Текст книги "Желание или защита"

Глава 8
Митч

– Что? Я не понимаю, зачем… И почему это так задевает Ноа.

Мама Ноа искренне удивлена и обескуражена. Очевидно, она не осознает, насколько она привлекательна и как мальчишки любят дразнить Ноа по этому поводу. Это прям как в песне «Stacy’s mom». Только это мама Ноа…

Весь этот разговор ужасно неловкий. Разборки с родителями – вот еще одна причина не работать с детьми. К счастью, Аарон поговорит с мамой конопатого. Он сказал, с ней тяжело найти общий язык… Ох уж эти женщины.

Я поворачиваю голову вбок, хрустя шеей. Эта плохая привычка осталась у меня с детства. Когда я смотрю на девушку, я замечаю, как она пялится на мои руки.

Я чувствую, как по всему моему телу расплывается приятное чувство удовлетворения. Из‐за него мне становится немного жарко. Мне повезло, что я уже мерзкий и вспотевший, поэтому я думаю, что моя собеседница этого не заметит.

Я отвожу взгляд от девушки и продолжаю объяснять ей ситуацию:

– На самом деле, это неважно. Тренер Аарон уже разговаривает с родителями мальчиков. Но дело в том, что тяжелый характер Ноа только все усугубляет.

Она распахивает глаза. Возможно, ее удивил тот факт, что у Ноа тяжелый характер.

– Рыбак рыбака, как я понимаю, – тихо произносит она.

Я провожу языком по кромке своих зубов, стараясь сохранить спокойствие. Она права, конечно, но могла бы попридержать свой острый язык хотя бы раз. От всех этих фразочек мне хочется перекинуть ее через свои колени и… нет, сейчас не лучшее время для таких мыслей.

Я откашливаюсь и глубоко вздыхаю.

– У Ноа есть потенциал, – неохотно признаю я. Она смотрит на меня, раздраженно поджав губы, а я думаю лишь о том, чтобы перекинуть ее снова через плечо, просто чтобы не видеть это выражение лица. Что же в ней такого, что выводит меня из себя?

Закрыв глаза, я вновь мысленно возвращаюсь к теме разговора…

– Дело в том, что Ноа более физически одарен, чем другие мальчишки, и, наверное, в этом и причина их злых шуток. Но я мало могу помочь вашему сыну развить свои навыки, когда половину всей тренировки я трачу на то, чтобы отругать его за драку.

А еще ее сын напоминает мне меня. Но, видя, что девушка, смотрящая на меня своими большими карими глазами, ненавидит меня до глубины души, я решаю оставить это при себе. Я вспоминаю Ноа, весь тот едва сдерживаемый гнев, который выплескивается из него в самые неподходящие моменты. Да, это очень на меня похоже. И я не уверен, почему, но я не хочу, чтобы мальчишка закончил так же, как я, и в свои почти тридцать лет все еще боролся с неконтролируемым гневом.

– Ноа – мой брат, а не сын, – отвечает она, сглатывая. Теперь девушка выглядит немного бледнее, будто от осознания того, какие сильные у мальчика эмоции и как они виляют на его повседневную жизнь и дружбу с другими. – Ему тяжело справляться с тем, что наших родителей не стало. Я не придумываю оправдания, но я, если честно, уже не знаю, как ему помочь.

Мое дурацкое сердце мечется между тем, чтобы сжаться от боли за Ноа и замереть от того, что эта девушка ему – всего лишь сестра. Поэтому она выглядит так молодо. Наверное, она не многим моложе меня. Я даже представить не могу, каково бы мне было, если бы поверх всех проблем у меня был бы еще младший брат, о котором нужно заботиться. Кажется, я начинаю понимать, откуда берется ее вредность и защитная грубость.

– Я понимаю, что я вам обоим не особо нравлюсь, но, возможно, я смогу помочь?

Девушка сводит брови и хмыкает.

– Вы? Что, вы подеретесь друг с другом, чтобы выплеснуть свой гнев?

Я отвечаю ей столь же раздраженным выражением лица.

– Ты слишком много болтаешь.

К моему удивлению, девушка не отвечает. Лишь слегка щурит свои красивые глаза.

– Если мы потренируемся с Ноа один на один, мы сможем побольше сфокусироваться на его спортивных навыках. К тому же немного дополнительного времени на льду может быть полезно для ментального здоровья, – я опускаю взгляд. – Мне лично это помогает.

Обычно я так много не разговариваю, но множество часов, проведенных дома, сводят меня с ума. Конечно, я все еще тренируюсь с командой и занимаюсь с тренером, но без матчей и поездок все это почти не ощущается. Может, это эгоистично с моей стороны. Я предлагаю помощь, но чувствую, будто бы использую Ноа, чтобы отвлечься и провести больше времени за хоккеем. Но если это правда поможет мальчишке, так уж ли это плохо?

Она просто снова смотрит на меня в ступоре, ее глаза блестят как две шоколадные конфеты. Я не назвал бы себя сладкоежкой, но что‐то в этих глазах склоняет меня к тому, чтобы им стать.

Нет-нет, Митч. Никем ты не станешь. Ты никогда не будешь тем, в ком нуждается женщина.

Я резко встаю, вспоминая о том, что должен держаться подальше от каждого, из‐за кого я… чувствую хоть что‐то.

– В общем, мне пора бежать. Подумай об этом и сообщи, что решишь, на следующей тренировке.

Я медленно продвигаюсь к двери, а девушка лишь смотрит на меня в замешательстве.

Она встает со скамейки, но я ухожу до того, как она успеет что‐то ответить.

Сегодня четверг. После тренировки с командой Иглз, я еду к доктору Кертису на второй терапевтический прием. Сегодня обстановка в его офисе такая же тихая и спокойная, а диван с креслами такие же удобные на вид. Сейчас не идет дождь, и я наконец замечаю вид из большого окна. Оттуда можно даже увидеть памятник Вашингтону.

Сегодня док наверняка задаст мне кучу глупых вопросов… обо мне, моей семье. Это будут вопросы, на которые я не хотел отвечать еще на прошлой сессии и, наверное, никогда не захочу. Удачи с попытками подобрать ко мне пароль, доктор. Я давно закрыл все эти чувства на ключ и выбросил его.

Я вглядываюсь в окна, когда мужчина прерывает молчание и задает мне вопрос, который застает меня врасплох:

– Митч, что вам нравится в себе?

– Мой шарм и общительность, – говорю я сухо, вновь поворачиваясь к окну.

Доктор усмехается.

– Ладно. Что‐то еще?

Я долго думаю. Мне сложно придумать что‐то, что я искренне люблю в себе, кроме навыков в хоккее. Но я не думаю, что этот ответ его удовлетворит, а если я все‐таки отвечу на этот вопрос, возможно, я смогу дойти до конца сессии, избежав его пилящих вопросов о родителях. Мне хочется сделать так, чтобы он подумал, что раскрыл меня и сейф у меня в груди… Что я действительно хочу ему открыться и мне становится лучше… Что‐то вроде того.

В конце концов, я вздыхаю и привлекаю его внимание.

– Я трудолюбивый.

Его лицо загорается.

– Отлично, отлично. Я это вижу. Благодаря этому вы добились всего, что у вас есть.

Я немного расслабляюсь, стараясь не показать, насколько я доволен тем, как хорошо я ответил на его дурацкий вопрос. Теперь и он доволен, и я едва заметно киваю.

– Можете, пожалуйста, сказать, что вам в себе не нравится?

Я не могу удержаться и громко фыркаю. Доктор Кертис с интересом склоняет голову вбок.

– Мне обязательно произносить это вслух?

Он вопросительно поднимает бровь.

– Что именно?

Я развожу руками в воздухе, уже чувствуя огорчение из‐за всей этой ерунды.

– Да этих вещей миллион, – я повышаю голос, чувствуя знакомое пламя гнева внутри. Оно медленно поднимается от живота к моим ушам. Если бы это было физически возможно, с них бы уже давно валил пар. Мне не обязательно смотреть в зеркало, чтобы знать, что они покраснели. – Но больше всего я ненавижу свой характер.

Доктор Кертис не реагирует на мой взрыв эмоций, он спокойно смотрит на меня и записывает что‐то в планшет.

– Спасибо за честный ответ, Митч. – Он откладывает планшет на столик, стоящий рядом, и перекидывает ногу на ногу, изучая меня. – Интересно, что вы можете назвать миллион причин.

Я непонимающе смотрю на него. Эмоции у меня закончились. На сегодня я все.

– Почему вам кажется, что назвать свои отрицательные стороны легче, чем положительные?

Его вопрос действительно меня удивляет. Он застает меня врасплох, поэтому моя маска спадает на какое‐то время. Я открываю рот, собираясь что‐то сказать, но слова не выходят. Я вспоминаю отца и то, как он подсел на аптечные таблетки, чтобы не чувствовать боли, когда мать ушла. Вскоре он обратился к нелегальным препаратам. Я вспоминаю все то, что он говорил мне, когда был не в себе, либо пьяный вдрызг, либо же под кайфом. В восемь лет все это казалось мне правдой.

Ты плохой ребенок. Если бы не ты, твоя мать бы не ушла. Если бы тебя не было, мы с ней все еще были бы вместе, и мы были бы счастливы.

Я заталкиваю эти мысли глубоко внутрь себя и чувствую, как гнев постепенно нарастает в груди. Это то, о чем я никогда не думаю. То, что я стираю из памяти и кладу на дно своего «сейфа». А этот проклятый доктор собирается все снова откопать.

– Почему бы нам не попробовать упражнения на дыхание? Вы выглядите расстроенным.

Под спокойный, но настороженный голос доктора Кертиса я чувствую, как что‐то внутри меня щелкает. Я так не могу. Не могу сидеть тут и разговаривать с едва знакомым мне мужчиной о призраках прошлого, каждую неделю. Это какая‐то особенная пытка. Неужели кто‐то действительно занимается этим добровольно?!

Я поднимаюсь со своего кресла и выхожу из офиса. Я даже не забираю пальто.

Мужчина не выходит за мной.

Удовлетворение от того, что я покинул кабинет доктора Кертиса, быстро улетучивается, потому что через пятнадцать минут я встаю в пробку. Я снова чувствую себя зверем в клетке, как долбаный цирковой тигр. Как будто все так и кружат вокруг меня, ожидая, что я либо прыгну через это чертово кольцо, либо сорвусь с места и сожру циркача. Я потряхиваю коленом от едва сдерживаемой агрессии, оглядываюсь по сторонам и вижу на одной стороне улицы популярный бар. Сегодня вторник, на часах полдень, и здесь не так много народу, и на мгновение я жалею о том, что не пью.

Но я отказываюсь быть, как мой отец. Хотя иногда мне и приходится подавлять желание заглушить такие порой неудобные чувства.

Чувства, эмоциональная травма. Я даже не уверен, в чем разница. Я просто знаю, что не хочу ощущать, как тиски сжимают мою грудь так, словно она сейчас разорвется.

Когда я наконец добираюсь до дома и плюхаюсь на диван, я уже спокоен.

Я достаю телефон из кармана и вижу один пропущенный звонок и сообщение от доктора Кертиса. Я игнорирую пропущенный звонок, но открываю короткое сообщение.

ДОКТОР КЕРТИС

Я понимаю, что вы чувствуете себя подавлено.

Быть расстроенным совершенно нормально.

Но, пожалуйста, дайте мне знать, если вам будет плохо.

МИТЧ

Я в порядке. Я дома.

Я швыряю свой телефон на противоположную сторону дивана, он отскакивает и падает на пол. Недовольно простонав, я беру с пуфика пульт от телевизора и включаю запись фильма «Рио-Гранде», в котором играет не кто иной, как Джон Уэйн. Это был любимый фильм дедушки.

Настал еще один день тренировки по хоккею с детьми. На самом деле я рад, что у меня есть возможность отвлечься и чем‐то занять себя после вчерашнего скандала у доктора Кертиса. Сегодня утром я три часа тренировался в командном спортзале. Если я буду поднимать еще больше тяжестей, то просто нанесу себе травму. А это значит, что мне придется выбыть из игры на еще большее количество времени.

Краем глаза я замечаю вспышку камеры. Я смотрю туда и вижу Макса и его прихвостня. Они вновь за мной наблюдают. Выглядит так, что Макс говорит фотографу, когда сделать фотографию, будто бы он сам не знает, как делать свою работу. И зачем ему вообще так много оборудования?

Я осматриваюсь, и мой взгляд останавливается на тренере Аароне, он работает с детишками помладше. Они все еще милые и не превратились в потных вредных монстров. Тренер ловит мой взгляд и машет мне, ухмыляясь.

Он знает, что подставил меня, и наслаждается этим.

Вомбаты, должно быть, невероятно агрессивные и злобные животные, поэтому они и придумали это дурацкое название: «Вашингтон Вомбатс». Не уверен, что Макс и его фотограф извлекли из всего этого что‐то полезное для моего имиджа. Сегодня разворачивается все та же драма, что и в прошлый раз, несмотря на наши разговоры с родителями. Веснушчатый продолжает вполголоса подначивать Ноа. Его зовут Деклан, я узнал его имя из списка, который тренер Аарон наконец‐то мне дал. По агрессивной реакции мальчика я могу понять, когда комментарии конопатого касаются Энди.

Я должен похвалить его за то, что он встал на ее защиту, но он делает это совершенно не так, как надо. Не то чтобы я что‐то знал об этом.

Если бы на этих детях не было защитных шлемов, защищающих их лица, Ноа бы уже выбил Конопатому несколько зубов.

– Эй, – кричит один из парней веснушчатому, который стоит в нескольких ярдах от него. – Ты видел, что Энди сегодня надела форму, в которой ее задница выглядит просто потрясающе?

Конопатый с энтузиазмом кивает.

– Конечно, видел. Нужно быть слепым, чтобы не заметить эту…

Его слова обрываются, когда Ноа врезается в него. Их перчатки слетают, и в воздух взлетают кулаки. Это уже их третья стычка.

Все, чего я хочу, – это дать пять Ноа за то, что он заступился за свою сестру перед этими грубыми маленькими придурками… но я должен помнить, что они дети, а я – взрослый, ответственный за них. Я подхожу к мальчишкам и расталкиваю их, тяжело и раздраженно вздыхая.

– Прекратите! – говорю я, перекрикивая шум катка. – Вы правда думаете, что чему‐нибудь научитесь, если будете заняты тем, что бьете друг друга?! Сегодня вы в одной команде, вашу ж… – Я зажмуриваюсь, помня, что в присутствии детей нужно держать язык за зубами. – Бога ради!

Конопатый тут же приподнимает рыжую бровь.

– Ты же понимаешь, что мы знаем, что такое ругательства?

– Конечно. Но от меня вы их не услышите.

Другой мальчишка усмехается.

– Мы просто пытаемся быть как вы, тренер. Мы же знаем, как вы любите штрафные.

Веснушчатый ухмыляется.

– Ага, ты же так и попал в НХЛ. Просто лупил всех направо и налево. Мы думали, это и есть секрет твоего успеха!

Они все хохочут. Кроме Ноа, который смотрит на меня своими большими темными глазами. Выражение его лица всегда кажется немного меланхоличным, этим он мне и нравится… Может быть, потому что это выражение лица так похоже на мое собственное. Мне нравится, что он не слишком разговорчив и не распускает язык, как другие. Он здесь только ради одного: ради хоккея.

Вот бы ребята оставили его и его сестру наконец в покое.

– Держись, чемпион, – говорю я Ноа тоном, которого раньше никогда от себя не слышал. Фраза получилась мягкая, даже добрая. Я едва сдерживаюсь, чтобы не вздрогнуть от того, как же мне не нравится, что я так прозвучал. Я откашливаюсь и продолжаю уже более низким голосом: – Не дай себя задеть.

Мальчик кивает.

– Так вы правда позанимаетесь со мной один на один?

– Твоя сестра уже поговорила с тобой об этом? – Я выпрямляюсь, осознав, что они это обсуждали. Они говорили обо мне. Отчасти я надеялся, что она об этом не вспомнит.

Не знаю, почему мне так сильно хотелось, чтобы она согласилась на индивидуальные занятия, но чувство предвкушения преследовало меня все выходные.

В ответ на мой вопрос Ноа вытирает пот с шеи тыльной стороной ладони.

– Да. Я сказал ей, что я не против.

– Хорошо.

Я делаю глубокий вдох, надеясь, что Ноа этого не заметит, затем осматриваю трибуны в поисках Энди. Она здесь появляется не всегда, иногда Ноа приводит женщина постарше. Но, к счастью, я легко нахожу ее в толпе. Все вокруг тусклое и серое, сидения изношенные. Но Энди – яркое пятно посреди серой массы, сияет, как солнце в пасмурный день.

Ладно, должен признать, что у этого солнца очень уж острый язык.

– Я найду ее после тренировки, и мы обо всем договоримся. – Мое сердце учащенно бьется при мысли о еще одной перепалке с низенькой, но могучей Энди. Должно быть, я жажду проиграть, потому что одна только мысль о том, что его старшая сестра ответит мне одной из своих дерзких острот, приводит меня в восторг.

Ноа снова кивает и уезжает на коньках в другую сторону.

Как только тренировка заканчивается, я переодеваюсь и выхожу из раздевалки, чтобы найти эту дерзкую блондинку. Искать мне не приходится долго. Блестящие карие глаза Энди сами находят меня. Если бы вы выстроили передо мной в ряд двадцать женщин и закрыли все, кроме их глаз, я бы без труда определил ее.

Она ухмыляется, это сражает меня наповал, хуже удара Ильи во время той драки. Те несколько раз, когда я общался с Энди, она либо таращилась на меня, как на сумасшедшего, либо кричала на меня изо всех сил. Но эту легкую ухмылку я еще не видел, и от глубокой ямочки на ее левой щеке у меня подкашиваются колени. На Энди снова синяя медицинская форма, так что я могу предположить, что она работает в больнице, это объясняет ее отсутствие здесь в некоторые дни.

Энди идет рядом со мной, стараясь идти в том же темпе, что и я. Мы выходим с катка в вестибюль ледового комплекса. Но у такой низенькой девушки нет ни единого шанса за мной угнаться. Я не могу не смотреть на ее шикарные ноги, обтянутые леггинсами. Энди сильная девушка. Ее мышцы на бедрах не уступают моим. А это уже о чем‐то говорит.

Я зажмуриваю глаза, отгоняя ненужные мысли. Когда в последний раз женщина так вскружила мне голову? Может, никогда.

Она начинает разговор, пока мы идем:

– Ладно, здоровяк. Если честно, я не уверена, что вам с Ноа стоит вместе тренироваться, но, похоже, он не против, так что я дам тебе шанс.

Она замолкает.

Она даст мне шанс. Я останавливаюсь, как только мы оказываемся в стороне от толпы, которая пытается покинуть каток. Впервые в жизни мне приходится бороться с желанием улыбнуться. Любой, кроме этой девушки, скорее всего, отдал бы все, чтобы игрок НХЛ смог поработать с их ребенком один на один. Но только не она.

– Если предложение все еще в силе, – быстро добавляет Энди.

Я достаю свой телефон из кармана джинсов и спрашиваю:

– Какой у тебя номер? Я сохраню его и напишу тебе, когда можно будет потренироваться.

Ее щеки розовеют, и, черт возьми, она никогда еще не выглядела так привлекательно. Мне хочется, чтобы она снова улыбнулась, и я вновь мог увидеть ямочки на ее щеках.

Энди набирает свой номер у меня в телефоне и добавляет:

– Возможно, будет сложно состыковать это с моим графиком, но я постараюсь все уладить.

– Чем ты занимаешься? – спрашиваю я, не успев удержаться.

Мое желание узнать о ней все почти непреодолимо, но я не должен задавать ей личных вопросов. Я не должен сближаться с ней.

– О, я медсестра в отделе реанимации и интенсивной терапии, – она снова улыбается, давая мне еще раз увидеть ямочки на щеках, к которым я легко пристрастился. – Так как я теперь опекун Ноа, мне пришлось основаться здесь. Но у меня гибкий график… вроде бы.

С недавних пор она опекун Ноа. Я хочу задать еще несколько вопросов и получить более четкое представление о том, что случилось с их родителями, но решаю от этого воздержаться.

– Хорошо. – Я чешу затылок и смотрю на кроссовки Энди. Я всегда плохо умел заканчивать разговоры и обычно просто резко уходил. Но по неизвестным причинам мне небезразлично мнение Энди обо мне.

Когда я снова перевожу взгляд на ее лицо, я замечаю, что она смотрит на мой бицепс. Сдерживая ухмылку, я опускаю руку обратно. Она продолжает следить за движением моей руки, и я понимаю, что она изучает мои татуировки. Я немного расслабляюсь, понимая, что она вовсе не пялилась на мои мускулы, как я думал. Энди несколько раз моргает, и ее шоколадного оттенка глаза вновь встречаются с моим взглядом.

Она выставляет вперед бедро и упирается в него кулаком. Я стараюсь не замечать соблазнительных изгибов ее тела.

– Ты обещаешь хорошо себя вести с моим братом?

В ее голосе звучат те же нахальные нотки, что и в первый день, когда я ее увидел. Но я думаю, что в кои‐то веки она все‐таки пытается быть милой со мной.

Мои губы растягиваются в улыбке, задействуя мышцы на лице, которые я обычно вообще не использую. Это странно, но в то же время приятно.

– Один мальчик подросток – это ничто после работы с восемью из них. Думаю, я справлюсь.

– Хорошо. Мне бы не хотелось снова выходить на лед и поучать тебя.

В ее глазах мелькает ярость, но губы дрожат так, словно она пытается сдержать смех.

– Если до этого дойдет, мне снова придется перекинуть тебя через плечо, – говорю я, понижая голос.

Что это на меня нашло? Кто этот улыбчивый, кокетливый парень, и куда делся невыносимый засранец? Я хочу, чтобы он вернулся.

Ее темно‐карие глаза, кажется, темнеют еще больше, и от этого взгляда у меня внутри разгорается огонь. Есть много вещей, которые эта девушка заставляет меня захотеть, и они явно переходят за рамки того, чтобы просто перекинуть ее через плечо.

– Ты готова? – тихий голос Ноя прерывает наш разговор. Энди слегка подпрыгивает, явно удивленная его внезапным появлением рядом с ней.

Чувствуя себя неловко, ведь Ноа, возможно, наблюдал за тем, как я с ней заигрываю, я мысленно провожу строгую границу между нами. Именно поэтому я утыкаюсь в ее плечо кулаком, как подобает другу.

– Увидимся, – едва успеваю выдохнуть я, прежде чем развернуться и как можно быстрее направиться к своей машине.

Я слышу шепот Ноа:

– Почему тренер Андерсон так странно себя ведет?