Текст книги "Ариссьель. Жизнь после смерти"

Лиз Бурбо
Ариссьель. Жизнь после смерти

ARISSIEL La vie après la mort

Copyright © 2005 Lise Bourbeau

© ООО Книжное издательство «София», 2023

* * *

Слова благодарности

Я благодарю всех, кто поощрял и вдохновлял меня написать эту историю-инициацию, а именно: мою семью, друзей и многочисленных участников тренингов «Слушай свое тело». Написание этого романа – приятный для меня вызов, пробудивший во мне желание продолжать дальше.

Благодарю от всего сердца всех, кто согласился прочитать первые несколько глав книги, за проявленный интерес и участие. Мне это очень помогло и направило меня к новому жанру литературы.

Благодарю моего партнера по жизни, Жака Шеванеля, за то, что с энтузиазмом принял идею написания этой книги и безоговорочно поддержал мой рабочий график.

Благодарю Жан-Пьера Ганьона, директора издательского дома ÉDITIONS ETC. INC, за его профессионализм, ободряющие слова, советы, а также за все те исследования, которые он для меня провел.

Благодарю мою дочь, Монику Шилдс, директора школы ÉCOUTE TON CORPS, за уникальную способность облегчать мне жизнь, что дает возможность использовать освободившееся время для написания книг. Спасибо ей за современные обложки и оформление всех моих книг.

Благодарю за преданность, сотрудничество, а также прекрасные советы троих корректоров этой книги: Мишлин Сен-Жак, Эдит Поль и Мариз Пеллетье.

Благодарю Изабель Мори из компании Export’Up за предоставленную информацию о торговых импортно-экспортных операциях со странами Востока.

Благодарю многочисленных авторов романов, которые вызывали мое восхищение. Благодаря им я осознала, что одна моя часть хочет и может проявляться как автор романов.

К читателю

Эта история-инициация была написана с целью помочь читателю осознать последствия всех решений, которые он принимает в своей жизни. Сама история, а также все персонажи этой книги – вымышленные. Любое сходство с любым живым или жившим прежде человеком – не более чем чистое совпадение.

Автор учения проводника МИШАЭЛЯ – я, автор этой книги, и я советую вам, читатель, верить написанному и следовать учению только в том случае, если это помогает улучшить качество вашей жизни. Подходит вам это учение или нет – решать только вам.

Курсивом выделены мысли и ощущения главного героя, Ариссьеля, когда он наблюдает за ситуацией или за человеком. Цель этого – отделить размышления и чувства героя от ситуаций, которые он проживает и за которыми наблюдает.

– 1 —
Неожиданность
(15 марта 1986 года)

Какое счастье! У меня наконец появился автомобиль, о котором я так давно мечтал: большой «Мерседес-560SL». «И почему я так долго ждал? Что мне стоило подарить его себе раньше?» – думал я, выходя из автосалона. Когда я был моложе, мне казалось, что только очень зажиточные люди могут позволить себе такую роскошь. И вот я вдруг понял, что и сам уже достаточно богат, чтобы сделать такую ценную покупку. И это еще не все, что меня радовало: именно сегодня, когда я стал счастливым автовладельцем, внезапно были отменены три встречи с клиентами. Какое счастливое совпадение! Теперь я смогу воспользоваться освободившимся временем, чтобы погонять на новенькой машине, наслаждаясь долгожданным приобретением!

И вот я уже на автостраде, еду куда-то без определенной цели. Прав был продавец, расхваливая эту модель! Она оказалась даже лучше, чем я думал. Я по очереди жму на все кнопки и рычажки приборной доски – надо же как следует разобраться, как здесь все устроено. Это оказалось почти настолько же забавным для меня, как и компьютерные игры. Я никогда не жалел денег на технологические новинки.

Для многих моих знакомых новейшие технологии – всего лишь игрушки для богатых. Да они просто завидуют, я уверен. Как бы мне хотелось, чтобы моя семья и друзья видели меня сейчас с моей новой игрушкой!

Час спустя я возвращаюсь в город и сразу же попадаю в пробку на улице Сен-Дени. Для начала марта прекрасная погода! Почему бы не припарковаться и не прогуляться пешком, глазея на выставленные в витринах товары? «Послушай, старик, когда в последний раз ты вот так бесцельно бродил по улицам, заглядывая в витрины?» – вдруг подумал я, останавливаясь перед очередным магазинчиком. Какой дизайн, какая оригинальность в оформлении каждой витрины! Сколько творческой мысли! Ах, как же прекрасна неспешность и безмятежность! Вот ведь действительно, полноту счастья может вкусить только свободный человек!

Я вдыхаю смешанный аромат земли и талого снега: именно это и есть для меня характерный запах весны. Весна бодрит меня, ведь зимы у нас, в Квебеке, такие долгие! Обещал я себе выбраться в январе куда-нибудь поближе к солнцу, но получилось как всегда. Меня снова не отпустили срочные дела на работе, и я остался мерзнуть здесь. Ну уж в следующем году я непременно куда-то вырвусь, даю слово!

Вдалеке я замечаю вывеску… Что-то она мне напоминает… Ах, да! Это же ресторан, куда мы с моей бывшей женой Моной приходили летом 1978 года отпраздновать ее день рождения. Прошло почти восемь лет, но я до сих пор помню, как она призналась мне, что очень хочет поужинать со мной наедине вон на той милой террасе наверху, на третьем этаже, которая нам обоим очень понравилась.

Уже час дня… Почему бы не присесть где-то? Вкусный обед станет отличным продолжением сегодняшнего дня, который так замечательно начался!

К тому же этот ресторан так и манит к себе. Странно почему? Ведь воспоминания о нашем с Моной последнем вечере были не из приятных. С самого начала ужина ей, несмотря на все старания, так и не удалось скрыть свою нервозность. Затем она начала разговор о том, что больше всего ее волновало, о детях, нарушив свое же решение не говорить о них. Не переводя дыхания, она призналась мне, что чувствовала себя очень несчастной, видя, как отношения между мной и ими с каждым годом все ухудшаются, если и вовсе не разрушаются. Поскольку у меня не было ни малейшего желания оправдываться или слушать нотации, я просто-напросто слушал ее, давая выговориться. Не выдержав моего молчания, вскоре Мона совсем растерялась, тоже замолчала и сбежала в туалет. Вернувшись, она выглядела огорченной и заплаканной.

Тогда я попытался отвлечь ее, сменив тему разговора. Я сообщил ей, что как раз провернул удачную сделку, и предложил купить себе что-то приятное, как только мы поужинаем, на что она печально и разочарованно ответила, что я готов на все, лишь бы только избежать действительно важного и серьезного разговора. Она добавила, что у нее совершенно пропало настроение праздновать, а еще меньше ей хочется ходить по магазинам. Стоит ли говорить, что тут-то наш ужин и закончился?

Помню, как я тогда размышлял о том, насколько мужчинам сложно быть на одной волне с женщинами, особенно если дамы не озадачиваются тем, чтобы понять тебя и пойти навстречу, а только постоянно усложняют себе жизнь. Я и теперь продолжаю думать, что женщины – сложные создания, хотя, признаюсь, сегодня было бы неплохо оказаться в приятной женской компании. Очень жаль… Закажу-ка я бокал шампанского и воспользуюсь этой возможностью расслабиться, отпраздную свою свободу!

Странно, но после первого глотка меня охватывает печаль.

Любопытно, ведь пару мгновений назад я купался в счастье… И для счастья у меня есть всё: здоровье, средства и даже машина моей мечты! Ну да, я одинок, и что же? Я могу соблазнить любую женщину, стоит только захотеть! Так, делаю над собой усилие и беру себя в руки.

Романтическая обстановка, особый запах и сама атмосфера на этой террасе… Нет, я не могу перестать думать о Моне. Как она? Как чувствует себя? Вот уже пять лет я ничего о ней не слышал. Когда-то наш сын Бен говорил, что она хотела переехать в Британскую Колумбию, в Ванкувер. Я был так занят своими делами, что даже не позвонил ей. И почему я тогда не спросил у нее, от кого она собирается так далеко сбежать?

Постепенно я переключаюсь в мыслях на своих детей. У меня их двое: Бену (на самом деле его зовут Бенани, но Бен мне нравится больше) только что исполнилось тридцать лет, а Карине – двадцать восемь. Как мне вот так сходу удалось вспомнить их возраст? Мне их обоих не хватает. Странно. Неужели я становлюсь сентиментальным? Как они там, как поживают? С ними я тоже не виделся вот уже пять лет. Помню, как сразу после отъезда их матери я подумал, что нам пора бы повидаться. Тогда я позвонил дочери, но не успел даже предложить ей встретиться, как она молниеносно и недвусмысленно отрезала:

– Папа, мы с Беном больше не хотим тебя видеть. Ты звонишь нам, только когда вспоминаешь, что обязан исполнять роль отца. Но на самом деле ты НИКОГДА не был для нас настоящим отцом. Не нужно и сейчас насиловать себя. У нас своя жизнь, у тебя своя, поэтому оставь нас в покое. Я сейчас говорю и за Бена, потому что сам он не может тебе противостоять.

Я что-то пробормотал в ответ, сраженный наповал ее ответом, не оставлявшим мне ни малейшей надежды.

– Я решила сказать тебе правду раз и навсегда. Ни у Бена, ни у меня – у нас с тобой нет ничего общего. Разве ты никогда не замечал, что все наши встречи заканчиваются ссорой? И каждый раз мы с Беном все больше и больше расстраиваемся. Ну да, ты же один всегда прав! А в те редкие случаи, когда ты решаешь просто выслушать нас, ты делаешь это, лишь чтобы заставить нас передумать. Как минимум, теперь у нас не будет повода для скандалов. Да, я злюсь на тебя, ведь ты бросил нас, но до сих пор настолько люблю тебя, чтобы пожелать тебе в будущем быть счастливым, а главное – более человечным!

И бросила трубку. Все было понятно.

Признаю, что их отношение ко мне вызывало у меня сильные эмоции и я не мог сдержаться, чтобы помимо своей воли не упрекнуть их, особенно когда мы встречались у Моны сразу после нашего развода. Это было сильнее меня. Но они ведь явно заслуживали моих упреков! Меня все в них бесило, даже то, как они по-дурацки одевались. Мне очень не нравилось, что они говорят с Моной как с подружкой, а та, дурочка, им это позволяет! Они всем видом показывали, что не уважают меня. Кто-то же должен был указать на это? Родители имеют право подсказывать детям, когда те ступают на ложный путь!

Мог ли я, как отец, поступать иначе? Я сделал все, что было в моих силах. Они упрекали меня, что я много работаю, но ведь они любили мои денежки? Я оплачивал все их капризы! Видимо, я сам их слишком избаловал. Неблагодарность – вот чем страдают современные дети. Они даже не подозревают, как сложно сегодня быть родителем. Они поймут это, разве что когда наступит их черед.

И вдруг я подумал: а может, у Карины и Бена уже тоже появились свои дети? Ведь прошло пять лет… Ну нет, я уверен, что это невозможно. Не может быть, чтобы они были настолько бесчувственными: если бы они завели семьи и у них родились бы дети, они бы обязательно мне об этом сообщили!

Хотя… Не уверен. Как же мне избавиться от этих сомнений? Гоню от себя неприятные мысли. Завтра я обязательно найду телефонные номера и позвоню им. Нужно забыть об обидах и снова начать общаться. Нужно чаще видеться. В конце концов, они же взрослые люди! Наверняка со взрослыми людьми мне будет легче иметь дело.

И почему мне так сложно общаться со своими собственными детьми?

Они правы, я не очень-то к ним прислушивался, и так было всегда, с самого их детства. Я совершенно не понимаю это новое поколение. Всю жизнь надеялся, что наше общение с ними может возобновиться, но они упорно не хотели принимать мою точку зрения. Зрелости – вот чего им все время не хватало. Ладно, это мелочи. Теперь все будет иначе. Если у меня получится дозвониться, предложу им встретиться. Клянусь, на этот раз уж я их выслушаю. Я буду слушать их по-настоящему, без малейшей критики. И вот что я сделаю: подготовлю вопросы. Если я буду проявлять интерес к ним, задавать вопросы и внимательно слушать, что они будут мне говорить, все пройдет как нельзя лучше. Вне всякого сомнения!

Приняв такое решение, я с облегчением позволяю себе насладиться кусочком нежнейшего горячего орехового торта с шариком сливочного мороженого, пригубливая ароматный капучино. А чтобы красиво закончить свой обед, заказываю рюмку коньяку. Неспешно раскрывая для себя его букет, листаю принесенную официантом газету. Нет, что-то мешает мне сосредоточиться на чтении, и я просто рассеянно пробегаю рубрику «Мероприятия».

Мои мысли не дают мне покоя. Что же мне сказать детям, если я смогу им дозвониться? Как лучше встретиться с ними: сразу с обоими или с каждым по отдельности? Зависит от того, как они на меня отреагируют… Но какой смысл рассуждать об этом, если я даже не знаю, согласятся ли они вообще встретиться со мной?

Из ресторана я выхожу почти в три часа. У меня нет ни малейшего желания возвращаться домой в одиночестве, и я направляюсь в сторону кинотеатра. В газете, которую я пролистывал в ресторане, сообщали, что в Монреале начался прокат нового фильма с Эдди Мерфи, моим любимым комическим актером. Почему бы не сходить? После кино мне станет легче, я смогу расслабиться. Состояние грусти, которое нахлынуло на меня в ресторане, совершенно мне не нравилось. Особенно печальны были мысли о детях. Как же редко я нахожу время для просмотра фильмов, особенно комедий… Но сегодня день принятия решений – да что же такое происходит? – и я принимаю еще одно: ходить в кино не реже раза в неделю, независимо от того, захочет ли кто-то составить мне компанию.

Наличных при себе почти не осталось, и я решаю заглянуть в банк. Тут неподалеку, на улице Рашель, есть отделение моего банка. Легким шагом и со спокойным сердцем я направляюсь туда. Я просто счастлив: редкий случай, когда не нужно никуда торопиться, боясь пропустить следующую деловую встречу.

Сквозь глубокие размышления я замечаю, как одна… две… три полицейские машины проносятся мимо меня с оглушительно ревущими сиренами. Они останавливаются перед банком. Да там что-то происходит! Прямо как в кинобоевике! Трое парней быстро выбегают из дверей как раз в тот момент, когда полицейские были уже готовы войти. У каждого из них в руках по чемоданчику. Один, который показался мне главным, выхватывает пистолет и начинает стрелять во все стороны, чтобы напугать полицейских. Я замираю на месте, стараясь ничего не упустить.

И вдруг мир переворачивается. Я чувствую, как в моей груди что-то взорвалось. Что это? Мне страшно. Я ничего не понимаю. Я больше ничего не ощущаю. Мои ноги подкашиваются, а голова тяжело ударяется обо что-то очень твердое. Мое тело падает на холодную поверхность, а вдалеке слышны голоса. Кто-то в панике кричит:

– Скорее, на помощь! Здесь раненый! Сюда!

Что происходит? Я в удивлении обнаруживаю, что это лежащее на тротуаре тело – мое. А почему я его вижу со стороны? Это точно я? Мне кажется, я выгляжу не настолько старым. А где я нахожусь, откуда мне все это так хорошо видно?

Двое полицейских едва справляются с толпой любопытных. Боже, сколько крови… Эта кровь льется на тротуар из моей груди, это лужа моей крови… А почему я ничего не чувствую? Странно наблюдать за всем этим зрелищем со стороны и вместе с тем все видеть и все слышать. Я слышу, как полицейский говорит своему коллеге:

– Пульса нет. Господи, мне кажется, он умирает!

– Скорая будет с минуты на минуту, – реагирует второй полицейский. – Наконец-то! Бедняга, вот уж неудача: оказаться в неправильном месте в неподходящее время. Надеюсь, эти парни из скорой помощи смогут что-то сделать для него, спасти…

Один небольшого роста врач уже торопится мне на помощь. Он явно нервничает. Быстрая походка, острый взгляд. Он старается уловить все происходящее. Я бы сказал, что им движет адреналин. И он больше похож не на доктора, а на политика. Но вот он осмотрел меня и вынес собравшимся вокруг полицейским вердикт. Пуля пробила правое легкое, и ему остается лишь констатировать мою смерть.

И тут я как заору во все горло: «Нет! Не может быть, чтобы я был мертв! Черт побери! Вы что, меня не слышите? Я же вас вижу и прекрасно понимаю все, что происходит!» Я пытаюсь трясти одного полицейского, толкнуть другого, но они не реагируют. Я просто прохожу сквозь них. Один из них все же смотрит в мою сторону, словно чувствуя мое присутствие, но потом отворачивается и уходит к своей полицейской машине.

Ну и дела! Не могу в это поверить… Я УМЕР… Я МЕРТВ! Что же теперь со мной будет?

Меня охватывает ужасная тревога и чувство неминуемой опасности. Я был убежден, что после смерти человек уходит в пустоту, небытие и бездну. Ты умираешь, и все кончено… Выходит, я ошибся? И хотя врач скорой помощи и полицейские так уверенно и единогласно признали мою смерть, я все еще чувствую себя таким же живым, как и прежде. Однажды вместе с Моной мы смотрели фильм, в котором человек, погибший в автокатастрофе, парил над своим собственным телом, как прямо сейчас парю я сам. Моя бывшая жена верила, что именно так все и происходит с нами после смерти, я же с нескрываемым удовольствием насмехался над нею. Я утверждал, что так бывает только в кино. А ведь она оказалась права! Видела бы она меня теперь, она бы лопнула от гордости.

Теперь я намного легче, чем был. Я лечу! Как же все это странно! Я могу одновременно наблюдать за своим телом, которое медики готовятся увезти в отделение скорой помощи, и видеть себя здесь, наверху, в своем же теле, которое мне кажется совершенно нормальным. И все же я отличаюсь от того мужчины, лежащего на тротуаре. Удивительно, но мучивший меня артрит больше не причиняет мне боли в руках и коленях. Мне очень нравится, что я теперь не чувствую боли. Я так привык годами жить с болью, что уже не помню, как это – чувствовать себя хорошо.

И что же теперь со мной будет? Ведь именно я всегда высмеивал людей, которые, подобно Моне, говорили, что смерти в привычном ее понимании не существует. Будь я внимательнее, прислушивайся я к ним, сейчас я бы, наверное, лучше понимал, что произошло и что еще меня ждет впереди!

Ненавижу, когда приходится чувствовать себя беспомощным и невежественным. Мне, человеку, умеющему талантливо предупреждать любое мошенничество, теперь кажется, будто кто-то где-то меня бессовестно обманул.

Я с интересом наблюдаю за суетой, происходящей вокруг меня. Полицейские, расставленные по всему периметру банка, допрашивают клиентов и сотрудников, свидетелей происшествия. Типу, который меня застрелил, удалось сбежать. Из всех грабителей оружие было только у него. Он побежал по переулку на бешеной скорости и исчез в толпе. Двоих других грабителей полиции удалось задержать.

Сотрудники скорой помощи еще какое-то время остаются на месте происшествия: они хотят убедиться, что в банке больше никто не пострадал и не нуждается в помощи. Тем временем один из двух занимавшихся мной полицейских находит у меня бумажник с документами, удостоверяющими личность.

– АРИССЬЕЛЬ ЛАБОНТЕ, предприниматель, проживает в Лавале. Указаний, кому звонить при несчастном случае, нет.

– Не удивительно. При жизни никто не думает о таких мелочах, – подхватывает его коллега.

Он достает мобильный телефон и набирает номер, указанный на моей визитной карточке. Никто не отвечает, что и неудивительно. Найдя ключи в одном из моих карманов, его товарищ говорит:

– Глянь-ка, новенький ключ от «Мерседеса»! Думаю, сам автомобиль должен быть где-то рядом. А это, вероятно, ключи от его дома. Нужно будет выяснить, что за «предприятия» у этого бизнесмена… Понимаешь, что я имею в виду? – добавил он с долей сарказма.

– Да, возможно, это не случайность. Что ни говори, но он был на месте преступления. Надо отработать все варианты, проверить каждую мелочь, – соглашается второй.

Что он сказал? Неужели я не ослышался? Они думают, что я мог быть как-то связан с грабителями? Невероятно! Выходит, полицейские дошли до того, что не доверяют вообще никому? Должно быть, они всякое повидали в таком большом городе, как Монреаль. Ну и работенка у них! Никогда не угадаешь, что случится завтра, а еще меньше – с кем придется иметь дело! Должно быть, это непросто, и не только для полицейских. У следователей то же самое, а еще у медиков, которые вынуждены вот так приезжать на место происшествия или несчастного случая, – в общем, у всех, кого вызывают в неотложных ситуациях…

Но с какой стати мне думать о тяготах жизни полицейских? Они всегда присутствовали в моей жизни, однако же такие мысли меня никогда не посещали! Может, это потому, что я умер?

Я УМЕР. Я МЕРТВ! Нет, я не могу поверить в это! Интересно, чем я заслужил у Бога такую трагическую смерть? Вот уж неожиданность так неожиданность! Как ни в чем не бывало прогуливаешься по улице, наслаждаясь свежим весенним ветерком, и вот, мгновение спустя, ты уже труп. Черт побери! Надеюсь, полицейские задержат того сумасшедшего, застрелившего меня, и надолго упрячут его за решетку.

Не успев подумать о своем убийце, я тут же вижу переулок, в котором он скрылся, и квартиру, в которой он прячется. Все это, конечно, очень странно, но я могу наблюдать за всем, что происходит в этой маленькой полуподвальной квартирке старого выцветшего дома с облупившейся голубой краской. Неужели кто-то может жить вот в таких трущобах? Даже не знал, что такое существует в нашем прекрасном Квебеке. Мой убийца о чем-то говорит с другим парнем, который чем-то похож на него. Наверное, это его брат: так же красив, так же отлично сложен, но его лицо кажется мне более грубым. Очень взволнованный и запыхавшийся, грабитель с досадой рассказывает о своем приключении:

– У меня сдали нервы, и я начал стрелять куда попало. На тротуаре было полно народу. Не знаю, может, я и ранил кого. Понимаешь, кто-то нажал на кнопку сигнализации и полиция прибыла на место, как раз когда я выбегал из банка. Парням повезло меньше, а то бы мы все вместе пришли сюда. Слава богу, я не успел им сказать, где меня искать!

– Да заткнись же ты, Гектор, – обрывает его собеседник. – Расскажешь позже. Живей переодевайся, снимай парик и уходим отсюда скорее! Элен не должна видеть тебя здесь. Если она узнает, что я сделал дубликат ключа, что я прихожу сюда, пока она на работе, и сопоставит это с тем, что случилось сегодня, она точно выгонит меня.

– Да ты с ума сошел, Харви, – задыхается Гектор, стаскивая парик и обнажая бритую голову. – Ты действительно хочешь, чтобы мы смотались отсюда прямо сейчас? Полиция наверняка сейчас обыскивает каждую улицу, каждый дом в округе!

– Не волнуйся, братишка, я обо всем позаботился. Ты же всегда хотел быть частью моей банды, так вот, слушай и учись! И ничего, что я всего на два года тебя старше. Это же не значит, что я не могу быть в чем-то опытнее тебя? Я в деле с малых лет, у меня есть опыт, кое-чему я тебя все же могу научить!

Молниеносно он достает из сумки два черных монашеских платья, натягивает на себя одно и делает знак брату надеть другое. Гектор смотрит на себя в зеркало в таком наряде и не может удержаться от смеха:

– Мы теперь похожи на двух прелестных монашек, которые совсем не постятся, да?

Действительно, в этой широкой одежде они кажутся толще, чем на самом деле.

Я смотрю на них, совершенно обалдевший. Этот ненормальный только что ограбил банк и убил меня – и ему смешно? Правда, он еще не знает, что я мертв. Но когда узнает и окажется в тюрьме, ему будет не до смеха.

Размеренным шагом сообщники покидают квартиру; они выходят, опустив головы, стараясь оставаться незаметными. Харви постоянно шепотом просит Гектора не вертеть головой во все стороны и соответствовать образу монахини, которая спокойно идет по своим делам. Стараясь выглядеть как можно естественнее, братья направляются в сторону улицы Дроле. Дважды они встречают полицейских. Опрашивая пешеходов, те лишь бросают взгляд в их сторону, но не останавливают. Так парни доходят до припаркованной неподалеку машины Харви и усаживаются в нее.

– Уф, – вздыхает Гектор, хлопая дверцей. – Кажется, сегодня нам повезло!

– Я же тебе говорил, что все будет хорошо! Доверься мне, у меня есть опыт в таких делах!

Харви заводит мотор и медленно отъезжает, стараясь не привлекать внимания прохожих.

В бешенстве я беспомощно смотрю им вслед! Невероятно! Неужели они вот так безнаказанно уйдут, черт побери? Ведь каждому известно: как только ты немного превысишь скорость, полицейские тут как тут… А когда нужно поймать молодых головорезов и предать правосудию, так их днем с огнем не сыщешь!

В мгновение ока я снова оказываюсь на месте трагедии, как раз в тот момент, когда отъезжает карета скорой помощи. Я ору во всю глотку, чтобы сообщить то, что мне стало известно о моем убийце, но, увы, никто меня не слышит. Как же так? Я кричу что есть мочи! Или мне это только кажется?

Что происходит? Они говорят, что я умер, но я чувствую себя совершенно живым!

Я провожаю взглядом машину скорой помощи, которая направляется в сторону морга. Вскоре меня засовывают в какой-то ящик. Сотрудник, принимающий покойников, списывает мои данные с удостоверения личности и уходит.

Мое тело оказывается в ящике с номером, и теперь я совершенно обезличен. Здесь стерильно и ужасно холодно. И я ощущаю бесконечное одиночество еще сильнее, чем в последние годы жизни. Кроме нескольких коллег по работе, настоящих друзей я так и не приобрел. Ну что ж ты хочешь, при такой работе это нормально. Думаю, любой другой на моем месте переживал бы то же самое. Сложно поддерживать дружеские отношения, когда так много путешествуешь. На семью мне тоже всегда не хватало времени. Ну и что? Я ни о чем не жалею: если бы мне сейчас пришлось все начинать сначала, я бы поступал точно так же. Я молодец! Я достиг успеха, а разве не это самое главное? Разве не этого я хотел всей душой, разве не к этому всегда стремился? Мона меня в этом никогда не поддерживала. Она считала ненормальным, что для меня работа всегда была на первом месте. Она мне постоянно это твердила, весь мозг проела.

Интересно, живя там, в Ванкувере, узнает ли она, что со мной произошло? А дети? Не думаю, что они читают газеты. Но даже если о происшествии напечатают в уголке газетной страницы, поймут ли они, что речь идет именно обо мне? И даже если они узнают о моей смерти, как это изменит их жизнь? В определенном смысле я для них уже давно умер. Бессердечные люди. И это после всего того, что я для них сделал!

– А разве ты сам, Ариссьель, не был бессердечным со своими родителями?

Что? Чей это голос? Откуда он?

Какая разница? Отвечая, я пытаюсь оправдаться: «Не нужно сравнивать! С моими родителями все было по-другому. Они были ужасно старомодными, и я, естественно, уехал, чтобы строить свою жизнь по-своему».

Боже, что происходит? Вдруг передо мной, как в кино, начали мелькать сцены из прошлого… Что это?

Вот мне девятнадцать лет. Я покидаю родительский дом с твердым намерением больше никогда туда не возвращаться. Я больше не желаю встречаться с родителями. Никогда. После свадьбы я иногда нарушал это свое решение, но лишь потому, что на таких встречах настаивала Мона. Она считала, что наши дети должны знать своих бабушек и дедушек и что рвать семейные связи вообще ненормально.

Все повторялось в точности по одному и тому же сценарию несколько раз в год. Это так отчетливо всплыло в памяти, словно я действительно оказался в прошлом.

Когда Мона решает меня в чем-то убедить, она вся напрягается и пристально смотрит на меня своими красивыми карими глазами. Даже будучи уверенным, что мне совершенно не понравится идея, которую она попытается мне навязать, я все равно любуюсь ее красотой. Ее великолепные рыжие кудри роскошно обрамляют лицо и, едва касаясь плеч, разлетаются во все стороны при каждом движении. То, как она поворачивает голову, как она смотрит на меня, значит для меня больше, чем любые слова. На этот раз она сообщает:

– Вот уже несколько месяцев мы не виделись с твоими родителями. Твоя мама снова звонила мне. Она спрашивает, когда мы приедем. Я подумала, что можно было бы съездить в следующие выходные. У тебя как раз не будет командировки…

– О нет, в кои-то веки я планировал хоть раз отдохнуть спокойно дома, с семьей. Триста километров туда да триста обратно… Шестьсот километров за два выходных – это слишком много. Давай съездим позже? Или, например, почему бы им самим к нам не приехать?

– Ариссьель Лабонте, – говорит жена, отчеканивая каждый слог, – ты просто бессердечный тип! Тебе должно быть стыдно. Сколько раз ты уже откладывал эту поездку на потом? Мы с тобой говорили об этом месяц назад, и ты мне ответил точно так же. Неужели ты не понимаешь, что твои родители могут умереть в любой день и у них никого, кроме тебя, нет? Ради всего святого, скажи, что ты за человек? Ты никогда и не подумаешь сделать им приятное. Почему ты так безразличен к их чувствам? Пойми, когда их не станет, ты пожалеешь, но будет слишком поздно.

Я не реагирую, и ее это раздражает еще больше. Она добавляет:

– Тебе дорога к ним кажется слишком длинной? А для них, думаешь, она будет короче? В их возрасте преодолевать такие расстояния еще сложнее.

Она выдерживает паузу и, немного подумав, предлагает:

– А давай пригласим их к нам в гости на неделю? Тогда у них будет время, чтобы отдохнуть перед обратной дорогой!

– На неделю?! Ты серьезно? Чем они будут здесь заниматься целую неделю? Они невыносимые зануды! Да с ними же не о чем говорить. И потом, меня почти никогда не бывает дома. И тебя, кстати, тоже. Ты всегда занята. И дети тоже, я уверен, не захотят сидеть дома каждый вечер и развлекать бабушку с дедушкой. Бен и Карина похожи в этом на меня. Они считают своих предков старыми и сонными, а путешествие на север, в Мон-Лорье, – скучным. Деревня, в которой они живут, – это затхлая дыра, молодежи там делать нечего. Уверен, что они предпочтут остаться в Лавале, где всегда есть чем развлечься.

– Ну нет, на этот раз я так просто этого не оставлю, – резко возражает Мона. – Мне редко удается отстоять свою точку зрения. В нашей семье всегда все решения за каждого принимаешь только ты. Но сегодня моя очередь решать. Мы поедем к ним в эти выходные, и точка!

Прокручивая в памяти этот разговор, я припоминаю, как в тот раз я сделал огромное усилие над собой и согласился, лишь бы избежать скандала и больше не слушать нотаций. Тогда я подумал, что после этой поездки меня точно оставят в покое надолго. Но в глубине души я понимал, что моя жена права и родители очень обрадуются нашему приезду.

Моим детям нечего жаловаться, ведь у них-то родители не такие древние. Мы с Моной довольно рано стали родителями, и так намного лучше. Кроме того, в отличие от моего отца, я постарался скопить для семьи приличную сумму. Он же всю жизнь зарабатывал ровно столько, чтобы хватало на пропитание, ни центом больше. Нужно было постоянно думать о деньгах и экономить.