Текст книги "Девушка под сенью оливы"

– Панайотис! Приятель! Проходи сюда, поближе к огню! – искренне обрадовался хозяин дома, встретив незнакомца дружескими объятиями. – Что там на дворе?

– Настоящая Арктика! – обратился мужчина к присутствующим на чистейшем английском и сразу же перешел на греческий. Что-то смутно знакомое было в этом высоком мужчине, в легком новозеландском акценте, в его походке и манере держаться. Но мужчина был облачен в одежду местных крестьян. Вот он медленно размотал шарф, и она увидела густую темную бороду. Пенни вжалась в стену, чувствуя, что все внутри похолодело от мгновенной догадки. Боже милостивый! Да это же Брюс Джардин! Ее Брюс, только в облике критского пастуха. Значит, все это время он тоже оставался на острове. Не может быть! Какой ужас! И какое счастье, что он все еще на свободе. Но к радости примешивалась и некоторая досада. Вечно он подворачивается ей под руку в самый неподходящий момент.

Брюс уселся поближе к огню и весело подмигнул девочкам.

– Мария! Еления! Мои прелестные горные козочки! Кто накормит старого больного пастуха?

Девочки опрометью ринулись на кухню, а уже в следующее мгновение еда и кувшин с вином стояли перед Брюсом. Он медленно обвел комнату взглядом, словно проверяя, всех ли он знает. Наконец дошла очередь и до Пенни. Брюс с явным интересом обозрел монашку, но не проронил ни слова.

Неожиданно со своих мест поднялись два старика, зашедшие на огонек к соседу, и затянули патриотическую мантинаду о том, как они возьмут в руки оружие и пойдут в город бить врага. Несмотря на воинственное содержание, напев у песни был очень заунывным и хорошего настроения не прибавлял. Словно желая разогнать тоску, навеянную мантинадой, Брюс неожиданно вскочил с места и, обратившись к своим, спросил, у кого из них есть шотландские корни.

– Сейчас мы вам покажем, как танцуют в наших горах! – воскликнул он, бросив озорной взгляд на хозяев.

Два пастушьих посоха были положены на пол в форме креста, откуда-то на свет божий была извлечена губная гармошка. Мужчина поднес ее к губам, и полилась веселая, задорная мелодия шотландского танца. Все быстрее ритм, и все ловчее выделывает Брюс замысловатые па на земляном полу крестьянской хижины. И снова послышался смех, и оживленными стали разговоры, и пошли по кругу кружки с ракией.

На улице между тем началась самая настоящая метель. Похоже, все они оказались в ловушке. Кто рискнет отправить людей из дому в ненастную погоду даже в сопровождении опытных проводников? Снег спутал все их планы, он перекрыл все тайные тропы, снег принес с собой холод и голод. К тому же снег таил в себе угрозу безопасности всех этих людей. Утешало лишь одно: в ловушке оказались не только они, но и их враги. Вряд ли немцы высунутся из своих казарм в такую метель.

Пенни потихоньку выскользнула из комнаты, чтобы взглянуть на сестру Мартину. Та забылась тяжелым сном, разметавшись на постели от жара. Да, подумала Пенни, глядя на больную, при таком повороте дел не скоро им удастся выбраться из этого горного села. На всякий пожарный случай у нее имелась и запасная легенда для прикрытия: дескать, они разыскивают родственников сироты Элевтерии Матаки, которые якобы проживают в этих местах. Шансы найти родных девочки, по правде говоря, были мизерными, особенно сейчас, когда погода спутала все планы. К тому же не сегодня-завтра истекает срок их бумаг, и тогда на любом контрольно-пропускном пункте могут возникнуть вопросы, что они делали в горах, не имея соответствующего разрешения находиться там.

– А кто этот Панайотис? – как бы между прочим поинтересовалась Пенни у Тассии. Ей было любопытно, что известно местным о Брюсе.

– Один английский офицер. Недавно приехал из Каира. Говорят, привез оружие и взрывчатку. Ходит по селам, подсчитывает, сколько их людей еще осталось здесь. Опасная работа! А он красавчик, да? – Тассия игриво повела плечом. – Хороших сыновей наделает!

Пенни вспыхнула от смущения.

– А вы не боитесь говорить об этом вслух? Ведь могут же и посторонние услышать. Потом пойдут разговоры…

– Здесь нет посторонних. Только свои! Да и какие разговоры в праздничный день? Рождество! Время петь и танцевать! Вот осушат все бутылки с ракией и завалятся спать. И никакие немцы не испортят нам праздник.

Пенни осторожно улеглась рядом с Мартиной, но сон к ней не шел. Как тяжело быть рядом с Брюсом и оставаться неузнанной! Слава богу, он жив, здоров и пока в безопасности. Она вспомнила их последний разговор в Ханье, когда он пригласил ее в кафе. Помнится, он говорил тогда, что она может оказаться полезной в горах. А их последняя ссора, когда она отказалась уехать вместе с ним… И этот его испепеляющий взгляд! Что бы Брюс подумал, если бы узнал, что худо-бедно, но и от нее есть какой-то прок в их общей борьбе? Мнение Брюса ей было по-прежнему очень важно. Впрочем, зная его взрывной характер, лучше держаться подальше. Иначе закатит еще одну нравоучительную лекцию, будет наставлять, что и как ей делать.

Ах, Брюс – это единственная тоненькая ниточка, которая сегодня связывает ее с домом. И с той прошлой жизнью в Афинах. Как все тогда было просто и понятно. Пенни тяжело вздохнула и перевернулась на другой бок. И все же, что он делал все эти месяцы, пока они не виделись?

Мартина снова застонала во сне. Надо опять заварить ей трав, чтобы снять лихорадку. Пенни тихонько спустилась с кровати и направилась на кухню. Только бы там осталось хоть немного воды, чтобы вскипятить ее на угольях. Мужчины улеглись вповалку прямо на полу в общей комнате, подстелив под себя овечьи шкуры. В комнате стоял невыразимый храп. Остро пахло потом, табаком, вином и чесноком.

Пенни быстро прошмыгнула к очагу, вскипятила воду и уже направлялась обратно, когда услышала у себя за спиной голос Брюса:

– Despinis, pos sas lene? Как вас зовут, мисс?

– Афина, – прошептала она, не поворачивая головы.

– Раньше я вас здесь не встречал.

– Приехала навестить своих старых друзей, – пробормотала она и испугалась, вспомнив, что отправилась на кухню без шарфа.

– Не самое подходящее время для визитов к друзьям, не находите? Почему вы в монашеском платье? – В голосе Брюса послышалось подозрение.

– Я из Ханьи. Из сиротского приюта при французском монастыре. Мы с сестрой Мартиной разыскиваем родственников одной девочки. Но, к несчастью, сестра Мартина заболела. Мне нужно к ней.

– Не так быстро, мисс! – Брюс стремительно поднялся со своего места и вплотную подошел к ней. Он стоял так близко, что Пенни почувствовала его дыхание на своей шее. – Никогда не видел странствующих монашек в этих местах. Тем более француженок.

– Мы ходим там, куда нас посылают! Пытаемся помочь сиротам найти их близких! – громким шепотом возмутилась она, отворачивая голову в сторону и чувствуя, как дрожит чашка в ее руке.

Брюс что-то быстро сказал на французском, но Пенни не поняла ни слова.

– А! Так вы даже не француженка! Иначе вы ударили бы меня по лицу за те нелестные слова, которые я только что сказал в адрес предков вашей матушки. Тогда кто вы? И что вы здесь делаете, среди мужчин? Уж не шпионите ли вы за нами, любезнейшая? – Он грубо схватил ее за руку. Чашка упала на пол и разбилась.

– Ну вот! И что вы наделали? Не прикасайтесь ко мне! – воскликнула она, когда он, заломив ей руку за спину, резко повернул лицом к себе.

– Смотреть прямо в глаза, черт меня дери!

И что ей оставалось? Она выпрямилась во весь рост и посмотрела ему в лицо. Некоторое время он молча изучал ее черты, а потом издал хриплый смешок.

– Так это все же ты! – проговорил он громким шепотом. – Я с самого начала заподозрил неладное! Как только увидел твою согбенную фигуру, торчащую в углу. Боже мой, Пенни! Как же ты мне осточертела! Но, слава богу, хоть жива! Мне говорили, что тебя взяли в плен и отправили в Афины. Но ты же у нас не из тех, кто бросается выполнять чужие приказы. Словом, ты опять как-то улизнула, на сей раз уже от немцев.

– Тише! Прошу тебя! – Она бросила на Брюса умоляющий взгляд. – Меня зовут Афина. Я греческая медсестра. И говорю только на греческом.

Он сжал ее руку и притянул к себе.

– Скажи, как ты?

Неожиданно в комнату зашла Тассия да так и застыла на месте, разинув от удивления рот.

– Вот так да! Как погляжу, вы времени даром не теряете!

– Нет, это совсем не то, о чем вы подумали! – Пенни отпрянула от Брюса как ужаленная. – Просто я узнала в Панайотисе одного из своих бывших пациентов, я тогда работала в клинике Красного Креста.

– Именно! – согласно закивал головой Брюс. – Она была ужасно строгая. Но хорошая медсестра при всем при том! Так ты по-прежнему работаешь в клинике, Афина?

– Нет, я сейчас подвизаюсь в монастыре. Выхаживаю сирот, помогаю молодым матерям. Вот разыскиваем с сестрой Мартиной родственников наших сирот.

– Никогда бы не поверил, что Афина подастся в монахини! – рассмеялся Брюс. – Однако в наше время можно ждать любых чудес!

Пенни быстро прошмыгнула назад к Мартине. Та лежала, открыв глаза.

– Как вам? Полегчало? Нам пора двигаться в обратный путь. Здесь слишком много людей, может быть небезопасно, – прошептала она, наклоняясь к больной.

Мартина в изнеможении откинулась на одеяло.

– У меня такая слабость, что я не могу даже встать с кровати.

– Какой обратный путь, Афина? – удивилась Тассия, входя за ней следом. – Завтра же Рождество! Надо приготовить праздничный обед. Правда, запас невелик, ну да управимся как-нибудь. А вам надо сходить в церковь к отцу Георгию. И больше мне никаких зажиманий по углам с Панайотисом! Стыд и срам, святая женщина! Этого красавчика я приберегу для одной из своих дочерей!

2001 год

– Вот где-то в этих местах я встретила Рождество 1941 года. – Я отрешенно смотрела на деревенскую площадь с белокаменной церковью посредине. – А потом тут такое началось…

Лоис и Мак окинули меня удивленным взглядом, словно увидели впервые.

– А этот Панайотис? Ты никогда о нем раньше не упоминала, тетя.

– Разве? Ты, наверное, просто прослушала. Это мой старый друг Брюс Джардин. Уолтер и Эффи тоже дружили с ним. Это он еще в Шотландии много лет назад придумал мне прозвище «горная козочка». Что ж, мы тогда все тут работали под другими именами.

– Вы были любовниками, да? – не унималась Лоис. – А ты, тетя Пен, оказывается, самая настоящая роковая женщина.

– Ну-ну! Попрошу без грубостей! – усмехнулась я, давая понять, что прямолинейность Лоис меня совсем не обидела. – Разве дама может задавать столь бестактные вопросы другой даме? И тем более ожидать на них прямых ответов. Но если тебе так уж любопытно, моя дорогая, то скажу лишь одно: я не всегда была похожа на печеное яблоко. А потому тоже успела получить от жизни свою порцию радостей.

В глубине души я совсем не была уверена, что захочу поделиться со своими родственниками воспоминаниями о тех радостях.

– Ах, тетя! Как же это все похоже на кино! Очень интересно! Продолжай, прошу тебя!

– Быть может, ваша тетя не желает откровенничать в присутствии посторонних, – подал голос Мак.

– Очень резонное замечание, Мак! – похвалила я нашего гида за сообразительность. Он вообще существенно вырос в моих глазах за последние несколько дней. – Однако не пора ли нам к ленчу, дорогие мои? На сегодня ограничимся только началом истории. А продолжение последует тогда, когда я буду к этому готова. Договорились?

Позднее, сидя возле водопада Аргируполис, наслаждаясь живительной прохладой и любуясь мириадами брызг, переливающимися на солнце всеми цветами радуги, я вдруг подумала, что потоки воды, сбегающие вниз по скалам, стремясь поскорее укрыться в тени сосновых рощ внизу, так похожи на мои собственные мысли.

В жизни каждого человека бывают мгновения слишком прекрасные, слишком сокровенные, чтобы делиться ими с кем-то еще. Иной раз даже воспоминания о таких мгновениях вызывают глухую боль. Хотя бывает и наоборот. Ведь что спасает в бессонные ночи, когда на тебя давит груз прожитых лет, когда душа томится, не зная покоя? Хорошие воспоминания. Именно они спасают, умиротворяют и дают отдохновение измученному сердцу, и ты цепляешься за эти воспоминания и выныриваешь из бездны былого.

В этих благословенных местах мне довелось пережить все. И счастливые моменты, и трагические события. Долгие годы я хранила воспоминания о них в самых дальних уголках своей памяти, словно в запечатанной наглухо коробке. И вот пришла пора распечатать эту коробку. Итак, несколько месяцев сравнительно спокойной и безопасной жизни в монастыре окончились, когда я отправилась в горы с очередной миссией. Все завершилось как-то стремительно и сразу.

Декабрь 1941 года

Разговор с Брюсом оставил у Пенни чувство недосказанности. Она надеялась, что ей еще представится возможность перекинуться с ним парой слов, но утром обнаружила, что Панайотис исчез так же неожиданно и таинственно, как и возник в доме ее хозяев накануне вечером. Вдобавок, к своему удивлению, она обнаружила, что Тассия действительно отслеживает каждый ее шаг и не спускает с нее глаз. Пенни только посмеивалась про себя, помогая хозяйке на кухне. Если бы она только могла рассказать им об истинной цели своего похода в горы, думала она, потчуя изголодавшихся солдат рождественской трапезой. Но все они были уже изрядно навеселе. Что же до хозяев, то откровенничать с ними ей тоже было не резон: она уже не раз имела возможность убедиться в том, что критяне не любят держать новости при себе и любая из них моментально делается достоянием всех.

Между тем погода наладилась, нужно было незамедлительно возвращаться в монастырь. Мысль о том, что она уедет, так и не попрощавшись с Брюсом, была нестерпима. Но о том, чтобы отправиться на его поиски, тоже не могло быть и речи. Было решено, что назад они с сестрой Мартиной поедут деревенским автобусом в сопровождении целой толпы местных женщин, вознамерившихся побывать в Ханье и своими глазами посмотреть, чем торгуют на городском рынке. Автобус был старым и разбитым донельзя. Он уже давным-давно отслужил свой век. В былые времена автобус регулярно курсировал до города, связуя горные районы с Ханьей.

Пенни садилась в автобус с тяжелым сердцем. Какая несправедливость! Быть рядом с Брюсом и не иметь возможности сказать ему «до свидания». Перед отъездом они с сестрой Мартиной еще раз проверили, на месте ли их документы, хорошо ли они упаковали свой драгоценный груз – оливки и орехи. Прощаясь, Тассия сунула Пенни в карман кусок рождественского пирога и пару сухарей на дорогу. Мужественные люди, подумала Пенни про своих хозяев. Не боятся почти открыто принимать у себя в доме беглых английских солдат и даже самого английского резидента. Кормят их, дают возможность хоть немного отогреться в тепле.

Автобус долго заводился, потом, пыхтя и чихая, медленно пополз по деревенской улице, норовя то и дело заглохнуть. Как же они возьмут с таким двигателем первую высоту, подумала Пенни, вслушиваясь в дребезжащие звуки изношенного мотора. Но постепенно дребезжание стало убаюкивать, глаза слиплись, и она незаметно для себя погрузилась в сон. Она проснулась от резкого толчка. Водитель изо всех сил нажал на тормоза, от чего все пассажирки невольно подались вперед. Посыпались на пол их корзинки, коробки, банки и прочая поклажа, приготовленная для базара и аккуратно уложенная на полках над их головами. Прямо перед стеклом водителя возник из темноты пастух в овечьей бурке. Он угрожающе размахивал своим посохом.

– Какого черта ты тут путаешься? – завопил водитель, осыпая пастуха проклятиями.

– Бандиты! – спросонья воскликнула какая-то женщина и истово перекрестилась. – Сейчас они нас всех убьют!

Одна Пенни воспряла духом. Слава богу, не немцы! Те бы немедленно принялись перетряхивать их вещи и изучать документы. А ведь не все пассажиры автобуса из деревенских. Вон сидит возле окна парень. Вид простецкий, одежда самая бедная, крестьянская, но Пенни не обманешь. Явно из англичан. Пытается пробиться в город по подложным документам. Немцы его в два счета вычислят.

Между тем пастух стал барабанить клюкой прямо в ветровое стекло.

– Нам нужна медсестра. Та, что приехала из Афин. У нас в горах произошел несчастный случай. – Пастух махнул палкой в сторону скал. – Так эта сестра из Ханьи, она здесь?

Пенни немедленно поднялась с места.

– Это я. Что случилось?

– Человек сорвался со скалы. Срочно нужен врач. Вы должны нам помочь! – сказал ей хриплый голос.

– Где он сейчас?

– В пещере. Поторопитесь, сестра!

Пенни быстро направилась к выходу, но ее остановила Мартина.

– Я тоже с вами, сестра Афина!

– Нет! – гаркнул пастух. – Только медсестра!

– Но как же вы одна? С мужчинами? – растерялась пожилая монахиня. – Что я скажу матушке?

– Не волнуйтесь за меня! Все будет хорошо. Мне надо идти.

– Что подумает матушка, когда узнает, что я бросила вас одну в горах? – Сестра Мартина была уже на грани истерики. – Ах, это по моей вине мы тут так задержались.

– Не переживайте, сестра! – ответила Пенни, пробираясь к дверям. – На все воля Божья. Вот сейчас Он отыскал для меня работу здесь, в горах! А кто я такая, чтобы ослушаться Его зова? Не волнуйтесь! Я постараюсь вернуться в город следующим автобусом.

– А когда он будет, этот следующий автобус? Может, через неделю, а может, через месяц. А за это время тут снега столько насыплет, что и до весны никаких автобусов не дождешься.

Но Пенни уже не слышала последних слов Мартины. Она взмахом руки попрощалась с ошарашенными пассажирками и спрыгнула с автобуса.

– Для иностранца вы совсем неплохо говорите на местном диалекте, молодой человек! – обратилась она к пастуху. Он широко улыбнулся, польщенный этим неожиданным комплиментом.

– Прошу простить, мисс! Но поступил приказ снять вас с автобуса.

– И о чем вы только думаете! – возмутилась Пенни, смутно припоминая, что где-то она уже видела этого светловолосого парня с ярко выраженным новозеландским акцентом. – Завтра вся Ханья будет говорить о том, что меня похитили какие-то бандиты.

Забыв о всякой осторожности, Пенни перешла на английский, чем несказанно удивила молодого солдата. Тот, по всей видимости, считал, как и все остальные, что она гречанка.

– Там нашему парню сейчас очень плохо, – нерешительно промямлил он.

– Понятно! – коротко ответила она, мысленно удивляясь тому, с каким трудом далась ей тирада на английском, будто она говорила не на родном, а на каком-то чужом языке.

– Прошу простить меня, мисс! Но приказ есть приказ. Мы тут стараемся поддерживать дисциплину. Хотя это и непросто, когда рядом больные и раненые.

Приказ, удивилась про себя Пенни. Интересно, что это за приказы такие и кто их отдает, что человека можно вот так вот запросто выдернуть из автобуса средь бела дня на виду у толпы людей? Но вслух она не стала распространяться на эту тему, а лишь молча зашагала за своим провожатым. Горная тропа уперлась в огромный куст утесника, за которым скрывался вход в небольшую пещеру, умело замаскированный валежником и ветками.

Пенни нырнула в пещеру и остановилась у входа, чтобы глаза привыкли к царящему внутри полумраку. Несколько мужчин выжидательно смотрели на нее. В тусклом свете керосиновой лампы она увидела человека, лежащего на настиле из соломы. Он таращился на нее в немом изумлении.

– Это мой приятель Блу, – пояснил ей провожатый, указывая на раненого. – Он совсем не может ходить. Надо поднять его на ноги. Говорят, скоро за нами пришлют субмарину. Хотелось бы побыстрее отчалить с этого чертова острова! Так вы уж, сестра, постарайтесь, а? – новозеландец бросил на нее умоляющий взгляд.

– Я же не врач, а ему, судя по всему, нужен врач, – проговорила Пенни, опускаясь перед больным на колени.

– За местным врачом тут слежка. Мы не рискуем звать его к себе. А к нему Блу сам не дойдет.

– Мне нужен свет! Поднесите его ближе к выходу. Когда у него пожелтели глаза?

Мужчины перетащили больного на свет, и он застонал от боли.

Пенни ощупала его печень и осмотрела кожу.

– По-моему, у него сильнейшее воспаление желчного пузыря. Желчь разлилась. Что он ест?

– Что и все! Улитки, горная зелень. Мы тут кое-что принесли ему из деревни, так он ничего в рот не берет.

– Пока давайте ему только чистую воду. Он серьезно болен, и ему нужны лекарства. Я же могу предложить только чай из горных трав. Им местные лечатся при простуде. Но пусть хотя бы пока это… Процесс выздоровления будет долгим. Надо запастись терпением. А как вы узнали, что я в автобусе?

– О, в горах новости разносятся быстро! – услышала она у себя за спиной знакомый голос. – Не успеешь свистнуть, а эхо уже пошло по всем окрестностям.

Брюс Джардин выступил из тени. Так, значит, это он все подстроил! Пенни намеренно напустила на себя равнодушный вид.

– Я бы предпочла, чтобы ты перестал мелькать у меня перед глазами. А то всякий раз выпрыгиваешь, словно черт из табакерки! – сухо ответила она. – Надеюсь, ты не хуже меня понимаешь, что я ничем не могу помочь больному!

– Понимаю! Но он не единственный, на кого нужно взглянуть опытным глазом. Доктор из Ханьи к нам не наездится, да он и не слишком большой конспиратор. К тому же я не хочу, чтобы ты возвращалась в город. Здесь тебе будет гораздо безопаснее. Пойдем поговорим! – Брюс указал на выход из пещеры.

– Этому парню нужно срочно в лазарет. Думаю, даже в концлагере ему было бы лучше, чем здесь.

Пенни по-прежнему говорила по-гречески, изображая греческую медсестру. Чем меньше людей будут знать о ее прошлом, тем лучше.

– Ты, моя дорогая, когда в последний раз бывала в концлагере? Да в тамошнем комфорте он и двух дней не протянет! Здесь хотя бы есть свежий воздух и чистая вода.

– Кто его знает, какая она чистая! Вполне возможно, именно вода и стала причиной его недомогания. Воду нужно обязательно кипятить перед употреблением. Всем. Кипятить! – повторила она, обращаясь уже ко всем присутствующим. – Мне надо срочно вернуться в деревню. Возьму у хозяйки хоть каких-то местных снадобий. И вообще, мне нужно возвращаться!

– Умерь свой пыл, Пенни! – уже по-английски прошептал ей на ухо Брюс.

– Афина! Меня зовут Афина! – со злостью бросила она ему.

– Не исчезай, Афина! Во всяком случае, не так быстро! Парни будут только рады твоему присутствию, зная, что рядом есть человек, который о них позаботится. Да и мне будет спокойнее, когда я буду точно знать, где ты и что с тобой! И потом, Пенни! Нам еще столько надо наверстать, не находишь? – Он оскалился в недоброй улыбке и повернулся к остальным. – Сестра когда-то лечила меня. Вы ее не бойтесь! Она только на вид такая грозная. Как говорят в здешних местах, чем громче лает, тем хуже кусает.

Он властно взял ее за руку и вывел наружу. Пенни тяжело вздохнула. Итак, все пошло по новой. Опять полевой госпиталь, и опять она одна среди мужиков. Но, может, все, что ни делается, – к лучшему? И потом, Брюс искал ее, нашел, забрал к себе. Значит, у него есть какие-то виды на нее, коль скоро он считает, что она может оказаться здесь полезной. Такое отношение не может не льстить ее самолюбию. К тому же, если честно, то она была просто рада снова увидеться с ним.

– Ты же знаешь, что я не могу оставаться здесь, среди вас! Немедленно пойдут разговоры!

Они отошли от пещеры и устроились на валуне возле зарослей тимьяна. Снег на солнце стал подтаивать, и тонкая струйка воды устремилась по камням вниз.

– А ты переоденешься в мужскую форму, никто ничего и не узнает. – Брюс придвинулся ближе. Его теплое дыхание приятно щекотало ей ухо.

– Ах, оставь, пожалуйста, свои избитые шуточки! – воскликнула в сердцах Пенни, вспомнив, как тяжело ей было работать в госпитале в брюках и кителе. «Господи, – подумала она с отчаянием, – неужели мне больше никогда не суждено облачиться в приличную одежду?» Ей вдруг страшно захотелось нарядиться в свое любимое платье из голубого шелка и надеть красивые босоножки на высоком каблуке.

– Какие шуточки, Пенни? Я говорю чистую правду. Ты у нас девушка высокая. К тому же сильно исхудала. Так что вид у тебя вполне мальчишеский. А если еще остричь волосы…

– Попрошу оставить мои волосы в покое! Тебе до них дела нет! – снова взорвалась Пенни. – К тому же все уже привыкли видеть меня в этом темном балахоне. Никто на меня и внимания не обращает в монашеской рясе! Словом, теперь это моя униформа, и она как нельзя лучше подходит для того, чем я занимаюсь. Эта одежда многослойная, в ней много карманов. То, что нужно!

– Послушай, Пенни! Брось ты свои умствования! Сама видишь, в горах скрываются сотни наших людей. А вся зима еще впереди, и какая она будет, никто предсказать не возьмется. Что плохого в том, что ты останешься здесь, будешь присматривать за теми, кому нужна помощь, контактировать с врачом в случае необходимости и все остальное? Ты снимешь с нас большой груз проблем, ей же богу! Ты моя маленькая горная козочка, отважная и неутомимая девочка! И такая легкая на подъем! – Он рассмеялся, и его лицо собралось на солнце в сотни мелких лучиков-морщин, словно старая истершаяся кожа.

– Хорошо! Но для такой работы мне тем более надо ничем не отличаться от местных женщин. Быть такой же, как они! А ты заладил: «козочка, козочка». Какая я тебе коза? Я – женщина, позволю тебе напомнить. Хоть ты ни разу в жизни не изволил заметить этого! – Ее вдруг прорвало. – Хочешь сделать из меня своего сторожевого пса, да?

– Конечно, ты женщина! Еще какая женщина! Самая мужественная, самая смелая из всех, кого я знал! Кто еще, кроме тебя, решился бы остаться с ранеными до конца, пока тебя не выкурили из той пещеры немцы? Мы все в курсе твоих подвигов! Я так гордился тобой тогда! А ты хоть знаешь, что наши до последнего медлили с отправкой корабля. Всё надеялись на чудо. Думали, что тебе удастся вырваться. Но я-то знал, что ты никуда не двинешься с места. Никуда! Моя малышка Пенни! Когда этот сыр-бор закончится, весь мир узнает о твоих геройских похождениях. Это правда, Пенни!

– Я всего лишь выполняла свой долг. И, пожалуйста, напоминаю тебе еще раз: Пенелопы Георг больше не существует. Зови меня Афиной!

– Пенелопа Георг существует для меня! – улыбнулся Брюс и притянул ее к себе. – И она должна быть в полной безопасности. Именно это я пообещал Эвадне. Я не переживу, если тебя вдруг бросят в концлагерь. Все что угодно! Но только не это, моя прекрасная газель!

Он нежно поцеловал ее в лоб, и она удивленно взглянула на него, пораженная его неожиданным взрывом чувств. Губы ее полураскрылись, словно она хотела о чем-то спросить его, и в ту же минуту они оба рухнули в заросли тимьяна. И он стал целовать ее нежно, страстно, медленно, наслаждаясь каждым мгновением, словно впереди у них целая вечность для любовных утех. Пенни отдавалась его ласкам легко и непринужденно, с наслаждением чувствуя каждый изгиб его тела, будто это было такое привычное для нее занятие – целоваться с возлюбленным среди горных скал, на пожухлой траве, под свист и завывание ветра. Вот черный орел стремительно пронесся над ними, замер на мгновенье и тут же снова растаял в вышине. Ах, как же давно она мечтала об этом! Как давно!

Но вот Брюс растерянно отскочил от нее и отвернулся в сторону.

– Прости меня, Пенни! Я не хотел! Честное слово, я не хотел…

– Зато я хотела! – вспылила она, не понимая, что случилось. – Разве мы не живые люди? Разве мы не можем чувствовать? Или у нас нет желаний?

– Но не здесь и не сейчас! Война! У меня работа! Ответственная работа! Я не имею права делать тебе предложение! – Брюс поднялся с земли. – Прости меня! Я не должен был вести себя так не по-мужски! Это непрофессионально!

Пенни тупо уставилась на него, все еще отказываясь поверить своим ушам.

– При чем здесь война, Брюс? Да хоть конец света! Хоть Всемирный потоп! Даже он не сможет остановить лавину чувств, если только эти чувства настоящие!

– Нет, Пенни, нет! Любовь на войне – это плохо! Она отвлекает! Мы начинаем бояться за себя, дорожить собственной жизнью, все время прикидывать, как бы чего не вышло! Нет! А, черт! И зачем я только велел снять тебя с этого автобуса?!

– Все! С меня хватит! – Пенни тоже вскочила на ноги. – Я поняла, что ты хотел сказать мне. Все изложено предельно четко и ясно. Нет, честное, слово, Брюс! Я никогда тебя не понимала! И, видно, не пойму до конца своих дней. То тебя хоть к ране прикладывай, такой ты добренький, то от тебя веет таким ледяным холодом, что впору самой превратиться в сосульку. Что плохого в том, что нам хорошо вместе, даже если кругом война? Разве мы знаем, что нас ждет завтра? И есть ли у нас это завтра? Так пусть хоть какие-то хорошие воспоминания останутся при нас, чем вообще… ничего! – Пенни с отчаянием затрясла головой, но тут же взяла себя в руки. – Не переживай, Брюс! Я не менее тебя дорожу своей профессиональной честью! Кто там следующий в твоем списке пациентов? – Она отвернулась от него и начала стряхивать землю с юбки, стараясь не глядеть в его сторону, чтобы он не увидел, что ее глаза полны слез. – И вот еще что. Отныне попрошу мне не приказывать. Никогда! И пожалуйста, позаботься о жилье для меня.

– У нас в горах есть много подготовленных домиков. А я обещаю, что ничем тебя не потревожу. Мне скоро уезжать! Снова вызывают в ставку. Пошли, пока другие не начали проявлять интерес к тому, чем мы тут занимаемся. Нельзя себя компрометировать. Мы не можем, не имеем права подставлять свою работу под удар. А у меня к тому же есть особые причины для того, чтобы не терять голову.

Вот и носись со своей драгоценной головой на плечах, сердито подумала Пенни. Что за дурацкое выражение! Не терять голову! И что, интересно, он имел в виду под словом «компрометировать»? Она чувствовала себя последним человеком на свете, выбираясь из зарослей тимьяна. И стыдно, и неловко, и горько! Чего он боится? Ведь все эти годы она готова была отдаться ему в любую минуту, и он знал это. А его тело? Разве она не почувствовала, какая сладостная дрожь пронзила его, когда они целовались? Так чего же он так отчаянно боится? В конце концов, это ей есть что терять. В отличие от него.

Она молча плелась за ним по тропе, чувствуя, как на смену недоумению приходит злость. Фигляр! Клоун! Он всегда играл с ее чувствами, будто кошка с мышкой. То подпустит к себе совсем близко, то отпугнет, то приласкает, то нагрубит с три короба. А что может быть естественнее, чем стремление к физической близости с человеком, которого любишь? Дурак! Дурак набитый! Кто знает, когда они свидятся снова. И свидятся ли?

Ах, как она мечтала! Как она мечтала все эти годы о том, что когда-нибудь у них с Брюсом это случится. И вот финал: она отвергнута, отринута, брошена, и без всяких внятных на то объяснений и видимых причин. Что же в ней такого, что заставляет его вести себя так оскорбительно-жестоко?