Текст книги "Легко ли быть одной?"

– Оно того не стоит. Я бы лучше умерла, – сказала рыжеволосая.

Мамочка со светлыми прядями оформила эту мысль в развернутом виде:

– Вы только представьте себе, что все делаете сами. Даже имея всю помощь мира, в конце дня вы все равно неминуемо будете переживать, не заболели ли ваши дети, решать, в какую школу их отдать, будете учить их завязывать шнурки, ездить на велосипеде. Вы единственный человек, который повезет их кататься на санках, будет организовывать им «свидания в песочнице»; который должен будет каждый день их кормить и укладывать спать. Вам также самой придется проверять, чтобы они вовремя попали на занятия, готовить им в школу завтраки, разговаривать с их учителями, помогать выполнять домашние задания. Именно вам будут звонить из школы, если ребенок заболел, если у него неприятности или… – Она немного запнулась, после чего многозначительно закончила: – У него обнаружили неспособность к чтению.

– Верно. А теперь еще представьте, что ваш ребенок серьезно болен, что у него рак или еще что-нибудь в этом роде, – сказала женщина с рыжими прядями.

– О господи, одна мысль о том, что, попав в больницу, нужно будет звонить какому-нибудь другу или родственнику и просить, чтобы с тобой посидели, уже большое испытание для любого. Если бы я была не замужем, уже одно это заставляло бы меня каждый раз во время секса использовать штук по пять презервативов.

– А теперь представьте себе, что вы мать-одиночка с подростком.

– Ну да, вам нужно прививать ему дисциплину, устанавливать рамки дозволенного, разбираться с проблемами, которые касаются наркотиков, свиданий и секса, и, вдобавок ко всему, теперь он вас еще и ненавидит за это.

– А если у вас девочка, представьте, что у вас начинается менопауза, а вы при этом видите, как ваша дочка расцветает и становится желанной, тогда как вы сами уже вянете, усыхаете и становитесь в этом смысле бесполезной.

Эти дамы ударились в описание совсем уж мрачных, даже для Руби, картин. Она старалась продемонстрировать, что вовсе не озабочена этими перспективами, и попробовала вдохнуть в разговор больше оптимизма:

– Ну, к тому времени, когда дети станут подростками, вовсе не обязательно оставаться матерью-одиночкой. Можно ведь кого-то встретить.

Женщины дружно обернулись к Руби и пристально посмотрели на нее.

– Как будто у вас найдется на это время, – сказала блондинка.

А рыжеволосая добавила:

– Да и кому вы тогда будете нужны? Мужики в Нью-Йорке могут получить любую, какую только захотят. Так неужели они остановят свой выбор на женщине с ребенком?

Оптимистический голос в душе Руби перешел на шепот.

– Ну, если мужчина по-настоящему тебя полюбит, ему ведь будет все равно?..

Две мамаши снова взглянули на нее, как на дурочку. И тогда блондинка сама задала Руби вопрос:

– Ладно, а вы сами как считаете? Вы могли бы решиться на такое?

Руби посмотрела на игравших на площадке детей, бо́льшая часть которых казались ей любимыми, хорошо одетыми и ухоженными. Она подумала о «свиданиях в песочнице», о домашних заданиях, об укладывании в постель по вечерам, о детском раке. А затем подумала о том, в какой депрессии находилась только потому, что ее парень не позвонил ей после второго свидания.

– Нет. Я бы не смогла. Я бы никогда не смогла стать матерью-одиночкой.

Мамочки согласно закивали. Эти три женщины, сидевшие в детском парке в Вест-Виллидже, были единогласны в своем мнении относительного того, во что они свято верили: быть матерью-одиночкой действительно хреново.

Руби пошла по Бродвею пешком. В районе Шестьдесят седьмой улицы она в душе смирилась с тем, что никогда не станет матерью-одиночкой. Похоже, этот вариант она могла уже сейчас вычеркнуть из своего списка. Эти женщины были правы – а уж они-то знают, – это очень тяжело. Выходит, единственное, что ей теперь остается, – это продолжать встречаться с мужчинами. Но каким образом? Это было такое депрессивное занятие… Руби шла и думала о Серене. Серена так верила в Бога и в духовное просветление, что отказалась от всего на свете и позволила жечь благовония у себя на голове. Это был по-настоящему бескомпромиссный поступок. И он заставил Руби задуматься, во что верит она сама. Может, на самом деле бросить все к чертовой матери? Перестать встречаться с кем попало и начать беспокоиться о совершенно других вещах? Идея была не такой уж отталкивающей. Но по мере того как Руби шла дальше и продолжала думать, она поняла, что пока не готова к этому. В ней все еще оставалось немного желания побороться. Когда Руби подходила к Девяносто шестой улице, ее наконец осенило. Ей необходимо снова оказаться на коне, снова полюбить. Нужно не бояться опять окунуться в это; она должна снова нырнуть в эти чувства с головой.

Пришла пора завести нового кота.

Теперь Руби не просто гуляла, а шла с определенной целью: она собиралась вернуться в приют для животных, где нашла своего Ральфа. Время скорби и слез прошло.

Приют находился в двухэтажном бетонном бункере на углу Сто двадцать второй улицы и Амстердам-авеню в районе, который считался немного опасным. Но улица эта вызывала у Руби не столько страх, сколько ностальгию по ушедшей эре своей жизни. Таких улиц у нас осталось не много. К тому моменту, когда Руби наконец туда добралась, она уже испытывала гордость оттого, что совершает нечто столь жизнеутверждающее – снова выбирает любовь.

Как только она открыла дверь приюта, в нос ей тут же ударил острый запах животных. Это был удушливый запах, от которого хотелось сразу же выйти на улицу. Но Руби направилась к стойке, за которой находилась молоденькая девушка, похожая на ирландку, с курчавыми волосами, прихваченными на макушке заколкой. Стены были заклеены бодрящими плакатами с изображениями животных, которые напоминали посетителям о том, что «Любить меня – значит удалить мне яичники» или же «Купи мне идентификационный ярлык за 8 $ сегодня и завтра сэкономишь 300 $ на награде, если я потеряюсь!». Бетонные стены были увешаны картинами с изображением собак и кошек, но на самом деле толку от этого было мало. Это место все равно выглядело как бомбоубежище, сколько бы щенков тут ни нарисовали.

Руби объяснила девушке за стойкой, что хочет взять домой кота, и та тут же суетливо провела ее через дверь, ведущую к лестнице. На ступеньках зловоние усилилось, а когда они открыли дверь на второй этаж, уши Руби заложило от собачьего воя. Звук этот резанул ее прямо по сердцу; это было жалобное причитание, шедшее, казалось, из самых глубин собачьей души. Оно показалось ей таким знакомым, что у Руби закружилась голова. «Точно так же мне самой хочется выть каждый раз, когда я просыпаюсь по утрам», – подумала она.

Идти по этому мрачному коридору, да еще в сопровождении воя, было жутковато – напоминало сцену из фильма «Пролетая над гнездом кукушки», только с собаками вместо людей. Поэтому Руби быстро вошла в комнату, где стояли клетки с кошками. Она закрыла за собой дверь, что немного приглушило собачий плач. Одного за другим Руби осмотрела котов. Все они были симпатичными, мягкими и немного сонными. Но в ушах у нее все еще звенели вопли этого чертового пса. Руби остановилась на одном коте, особенно очаровательном, почти котенке; шерсть у него была бело-серой, и звали его Ванилька. Когда Руби сунула к нему в клетку палец, котенок сразу же игриво схватил его своими лапами. Так тому и быть: она возьмет себе этого Ванильку. Руби вышла из комнаты, чтобы сообщить о своем решении девушке за стойкой.

Пока Руби шла по коридору, этот ненормальный пес продолжал надрываться. Она решила, что нужно взглянуть на это создание, и открыла дверь в этот сумасшедший дом.

Руби шла мимо клеток, где, казалось, находятся одни питбули, и наконец нашла-таки эту Луженую Глотку. На ее клетке висела распечатка: «Кимья Джонсон – четырехлетняя сука, помесь белого питбуля, которую хозяева взяли еще щенком. Мы недавно подобрали ее на улице и так и не смогли найти владельца. Это очень славная, дружелюбная, ласковая собака, которая не гадит в помещении и просится на улицу. Что ж, потеря ее прежних хозяев обернется для кого-то находкой. Возможно, ее новым владельцем станете вы?»

Сердце у Руби оборвалось. Беднягу взяли из приюта лишь для того, чтобы она снова там очутилась. А потом еще говорят о проблемах брошенных детей. Кимья стояла, опершись передними лапами на клетку, и выла, выворачивая наизнанку свое маленькое собачье сердце. С таким же успехом она могла бы стучать оловянной миской по прутьям решетки, как это делают заключенные. В этот момент в комнату вошла совсем молоденькая девушка, лет шестнадцати. На ней была коричневая униформа, а на груди висел бейджик, на котором синим фломастером было написано «Фелиция», а чуть ниже – «Волонтер».

– Она очень шумная, да? – сказала девушка с сильным испанским акцентом. – Поэтому ее никто и не хочет брать. Она очень шумная.

Руби посмотрела на Фелицию. Волонтеру так говорить не следовало бы. Кимья продолжала выть.

– Зато она симпатичная, – ответила Руби, ощутив потребность сказать что-то хорошее.

Фелиция посмотрела на Кимью и хмыкнула.

– Это да. Но она слишком шумная. Думаю, поэтому ее и собираются завтра усыпить. Слишком уж от нее много шума. Черт.

Руби снова быстро посмотрела на Кимью.

– Что, правда? Завтра? – Ее голос сорвался.

Фелиция цыкнула зубом.

– Я слышала об этом, – сказала она и пожала плечами.

Руби оторопела.

– Ну… а вы не хотите убедить меня взять ее себе?

Фелиция бросила на нее ничего не выражающий взгляд, а затем выдержала долгую паузу для большего театрального эффекта.

– Ладно. Хотите ее взять? Потому что если хотите, то можете забрать ее.

Тогда Руби выпалила в ответ:

– Мой дом не позволяет мне держать собак.

Фелиция закатила глаза, ухмыльнулась, раздраженно махнула на нее рукой и вышла за дверь.

Руби стояла и смотрела на Кимью. На миг собака затихла и тоже посмотрела на Руби. Черные с розовым глаза животного молили о помощи.

Быстро выйдя из комнаты, Руби спустилась по лестнице. Внизу она подошла к девушке за стойкой.

– Мне жаль, что я не могу приютить у себя Кимью. Правда жаль. Меня просто выгонят из моей квартиры. Вы себе представить не можете, какой у нас строгий совет кооператива.

Девушка за стойкой смотрела на нее равнодушным взглядом.

– Но зато я могу взять Ванильку, – с гордостью сказала Руби. – И еще я хотела бы раз в неделю приходить сюда и работать у вас волонтером.

Девушка удивилась. И тут же вручила Руби униформу.

– Замечательно. Инструктаж состоится в эту среду в семь часов.

Руби радостно улыбнулась.

– Отлично! Спасибо.

Пока она ждала, когда ей принесут Ванильку, у нее вырвался вздох облегчения. Руби знала, что сможет убеждать людей взять к себе бездомных животных. Она будет спасать жизнь десяткам котов и собак. Они в ней нуждались.

* * *

Вернувшись в тот вечер домой, Джорджия надела свои джинсы за двести долларов, облегающий топик из кашемира и небольшие модные мотоциклетные ботинки, после чего направилась в магазин «Хоул фудс маркет»[28]28
  «Хоул фудс маркет» («Whole Foods Market, Inc.») – американская компания, владеющая сетью супермаркетов, которые специализируются на розничной торговле продуктами здорового питания.


[Закрыть] – сделать кое-какие покупки.

В тот день Элис, ее новый гуру в области общения с мужчинами, рассказала ей в машине, что «Хоул фудс» на Юнион-сквер в субботу вечером был отличным местом, где можно встретить классных парней. Там можно было сесть и смотреть, как нужно готовить, или принять участие в дегустации экологически чистого вина, или просто поискать хумус[29]29
  Хумус – закуска на основе нутового пюре.


[Закрыть] домашнего приготовления, а заодно и любовь всей своей жизни.

Обходя с тележкой этот высококлассный супермаркет, Джорджия заметила, что чувствует себя просто отлично. Это могло быть как-то связано с «похоронами» Серены. Джорджия была собранной и сосредоточенной. Полной оптимизма. Дети весь уик-энд проведут у Дейла, так что Джорджия была одна-одинешенька во всем мире и полностью свободна – одинокая женщина, которая привлекательна, весела, умна и умеет по-настоящему радоваться жизни. Куда уж круче? Двигаясь мимо прилавков с экологически чистой зеленью, Джорджия вдруг поняла, что нельзя верить ни единому слову из того, что она когда-либо слышала насчет возможности найти любовь в Нью-Йорке. Не было никаких оснований для того, чтобы слепо принимать на веру постулат: хороших мужчин вообще не осталось, все мужчины в Нью-Йорке – сволочи, с каждой пролетающей мимо нее секундой она становится более старой и менее желанной. Ничему этому она верить не должна. Потому что ее жизненный опыт говорил о другом. С Дейлом они познакомились в Нью-Йорке, в Колумбийском университете. Джорджия училась в магистратуре на факультете журналистики, он изучал бизнес. С тех пор они были вместе. Поэтому, пока она лично не убедится в том, что нигде в мире больше не осталось хороших мужчин, она будет предполагать противоположное. Толкая свою тележку мимо гор разнообразных сыров – французских, итальянских, в форме больших кругов, из козьего молока и т. д., – Джорджия поняла, что до сих пор просто предпочитала обходить все эти свалки домыслов, предположений и страхов, которые связаны с поиском мужчины в Нью-Йорке. И до тех пор, пока это не произошло с ней самой, все эти россказни не имели для нее ни малейшего значения. В этом смысле Джорджия была «чистой доской», tabula rasa; ее переполнял оптимизм, не испорченный обидой и горечью, и поэтому она чувствовала, что имеет преимущество перед большинством одиноких женщин. Мужчины обязательно отреагируют на ее joie de vivre[30]30
  Радостное чувство бытия (фр.).


[Закрыть] в поиске новых знакомств, и это будет сногсшибательно.

Джорджия неторопливо сделала полный круг по магазину, наслаждаясь туром по стране здорового питания. Она стояла перед прилавком со свеклой, выращенной без химических удобрений, и раздумывала над тем, какой привлекательной должна казаться мужской половине человечества, когда к ней подошел стройный мужчина. Он спросил, готовила ли она когда-нибудь ботву свеклы. Джорджия подняла на него глаза и улыбнулась. У него были кудрявые каштановые волосы с пробором посередине, а щетины на щеках было как раз достаточно для того, чтобы он выглядел сексуально, а не как член бандитской шайки.

«Вот видишь? – сказала она себе. – Это не так уж сложно». Затем Джорджия любезно ответила этому симпатичному джентльмену, что да, она готовила ботву свеклы и что это очень вкусно, если ее поджарить с небольшим количеством масла, чеснока и соли.

– Вау, благодарю! Понимаете, я стараюсь готовить сам. И есть побольше зелени.

– Это правильно. Говорят, что зелень очень полезна и питательна.

Тут симпатичный мужчина улыбнулся Джорджии странной улыбкой, в которой одновременно угадывались застенчивость и коварство, и добавил:

– Ну, и каково это в качестве затравки? Я шел за вами еще с отдела натурального шоколада, но никак не мог придумать, что бы такого сказать. А тут вы притормозили перед этой свеклой, и я подумал: «Ага! Свекольная ботва! То что надо для начала разговора!»

Джорджия покраснела и, рассмеявшись, быстро произнесла:

– Это было идеальным решением. Ваш вопрос не показался мне вымученным, все было очень естественно и очаровательно.

Симпатичный мужчина протянул ей руку и сказал:

– Привет, меня зовут Макс.

Джорджия пожала ее и ответила:

– Джорджия. Приятно познакомиться.

После этого они поболтали еще минут двадцать прямо рядом со свеклой и договорились в ближайшее время сходить куда-нибудь поужинать. Джорджия покидала «Хоул фудс» с четырьмя желтыми перцами за восемь долларов и полученным подтверждением для своего вновь обретенного оптимизма. «Все эти штучки, связанные с поиском мужчины, будут делом несложным», – думала она.

* * *

В тот вечер Элис, наш спецназ в области знакомств, была на своей очередной «операции». Звали его Джим, и о встрече с ним было договорено через подругу подруги, которая пересылала письма дальше на знаменитый адрес «Элис имейл». Это была широкая рассылка, вроде тех, которые используются, когда вы массово рассылаете объявление о поиске хорошей сиделки для своего кота. Только «Элис имейл» должен был разыскивать хороших мужчин. Элис раздала этот адрес всем своим друзьям и попросила раздать его уже их друзьям – свого рода «вирусный маркетинг»[31]31
  «Вирусный маркетинг» – маркетинговая стратегия, использующая в своей практике принципы, аналогичные тем, на которых основана работа компьютерных вирусов.


[Закрыть] во время охоты на мужчин. В результате она знакомилась с большим количеством представителей сильного пола, которых при других обстоятельствах могла бы никогда не встретить. К сожалению, с большинством из них Элис встречаться не захотела, но ее это ничуточки не волновало.

Джим был инженером-электротехником из Нью-Джерси. Ему было тридцать семь, и, судя по его письмам, он был умным и доброжелательным. Они должны были встретиться в небольшом баре в Нохо, где Элис проводила все свои первые свидания. Это был крошечный темный бар в турецком стиле с бархатными абажурами на лампах, расшитыми бисером, и мягкими диванами. Если вы не в состоянии уловить романтическую направленность этого места с его приглушенным освещением и громадными бокалами красного вина, вам не удастся сделать это нигде.

Направляясь в бар, Элис думала о бесчисленных свиданиях, на которые она ходила в этом году, обо всех мужчинах, с которыми познакомилась, и удивлялась, почему ни один из них не стал ее бойфрендом. Было несколько очень коротких связей, парочка любовных интрижек, но в большинстве случаев это были все-таки не те люди, с которыми ей хотелось бы проводить время. У Элис мелькнула мысль, что, возможно, эти игры с количеством, не переходящим в качество, в ее случае не работают. Она действительно встречалась с большим количеством мужчин, однако, может быть, стараясь увеличить свои шансы, тем самым просто увеличивала шансы встретить парней, к которым ее не тянуло. Возможно, любовь – такая специфическая и волшебная штука, которая не имеет ничего общего с законом больших чисел. Возможно, это просто судьба и удача. А судьба и удача не нуждаются в поддержке в виде теории вероятности. До этого момента Элис думала, что верит в эту самую теорию, в математику. Но оглядываясь на прошлый год, засомневалась в этом. Все эти мужчины… На нее вдруг накатила волна усталости. Но Элис усилием воли сбросила это ощущение, вернула на лицо свою самую обворожительную улыбку, пригладила волосы и решительно вошла в бар.

Оглядевшись по сторонам, она заметила на одном из диванов мужчину, который, похоже, кого-то ждал.

Элис подошла к нему и спросила:

– Вы Джим?

Он тут же вскочил и с теплой открытой улыбкой протянул ей руку:

– Очень приятно познакомиться, Элис.

Она сразу поняла, что человек он хороший.

Они начали беседовать о вещах, о которых люди обычно говорят на первом свидании: работа, семья, квартира, в какой школе учились. Но в разговоре, как это всегда бывает на первом свидании, участвовали только семьдесят процентов мозга – собственно, в том, чтобы говорить, слушать и отвечать на вопросы. Оставшиеся тридцать процентов думали вот над чем: «Хочу ли я поцеловать этого человека? Хочу ли переспать с ним? Что о нем скажут мои друзья?» Джим задал Элис кучу вопросов о ней самой, как это делает вежливый мужчина, когда женщина ему действительно нравится. Рассказывая о себе и смеясь над его почти смешными шутками, она, по тому, как Джим смотрел на нее, могла уже сказать, что он находит ее восхитительной.

– Так что, вы действительно знаете какой-то способ, позволяющий услышать собственный храп? – спросил он, расхохотавшись над ее очень личным признанием.

– Нет, серьезно, если перед самым пробуждением вы сможете вспомнить о том, что нужно заставить себя не менять ритм дыхания, – просто представить себе, что вы еще спите, хотя на самом деле уже проснулись, – тогда вы сможете услышать собственный храп.

Джим посмотрел на Элис, качая головой, и снова рассмеялся. Он был без ума от нее. И в этом для сексуальной рыжеволосой Элис не было ничего особенного. Мужчины постоянно находили ее восхитительной. Но из-за ее радикального подхода к свиданиям (типа «пленных не брать»), если она не испытывала взаимности, только двадцать пять процентов ее мозга слушали мужчину, а остальные семьдесят пять процентов уже расплачивались по чеку, ловили такси и вообще уже смотрели повторный показ сериала «Сайнфелд». Если же парень был Элис интересен, она изо всех сил старалась понравиться ему еще больше, причем с таким видом, будто у нее и в мыслях нет что-то из себя изображать и она всего лишь остается самой собой. Однако сегодня вечером она просто позволила себе насладиться тем, что ею восхищаются. Элис грелась в лучах этого чувства. Она расслабилась. От второго бокала вина она немного раскраснелась и опьянела, но в то же время получала кайф еще и от своего нового открытия: иногда все складывается отлично, даже если не прикладывать для этого каких-то сверхусилий.

Тем временем во Франции

Картина была фантастическая. Выйдя из машины, я увидела гламурных, хорошо одетых мужчин и женщин, которые также выходили из такси либо торопливо шли по улице в направлении «Палас Гарнье». Я поднялась по ступеням оперы и обернулась, чтобы еще раз взглянуть на этот вид. Париж. Восторгаться им банально. Но со мной так и было. Какую все-таки неимоверную прелесть таит в себе возможность путешествовать. В принципе. Гигантские стальные машины, которые умудряются как-то поднять нас в воздух, – само по себе это уже кажется немыслимым достижением. Но необходимо также иметь время и финансы, чтобы воспользоваться этими преимуществами. Как это захватывающе! Как это захватывающе: оказаться где-то в совершенно другом месте – где, похоже, любой вид и запах не знакомы тебе и поэтому экзотичны. Париж, в котором я бывала уже столько раз, до сих пор был для меня чужим городом. Его кафе, хлеб, сыр, его мужчины с цветущими физиономиями и седыми усами – и еще этот запах. Париж пахнет чем-то старым и очень земным. Европейским. Обожаю это.

Я собиралась смотреть оперу «Лоэнгрин», историю о принцессе, мечтающей о рыцаре в сияющих доспехах, который явится, чтобы спасти ее, однако, когда он все-таки появляется, все, что ей нужно делать, – это никогда не спрашивать у него, кто он такой и откуда пришел. Ясное дело, в конце концов она не выдерживает и задает ему этот вопрос, теряя его, таким образом, навсегда. Очень по-женски.

Пока я любовалась видом, я услышала чей-то женский голос, который громко звал меня по имени.

– Эй, Джулия! Алло! Алло!

Ко мне по ступеням поднимались Одри и Джоан, разодетые в пух и прах. Стив взял билеты нам всем.

Одри улыбнулась и спросила:

– Как вам понравилась наша беседа? Это вам как-то помогло?

– Да, очень помогло, – ответила я, когда мы входили в здание оперы. – Меня удивило, как хорошо французские женщины справляются с отказом.

– Да, я тоже об этом думала, – сказала Джоан, когда мы вошли в фойе.

– Я считаю, что это как-то связано с нашим воспитанием. Думаю, в Штатах считается ужасным, когда терпишь неудачи, когда делаешь что-то плохо. Родители все время говорят своим детям, что они просто фантастические, и не хотят видеть их неудачниками. Но здесь, – Джоан скривила губы и пожала плечами, – если мы что-то делаем плохо, родители так и говорят нам об этом; если мы были не на высоте, значит мы были не на высоте. И в этом нет ничего позорного.

Мы отдали наши билеты контролерам и зашли внутрь. Неужели, если бы наши родители в детстве нас не баловали, мы могли бы лучше справляться с отказом?

Я была слишком занята беседой с Джоан и Одри, чтобы обратить внимание на то, где я нахожусь. Но затем это одним махом поразило меня. Мы были в зрительном зале «Палас Гарнье», одного из двух театров, в которых располагается Парижская национальная опера. Все здесь выглядело в высшей степени богато: балкон над балконом, сиденья из красного бархата и, куда ни глянь, позолота. Сцена была закрыта занавесом из красного бархата, и надо всем этим висела люстра, которая, согласно информации из программки, весила десять тонн. Мы заняли свои места, и я огляделась по сторонам.

Словно за один вечер я увидела недостаточно красот, парижского великолепия и шарма, в ряду кресел позади нас появился Томас в сопровождении самой миниатюрной и элегантной женщины, какую я когда-либо встречала. У нее были длинные, светлые и прямые, как лучи солнца, волосы, спадавшие чуть ниже плеч. На спутнице Томаса было зеленовато-голубое платье, которое коротко можно охарактеризовать как «сплошной наворот»; на талии оно было присборено, отчего она выглядела так, будто ей самое место на крышке шкатулки для драгоценностей. Я готова была поклясться, что даже со своего места уловила тонкий аромат со вкусом подобранных духов. Томас улыбнулся и помахал мне, а потом показал на свою жену; я видела, как он нагнулся к ней и что-то шепнул на ухо. Она тоже улыбнулась и грациозно помахала мне рукой. Внезапно я почувствовала себя настоящим Андре Гигантом[32]32
  Андре Рене Русимов, более известный как Андре Гигант (1946–1993) – профессиональный французский рестлер и актер. В результате акромегалии кости у Рене усиленно росли, вследствие чего уже в детстве Андре стал настоящим гигантом.


[Закрыть] и пожалела, что не оделась получше.

Заиграла музыка, и из оркестровой ямы показался Стив. Он поклонился зрителям, и они бешено ему зааплодировали. Мой дорогой школьный друг принялся размахивать руками, и было похоже, что оркестр делает именно то, что Стив от него хочет. Это впечатляло. Началась опера, и мы уселись поудобнее, чтобы посмотреть историю принцессы, которая могла бы иметь все, если бы была в состоянии удержать свой проклятый язык за зубами.

Когда опера закончилась двадцать семь часов спустя – а может быть, всего четыре, – нас провели в небольшую комнату за кулисами. Здесь снова присутствовала вся эта экстравагантность в стиле рококо с позолотой; все было грандиозно и выдержано в стиле старого доброго Парижа. Я с гордостью наблюдала за тем, как Стива поздравляет с удачным выступлением образованная публика, которая просто обожала его. Я направилась к официанту, разносившему шампанское, и тут заметила Томаса. Он тоже увидел меня и подошел. Мы взяли бокалы.

– Куда же ушла ваша жена? – небрежным тоном спросила я.

– Она решила отправиться домой. От оперы у нее болит голова. – Он оглядел переполненную комнату, а затем остановил свой взгляд на мне. – Вы не хотели бы прогуляться? – спросил Томас, не отводя глаз.

– Что, прямо сейчас?

– Прошу вас, тут так скучно. Мы должны выбраться отсюда.

– Я не могу… мой друг Стив… мы с ним договорились… я не могу.

Я показала на Стива, который как раз в этот момент беседовал с каким-то розовощеким молодым человеком лет двадцати с небольшим, стоявшим к нему вплотную.

– Полагаю, у Стива на сегодня могут быть совсем другие планы. Но я спрошу у него разрешения. – С этими словами Томас схватил меня за руку и буквально потащил к Стиву.

– Нет, пожалуйста, – начала было я. Его движение показалось мне удивительно грубым.

Когда мы подошли, Стив оторвал взгляд от своего собеседника и увидел стоящего перед ним Томаса, который держал меня за руку.

– Вы, должно быть, Томас, – лукаво усмехнувшись, сказал Стив.

Томас ответил на это замечание улыбкой.

– Да, так и есть. Я тут подумал, нельзя ли похитить у вас на этот вечер вашу подругу. Похоже, она единственный человек, с кем мне хотелось бы сегодня поговорить, а ночь для октября такая теплая, что у меня возникло желание воспользоваться ею.

– Воспользоваться Джулией? – с глупой улыбкой произнес мой придурок-приятель Стив.

– Нет-нет, разумеется, нет! – рассмеялся Томас. – Воспользоваться хорошей погодой. И этим вечером.

– Ах, ну конечно. Конечно.

Томас пожал Стиву руку.

– Сегодня вечером вы были просто великолепны. Правда, Стив, браво.

Затем он положил руку мне на спину и аккуратно направил меня в сторону выхода.

Мы шли по Авеню дель Опера, и я не могла удержаться, чтобы не перейти к главному интересовавшему меня вопросу.

– У вас очень красивая жена.

– Да, очень.

После этого мне, по сути, нечего было сказать. Но я почувствовала, как важно сейчас заговорить о ней.

– Чем она занимается? В смысле, чем зарабатывает на жизнь?

– У нее есть магазин дамского белья в Одиннадцатом квартале. Он процветает. Его посещают многие модели и актрисы.

Я подумала: «Ну конечно, жена Томаса занимается частным бизнесом, олицетворяющим женственность и сексуальность. Я уверена, что она выглядит идеально, даже если одежды на ней совсем немного».

Позвольте мне сделать небольшое отступление – я постараюсь, чтобы оно было как можно короче. Я – женщина, которая живет в большом американском городе, смотрит телевизор и ходит в кино, а потому я ненавижу свое тело. Я знаю, насколько это не политкорректно, банально, утомительно и не по-женски. Но ничего не могу с этим поделать. Я знаю, что я не толстая, у меня вполне респектабельный шестой размер, но, если, как говорится, копнуть глубже, я вынуждена признаться себе в том, что абсолютно уверена: главными причинами отсутствия у меня бойфренда являются мой целлюлит и громадные бедра. Все женщины ненормальные, но давайте двигаться дальше.

– Не хотите ли присесть и выпить кофе? – спросил Томас.

Мы находились напротив кафе, и за столиками на улице были свободные места.

– Да, это было бы здорово.

Официантка вручила нам закатанные в пластик меню – знаете, такие с небольшими картинками, где изображены разные крок-месье[33]33
  Горячий сандвич с сыром и ветчиной.


[Закрыть] и бифштексы с жареным картофелем.

– Итак, Джулия, поведайте мне вот что. Какой у вас, как у одинокой женщины, самый большой страх?

Я вздрогнула и испуганно взглянула на Томаса.

– Вау, похоже, светские беседы – это не для вас, – нервно усмехнулась я.

– Жизнь слишком коротка, а вы мне очень интересны. – Он слегка склонил голову набок с видом полного внимания.

– Ну, думаю, это очевидно. Это страх, что я никогда никого себе не найду. Чтобы полюбить. – Я опустила глаза на свое меню, уставившись на фотографию омлета.

К нам снова подошла официантка, и Томас заказал бутылку шардоне.

– Но зачем вам так переживать по этому поводу? Это все равно случится: любовь вас найдет. Это всегда случается, разве не так?

– Хм… да. А вообще-то нет. По отношению к себе и моим подругам у меня такого ощущения нет. У нас дома статистика говорит о том, что очень трудно найти хорошего мужчину, а дальше будет еще труднее. Это что-то вроде кризиса.

К нам подошла официантка с бутылкой вина. Томас одобрил его, и официантка налила нам два бокала.

– Да, но как бы там ни было, вы все равно должны задать себе вопрос: я среднестатистический человек? Или же особенная личность? Мне кажется, нужно выбрать второе. А как иначе все это выдержать?

Индивидуальность против статистики – об этом я никогда не задумывалась. Я посмотрела на Томаса и решила, что уже люблю его. Не в смысле реальной чувственной любовью, скорее любовью вроде «я сейчас в Париже, а ты такой красивый и говоришь всякие умные вещи о жизни и о любви». Томас был женат, и мы с ним никогда не будем спать вместе, однако он определенно был сердцеедом в моем вкусе.

– Это очень интересная теория, – только и сказала я.