Текст книги "Любовь, любовь, любовь. О разных способах улучшения отношений, о приятии других и себя"

– Я боюсь, что ее изнасилуют и все вокруг будут думать, что она проститутка.

– Вы помните, на курсе «Слушай свое тело» говорилось: на самом деле мы всегда боимся не за других, а только за самих себя?

Марио кивает. Анна говорит, что все поняла, но сразу же подумала, что это далеко не всегда так.

– Браво, Анна, за откровенность. Твоя реакция совершенно нормальна. Помнишь, ты узнала, как эго сопротивляется всему новому? Вот почему я говорю, что твоя реакция тогда была совершенно нормальной. Со временем ты привыкнешь задавать правильные вопросы и будешь сразу видеть, каков твой страх на самом деле, когда ты думаешь, что боишься за других. Что касается Сандры, если бы с ней произошло то, чего ты боишься, что тебя пугает в отношении себя?

Не успела я закончить, у нее уже глаза полны слез. Я советую ей глубоко вздохнуть и предлагаю воды и носовой платок. Она понемногу успокаивается.

– У меня в памяти всплыл эпизод из детства. Мне было 15 лет, когда мою лучшую подругу Николь, которая жила по соседству, изнасиловал мужчина намного старше ее – он жил один в последнем доме в конце улицы. Мы видели, что он увивается за всеми соседками, но не обращали на это внимание. Боже мой! Теперь я понимаю, что ей тоже было только 14 лет, когда это произошло. А хуже всего, наши матери, которые были ярыми католичками, отнеслись к этому очень плохо…

…Впоследствии мама запретила мне видеться с Николь, считая, что девочка была сама виновата и своим развратным поведением привлекла мсье. А мать Николь обвиняла меня в том, что я дурно повлияла на ее дочь, раз была на год старше ее. Она тоже не желала, чтобы Николь водилась со мной. Мы продолжали видеться тайком, но когда ее мать об этом прознала, она сурово отчитала мою подругу. Что ждало и меня, когда об этом узнала моя мать. Мне было запрещено выходить из дому и отвечать на звонки в течение месяца. А потом я узнала, что Николь на четвертом месяце беременности, ее забрали из частной школы, куда она ходила, и отправили рожать к тетке. Видишь ли, религиозные убеждения ее матери об аборте даже думать не позволяли. Николь я больше никогда не видела. Это было для меня тяжелым ударом. Через год мы переехали, а позже я узнала, что ребенка отдали на усыновление…

…Я часто слышала, как мама говорила: «Лучше тебе не беременеть, пока не выйдешь замуж! Я бы тебе этого никогда не простила! Я бы никогда не смогла отдать ребенка в детдом. Мне бы пришлось его воспитывать. Нет уж, спасибо, я не желаю незаконнорожденных в своем доме!» Как же я раньше не подумала об этой связи? Именно этого я боюсь больше всего: что Сандра забеременеет, я стану ответственной за этого ребенка, а ее репутация будет запятнана. Теперь я понимаю, откуда эта ситуация с моей дочерью, которой тоже 14 лет. Этот случай сильно повлиял и на мою мать – с тех пор она гораздо жестче меня контролировала. Она стала меньше мне доверять, мне нужно было отчитываться, где я была и с кем. Интересно обнаружить такую связь, но что с этим теперь делать? Ты думаешь, из-за такого понимания Сандра изменится и станет одеваться менее провокационно?

– Вот видишь, я был прав: это из-за тебя она так одевается, – презрительно говорит Марио, тыча в Анну пальцем. – Вот почему я хотел, чтобы ты сама с этим разобралась. Как же сложно воспитывать дочь, особенно подростка! С мальчиками все гораздо проще. С ними родителям не приходится беспокоиться о вопросах секса. С моим сыном таких проблем никогда не возникало. Касательно Сандры – я от всей души надеюсь, что после сегодняшней беседы что-нибудь изменится, поскольку я согласен с Анной: наша дочь одевается чересчур откровенно. Я часто думаю: это обнаженное красивое молодое тело так и привлекает мужчин, которым не хватает секса.

Я спешу вмешаться, так как вижу: сейчас Анна резко возразит на обвинения мужа.

– Марио, ты говоришь о мужчинах, которым не хватает секса. Ты упоминаешь об этом, потому что такое случается с тобой?

Он слегка краснеет, смотрит на Анну, делает вдох и отвечает:

– Раз уж мы здесь, будем честными до конца, правда? Так вот, да, мне этого часто не хватает. Честно говоря, в последнее время я не очень хорошо себя чувствовал и мне не сильно хотелось вообще чего-либо, в том числе и секса. Тем не менее я чувствую, что мне этого не хватает. Иногда днем я представляю себе, как мы занимаемся любовью, как раньше; но вечером, когда возвращаюсь домой, у меня не остается сил. Ты можешь объяснить, почему мне так часто не хватает энергии, Лиз?

– О твоей энергии мы поговорим в другой раз. Давай вернемся к нашей теме, хорошо? Ты говоришь, что тебе не хватает секса и ты с желанием думаешь о нем в течение дня. Значит, в этот момент, если ты увидишь проходящую мимо красивую девочку-подростка, очень сексуально одетую, у тебя возникает желание тут же на нее наброситься?

– Да нет, я о таком даже не думаю. Она мне покажется красивой и сексуальной, но не более того. Я бы никогда не подумал зайти дальше этого.

– Отчего же ты думаешь, что другие мужчины, которым не хватает секса, не такие, как ты? Безусловно, всегда есть сексуально незрелые мужчины, которые только и думают, как бы заняться сексом с молоденькими девушками, а некоторые из них – с мальчиками. Большинство из них удовлетворяют себя сами, но некоторым это не удается и в конце концов они кого-нибудь насилуют, как тот мужчина, о котором ты говорила сейчас, Анна. Тот, что изнасиловал твою подругу Николь. Это люди, которые не могут держать себя под контролем, потому что их самих изнасиловали в детстве и они все еще ненавидят своих обидчиков. Чем больше твердишь, что никогда не станешь, как тот, кого ты обвиняешь или осуждаешь, тем вероятнее в один прекрасный день станешь таким. Это часть Закона Проявления: чем больше энергии мы направляем на мысль, тем сильнее эта идея воплощается. Это чудесный закон, которым мы пользуемся, чтобы воплощать свои желания…

…Итак, вернемся к Сандре. Анна, ты понимаешь, что ты как мать привлекла в свою жизнь дочь, которая сексуально одевается именно для того, чтобы помочь тебе пройти процесс приятия с твоей матерью, которая испытывала такие же страхи перед сексуальностью, как и ты?

– Значит, и ты туда же? Говоришь, это моя вина, что моя дочь так себя ведет? Ой! Прости меня, Лиз, это мое эго взяло верх. Зато сегодня я сумела это заметить гораздо быстрее! Я знаю, что быть ответственным – значит принимать, что мы притягиваем определенное поведение и отношение со стороны наших близких, чтобы оно помогло нам осознать, что нам нужно исправить. Пару дней назад я перечитала главу об ответственности и как раз подумала, как сложно принять такое определение. Теперь я поняла: как ты говоришь, не принимая свою ответственность, мы чувствуем себя виноватыми. Именно это со мной и случилось. Я почувствовала, будто вы с Марио меня обвиняете, когда говорите, что Сандра так себя ведет из-за меня. Хорошо, я согласна. И что же мне теперь делать?

– Немного раньше я говорила, что тебе нужно пройти процесс примирения со своей матерью. Когда она боялась, что ты забеременеешь и к тебе будут относиться как к проститутке, в чем ты ее обвиняла?

– Я снова обвиняла ее в несправедливости, непонимании, но прежде всего, в том, что она меня не слушает. Она мне будто бы говорила, что я проститутка, как моя подруга. Она мне больше не доверяла.

– Ну вот, теперь ты знаешь, что делать. Когда ты поймешь, что твоя мать действовала так из любви к тебе, как и ты сейчас беспокоишься за свою дочь из любви к ней, ты обретешь мир внутри себя.

Теперь мы видим в данной ситуации не только твой страх за Сандру, но и за себя. Ты боишься, что твоя дочь забеременеет, а тебе придется разбираться с последствиями. А ты, Марио, боишься, что Сандру изнасилуют. Но мне еще не известно, чего ты, Марио, боишься в отношении себя, если подобное произойдет с твоей дочерью? Ты знаешь?

– Я боюсь не за себя, а за нее, правда. Мне приходит в голову только одно: я так разозлюсь, что захочу отомстить за свою дочь и, если я найду того, кто ее обидит, могу стать очень агрессивным. Не знаю, смогу ли я тогда себя контролировать.

– В таком случае предлагаю тебе найти, откуда в тебе эта агрессия, которой ты боишься. Помни, это нечто, не принятое в детстве или юношестве. Если хочешь поговорить об этом в другой раз, я пойму. А пока я хочу вернуться к трудностям с Сандрой. Помните, в любой ситуации настоящая проблема – страх за себя, который она вызывает. Теперь, когда это стало ясно, чего вы хотите в этой ситуации?

Анна тут же отвечает:

– Очень просто: чтобы Сандра не забеременела, а значит, чтоб она была менее сексуальна. Это бы все решило!

– Ты меня рассмешила, Анна, – ведь именно так большинство и отвечают. Ты осознаешь, насколько твое желание зависит от дочери? «Я хочу» должно всегда зависеть от себя самого. Я тебе немного помогу. Хочешь ли ты хорошо себя чувствовать, даже если произойдет самое худшее? Ты бы хотела быть способной справиться с этой ситуацией, как если бы дочь была твоей лучшей подругой? Или, может, ты хочешь научиться работать над решением, а не над проблемой?

– Хм. Я хочу всего этого, но больше всего – быть способной хорошо себя чувствовать и перестать об этом беспокоиться. Быть уверенной: что бы ни случилось, я смогу с этим справиться.

– Молодец! Поверь, очень важно знать, чего ты хочешь. Иначе, как можно этого достигнуть? Если ты заходишь в ресторан и не знаешь, чего ты хочешь, думаешь, ты поешь? Ты ничего не получишь, верно? И так во всем. Главное – помнить: все, что ты переживаешь благодаря своей дочери, помогает тебе довести до конца собственные процессы. Она в твоей жизни не затем, чтобы тебя мучить…

…Поэтому советую тебе рассказать Сандре о случае с твоей подругой Николь, что ты пережила в 15 лет, а главное, каково тебе было, когда мать контролировала тебя и когда тебя обвинили в дурном влиянии на подругу. Расскажи ей, в чем ты обвиняла всех людей, вовлеченных в эту историю. Было бы хорошо подготовиться к этому разговору заранее и для начала все записать на бумаге…

…Объясни ей, что этим случаем объясняется то, как ты себя с ней ведешь и как тебе сложно принять ее выбор одежды. Затем спроси, испытывает ли она те же эмоции, что и ты, такие же страхи, обвиняет ли она тебя в том же, что и ты ее. Не забывай, мы переживаем одно и то же из поколения в поколение. Жизненные ситуации повторяются у людей одного пола. Например, если ты обвиняла в чем-то своего отца, какой-то другой мужчина обвинит в том же тебя. В данном случае твоя мать боялась, что ты забеременеешь, как твоя подруга Николь, которую она обвиняла в распутном поведении. Ты обвиняла маму в несправедливости, в том, что она тебе не доверяет, не понимает тебя, а главное – не слушает. Вот почему из-за своей дочери ты переживаешь такой же опыт, какой из-за тебя пережила твоя мать. Будет интересно узнать, когда Сандра обвиняла тебя в том же самом.

– А если она не захочет об этом говорить?

– Для начала скажи, что хочешь рассказать ей историю, которая произошла с тобой в молодости. Уверяю тебя, если во время вашей беседы ей не покажется, что ты ее обвиняешь, то она с удовольствием выслушает тебя. Как только она почувствует нападки, тут же прекратит разговор. Цель такой беседы именно проверить, что ты принимаешь, а что нет. После того как ты поделишься с ней тем, в чем ты обвиняла свою мать, станет проще увидеть, когда твоя дочь судит тебя и обвиняет в тех же вещах. Если ты признаешься, что обвиняла свою мать, она это почувствует и ей будет проще рассказать тебе о своих переживаниях по отношению к тебе. Не надо задаваться целью заставить Сандру одеваться по-другому. Только она сама может решить измениться. Это ее жизнь и последствия, с которыми ей разбираться.

– Кстати, о последствиях. Предположим, она не захочет меняться и забеременеет: тогда с последствиями придется разбираться нам с Марио, не так ли? Этого я больше всего и боюсь!

– Когда ты ей расскажешь, о чем мы сегодня говорили, было бы неплохо сказать ей, что тебе бы хотелось, чтоб она вела себя менее провокационно, так как это поможет тебе справиться с твоими страхами, но не ей разбираться с последствиями твоих страхов. Если она решит одеваться по-другому, то лишь по своей собственной воле – для того, чтобы сделать тебе приятное. Спроси ее, что она стала бы делать с последствиями, если бы вдруг забеременела, как ты этого боишься, – и не обязательно вследствие изнасилования. Сядьте спокойно и перечислите все возможные последствия; запишите их и подумайте, как вы можете справиться с каждым из них, особенно с самыми трудными.

– А Марио нужно участвовать в этом разговоре?

Не успела я рот открыть, как он восклицает:

– Вот уж нет! Даже думать не буду в это вмешиваться. Ты прекрасно знаешь, ей будет неловко говорить о таких вещах в моем присутствии. Это женские дела, ты так не думаешь? – прибавляет он, глядя на меня.

– Это действительно женские дела, но, если бы ты узнал, что твоя дочь беременна, это стало бы и твоим делом тоже. Я уверена, тебе не было бы все равно. Тем не менее я согласна, чтобы ты не принимал участия в разговоре Анны с Сандрой. Твой страх, что твоей дочери будет неловко, показывает, что тебе самому будет неловко говорить с ней о таких вещах, а это может ее задеть…

…Зато как ты смотришь на то, чтоб поучаствовать в составлении списка последствий? Как мужу и отцу, тебе наверняка придут в голову свежие мысли. Предлагаю тебе обдумать это, и если ты захочешь поговорить с дочерью с глазу на глаз после того, как увидишь, как все пройдет с Анной, ничто не сможет тебе помешать. Это чудесная возможность поделиться с Сандрой твоими страхами о ней и о том, как ты переживешь ее возможную беременность.

Относительно твоего страха, что ее изнасилуют, а ты выйдешь из себя, предлагаю тебе подумать до нашей следующей встречи и попытаться отыскать, откуда у тебя этот страх…

…В следующий раз мы с вами увидимся через две недели, так что у тебя, Анна, будет время побеседовать с твоей дочерью. Я вижу по глазам – ты сомневаешься, как все пройдет, однако ты знаешь лучше меня – если не приступить к делу, ничто и не изменится. Ты готова разобраться с этой ситуацией?

У нее в глазах стоят слезы, она смотрит на Марио, берет его за руку для поддержки и кивает головой в знак того, что сделает это.

– А ты, Марио? Ты говорил, у тебя какие-то проблемы с сыном. Хочешь сейчас об этом поговорить?

– Да. Спасибо, Лиз. Эти трудности с Дэвидом не дают мне спать. Ума не приложу, отчего это меня так задевает. Проблема в том, что я оплатил ему образование бухгалтера. Для этого мне пришлось от многого отказаться. Когда он закончил учиться, то сразу же нашел работу в большой компании, чему я был очень рад. Мой отец никогда не оплачивал мне высшее образование, поэтому я пообещал себе, что мой сын станет более образованным, чем я. Вот почему я так радовался: я достиг своей цели, мне казалось, что я выполнил свой долг отца, теперь Дэвид стал взрослым, у него стабильная и высокооплачиваемая профессия, жизнь станет легче и приятней…

…Никто не знает, что готовит нам будущее, правда? Через год после этого он решил, что эта профессия ему не нравится, и бросил работу, даже не зная, чем займется дальше. Его сыну едва исполнился годик, так что его жене пришлось снова пойти работать. А мне он даже не сказал о своем решении. Я обо всем узнал от одного из его коллег, когда позвонил в офис, чтобы поговорить с Дэвидом. Можешь себе представить, каково мне было, когда незнакомый человек сообщил, что мой сын уже два месяца как не работает там? Я не мог поверить своим ушам и даже настаивал, чтобы тот парень еще раз перепроверил. Я подумал, наверное, это новичок, который не всех знает в компании. И тогда он ответил мне сухо: «Мсье, перепроверять нет надобности. Я отлично знаю Дэвида, и можете мне поверить, он сам подал в отставку. Ему здесь было все хуже и хуже. Просто эта отрасль ему не подходит»…

…Два дня я был совершенно ошеломлен. Наконец я позвонил сыну и спросил, правда ли это. Он ответил утвердительно и добавил, что не осмеливался сказать мне об этом, так как боялся причинить мне боль. «Не понимаю, как ты раньше не замечал, что бухгалтерия тебе не нравится, пока учился? Ты хоть понимаешь, сколько времени ты потратил, чтобы стать бухгалтером, и сколько мне пришлось за тебя заплатить?» – спросил я его в ярости. Хорошо, что он был далеко, иначе не знаю, что бы я с ним сделал. Он уверял, что ему очень жаль, но работать бухгалтером в компании, целыми днями не вылезая из цифр, вовсе не то же самое, что ходить в университет. Видя мое состояние, он не захотел углубляться в детали, попросил меня успокоиться и пообещал приехать через два дня, чтобы обо всем поговорить…

…Я выслушал его историю и почувствовал, насколько эта ситуация расстраивает и его самого. Все это произошло четыре года назад. И знаешь, Лиз, чем он теперь занимается? Он официант в ресторане! Говорит, он счастлив, ему нравится шеф и коллеги и он хорошо зарабатывает. Он сказал мне: «Папа, почему ты не можешь смириться с тем, что в настоящий момент я хочу заниматься именно этим? Я работаю в четверг, пятницу и субботу и зарабатываю достаточно, чтобы мы хорошо жили. Это достаточно дорогой ресторан, поэтому мне дают хорошие чаевые. Эта работа позволяет мне проводить много времени с Николя, так я и на няне экономлю. К тому же Мишель согласна с моим выбором. Почему ты не можешь быть счастлив, если, уверяю тебя, я счастлив?»

…Я знаю, что он прав. Если он счастлив, то должен быть счастлив и я, но у меня не получается. Когда кто-то меня спрашивает, чем занимается мой сын, я даже не могу признаться, что он официант. Я отвечаю, что он бухгалтер, и меняю тему. Зачем он выбрал такую работу? Мне кажется, любой идиот ее может делать. Как он опустился! Если совсем честно, мне за него стыдно…

…Мы видимся все реже, ведь каждый раз я не могу удержаться от того, чтоб не спросить его, придумал ли он, чем хочет заниматься в будущем. Когда я видел его в последний раз, две недели назад, он сказал: «Хватит, папа: чем больше ты мне об этом твердишь, тем меньше мне хочется менять работу. Когда ты уже оставишь меня в покое? Ты же занимаешься, чем хочешь, и я тебя не трогаю. Если ты еще раз заговоришь об этом, клянусь, мы больше не увидимся. Ты говоришь мне это в последний раз, договорились? Если когда-нибудь я решу делать карьеру в другой области, я сам тебе об этом сообщу. Давай уясним это раз и навсегда». Как же мне принять его решение? Я уже столько раз повторял себе, что нужно забыть об этом, но ничего не выходит.

– То есть ты говоришь, тебе пришлось многим пожертвовать, чтобы оплатить учебу твоего сына, а он выбрал другую профессию. Похоже, тебя беспокоит несколько моментов: то, что ты заплатил большие деньги впустую; что твой сын не профессионал, как ты всегда мечтал; что он выбрал, как тебе кажется, позорную и примитивную работу; и он принял это решение, прекрасно зная, что оно тебе не понравится. Из всего перечисленного что тревожит тебя больше всего?

– Меня тревожит все.

– Если оценить величину проблемы по шкале от одного до десяти, какая была бы для тебя самой большой? Называй любую цифру, которая тебе приходит в голову по мере того, как я буду снова называть тебе все, что тебя тревожит.

– Извини, что так долго думаю – просто я никогда не задавался такими вопросами. Наверное, больше всего меня беспокоит его непрофессионализм и то, что он делает работу, не требующую образования.

– Как ты себя чувствуешь с этой проблемой?

– Мне кажется, я не удался как отец. Наверняка я сделал что-то не так, раз у него так мало амбиций. Хотя я постоянно ему говорил, как важно для мужчины получить образование и сделать в будущем блестящую карьеру.

– Я задам тебе тот же вопрос, что и Анне. Теперь, когда мы знаем, какова истинная проблема в этой ситуации, чего ты хочешь для себя?

– Я отвечу, как Анна. Я хочу хорошо себя чувствовать, даже если мой сын останется официантом до конца своих дней, хочу не стыдиться его. А еще хочу узнать, почему мне так сложно принять эту ситуацию. С чего мне начать?

– Ты знаешь, что я часто работаю с травмами души, правда?

– Да, да, Анна много мне рассказывала об этом после того, как была на твоих семинарах. После своего первого визита к тебе, четыре недели назад, она перечитала книгу о травмах, чтобы освежить в памяти эти понятия. После второй встречи я тоже решил прочесть ее. Признаюсь, мне придется еще раз ее перечитать, потому что мне кажется, я вижу в себе [3]3
  Лиз Бурбо. Пять травм. М.: «София», 2012.


[Закрыть]все травмы. Это нормально? – спрашивает он, смеясь.

– Да. Я часто это слышу. Знаешь, для эго очень сложно уловить разницу между травмами. Любое познание себя очень тревожит эго. Путаться вначале – совершенно нормально. Тогда скажи мне, ситуация с твоим сыном пробуждает в тебе травму отвергнутого или несправедливости?

– Мне казалось, что унижения, ведь я стыжусь его.

– Твое тело не говорит мне, что ты страдаешь травмой униженного. Кстати, когда ты перечитаешь книгу, ты увидишь, эта травма больше ассоциируется со всем, что связано с пятью органами чувств. Кроме того, в книге ясно сказано, что травмы отвергнутого и несправедливости вызваны родителем того же пола, что и ребенок. Вот почему я упомянула эти две травмы. Как ты считаешь, какая травма подходит тебе больше всего?

– Я чувствую себя отвергнутым своим сыном, когда он не желает слушать мои советы и когда я чувствую, что он не хочет быть таким, как я. Он не раз это повторял. Я думаю, несправедливо так поздно осознать, что профессия бухгалтера тебе не нравится. Он мог бы предложить мне частично компенсировать деньги, которые я потратил на его учебу – по-видимому, зря. Недавно он купил себе отличную машину, то есть с деньгами у него все в порядке. Кстати, мне кажется, они с женой живут не по средствам. Надеюсь, он хоть в долги не влез и мне не придется вытаскивать его из них. Об этом я уже молчу – хватит с меня его работы, которая меня не устраивает!

– Получается, Марио, настоящая проблема, над которой тебе нужно работать, не в том, что твой сын работает официантом, а не бухгалтером, а отверженность и несправедливость, которые ты ощущаешь. Помнишь, мы говорили, что, когда обвиняем кого-то в чем-то, этот человек нас обвиняет в том же самом? Значит, твой сын считает, что ты его отвергаешь и несправедлив к нему. Мало того, ты тоже обвинял своего отца в том, что тот отверг тебя и был к тебе несправедлив. Ты готов углубиться в эту тему?

– Я бы никогда не осмелился так разговаривать со своим отцом, как мой сын. К тому же, если бы я поступил с отцом, как поступил со мной Дэвид, я бы предложил вернуть ему хотя бы половину того, что он потратил на меня. Это было бы справедливо!

– Ты уверен, что никогда не считал своего отца несправедливым к тебе и никогда не чувствовал себя отвергнутым? Расскажи мне о своем отце. В анкете ты упоминаешь, что он умер, когда тебе было 14. Как он себя вел с тобой, особенно когда ты был подростком?

Марио колеблется. Видно, что он очень взволнован. Похоже, ему очень трудно говорить на эту тему. Около минуты он молчит, а затем садится на край стула, наклоняется вперед, упирается локтями в колени и начинает говорить, глядя в пол:

– Я никогда не любил об этом говорить. Для меня и для всей моей семьи это было сложное время. Вот это настоящая несправедливость! Мне казалось очень несправедливым, что он оставил мою мать одну с четырьмя детьми. Я был старший; когда он умер, мне было четырнадцать, а моей самой младшей сестре – шесть. Жизнь отца была застрахована, но матери все равно пришлось считать каждый грош, чтоб сводить концы с концами. В 17 лет мне пришлось прекратить учебу, чтобы помогать матери, и пойти на первую попавшуюся работу, лишь бы она приносила в дом деньги…

…Знаешь, кем я мечтал стать? Адвокатом! За год до смерти моего отца я поделился с ним этой мечтой, и он надо мной посмеялся: он буквально расхохотался. Это было так обидно, что я был готов накинуться на него.

– В этот момент ты чувствовал, что тебя отвергли?

– Ну конечно, я чувствовал себя отвергнутым! Он так прямо и сказал, мол, я вообразил из себя бог весть что, он считает меня зазнайкой, но я все равно не смогу учиться в школе так хорошо, чтобы метить так высоко. Потом он дал мне понять, что не потратит на это ни гроша, поскольку считает всех адвокатов жуликами. Больше я с ним никогда не говорил о своей мечте, но пообещал себе, что достигну этого несмотря ни на что…

…Почему он должен был умереть таким молодым? Ему было пятьдесят, он водил грузовик. Однажды зимой из-за метели он ехал восемнадцать часов подряд. Потом он отогнал свой грузовик в компанию и в четыре утра приехал домой. Двор перед домом был завален снегом, и он не мог поставить свою машину. В этот день нельзя было оставлять машины на улице, потому что в восемь должны были чистить снег. Отец хотел отоспаться и не просыпаться, чтоб переставлять машину. Он зашел в дом, съел бутерброд, затем сказал матери, что идет чистить снег перед входом. Мама снова заснула, а когда проснулась, отца еще не было, поэтому она вышла во двор. Там она и нашла его мертвым, распростертым на земле у своей машины. Он лишь успел расчистить двор от снега, поставить куда нужно машину и закрыть ее. Потом он упал.

Марио выпрямляется и смотрит на нас глазами, полными слез. Я предлагаю ему платок и стакан воды. Он берет себя в руки и продолжает:

– Ты спрашивала, были ли ко мне несправедливы. Этого достаточно? В моей жизни не было более сложного периода, чем этот. Все мои мечты рушились на глазах. Почему я оказался старшим из детей? Именно тогда я решил больше не ходить в церковь. Я больше не желал ничего знать о Боге, который развлекается тем, что так наказывает людей. Я стал примиряться с Господом только после того, как прошел курс «Слушай свое тело». Когда я узнал, что не существует карающего Бога, это меня очень утешило. Это помогло мне смирить злость, которую я испытывал с тех пор.

– Значит, Марио, ты согласен, что тоже обвинял отца в несправедливости и был отвержен? Жаль, что он умер, иначе ты бы узнал много интересного о его собственных переживаниях с отцом.

– Он никогда много не говорил о своем отце. Я только помню, что папа тоже был молод, когда его отец умер от перитонита. Он также часто упоминал, что его отец очень любил читать, не очень-то помогал по дому и его матери приходилось все делать самой, ухаживать за детьми. Он говорил, что никогда не будет таким, как его отец. Черт подери! Я нашел связь. По этой причине мой отец не хотел, чтобы я учился в университете? Поэтому он выбрал работу водителя грузовика?..

…Я ему никогда этого не говорил, но на самом деле тоже часто думал, что не стану таким, как он. Он мне казался таким грубым, даже вульгарным. Он встречался со своими дружками-дальнобойщиками, они часто перекидывались пошлыми шутками, обжирались как свиньи и напивались пивом. У одного моего друга отец был врачом. Когда я приходил к нему, я видел, какой у его родителей хороший вкус, и мне это нравилось. Я говорил себе, что когда-нибудь займусь благородной и уважаемой работой, у меня тоже будет хороший вкус, а дети будут мною гордиться.

Марио замирает. Его душат слезы. Он больше не может сдерживаться и начинает рыдать. Анна встает, подходит к нему сзади и гладит его по шее. Она тоже плачет.

– Родной мой, я так рада, что ты можешь поговорить о своем отце. Я знаю, как это непросто, ведь, когда я тебя об этом спрашивала, ты всегда отмалчивался. Хочешь, я выйду и ты побудешь с Лиз наедине? Тебе так будет легче?

Марио продолжает плакать, но постепенно успокаивается. Он качает головой и крепко сжимает руку Анны. Я выхожу из кабинета, чтобы на пару минут оставить их одних. Когда я возвращаюсь, Марио продолжает рассказывать:

– Когда я начал говорить, я понял, насколько мне не хотелось быть таким, как мой отец. Ты права, Лиз. История повторяется через поколение. Теперь я лучше понимаю, почему мой сын не хочет быть похожим на меня. Надо же! Почему родителям и детям так сложно жить мирно? Сколько нужно поколений, чтобы все утихомирилось?

– Ты же знаешь ответ, правда?

– Хочешь сказать, с приятием все образуется? Кто должен принять? Мой сын или я? Что же до моего отца, то он уже умер, а значит, ничего принять не сможет. Как поступают в таком случае?

– Вовсе не обязательно, чтобы все, вовлеченные в ситуацию, одновременно прошли процесс приятия. В приятии и безусловной любви самое прекрасное то, что, как только человек полностью примет ситуацию, все, кого она касается, получат энергию на то, чтобы сделать то же самое. От человека, который принял себя, исходит такой свет, такой луч любви, что он достигает и других. Это процесс практически невидимый, но очень мощный…

…В твоем случае – не нужно волноваться за твоего сына, или отца, или даже за дедушку. Нужно лишь все сделать за себя, и ты увидишь, что произойдет. Даже если твоих предков больше нет в живых, информация достигнет их душ – в мире душ или в новом воплощении. Более того, такое примирение отразится на будущих поколениях. Примирение с твоим сыном непосредственно повлияет и на его отношения с сыном…

…Но как я сказала, для начала самое важное – сделать свою часть. То есть прежде всего тебе нужно дать себе право на отвержение отца и сына и право быть с ними тоже несправедливым. Повторю еще раз: другие обвиняют нас в том же, в чем и мы их. Но сложней всего принять то, в чем мы обвиняем сами себя. Наше эго не дает нам увидеть, что мы бы могли поступить так же, как и те, кого обвиняем. Именно поэтому мы не замечаем, что постоянно обвиняем самих себя…

– То, что ты говоришь, Лиз, очень интересно. Но как этого достичь? Я всегда знал, что было бы лучше не переживать за выбор моего сына, и я не раз пробовал вспомнить метод прощения, которому учили на твоем курсе. Но каждый раз, когда я хочу приступить к действию, во мне просыпается черт, который не дает это сделать. Он убеждает меня, что виноват мой сын и меняться нужно не мне. Я не говорю, что твой метод не работает. Я испытал его на своем соседе, и он сработал. А с моим сыном все иначе.

– Так и есть – с некоторыми людьми, особенно с близкими, примириться сложней. Но знаешь, труднее всего принять самого себя. Когда нам сложно примириться с другим – это лишь потому, что этот человек напоминает нам какую-то нежелательную черту, которую мы не можем принять в себе самом. Вот почему рекомендуется сначала принять других – это помогает проделать то же самое с самим собой. Советую тебе примириться с твоим сыном – поэтапно, как я уже рассказывала Анне. В помощь вам обоим даю этот документ, в котором перечислены все семь этапов прощения и приятия. Это поможет вам лучше подготовиться. Ты увидишь, Анна, что последний этап – это найти связь с твоим отцом. И тогда все уладится одновременно. [4]4
  Вы найдете этот документ в конце книги.


[Закрыть]