Текст книги "Журнал «Юность» №08/2021"

Ойгор почувствовал, как в один краткий миг все в нем умерло. Он спешился и направился к мужчинам, подволакивая правую ногу. Охотник внимательно наблюдал за Ойгором и, похоже, был крайне удовлетворен выражением его лица.

– Я подстрелил, – похвастался Охотник, и его губы медленно растянулись в торжествующей улыбке. – Что скажешь?

– Да он онемел от удивления! А может, от зависти, а, Ойгор? – смеялись остальные. – Тебе такая добыча и не снилась.

Ойгор протиснулся между ними и тяжело опустился в снег рядом с рысью. Открытые глаза зверя неподвижно смотрели в Тайгу. В горле была аккуратная, не портящая шкуру рана – отменный выстрел. Ойгор провел ладонью по шерсти левой передней лапы, и отлившая от его лица кровь бросилась обратно. Его затрясло. Так и не заросшего шерстью рваного шрама на лапе мертвой рыси не было. Только тут Ойгор заметил, что это животное крупнее и пятна на спине реже.

– Хорошая добыча. Удача с тобой, – сказал он, поднимая спокойный взгляд на Охотника.

Вечером Охотник возник на пороге аила, когда Ойгор собирался ужинать.

– Что? Не она? – с вызовом спросил нежданный гость.

– Не понимаю тебя, – невозмутимо ответил Ойгор. – Угостить ужином?

– Ты? Станешь угощать меня? – брезгливо поморщился Охотник. – Я все знаю, не уходи от разговора.

– Я не сомневаюсь, что ты знаешь все в этой жизни. Вопрос в том, сколько из этого ты в состоянии понять.

– Умный, да? – Охотник начинал злиться. – Скажи ей, я ее ищу. Она – моя добыча, в конце концов. Если бы я сразу догадался, кто она…

Ойгор взирал на него с искренним непониманием.

– Так ты есть-то будешь? – переспросил он.

– Не надо притворяться слабоумным, Ойгор! – взревел Охотник, ударив носком сапога по деревянной чашке в руках Ойгора.

Чашка вылетела, и куски мяса рассыпались по полу и по штанам Ойгора, оставляя на ткани жирные пятна.

– Ой, извини, – притворно вежливо сказал Охотник. – Твоя девка отстирает, правда? Негоже женщину сюда брать, нечестно по отношению к другим. Я два голоса здесь слышал, когда проходил мимо. А следы, если хорошо поискать, – рысьи. Так глупо – охотнику на следах попасться, а? Теперь у меня все в голове сложилось. И девчонка голая в лесу, и те хищники, что в стойбище приходили. И твое лицо, когда ты сегодня мою добычу увидал.

– Иди и скажи всем, что моя жена бродит по лесу в рысьем обличье и навещает меня ночами. Иди и скажи, пусть посмеются, – глухо ответил Ойгор.

– Придет время – скажу. Берегитесь меня. Вы оба. Он вышел, едва не оборвав полог.

– Что тебе нужно? – спросил Ойгор, выскакивая следом. – Почему просто не оставишь нас в покое?

– Потому что подарок Тайги достался тебе, а не мне, – сквозь зубы процедил Охотник. – Я же вижу, дела у тебя пошли на лад.

– А твои всегда хорошо шли, – парировал Ойгор. – К тому же ты сам подарку Тайги предпочел лисью шкурку. На себя и пеняй.

Ничего не ответил Охотник, но взгляд его добра не сулил. Поэтому при следующей встрече Ойгор отправил Эркеле домой. Узнав с ужасом, что тайна ее раскрыта, девушка беспрекословно повиновалась.

* * *

Незаметно миновала зима, вздохнув на прощанье последними холодными ветрами, талыми снегами оплакав свое поражение. Охотники вернулись в стан, смеясь и похваляясь добычей. Эркеле была непривычно молчалива. Видно, эта одинокая зима в деревянных стенах тяжело далась вольной рыси. Весна и половина лета прошли в обыденных занятиях и тихом счастье.

В один из поздних летних дней Эркеле стала сама не своя. Она металась по аилу, заламывая руки и теребя одежду. Иногда она выбегала наружу, но тут же возвращалась, держась за горло, будто ей не хватало воздуха.

Ойгор, занятый снаружи починкой седла, в котором истлела набивка, с недоумением наблюдал за ней. Его молодой жеребец, купленный взамен недавно околевшей старой лошадки, тоже вел себя странно. Он шевелил ушами, будто прислушиваясь к чему-то, фыркал, широко раздувая ноздри, и рыл копытом землю. Ойгор слышал, что по всему стану раздается конское ржание.

– Эркеле, что такое? – спросил он, когда девушка в очередной раз показалась в проеме аила, застыв на пороге и глядя невидящими глазами в даль.

– Я не знаю! – надрывно воскликнула она. – Только сегодня что-то не так. Что-то происходит. Что-то будет, Ойгор!

– Что?

Она не ответила, лишь посмотрела на небо, наморщив лоб. В этот миг замолчали птицы. Ойгор прежде и не замечал их, но, когда птицы перестали петь, это резануло слух. Даже легкий ветерок, шелестевший до этого в уже неяркой траве, затих. Ойгор подскочил, уронив с колен незашитое еще седло, из которого посыпались высушенные травы и мох. Мужчина тяжело дышал, а сердце выбивало ритм, с которым, должно быть, пульсируют в недрах земли ее соки. Не это ли чувство заставляло беспокоиться животных и по-звериному чуткую Эркеле?

Девушка бросилась к Ойгору на грудь, пряча лицо и вздрагивая, как от ударов.

Стало холодно, будто враз остыло солнце. Со всех сторон теперь доносился взволнованный людской гомон. Голубое небо посерело, и на яркое солнечное блюдо наползло что-то черное, круглое. Оно постепенно закрывало светило, забирая жизнь с земли. И вот солнца почти не стало, лишь яркий ободок света горел вокруг черного круга, да прорывались порой ослепительные вспышки, похожие на умирающие звезды. Темнота, холод и тишина – вот все, что осталось в мире, и пазы-рыкцы почувствовали себя покинутыми и беспомощными.

В стане творилось что-то невообразимое: крики, плач, суета и беготня. Да ревела на все голоса домашняя скотина. В довершение этой жуткой картины земля несколько раз содрогнулась. Люди были привычны к движению тверди под своими ногами, но сегодня это стало последней каплей. Ойгор, неколебимо верующий в небесные пастбища, неожиданно для себя подумал, что вот это и есть смерть и по ту сторону их не ждет ничего. Плененный чернотой солнечный круг со своим мерцающим поясом больно слепил глаза, вызывая желание опустить голову, но какая-то неведомая сила заставляла Ойгора неотрывно смотреть вверх.

Но солнце победило. Медленно и упорно отодвигало оно от себя преграду, не дававшую ласкать теплом любимую землю и приглядывать за дорогими ему существами. Вот уже и стало все, как было. Остался лишь страх в сердцах людей. Ойгор потянул Эркеле за руку, вклиниваясь в толпу.

Все бежали к центру стана, на широкое вытоптанное место перед богатым аилом каана. Куда же еще бежать, когда рушится мир, как не к каану?

Тогдашний правитель человеком был суеверным.

– Кто-то сделал худое, – сказал он. – Кто, признайтесь, пошел против законов, что чтим мы на этой земле? Мы прибыли сюда из краев, где заходит солнце. Мы учились всему заново. Мы познали то, что было неведомо нам, пока копыта наших лошадей не ступили на эту землю. Кто же, подобно дикому степному бродяге, проявил глупость и себялюбие? Кто оскорбил землю Пазыры-ка и навлек беду на всех нас?

– Ойгор из охотников, – раздался звучный голос, на который обернулась вся толпа.

Вперед вышел Охотник. Эркеле до хруста сжала пальцы мужа. Ойгор молчал. Каан ткнул перстом в Охотника.

– Ты. Ты обвиняешь и можешь доказать?

Тот кивнул.

– Кто это – Ойгор? Выйди-ка, – продолжил каан.

Ойгор вышел, едва отцепив руку Эркеле от своей.

– Ты знаешь, в чем этот человек обвиняет тебя? – спросил каан, сложив руки на животе.

– Нет, владыка, – уверенно ответил Ойгор.

– Кто может свидетельствовать за тебя?

– Боюсь, никто, – улыбнулся обвиняемый. – А так как некому свидетельствовать и против, то остается только мое слово против слова Охотника. И твоя мудрость, каан.

Охотник мысленно выругался. У него не так хорошо подвешен язык, а значит, нужно придумать что-то еще, чтобы потопить этого выскочку.

– Каан, с ним суди и его жену, – сказал Охотник. – Она также повинна. А для свидетельства можно позвать и сестру Ойгора. Больше про них мало кто сможет что-то сказать.

– Все названные, вас ждет суд, – сказал каан и удалился в свой аил.

– Не бойся, ты ни в чем не виновата, – шепнул Ойгор жене.

– Ну почему ты вечно как нарыв на теле? – со слезами в голосе крикнула сестра, пробегая мимо. – Позор! Меня муж прогонит из дома и будет прав. Позор!

Сестра первая вошла в аил каана. Ойгор нырнул было за ней, но Эркеле внезапно остановилась, тормозя и его. Он обернулся и увидел, что Охотник держит девушку за плечи и взволнованно шепчет что-то ей на ухо.

– Нет! – возмущенно воскликнула она и вырвалась.

– Передумаешь – подай знак, – нагло усмехнулся Охотник и прошел вперед, толкнув Ойгора плечом.

– Говорит: «Будь моей, и скажу, что он силой держал тебя. А не захочешь – умрете оба», – ответила Эркеле на безмолвный вопрос мужа. – Ни за что не откажусь от тебя!

– Спасибо, – шепнул Ойгор, и они вошли.

* * *

Эркеле с интересом разглядывала богатое убранство многостенного и просторного каанского аила. Каан уселся на подушки, а вошедшим сесть не предложил – не в гостях.

– Говори, Охотник, – начал каан. – Какая, по-твоему, вина за… как там тебя?

– Ойгор, – хрипло ответил подсудимый и кашлянул.

– Жена его – вот эта, что рядом стоит, – ответствовал Охотник, почтительно опустив глаза, – из людей нижнего мира. Она может таежным зверем обернуться.

Сестра ахнула, прижав руку к груди, и вперилась взглядом в ничуть не смущенную пару.

– Продолжай, – кивнул каан, прикрывая широким шелковым рукавом рот, будто ограждая себя от этих людей. – Ты сам видел?

Охотник замялся.

– Нет, каан, сам не видал, – не решился он на ложь. – Только как заполучил Ойгор себе вот эту девушку, из неудачника и посмешища стал одним из лучших добытчиков.

– Да будет мне позволено заметить, владыка, – вставил Ойгор. – Много брать у Тайги – бессмысленная алчность. Сколько нужно было одинокому? А чтобы семья не нуждалась – это долг каждого порядочного мужчины. Так что никакого везения тут нет, старание одно.

– Пусть так, – согласился каан. – Какие еще доказательства?

– Жен охотники не берут с собой, как тебе ведомо, каан. Из аила Ойгора в эту зиму ночами слышался голос его жены. Днем зайдешь – никого. А к лесу рысьи следы ведут, заметенные снегом.

– Аил мой на самом краю. Зверье может бродить, – согласился Ойгор. – Не далее как в позапрошлую зиму стая рысей побывала в зимовье. А кому какие голоса слышатся – за то отвечать не берусь.

Ойгор с улыбкой посмотрел на противника.

– Пусть же подтвердит кто-нибудь, что эта женщина всю зиму оставалась в стане, – пожал плечами каан. – До охотничьих угодий далековато мотаться так, чтобы там ночь провести, а здесь день прожить. Даже будучи зверем. Заметят отлучку. Где твои родные, дева? Что за люди?

– Может, неведомая сила ее переносит, не успеет лошадь хвостом махнуть! Может, не нужны для этого ноги-то! – не выдержал Охотник.

– Полагаю, нижним людям такое дано, – согласился каан. – Да только ты молчи пока. Я деву спрашиваю.

– Нет у меня родных, сколько себя помню, – не солгала Эркеле. – Только добрая сестра моя по мужу может обо мне знать.

Каан перевел взгляд на старшую женщину. Ойгор тоже смотрел на нее. Ласково, спокойно. По ее виску стекла капелька пота. Рука все так же была прижата к груди.

– Не видела я ее половину зимы, – выдавила сестра. – Она ко мне не ходила, я к ней тоже. Не близки мы.

– Дым из аила? Следы на снегу? Видно же, есть в доме кто или нет! – психовал Охотник.

– Не хожу в тот край стана. Нет там у меня дел… – совсем тихо промямлила женщина.

– Я в Тайге ее нашел голую, ни слова по-нашему не понимавшую! И в ту же ночь набежало полное стойбище дикого зверья! – выложил Охотник последнее, что у него оставалось. – Ни разу не слыхал, чтобы вот так к человечьему жилью подходили. Будто ее искали.

Сестра заплакала. Ойгор знал, что это она не от жалости к ним двоим, а со стыда. Каан молчал. Щелкнул в очаге занявшийся сырой уголек. Эркеле вздрогнула.

Их действительно оставили в Тайге следующим утром. Руки связали сзади прочными шерстяными веревками. Такие же веревки опоясывали осужденных вокруг талии, крепко прижимая спинами к стволам деревьев. Ойгор радовался, что им хотя бы позволили сесть, прежде чем привязали.

– Нашел в Тайге странную девушку, а твой повелитель впервые слышит, – задумчиво молвил каан.

– По глупости! – Охотник упал на колени. – Я же не думал, кем она окажется. Решил, чужестранка просто. Вот я ее Ойгору и продал. Теперь вижу, повинен в таких бедах!

Ойгор, нахмурившись, наблюдал, как тот, кто толкал их с Эркеле в болото, не удержал равновесие на его краю и сам был готов провалиться в трясину. Только Охотнику до твердой земли было куда ближе… Каан снова обратился к Ойгору:

– Что еще скажешь в свою защиту?

– Нечего сказать, каан. Эркеле действительно не из нашего народа. Беда загнала ее в Тайгу и там покинула. Эта девушка из чужих земель, но не из нижнего мира. Ты мудр, ты поймешь, чему верить: охотничьим байкам или честному слову ни в чем не повинных людей.

– Не нравитесь вы мне оба, – проворчал каан. – Один от зависти чахнет и плетет невесть что, как в горячке. Другой спокоен, как будто ему ничего не грозит, и каждому своему слову цену знает. Вот что решим. Ты, Охотник, заплатишь мне шесть хороших шкурок за то, что сразу девушку на мой суд не отдал. Соболя, лису возьму. А тебя, Ойгор, другим судом пусть судят. Велю тебя и жену твою глубоко в Тайгу отвести и там оставить привязанными к деревьям. Через несколько дней поглядим, сожрут вас там дикие звери или нет. Будете целы – недобрая сила вас уберегла. Значит, подтвердится, что водите вы дружбу с нижним миром. Тогда смерть вам сам выберу.

– А зверье разорвет – обычные люди, так? – развеселился Ойгор. – Что же это получается? И так смерть, и эдак?

– Очистить свое доброе имя, пусть даже пойдя для этого на смерть, – вот что предлагаю, – возразил каан.

– А если не нижний мир, а Тайга? Сама Тайга убережет? – подала голос Эркеле.

– Тайга – не мамка тебе, дева. У охотников, конечно, вера своя. Но Тайга сурова, просто так помогать не станет. Немало добрых людей сгинуло в ней. Верно, Ойгор? Отца твоего я знал. Вспомнил, пока за тобой наблюдал. Сила его в тебе чувствуется и надежность. Жаль, пропадет такой человек ни за что.

* * *

Их действительно оставили в Тайге следующим утром. Руки связали сзади прочными шерстяными веревками. Такие же веревки опоясывали осужденных вокруг талии, крепко прижимая спинами к стволам деревьев. Ойгор радовался, что им хотя бы позволили сесть, прежде чем привязали.

Руководил приготовлениями Охотник. Он был мрачен и молчалив, даже не пытался злорадствовать или как-то еще досадить Ойгору. Когда его помощники покинули поляну и они остались втроем, Охотник сказал, не понижая голоса и обращаясь к Эркеле:

– Я вернусь скоро. За тобой вернусь. А ты думай, что тебе дороже: жизнь или он. – Охотник сделал небрежный жест в сторону Ойгора. – Мы с тобой уедем отсюда. Далеко, туда, где нас не знают. Я буду добр к тебе, обещаю. Думай, дева.

– Мы ведь ни в чем не повинны, да? – горестно произнесла Эркеле, когда кусты с шуршанием сомкнулись за удалившимся Охотником. – То, что случилось с солнцем – как я могу быть тому причиной?

– Не думаю, что это связано с тобой. Послушай, если сюда действительно придут дикие звери, они тебя не тронут? Ты же… ты часть Тайги.

– Скорее всего не тронут. Раньше никто не нападал на меня. А тебя я не смогу защитить, если так и останусь привязанной, словно охотничий пес. Если этот человек придет, действительно придет меня освободить, может быть, мне притвориться, что я согласна? Я сразу обернусь рысью и перегрызу ему глотку. Он растеряется, не успеет защититься.

– Какая ты смешная, – ухмыльнулся Ойгор. – Он станет резать веревку ножом. Нож еще будет у него в руке, когда ты попытаешься это сделать. Охотник не растеряется, уж поверь мне. Ты не обращала внимания на его шрамы? Ему приходилось водить очень близкое знакомство с хищниками. Кроме того, прежде чем освободить тебя, он наверняка меня убьет. Тогда тебе будет не до выходок. Поверь мне, Эркеле, и не делай глупостей. Пусть поможет, а потом сбежишь. Ты ведь так и хотела с самого начала.

– Тогда я не знала тебя, – сказала Эркеле и замолчала, закусив губу до крови.

Их безвыходное положение не вязалось с умиротворением, царившим в напоенной солнцем Тайге. Воздух был прозрачный и ароматный. Сосны на ветру поскрипывали и изредка роняли прошлогодние шишки.

– Если выживем, что с нами сделают? – нарушила таежное спокойствие девушка.

– Убьют, – пожал плечами Ойгор. – Способов много, и все они ужасные. Лучше тебе про это не знать. Потом похоронят, как водится. Почти как водится… Не на восход лицом, а на закат. И когда солнце взойдет над небесными пастбищами, мы этого света не увидим. Мы не проснемся больше, Эркеле. Умрем окончательно.

Его объяснения прервал шорох папоротника, топот и громкий звук дыхания усталой лошади. Узники замерли в тревожном ожидании. Но всадником неожиданно оказалась сестра Ойгора. Она была бледна. Судя по всему, женщина приняла какое-то непростое для нее решение.

– Ты что здесь делаешь? – спросил Ойгор.

– Я пришла вас спасти. Если только ты мне поклянешься, что все, что я слышала в аиле каана, – выдумки Охотника.

– Нет, все, что он сказал об Эркеле – правда, – невозмутимо ответил Ойгор. – Только мы этим не навлекли никакой беды на народ.

– Ну почему ты такой? Как заноза в пальце, – плаксиво сказала сестра и неловко спрыгнула с лошади.

– Ты меня бранишь, потому что любишь, – улыбнулся Ойгор. – Ведь никакая я не заноза. От меня тебе никогда не было хлопот. Я ничего не просил. А что бывает стыдно за меня – так отреклась бы давно от такого родства.

– Не могу, потому что действительно люблю, – сдалась сестра. – Я вас освобожу, только чтоб глаза мои тебя больше не видели, Ойгор.

Она неумело разрезала путы Ойгора и отдала ему нож, чтобы он помог Эркеле сам. Ойгор едва встал, перебирая руками по стволу дерева, пачкая пальцы липкой смолой. Ноги затекли и не подчинялись. Кое-как он доплелся до Эркеле и освободил ее. Сестра тем временем отвязала от седла небольшой полотняный мешочек.

– Вот, немного еды вам в дорогу.

Эркеле бросилась на шею опешившей сестре и принялась покрывать поцелуями ее щеки. Та сперва отшатнулась, но потом тоже заключила девушку в объятья.

– Ишь ты, таежное чудо…

– Спасибо тебе, спасибо! Я всегда знала, что ты хорошая!

– Ну, полно, – смущенно прервала ее сестра, мягко отталкивая от себя. – Бегите.

– Легко сказать, да трудно сделать, – улыбнулся Ойгор, нагнувшись и с силой растирая ладонями ноги ниже колен.

Он распрямился, когда Эркеле подошла и протянула ему руку. В другой руке она сжимала мешочек с едой и нож. Ойгор крепко сплел пальцы Эркеле со своими. Не простившись с сестрой, они отправились в глубь Тайги.

– Куда мы пойдем? – спросил мужчина.

– Неважно. Подальше отсюда. И знаешь, мне кажется, что нужно не идти, а бежать. Пробежим, сколько сможешь.

– Мы и так оставляем следы, – возразил Ойгор. – Если побежим, след будет такой, будто колесница проехала. Охотник нас живо отыщет.

– Тогда давай выбирать такой путь, чтобы он не смог проехать верхом. И поищем какое-нибудь укрытие. Ведь, кроме Охотника, никто в погоню не кинется?

– Думаю, нет. Решат, что Тайга забрала нас. А вот он… он от добычи ни за что не откажется.

– Никогда не пойму, на что я ему нужна и что мы оба ему сделали, – вздохнула девушка.

– И не надо. Лучше тебе не понимать человеческое сердце до конца. Слишком много черноты в нем отыщешь.

Тайга оставалась мирной и тихой. Стройные сосны тянулись до небес. Темная хвоя почти не препятствовала лучам полуденного солнца. Землю мягким ковром устилали папоротники. Прошлогодние шишки, ломаясь, хрустели под ногами. Пугливые белки взлетали рыжей молнией вверх, шурша коготками по сосновой коре. «Кеп-кеп-кеп», – переговаривались между собой яркие клесты, щелкая перекрещенными кончиками клюва.

– Слишком здесь спокойно, – сказала Эркеле. – У меня очень плохое чувство в груди. Давай побежим.

Словно в подтверждение ее слов эхо принесло и умножило далекий возглас. Вскрикнула женщина. Так вскрикнула, как кричат, только завидев свою смерть. Эркеле и Ойгор замерли и переглянулись.

– Твоя сестра… – прошептала Эркеле.

– Мы ей не поможем. Уходи одна, Эркеле. Ты сможешь очень быстро уйти.

– Бежим, – упрямо велела девушка, дергая его за руку.

Они побежали. Ойгор старался не думать о боли, которая разливалась все выше и выше с каждым ударом ступни о землю. Он сосредоточился не на пути, а на его цели. Безопасное место. Уйти как можно дальше. Схорониться. Он не слышал топота ног, только свое шумное сбившееся дыхание. И каждый миг ждал едва уловимого свиста стрелы.

– Подожди, – выдохнула Эркеле. – Как же неудобно!

Она остановилась и поспешно стянула длинную юбку, путавшуюся в ногах и цеплявшуюся за кусты. Девушка осталась в одной рубахе, доходящей до колен. Разулась.

– Не бросай только, – сказал Ойгор. – Отметишь наш путь.

Эркеле кивнула, как попало завернула обувь в юбку и прижала к груди, чтобы сверток не мешал бежать. Они снова сорвались с места, огибая стволы деревьев, которые теперь росли ближе друг к другу. Здесь на лошади не проехать. По дороге попался небольшой заросший овраг, куда Эркеле швырнула свой сверток. Крупные листья папоротника качнулись и надежно скрыли его.

– Не могу больше бежать, Эркеле, – со стыдом произнес Ойгор.

Жалуется, как малое дитя. Но колени не сгибались. Ноги потеряли последнюю подвижность и были как сухие ветки. Ойгору казалось, что кости сломаются в щепки при любом неверном шаге. Он прислонился спиной к стволу дерева, зная, что не сможет ни сесть, ни лечь.

Эркеле прислушалась. Загустевший от вечернего зноя воздух доносил до ее чуткого слуха топот копыт. Она и раньше его слышала, только с крупной рыси животное перешло на шаг. Значит, Охотник действительно преследует их. Скоро он вынужден будет спешиться. Взобраться на дерево, подкараулить его и прыгнуть. Выйдет ли?

Девушка обняла ближайшую сосну, слушая, как бьется внутри ствола сердце Тайги. Делая глубокие вдохи, усмирив биение собственного сердца, Эркеле дождалась, пока они не начали стучать как одно.

– Ты, кого здесь называют Меш Ээзи, – горячо за шептала она. – Ты – Мать-Тайга, давшая мне второе рождение. Не оставь нас, защити. Я виновата перед тобой. Я забыла, зачем ты позволила мне жить. Ушла к людям, оставив свое предназначение. За меня погибли мои братья и сестры. Я вернусь к Голубому озеру и продолжу помогать тебе в исцелении хворых. Только защити меня и того, кого я люблю.

Ойгор не мешал ей и не слышал половины слов. Но вот Эркеле закончила. Лицо ее выглядело взволнованно, глаза блестели.

– Надо продолжать путь, – твердо сказала она. – Отдадимся на милость Тайги. Идем. Так быстро, как сможешь. И очень тихо – Охотник идет за нами.

Эркеле пошла впереди, выбирая дорогу. Все ее чувства обострились до предела, словно она вновь оказалась в шкуре хищника. Девушка даже бросала изредка взгляд на свои ноги – убедиться, что они еще человеческие. Сзади послышались торопливые шаги. Он что, даже не пытается подкрасться незаметно? Так в себе уверен? Не сговариваясь, Ойгор и Эркеле побежали.

– Эй! – долетел до них насмешливый голос Охотника. – Таежная дева! Остановись, и я дам ему уйти. Пусть сгинет в Тайге, как его отец. Меня его судьба не волнует. Мне ты нужна!

Эркеле ничего не ответила, лишь ускорила бег. Она не оборачивалась, слыша тяжелое, хриплое дыхание Ойгора за своей спиной. Стволы сосен мелькали мимо лица, сливаясь в одну коричневую стену. Босые ступни были изранены о шишки и иногда попадавшиеся камни. Над головами пролетела стрела, исчезнув впереди. Из горла Эркеле вырвался звериный рык. Девушка боялась, и в то же время изнутри поднималась такая ярость, что ей невмоготу было оставаться хрупким человеком.

– Ойгор! – крикнула она, на бегу простирая левую руку назад.

– Я здесь, – сдавленно ответил он, касаясь ее пальцев.

Сзади зашуршало, и послышалась ругань Охотника. Видно, споткнулся об упавший ствол, через который недавно перемахнули беглецы.

– Я убью его, – процедила сквозь зубы Эркеле.

– Не бери зла на себя.

«Да что у него с голосом?»

– Все, Эркеле, не могу… бежать.

Эркеле затормозила, разворачиваясь почти на бегу, и увидела, что Ойгор упал на колени, упершись ладонями в землю и опустив голову. Из его спины торчала стрела. Эркеле жалобно вскрикнула, проскочила мимо мужа и встала между ним и Охотником, который окажется здесь через мгновение. Злые слезы застилали зрение. Она знала, что сейчас ей под силу убить преследователя голыми руками. Человеческими руками.

Он появился, улыбаясь, даже не задыхаясь от быстрого бега. Чуть наклонившись вбок, оглядел Ойгора.

– Подстреленная дичь, – сказал он. – Первой же стрелой. Жаль, вторая мимо пролетела.

Эркеле беспомощно оглянулась на Ойгора. Значит, он бежал раненый?

– Идем со мной. На что он тебе? Нужно выбирать того, кто сильнее. Даже зверь так делает.

– Я уже выбрала того, кто сильнее, – ответила Эркеле, облизывая сухие губы.

Внезапно где-то справа раздался холодящий кровь сердитый рык. Охотник мгновенно натянул тетиву, одновременно разворачиваясь на звук. Исполинский бурый медведь выступил из сумеречных таежных теней – сам не то тень, не то живое существо. Он поднялся на задние лапы и снова заревел. Железный наконечник стрелы тут же впился ему в грудь. Оцепеневшая Эркеле перевела взгляд на Охотника и невольно восхитилась. На его лице не было и следа страха. Только уверенность в себе и охотничий азарт. Он бросил лук и снял с пояса длинный нож.

Медведь грузно опустился на все четыре лапы, ломая стрелу, и бросился на человека. Что-то в черных угольках его глаз дало Эркеле понять, что для них с Ойгором хищник не опасен.

– Спасибо, Меш Ээзи, – сказала она звенящим от напряжения голосом и попробовала помочь Ойгору подняться. – Постарайся, пожалуйста. Уйдем отсюда.

Человеческий стон и рев раненого животного заставили девушку обернуться еще раз, прежде чем уйти. Огромный бурый зверь сжал Охотника в смертельных объятьях. Холодное железо охотничьего ножа заливала темная кровь. Человек и Тайга сошлись в схватке, и ни один не сомневался в своих силах. Посиневшие губы Охотника, покрытые розовой пеной, не покидала нагловатая улыбка, даже когда острые зубы сомкнулись на его горле. Эркеле поспешно отвернулась.

* * *

Когда начался кедрач, а солнце уже почти село, Эркеле приметила просторную полость в корнях одного из кедров. Там и решено было укрыться на ночлег.

Ойгор обессилено привалился боком к узловатому корню и закрыл глаза, придерживая рукой стрелу у основания. Он дышал мелко, неполной грудью. Левую половину живота и поясницы заливала кровь, стекая на штаны. Стрела, кажется, не задела жизненно важные органы, пройдя намного ниже сердца, но он истечет кровью еще до рассвета.

– Что мне делать? – беспомощно спросила Эркеле. – Почему ты не сказал, что ранен? Я бежала и даже не оглядывалась, слыша, что ты не отстаешь.

– Это ничего бы не изменило, – ответил Ойгор. – Послушай, ты должна обломать стрелу поближе к телу. Она мешает. Выдергивать нельзя, даже не думай. Кровь не остановим. Погоди, у меня же есть нож.

Он достал из-за пояса нож, который оставила им сестра, и протянул девушке рукоятью вперед. Она принялась отпиливать торчащую спереди и сзади стрелу, оставляя в теле лишь обломок, хоть как-то запечатывающий рану. Ойгор терпел, сжав зубы. Иногда он на короткое мгновение терял сознание от слабости и боли. Милое личико Эркеле расплывалось яркими пятнами, и наступала тьма, тут же вновь сменяясь сумеречным светом предзакатной Тайги.

– Ты не потеряла мешок, что дала сестра?

Эркеле отрицательно покачала головой.

– Нет ли там воды?

Эркеле обнаружила хлеб, сыр и немного вареного мяса. Воды не было. Да и от еды, весь день пробывшей на жаре, уже не очень приятно пахло.

– Я поищу воду. Лежи, – сказала девушка и растворилась в Тайге.

Ойгор сжал нож в слабой руке и стал ждать.

Она вернулась быстро. Ее рубаха стала короче. С криво оборванного подола свисали нитки. Оторванную часть девушка бережно сжимала в руках. Ткань была насквозь мокрая.

– Мне же не во что набрать воду, – виновато пробормотала Эркеле. – Там ручей есть. Я помогу тебе дойти, как только немного отдохнешь. А пока – вот. Она аккуратно выжала ткань так, чтобы тонкая прерывающаяся струйка не очень чистой воды попала на губы Ойгора. Ему удалось сделать несколько глотков. Эркеле отерла кровь с его тела и отбросила влажную окровавленную тряпку прочь.

– Пойдем к ручью. Промою рану, оторву еще кусок рубахи и перевяжу потуже. Так ведь можно будет вытащить стрелу, да?

– Я уже никуда не дойду, – улыбнулся Ойгор, проведя ледяными пальцами по щеке Эркеле.

– Хорошо, полежи еще. Правда, скоро будет совсем темно, но я вижу в темноте и…

– Я уже никуда не дойду, – повторил Ойгор, прикладывая палец к ее губам, чтобы она не продолжала фразу.

Он разглядывал Эркеле в последнем свете засыпающего дня. Грязная, растрепанная, одетая в лохмотья, она оставалась прекрасным видением, таежным мороком.

– Теперь бы ты согласился пойти к тому озеру? – спросила Эркеле, глядя куда-то в сторону.

– Да, вот теперь у меня выбора нет.

– Я все это время вела тебя туда. Отдохни до утра, а потом пойдем. Напрямик это день пути. Но пути тяжелого. Придется пробиваться сквозь чащу и болота.

Она вымученно улыбнулась. Ойгор не ответил. Он был уверен, что умрет к утру.

Когда он задремал, Эркеле выбралась наружу и стала вглядываться в потемневший лес. Среди неподвижных силуэтов деревьев маячило что-то живое. Эркеле сняла рубаху, чтобы та не мешала, когда она обернется зверем. Темная громада, приблизившись, обрела медвежьи очертания. Медведь покачивался. Эркеле с облегчением вздохнула и закрыла глаза. Когда она вновь решилась их открыть, перед ней в ночи белело человеческое тело с темными пятнами кровавых ран. Высокий темноволосый юноша шагнул ей навстречу, выставив вперед руку с растопыренными пальцами, как бы прося не набрасываться на него.

Ночная Тайга то там, то тут наполнялась тихим топотом маральих копыт и едва слышным шорохом мягких когтистых лап. Сверкали в темноте огни хищных глаз, поймав свет выкатившейся на небосвод луны. Марал не наставлял рога на барса, а снежная кошка не скалила клыки. Меш Ээзи отправил на помощь своему созданию таких же, как она. Один за другим становясь людьми, мужчины и женщины разных возрастов подходили к Эркеле. У них не было языка, на котором они могли бы говорить, но сердце каждого билось в унисон с сердцем Тайги.

* * *

Ойгору казалось, что он парит над землей. Плывет, покачиваясь. Он то просыпался, то погружался в сонный горячечный бред. Над ним склонялись чьи-то лица, черт которых он не мог различить. Боль поглотила тело целиком. Так, что он уже не чувствовал его. Удавалось только моргать и дышать да еще немного размышлять.