фрей на сей раз не смог этому помешать, и группа Фуэнтеальбы – Лейтона – Томича, к которой присоединились сенатор Бенхамин Прадо и депутаты Сануэса, Руис Эскиде, Уэпе, Ормасабаль, Альварадо, Андрее Эльвин, Сааведра и Фуэнтес, добилась от руководящего совета ХДП решения о том, чтобы ее председатель Патрисио Эльвин встретился с Альенде.

Переговоры начались в «Ла Монеде». В понедельник 30 июля 1973 года 12 часов 20 минут Патрисио Эльвин в сопровождении своего коллеги сенатора Освальдо Ольгина прибыл во дворец. Альенде принял его в присутствии министров Брионеса и Клодомиро Альмейды. Встреча закончилась в 13 часов 50 минут, была достигнута договоренность возобновить ее в 22 часа 30 минут того же дня и продолжить переговоры до 0 часов 50 минут.

Демохристиане предъявили 3 конкретных требования: разоружение военизированных групп, возвращение хозяевам предприятий, захваченных после «танкасо», и принятие закона Гамильтона – Фуэнтеальбы, который предполагал реформу конституции в целях разграничения трех форм собственности: частной, государственной и смешанной.

К этому последнему требованию правительство отнеслось положительно, но в ответ потребовало от оппозиции поддержки в принятии другой реформы конституции, которая изменила бы число голосов, необходимых для наложения вето на законопроекты исполнительной власти, вносимые в конгресс: это была бы одна из форм защиты Альенде от агрессивного парламента.

Но в последний момент христианская демократия добавила еще одно требование: сформирование нового кабинета, в котором широко были бы представлены вооруженные силы. Практически они требовали осуществления легального государственного переворота.

Журналист Виктор Ваккаро так резюмировал эти переговоры в журнале «Чили сегодня»: