Текст книги "Девушка под сенью оливы"

Лия Флеминг
Девушка под сенью оливы

Часть 1
Расставания

Крит не отпускает от себя никого. Здешние горы навсегда покоряют своим величием, а здешние люди – своей сердечностью.

Лью Линд, «Цветы Ретимно»

Крит
1941 год

Автоматные очереди и беспорядочная стрельба заставили отступить в глубь пещеры и вжаться в холодную скалистую стену. Дай-то бог, чтобы все обошлось и ее страхи оказались напрасными. Но канонада снаружи лишь усиливалась, пули сыпались градом, рикошетом ударяясь о металлические канистры. Она еще сильнее прижалась к сырому камню. Внезапно тусклый свет, проникающий в пещеру извне, погас. На входе сгрудилась толпа орущих солдат. «Raus… raus!», – кричали они, а потом с видом победителей ворвались внутрь.

Она рухнула на землю как подкошенная и попыталась притвориться мертвой. Между тем солдаты принялись вытаскивать из пещеры санитаров и раненых; последних укладывали в ряд возле одной из скал.

Каждая секунда казалась вечностью. Она лежала, вдавив голову в землю, чувствуя солоноватый вкус песка и запекшуюся на губах кровь. Главное – не шевелиться! Она понимала: еще мгновение, и ее обнаружат. И тогда… тогда она должна остаться твердой. «Ты же англичанка! Так будь мужественной!» Ах, какая все это чепуха, подумала она с отчаянием. Пустые слова! Она почувствовала, как ярость затапливает все ее естество. Разве может она умереть, когда еще столько нужно сделать?

Внезапно прямо на уровне ее глаз остановилась пара тяжелых армейских сапог. Рука, испещренная шрамами, рывком поставила ее на ноги. Вот он, ее судьбоносный миг! Ее Голгофа… Час истины и искупления! Что ж, если сейчас она сумеет без тени страха и сомнения взглянуть врагу в лицо, то их уловка может сработать…

Великобритания, Стокенкорт-Хаус, Глостершир
Апрель 2001 года

Меня снова разбудил кошмар. Вначале дуло, приставленное к затылку, потом откуда-то сверху полилась вода, затапливая все вокруг. Я отчаянно шарила руками по простыням, стараясь выбраться на поверхность. В ушах звенело, легкие сжимались от нехватки воздуха. Вокруг копошатся утопающие люди, и каждый норовит схватиться за меня в попытке вынырнуть наверх и выжить. Я отталкиваю их и чувствую, как меня покидают силы. И в этот момент в ужасе просыпаюсь. Господи, вздыхаю я с облегчением. Так ведь это же всего лишь сон! Страшный сон, и только. Но сердце гулко колотится в груди. С каждым разом мне все труднее и труднее пробиваться наверх среди груды копошащихся тел. Сколько еще подобных кошмаров я сумею вынести? Ответа нет. А потому надо вставать и встречать новый день. И следом еще один радостный вздох. Я вспоминаю, что на сей раз встречаю новый день не одна.

Раздвигаю шторы из золотистого дамаска и выглядываю в окно. Погода поистине пасхальная. Яркое апрельское солнце заливает теплым светом золотистые камни Костуолда. У южной стены дома – благодать. Нарциссы уже почти отцвели, но появились первые соцветия на вишнях. В воздухе витает аромат свежести и весеннего обновления земли. Что ж, самое время быстро пробежаться прямо в халате по своим цветочным владениям. Интересно, много ли напортачил молодой садовник Оливер, управляясь с цветочными бордюрами? Ведь их надо было выровнять строго по одной линии и при этом не опоздать на свидание со своей милашкой. Наверняка где-нибудь что-нибудь запорол.

Буду только рада, если Лоис все еще нежится в постели, а Алекс торчит возле телевизора и не требует, чтобы его развлекали. Чуть позже я обязательно найду ему развлечение: прикажу совершить пробежку вокруг небольшого озерца. Моя внучатая племянница все еще никак не может оправиться от душевной травмы: в прошлом году ее бросил муж, и она мучительно ищет нору, в которую можно было бы зарыться с головой и спрятаться там ото всех. Если честно, то я рада тому, что они решили провести уик-энд на природе, в моем обществе. Вообще-то я не люблю, когда начинается сезон летних пикников. Все лужайки заставлены машинами, толпы чужаков шляются вокруг дома, бесцеремонно заглядывают через каменный забор, потом уезжают прочь, оставляя после себя кучи мусора и многочисленные следы собачьего присутствия. Что же до Алекса, то Стокенкорт всегда с готовностью откликается на детские шалости. Стены его бесконечных, похожих на лабиринты коридоров полнятся эхом детских голосов, каменные полы все еще слышат топот проворных ног, а подоконники завалены грудами старых игрушек. Алекс все их забраковал и выбросил вон, посчитав, что уже вырос из игр с подобными пустяками. Впрочем, дети сегодня так быстро растут и так незаметно вырастают из всего, не только из игрушек.

Алекс любит бродить по деревне, в которой обитало несколько поколений нашей семьи, и обязательно в сопровождении Трояна, нашего последнего пса из бесконечной череды фокстерьеров. Этот последний – невероятный симпатяга, с торчащей в разные стороны шерстью, похожей на проволоку. Скоро Лоис и Алекс усядутся в машину – и поминай как звали. Исчезнут из виду, влившись в автомобильный поток, запрудивший шоссе, ведущее в Лондон. И я мгновенно и остро почувствую их отсутствие.

Но это случится еще через пару часов, а пока… А пока я отрываюсь от созерцания цветочных посадок и вижу Лоис, блаженно нежащуюся на утреннем солнце. Афина Паллада! Настоящая богиня, в ее-то возрасте! Такая же высокая, статная, целеустремленная! И так похожа на свою мать, которую, кстати, звали Афиной (ну, или Атиной, если на английский манер). На всех женщин семейства Георгов с их нежной оливковой кожей и белокурыми волосами. Все представительницы слабого пола из рода Георгов привыкли цвести исключительно на свежем воздухе, под живительными лучами солнца.

– С днем рождения, тетя Пен!

Я в замешательстве молчу, а потом грустно вздыхаю:

– Спасибо, дорогая! Но в мои годы дни рождения – это нечто вроде тринадцатой зарплаты или премии. Так сказать, награда за терпение. Знаешь, в моем возрасте вполне достаточно проснуться поутру и почувствовать, что ты еще дышишь.

Я мысленно корю себя. Ну почему я всегда такая резкая? Почему не умею быть благодарной?

– Да это я уже сто раз от тебя слышала! Но сегодня ведь особый день рождения. Юбилейный! Знаю, ты не любишь, чтобы тебе напоминали о датах. Но ты, тетя Пен, так много значишь для всех нас. С тех пор как Адам ушел…

Голос Лоис сорвался, и она умолкла. Рана все еще продолжает кровоточить.

– Девочка моя! Ты ведь единственная родная душа, которая осталась у меня на всем белом свете. Не считая, конечно, тех, кто доживает свои дни в мире собственных фантазий. И тебе все еще не в тягость возиться с такой старухой, как я. Интересно, почему? Понять не могу!

– Пожалуйста, не отклоняйся от темы, тетя! – улыбнулась Лоис. – Мы с Алексом поздравляем тебя с днем рождения! Вот! – С этими словами она протянула мне конверт, который прятала за спиной, и, подойдя поближе, вложила его в мою руку.

– А что там? – Я стала шарить рукой по карманам фартука, пытаясь выудить оттуда свои очки.

– Приглашение и рекламный проспект. Я подумала, а вдруг ты захочешь провести летние каникулы вместе с нами, и зарезервировала для всех троих виллу на май, когда у Алекса в школе закончится учебный год.

Я инстинктивно замотала головой в знак отказа.

– Это очень мило с твоей стороны, но я определенно не могу… Если тебе уж так хочется ублажить меня, лишний раз напомнив о том, какая я древняя старуха, то, уверяю, совместного обеда в «Королевском дубе» будет более чем достаточно.

– Нет уж! В этом году обойдемся без торжественных обедов! Ах, тетя, разве ты не понимаешь? После смерти мамы ты мне стала второй матерью. И даже больше!

– А разве для меня не подарок общество молодой красивой женщины? О большем старухе и мечтать не приходится!

На сей раз я сказала истинную правду.

Я отвернулась с намерением снова припасть к своей скамеечке, горя неуемным желанием немедленно устранить на рабатке все следы минувшей зимы.

– Надеюсь, ты найдешь мне подходящую замену! – бросила я, не глядя на Лоис. – Кого-нибудь помоложе, кто не станет для тебя обузой. Скажем, одну из своих приятельниц, с кем будет приятно провести время на отдыхе.

Впрочем, Лоис не из тех женщин, кто легко отступается от своего. Она буквально втиснула проспект мне в руку.

– Ты только взгляни, тетя, куда я тебя зову! Я ведь сняла виллу на острове Крит! Мы доедем фирменным поездом «Евростар» до Парижа, там пересядем на поезд до Римини и Анконы, и последний рывок – на пароме через Адриатику. Можем сделать остановку в Афинах и показать Алексу Акрополь. А ты, воспользовавшись моментом, можешь снова посетить свой любимый Археологический музей. Тогда отправимся на Крит ночным паромом.

Господи! Как забилось мое сердце при упоминании этих давно забытых мест. Италия, Греция. Я ни разу не была там после войны.

– С какой стати мне снова туда возвращаться? – вспылила я и тут же прикусила язык, почувствовав, как растерялась Лоис, стоявшая рядом. Я так долго жила одна, а потому уже давно научилась скрывать обуревавшие эмоции.

– С такой, чтобы показать всё нам! Знаю, для тебя Крит так много значит. Ведь недаром же в твоем доме полно картин, на которых изображены оливковые рощи и горы. И эти красочные паласы из овечьей шерсти повсюду, и старинная керамика тоже. Зачем ты хранишь все эти вещи? Значит, тебе надо снова вернуться туда. Хотя бы для того, чтобы обрести душевный покой. К тому же там как раз в это время намечаются торжественные мероприятия по случаю шестидесятилетия обороны Крита союзниками. Вполне возможно, встретишь кого-нибудь из своих.

Никогда не любила сюрпризов! Честное слово!

– Ради всех святых! Уймись, прошу тебя! Все, кого я знала, уже давно на том свете.

Мой тон снова стал резким. Быть может, хоть это остудит ее пыл.

– Глупости, тетя! Ты говоришь глупости! Я знаю, когда ты вернулась с войны, бабушка сказала маме: «Все! Перевернули эту страницу и забыли о ней навсегда, будто ее и не было вовсе». И действительно, никто более не проронил ни слова о том, что ты пережила на войне. Я тоже не стану лезть к тебе с расспросами, не волнуйся. Просто я подумала: а вдруг ты захочешь почтить память дорогих тебе людей? И потом, почему нельзя просто погреться под ласковым средиземноморским солнышком, а?

– Ты вспомни, когда я в последний раз принимала солнечные ванны! В моем возрасте тамошнее солнце слишком горячо! – Я намеренно уцепилась за последний из выдвинутых ею аргументов.

Но Лоис была преисполнена решимости не отступать.

– Ерунда! Да ты в сто раз выносливее меня! Вон, каждый день с Трояном накручиваешь по нескольку миль пешком. И потом, с чего ты взяла, что мы будем целыми днями жариться на пляже? А экскурсии? А местные достопримечательности? Я хочу, чтобы ты показала мне знаменитый Кносский дворец[1]1
  Кносс (лат. Cnossus) – древний город на острове Крит. Главный город острова во времена минойской цивилизации (в греческой мифологии связывается с именем легендарного критского царя Миноса). В Кноссе были построены дворцы-храмы. (Здесь и далее прим. перев.)


[Закрыть]. Кто лучше тебя сумеет рассказать о нем? Ты же знаешь, каникулы всегда превращаются для меня в пытку! – Племянница подавила очередной тяжелый вздох. – Алекс страшно скучает по отцу. И как назло, Адам сейчас в Саудовской Аравии. А я уже специально взяла в школе разрешение, чтобы Алекса отпустили на каникулы пораньше, чтобы он смог лично присутствовать на столь знаменательных торжествах. Они как раз проходят по истории Вторую мировую войну.

– Да ты все наперед предусмотрела, верно? – улыбнулась я, взглянув на свою племянницу, которая, в общем-то, приходится мне внучкой. Темные глаза Лоис были полны слез. Я резко поднялась со скамейки. Надеюсь, моя поясница выдержит этот скачок. Что за безумная идея пришла в голову этой барышне?! Конечно, мне совсем не хочется огорчать Лоис. Но после стольких лет… Нет, я совсем не уверена в том, что мне снова хочется увидеть Крит. – Дорогая моя девочка! Не думаю, что в мои годы разумно решаться на столь рисковые предприятия.

– Но ты ведь всегда обожала риск. Разве не так, тетя? Бабушка не раз говорила, что ты всегда предпочитала идти по жизни непроторенными путями. Я знаю, какой фурор произвел в семье твой побег из дома.

– Вполне возможно, когда-то мне и в самом деле удавалось взбудоражить всю семью и даже учинить в доме настоящий переполох, но это было очень давно. Послушай, если тебе так хочется вместе провести каникулы, то почему бы нам не отправиться в Шотландию? Или на острова Фар? Но Крит… Такая даль! Это ведь бог знает где!

– Но Алексу пора наконец узнать кое-что из своей родословной и по греческой линии! – тут же нашлась Лоис. – Подумаешь, далеко! Ты же ведь не из робкого десятка! Во всяком случае, я тебя никогда не считала трусихой.

Я невольно рассмеялась. Ох уж эти молодые! Они не станут стесняться в выражениях. Главное – настоять на своем. Если бы только Лоис могла понять, что это такое – старость. Немощь во всем и вечный страх далеко отлучаться от дома. Не говоря уж о том, чтобы снова вернуться в места, связанные со столь страшным прошлым.

– Что же до нашей родословной, то, уверяю тебя, наши греческие предки затерялись еще где-то в девятнадцатом веке. Во всяком случае, моя мать уже считала себя истинной англичанкой до самых кончиков ногтей. Что ж, я подумаю над твоим предложением. Но только, пожалуйста, не торопи меня с ответом, ладно?

– Вот и отлично! Думай! А я пока поставлю чайник на плиту. – Лоис решительным шагом направилась в сторону кухни. – Завтракаем в саду, да?

– Я только сказала, что подумаю, – крикнула я ей вдогонку. – И потом, что будет с Трояном?

Лоис замерла на ходу и снова повернулась ко мне:

– Поживет на псарне, вместе с другими собаками. Ничего ему не сделается! Или договоришься с кем-нибудь из своих друзей, чтобы те взяли его на время к себе. В конце концов, это же всего на две-три недели.

– Ну уж нет! Если я соглашусь на эту поездку, то для Трояна надо зарезервировать место в отеле для домашних собак.

Темные глаза Лоис зажглись триумфом, но она лишь показала на деревянную беседку, примостившуюся в углу лужайки:

– Завтракать будем там!

Я почувствовала, что ноги мои стали ватными, и мне пришлось присесть на старую скамейку под кедром, раскинувшим свою крону над лужайкой. Скамейка была обращена в сторону озера. С этого места мне отлично был виден дворец Стокенкорт, бывшее фамильное гнездо семейства Георгов. Он возвышался прямо передо мной на противоположной стороне озера. Сейчас в нем оборудовали шикарную гостиницу. А все, что осталось от былого имения, – это небольшой дом, так сказать, вдовья часть наследства, примостившийся почти рядом с деревенской каменной стеной. Я стала последней из трех обитателей, коротавших в этом доме свой век. После моего выхода на пенсию пятнадцать лет тому назад я безвылазно живу здесь. Со временем дом, населенный духами прошлого, стал слишком велик и слишком пуст для меня одной. «Зато этот дом проводит тебя в последний путь», – подсказал мне внутренний голос.

Милая Лоис даже и не подозревает о том, какой всплеск эмоций вызвал у меня ее подарок. Но я не стану ее огорчать, нет! Афина, или Атина, как на английский манер звали ее мать домашние, умерла совсем молодой, а после смерти моей старшей сестры Эвадны, бабушки Лоис, у бедняжки действительно не осталось никого из родных, кроме меня.

Алекс тоже страдает без отца, я это чувствую. Вот и получается, что как ни ряди, а мы трое – последнее звено в цепочке, связующей нас с кланом Георгов. К тому же для Лоис я стопроцентная замена ее бабушки. Нельзя обижать девочку отказом, и все же, и все же… Хватит ли у меня сил снова оказаться на острове, лицом к лицу с тем, что там было? Да, с тех пор прошла целая жизнь, это правда. Как встретит меня Крит спустя шестьдесят лет после всех пережитых ужасов?

Даже сегодня при одной только мысли о тех днях в моей памяти встает ворох страшных воспоминаний. Да, время было страшным и одновременно прекрасным. Жестокость, кровь, страдания, голод – но тогда я жила полной жизнью. Опасности, подстерегавшие меня повсюду, а рядом – удивительная доброта и отзывчивость совершенно незнакомых людей. Тогда в моей жизни происходило много чего такого, о чем я не имею права говорить никому.

Послышался громкий голос Лоис. Она призывала Алекса оторваться наконец от телевизора и идти к завтраку. Бренча подносом, уставленным чашками и стаканами, Лоис медленно проследовала к беседке. Но ее появление не рассеяло моей задумчивости. Почему так сильно затрепетало в груди сердце от одной только мысли, что можно туда вернуться? И с каждой минутой желание снова увидеть Крит становилось все сильнее, отметая прочь первоначальные сомнения.

А почему бы им и не узнать хоть какие-то крохи из моего прошлого? Ведь не осталось уже никого, с кем я могла бы поделиться историей своей жизни. Только эти двое. Кому может принести вред моя исповедь? Ведь должен же хоть кто-то знать, что произошло тогда на самом деле, прежде чем я навсегда унесу свои драгоценные тайны вместе с собой в могилу.

А в мои-то годы каждый лишний день жизни – это как подарок судьбы. И хотя все во мне противилось тому, чтобы начать ворошить прошлое, я понимала: пришло время снять тяжкий груз с души, так томивший меня все последние десятилетия. Молодые имеют право знать правду. Всё, как это было на самом деле. Да, мы пережили страшное время, но ведь справились же! И обнаружили в себе много такого, о чем даже и не подозревали.

А мальчикам, таким как Алекс, пора узнать, что война – это не компьютерная игра: пиф-паф – и ты герой. О, нет! Война – это жестокое и кровавое месиво. Сколько людей, мужчин и женщин, отдали свою жизнь во имя того, чтобы современные дети росли, не зная, что такое страх. И сколько моих собственных друзей погибло в той мясорубке. Мне повезло. Я дожила до пенсии, а они даже не узнали, что такое старость. Сражение за Крит уже давным-давно забыто. Так, пара абзацев в старом учебнике истории.

Как я смогу вернуться туда? Встретиться с призраками былого? Как смогу распечатать все те переживания, которые когда-то навечно похоронила на этом острове? Хватит ли у меня сил вспомнить всё? Все эти страшные ночные кошмары и бесконечные грезы?

«А может, вспомнив всё, старая вешалка, ты обретешь наконец свободу и покой?» – тут же подначил меня внутренний голос.

Я взяла рекламный проспект и неспешно двинулась к беседке, где меня поджидало удобное плетеное кресло. Лоис тоже заждалась.

* * *

Ночью он снова пришел ко мне, бронзовый от загара мужчина, герой моих грёз. Я увидела перед собой уже полузабытую статную фигуру: черная рубашка, перехваченная крест-накрест нагрудным патронташем, галифе, кожаные сапоги до колен, покрытые слоем пыли. На лбу – неизменная кружевная бандана, и эта вечная сардоническая улыбка на его губах. В зыбком мареве занимающегося утра я так явственно ощутила его присутствие рядом с собой, вдохнула полной грудью ароматы розмарина и тимьяна, которыми сплошь поросли сероватые скалы Белых гор. Но вот пелена из пыли и песка заслоняет его от меня, и я не могу дотянуться до него… А потом я просыпаюсь, и мои глаза полны слез. Вокруг тихо, из окна доносится протяжное блеяние одинокой овцы. Видно, созывает своих ягнят на утренний моцион.

А кто же зовет меня на этот остров? Кто приглашает снова вдохнуть пряный запах полыни и лимонов, манит в незабываемые средиземноморские ночи? Когда-то я прочитала в одной книге, что у всякой любви есть свой ландшафт. Верно, все так!

Впрочем, все началось совсем в другом месте. С тяжелым вздохом я откинулась на подушки. Чтобы в полной мере прочувствовать смысл и значение поездки на Крит, мне для начала надо погрузиться в совсем иной ландшафт. Вернуться к нашим северным пейзажам с их бурными горными реками, с пустошами, поросшими вереском. Именно там зародились мои несбыточные мечты, и первый робкий луч света пролился на то, что могло бы статься, если бы не…

Блэр Атолл, Шотландия
Сентябрь 1936 года

Пенни Георгиос уселась прямо на землю, среди зарослей влажного от росы вереска, и принялась внимательно изучать окрестности в бинокль. Ничего! В загоне для скота – олень-самец темно-бурого цвета. Судя по всему, старый, коль скоро местный егерь выбраковал его из общего стада. Пенни любила эти вересковые пустоши, перемежающиеся болотами, в которых, как в зеркале, отражались близлежащие горы. Она любила лежать на траве, укрывшись среди вереска с неизменным биноклем в руках, пытаясь отыскать глазами каменоломню, воображая, что тоже участвует в мальчишеских играх и сейчас ведет скрытое наблюдение за тем, как один из них крадется среди скал, окружающих Блэр Атолл.

Солнце уже поднялось высоко. Куда ни кинь взгляд, везде горы, переливающиеся на свету пурпурно-лиловыми красками. Они распростерлись во все четыре стороны и напоминали необъятное каменное море со скалистыми уступами, похожими издали на свинцово-серые волны. Пенни нравилось карабкаться по этим скалам, нравилось бродить горными тропами, взбираться на вершины по осыпающемуся вниз щебню. Помощник местного охотника даже похвалил ее, сказал, что она легка на подъем, а с такими длинными, как у нее, ногами она при восхождении может дать фору любому мужчине. Впрочем, когда Пенни озвучила этот комплимент матери, то эффект оказался совсем не тот, на который она рассчитывала.

– Я растила тебя совсем не для того, чтобы ты лазала по горам в этих отвратительных бриджах! Немедленно ступай и переоденься во что-нибудь приличное! – строго приказала она дочери.

Увы и ах! Но только в горах Пенни чувствовала себя по-настоящему свободной. Не надо было думать о докучливых обязанностях, которые вменялись ей, заполняя без остатка все дни: занятия в классной комнате, потом уроки танцев, обязательные посещения парикмахера и прочее. Убегая в пустошь, она ложилась прямо на землю, полной грудью вдыхала в себя терпкий запах вереска и была счастлива, забывая на какое-то время, что она девочка. Ну и что из того, что она девчонка? Подумаешь! Да она даже стреляет лучше, чем Зан, ее старший брат.

Пора домой! Сегодня у нее только пробная вылазка на природу. Большая часть гостей, приехавших на охоту, вознамерились в течение одного дня успеть все: и лосося наловить, и настрелять по связке куропаток, да еще и оленя подстрелить, если повезет. Разумеется, ее на охоту не взяли. Ведь вечером бал. Все женщины в доме заняты нарядами и подготовкой к танцам. Не говоря уж о том, что сегодня ее старшую сестру Эвадну официально представят родственникам ее будущего мужа, семейству Джефферсонов.

Для Эвадны это второй сезон в свете. Тщетно леди Фабия, их мать, почтила минувшей зимой своим личным присутствием все самые-самые престижные балы, которые устраивались в течение сезона в фешенебельных особняках обитателей Белгрейвии. И все исключительно ради того, чтобы найти достойную партию для старшей дочери. Но сестре не повезло. В связи с кончиной короля Георга Пятого, ушедшего в мир иной в самом начале сезона, двор пребывал в трауре. Помнится, Эвадна даже настояла на том, что появится на балу, который устроили родители в ее честь, в черном. Это был смелый шаг и к тому же весьма неглупый, так как сразу же обернулся призом в виде Уолтера Джефферсона, молодого дипломата из Министерства иностранных дел. Жених был из приличной семьи и с хорошими связями, но, к глубокому разочарованию матери невесты, он не имел титула. О помолвке сестры официально будет объявлено на сегодняшнем балу.

А потому сегодня все заняты Эвадной и никому нет дела до Пенни. Она уже несколько раз обошла сверху донизу величественный дворец, в котором все стены лестничных пролетов увешаны фамильными портретами многих поколений благородного семейства Мюррей. А какая в доме замечательная библиотека! Все стены заставлены роскошными фолиантами в кожаных переплетах с золотым тиснением. Но сразу видно, что книги эти многократно читаны и перечитаны. Они совсем не похожи на те эффектно-нарядные томики, которые украшают папин кабинет в Стокенкорте. У папы это действительно украшение, так сказать, деталь интерьера, создающая впечатление чего-то глубокомысленного. И почему все домашние считают чтение пустой тратой времени? Папа читает только «Файнэншл таймс», мама изредка просматривает дамский журнал «Леди», да и то только тогда, когда занимается поисками прислуги. Эвадна вообще ничего не читает. Она постоянно проводит время с подругами, а Пенни еще слишком юна, чтобы получать удовольствие от веселого щебетания ни о чем. Ах, если бы она была такой же красивой и покладистой, как ее старшая сестра! Тогда бы и мама не злилась всякий раз, когда заставала ее за книгой.

Возвратившись во дворец, Пенни прямиком направилась в библиотеку. Судя по всему, мраморные изваяния Мильтона и Шекспира не пришли в восторг от ее внешнего вида и встретили ее появление с некоторым подозрением. Образование Пенни, которое было возложено на плечи ее гувернантки, бедняжки мисс Френсис, дававшей ей частные уроки, было достаточно скудным, если не сказать больше. Но сейчас Пенни уже исполнилось шестнадцать с половиной лет. Какие могут быть уроки? Девушке ее круга пора заняться серьезным делом: научиться хорошо танцевать, уметь компоновать букеты, немножко рисовать. Пенни страстно мечтала о колледже: у нее с детства было одно тайное увлечение, о котором не подозревал никто из домашних.

Увлечение это зародилось, когда ей было всего семь лет. Все началось с того, что в один прекрасный день их старый садовник Альберт Грегг подарил ей кусок обработанного кремния. Он сказал, что это наконечник от стрелы. Такими стрелами охотились первобытные люди, добывая себе пищу. Помнится, ее страшно взволновало то, что она держит в руках столь древнюю вещь. Ведь наконечник, вполне возможно, насчитывает несколько сотен тысяч лет. С наконечника все и началось. Девочка стала методично перекапывать сад в поисках новых археологических сокровищ. Всякий раз, когда Пенни опаздывала к чаю, являясь домой с головы до ног перемазанная землей, мать впадала в неистовство. Все громы и молнии сыпались на голову бедной няни, повинной в таком вопиюще неряшливом виде своей воспитанницы. Но Пенни, несмотря ни на что, с упорством истинного кладоискателя продолжала вести раскопки. И довольно успешно. Так, на перепаханной пашне она нашла несколько реликтов эпохи римлян: пару глиняных черепков и осколки изразцов. Все найденные сокровища она бережно раскладывала по коробкам из-под обуви. Однажды ей повезло даже найти монету с профилем какого-то императора. Какая жалость, сокрушалась девочка, что она не знает латыни и не сможет прочитать, что написано по полю монеты. Ее интерес к археологии превращал обычные прогулки по пожухлым полям Котсуолда в захватывающие путешествия в глубь веков.

Мисс Френсис разрешала ей приводить в порядок свои находки и даже делать зарисовки артефактов в специальном блокноте. Рисунки получались очень убедительными. Пожалуй, это единственное, что Пенни умела и любила: рисовать и чертить тушью и чернилами. Мисс Френсис не раз хвалила свою ученицу за точность изображения и правильность пропорций. «Правда, – добавляла она, – художнице явно недостает воображения».

В библиотеке шотландского замка Пенни обнаружила целую россыпь новых книг и среди них – одну по ее излюбленной теме: «Раскопки прошлого», написанную сэром Леонардом Вулли. Книга изобиловала множеством иллюстраций, на которых подробно изображалось, как ведутся раскопки в таких экзотических странах, как Египет, Персия, Греция. Поначалу у Пенни даже возникло желание попросить у хозяев книжку на пару дней домой, но она тут же представила себе, как мама, застав ее с толстенным фолиантом в руках, непременно скажет презрительным тоном: «Ты просто ненормальная! Разве я тебя для того рожала, чтобы ты выросла синим чулком?» – и отказалась от этой мысли.

«Зачем они меня вообще рожали?» – задавалась она иногда резонным вопросом. В конце концов, у них ведь есть и мальчик, и девочка. Дочь Эвадна и сын Александр. Зачем им еще одна дочка, тем более такая? Какая-то ошибка природы получилась, не то мальчик, не то девочка. К тому же с воспитанием дочерей сопряжены такие безумные затраты. Их же нужно одевать, вывозить в свет! Не потому ли девочек оставляют без образования? Иное дело – мальчики. Вон Зан учится себе сколько его душе угодно. Это нечестно!

Однажды Пенни удалось уговорить гувернантку свозить ее в Лондон на выставку в Королевскую академию искусств, где демонстрировались фрагменты интерьера Кносского дворца. Там же были представлены репродукции фресок и еще одна забавная вещица – маленькая синяя обезьянка. Позднее Пенни буквально вынудила Эвадну сходить вместе с ней в Британский музей. Она провела там несколько незабываемых часов, бродила как зачарованная по залам античного искусства, любуясь удивительными по красоте вещами, сохранившимися от ушедших навсегда цивилизаций. Эвадна же откровенно скучала среди бесценных сокровищ прошлого и непрестанно зевала. После посещения Британского музея Пенни твердо решила обзавестись читательским билетом в Челтенхеме, ближайшем от их имения городке. Она станет регулярно посещать библиотеку и будет заниматься там тайно ото всех. Очень скоро она воплотила свое намерение в жизнь и перечитала все книги тамошнего собрания, имеющие отношение к древней истории.

А потом случилась неприятность. Пенни забыла вернуть какую-то книгу и должна была заплатить штраф. Об этом стало известно маме. Та в ярости ворвалась к ней в комнату:

– Что за дела, Пенелопа? Что ты там замышляешь за нашей с папой спиной? Скажи на милость, что нам делать, чтобы выбить эту дурь у тебя из головы?

– Это не дурь, мама! – Пенни впервые решилась на открытый протест. – Я хочу поступить в колледж. И вообще, я собираюсь стать археологом.

Последнее заявление было сделано за общим обеденным столом, и все присутствующие встретили его дружным смехом.

– Не смей мне перечить! – не на шутку разошлась мама. – Девушки нашего круга не работают! Их главная обязанность – стать достойными спутницами своих мужей во имя величия и блага родины. Отец, скажи ей! В твоем возрасте, Пенелопа, я уже была замужем. И за всю свою жизнь я не прочитала ни одной книжки! Пустая трата времени.

Фабия бросила грозный взгляд на мужа, но тот лишь неразборчиво пробормотал что-то и тут же поспешил отгородиться от всех газетой.

– Дорогая, у нашей младшей на плечах есть своя голова. Позволь ей воспользоваться ею. Если мы начнем ломать девочку, она принесет нам одни несчастья.

Пенни понимала, что отец на ее стороне. Но кто может устоять перед мамой, особенно когда она в ярости?

– Только через мой труп! – сказала, как отрезала, Фабия. – Она должна научиться послушанию. Ты только взгляни на нее! На кого она похожа! Огородная жердь! А ее походка! Я плачу уйму денег за уроки танцев. Но она все равно сутулит плечи. И кожа у нее слишком смуглая! – Мать замолчала, с явным неудовольствием разглядывая Пенни. – Что ж, в ком-то из наших детей, Филипп, должна была проявиться кровь их греческих предков, не так ли? Сядь прямо, Пенни! Ты слишком худая. Тебе надо немедленно поправиться. Займемся твоим откармливанием.