Текст книги "Легко ли быть одной?"

Где-то через час мы ушли наверх, потому что в залы, словно быки из загона, ринулись орды мужчин. На улице снова было столпотворение, только теперь уже из мужиков, отчаянно стремящихся попасть внутрь.

– Очень остроумно. Вы впускаете в заведение только самых красивых женщин, раздаете им бесплатное угощение и напитки, подгоняете стриптизеров, чтобы дамы начали сходить от них с ума и раскрепостились, а затем запускаете мужчин и с них уже лупите бешеные деньги. Дьявольски изобретательно, – сказала я, когда мы вышли из клуба и в лицо мне ударил прохладный вечерний воздух.

– Вам нужно познакомиться с владельцем этого заведения, Томасом. Он здесь вроде знаменитости. Ему принадлежат три ресторана и два клуба плюс еще много всяких заведений по всему миру. Он очень интересный человек, – сказала Клара, локтями прокладывая себе дорогу в толпе. – И еще он мой брат, – добавила она.

– Ваш брат? – оторопело переспросила я.

– А почему еще, вы думаете, мы смогли попасть внутрь сегодня вечером? – сказала Клара. Я постаралась не принимать это замечание на свой счет. – Я знаю, что Томас сейчас здесь. Я только что написала ему, чтобы он вышел поздороваться. Это именно тот человек, с которым вам стоит поговорить. У него есть на этот счет несколько интересных теорий. – Клара обвела глазами толпу. – Томас! Viens ici! Иди сюда!

Насколько я помню, в этот момент из моря людей появился высокий стройный мужчина и толпа перед ним начала медленно расступаться. У Томаса были коротко подстриженные черные волнистые волосы, бледная кожа и блестящие синие глаза. Выглядел он как член королевской семьи. Я только взглянула на него и сразу подумала: «Вот что имеют в виду, когда говорят “высокий класс”».

– Томас, это та самая леди, о которой я тебе рассказывала и которая занимается исследованием на тему, каково женщинам быть одинокими. – Из вежливости Клара произнесла это по-английски.

– Ах да, – сказал Томас, глядя мне прямо в глаза. – И что вы думаете о сегодняшнем вечере тут, у меня?

– Я думаю, что вы – злой гений, – с улыбкой ответила я.

Он рассмеялся.

– Это очень точно подмечено. Злой гений, верно. – Томас снова посмотрел на меня. – А для чего вы этим занимаетесь? Расскажите мне.

– Я пишу книгу. Об одиноких женщинах. О том, каково это – быть… одной. – Я чувствовала себя полной идиоткой.

– Ах! В Штатах написано столько о незамужних женщинах! Отношения намного интереснее.

– Хм… да, но одинокие женщины тоже по-своему интересны.

– Да, но порой они немного навязчивы, вы так не считаете?

Я чувствовала, что этот безукоризненный незнакомец обижает меня, и при этом совершенно не знала, что сказать в свою защиту.

– Так в чем же проблема? Слишком много одиноких женщин и не хватает мужчин? В этом дело? – Ничего более банального Томас произнести не смог бы, даже если бы очень захотел.

– Да, думаю, в этом и заключается главная проблема. Но не уверена.

Он продолжал:

– Но вы, американские женщины, слишком идеализируете брак. У вас что ни фильм, то обязательно свадьба. Или какой-нибудь мужчина, который прыгает с пирса или летит на вертолете, чтобы сделать предложение любимой. Детский сад, ей-богу.

Мои брови полезли на лоб.

– В отличие от французского кино, где все обязательно друг друга обманывают?

– Такова реальность. Таковы ее сложности. Это жизнь.

– Ну, вы ведь, думаю, можете не смотреть американские фильмы, если они вам не нравятся… – быстро отреагировала я.

– Однако это помогает мне чувствовать себя выше этого, – с улыбкой сказал Томас.

– Не похоже, чтобы у вас с этим были какие-то проблемы, – сказала я, быстро взглянув на него.

Томас расхохотался.

– А вы молодец, мисс Одинокая Женщина! Просто молодец! – И он, словно извиняясь, положил мне руку на плечо. – Я не хотел вас обидеть. Просто я имел в виду, что все меняется. Во всем мире. И уже трудно понять, что это вообще значит – быть замужем, не быть замужем… Разве не так?

Я не совсем понимала, к чему он, собственно, клонит.

– Я живу в Америке. И мы на самом деле не в курсе того, что происходит в остальном мире.

– Тогда получается, что ваше путешествие – именно то, что нужно, верно? – сказал Томас, сверкнув на меня своими синими глазами. – Поужинайте со мной. И я еще многое вам объясню. Очень люблю дискутировать на такие темы.

Я испуганно оглянулась на Клару, чтобы сообразить – может быть, я его неправильно поняла? Клара рассмеялась.

– Я же говорила вам, что мой брат может многое сказать по этому поводу.

Я не знала, что ему ответить. Томас воспринял мое молчание как согласие. Подозреваю, что он был прав.

– Тогда пойдемте. Я отвезу вас еще в один свой клуб.

Мы вылезли из машины Томаса и прошли с полквартала к ничем не примечательному городскому особняку. Томас нажал кнопку звонка, и дверь открыл джентльмен в костюме и галстуке. Он почтительно приветствовал Томаса и провел нас в полутемную элегантную комнату с длинной деревянной барной стойкой и хрустальной люстрой. Напротив бара на черных кожаных диванах, отделенных от остального зала золотистыми латунными перилами, сидели хорошо одетые люди; они ужинали и пили шампанское.

Я была под впечатлением.

– Это место тоже вам принадлежит? – спросила я.

– Да.

– Что ж, это здорово отличается от мужчин в джи-стрингах и подостывших тортеллини, – пошутила я.

Мы сели на небольшую кушетку в углу.

– Да, – согласился Томас, загадочно улыбаясь, как будто знал какой-то секрет.

Я не совсем понимала, что происходит, почему Томас пригласил меня сюда и что мы здесь делаем. Но какая, в принципе, разница? Это был фантастический способ провести свой первый вечер в Париже. Вскоре принесли шампанское, и я сразу же принялась за него.

– Итак, есть у вас еще что-нибудь, не очень обидное, что вы могли бы сказать об одиноких американских женщинах? Или с этим мы уже закончили? – Я старалась вести себя дерзко, но мило.

Томас покачал головой и улыбнулся.

– Мне очень жаль, если вы нашли мои слова обидными. В дальнейшем я постараюсь вести себя примерно. – Он оглядел свой клуб. – Я пригласил вас сюда, чтобы показать другую перспективу. Показать, что все стремятся выяснить это для себя. И простых ответов тут, разумеется, не существует.

– Вау. За те несколько минут, что вы меня знаете, я успела зарекомендовать себя настолько невежественной? Спасибо, что побеспокоились о моем видении мира.

– Мы, французы, должны делать то, что можем. – Томас посмотрел мне прямо в глаза и снова улыбнулся.

Я покраснела. Просто ничего не могла с этим поделать, хоть и старалась. Он был фантастическим мужчиной.

– У меня, например, свободный брак.

– Простите, не поняла? – сказала я, пытаясь говорить беспечно.

– Да, свободный брак. Думаю, у вас в Америке это именно так и называется.

– О, интересно.

– Это один из способов справиться с этой проблемой.

– С какой проблемой? – уточнила я.

Официант принес нам крошечные чашки какого-то густого теплого супа в качестве amuse-bouche[25]25
  Дословно «развлечение для рта» – закуска, подаваемая перед основным блюдом (фр.).


[Закрыть].

– Со скукой, застоем, чувством обиды.

– И вы решаете ее, когда спите с другими людьми?

– Нет. Мы решаем ее, не устанавливая для себя никаких правил. Остаемся открытыми для жизни. Когда вы женитесь, вы говорите друг другу, что с этого момента и впредь вам никогда не будет позволено иметь секс с кем-то другим, чувствовать страсть, какую-то искру, притяжение. И вы начинаете убивать часть своей природы. Ту часть, которая делает вас живыми.

– Но… ведь это все усложняет, разве нет?

– Да, иногда очень усложняет. Но, как я уже сказал, такова реальность. Это жизнь.

– Я чего-то не понимаю. Вы что, просто говорите: «Эй, дорогая, послушай, я тут собираюсь кое с кем переспать, увидимся позже…»

– Нет. Мы ведем себя учтиво. Быть учтивым необходимо. Например, я знаю, что у моей жены в данный момент есть любовник. Он не имеет для нее особого значения: она видится с ним раз в неделю или даже реже. Если бы это по-настоящему меня волновало, она бы его бросила.

– И вас это действительно не волнует?

– Но это же всего лишь секс. Просто страсть. Это жизнь.

Я допила свое шампанское.

– Мне представляется, что в этом слишком много жизни. У меня даже голова начинает болеть.

Подошел официант и принял наш заказ.

На губах у Томаса появилась озорная улыбка.

– Например, этот клуб. У нас тут очень хороший ресторан. Но наверху есть номера, где люди могут заняться сексом.

– Хм… Что?

Томас подлил мне еще шампанского.

– Вы все прекрасно слышали. Это то, что у вас называется секс-клубом – для пар. Все должны приходить сюда с партнером.

– Вы хотите сказать, что все эти люди, сидящие вокруг нас, собираются в скором времени пойти наверх и… друг с другом?

– Вероятнее всего, именно так. – Томас посмотрел на меня. Тон его вдруг стал подчеркнуто учтивым. – Я не хотел вас обидеть; просто подумал, что вам будет интересно узнать об этом.

– Да, мне очень интересно. Правда. Я никогда раньше не ужинала в секс-клубе…

Томас опустил глаза на свои руки, сложенные на столе. Потом взглянул на меня.

– Если хотите совершить экскурсию, буду рад вам все тут показать.

Я посмотрела ему прямо в глаза. Он пожал плечами. Только теперь я заметила телевизор в баре, где показывали женщин, танцующих в нижнем белье. Томас взял меня за руку и повел в темный угол комнаты. Здесь я увидела винтовую лестницу с изящными коваными перилами. Томас на мгновение посмотрел на меня и улыбнулся. Мы медленно пошли наверх. Должна признаться, что мне было любопытно. Когда мы поднялись на второй этаж, я огляделась по сторонам. Я видела, что мы оказались в большой вытянутой темной комнате, но особо ничего разглядеть не удалось. Томас провел меня к мужскому туалету, расположенному прямо возле лестницы. Ну да, к мужскому туалету. Потом к туалету дамскому. Красивый букет цветов у рукомойника, ничего не скажешь. А потом он открыл следующую дверь.

– Это душевая.

Я заглянула внутрь и увидела большую выложенную кафелем комнату с единственной головкой душа в центре.

– Она рассчитана на шестерых.

Я стояла, уставившись на это, пока Томас не взял меня за плечи и не направил в другое крыло этажа. Мы прошли мимо комнаты без дверей, но зато с гигантской кроватью на платформе. Там никого не было, и мы начали двигаться к центру вытянутого зала. Только теперь я начала различать, хм, разные звуки. Света здесь было очень мало, но то, что я увидела… Три человека на краю большого помоста занимались сексом – под присягой я бы этого утверждать не стала, но мне кажется, что я на самом деле это видела. Единственная женщина лежала, распластавшись на спине. В другом конце комнаты пара занималась сексом у стены. Я опустила голову, стараясь не охнуть от изумления по-нашему, по-американски. В самом конце зала оказалась еще одна лестница, которая, слава богу, вела вниз. Спускаясь по ней, я слышала, как Томас посмеивается у меня за спиной.

– Вам повезло. Там по-настоящему пока ничего не началось.

– Как бы я ни была шокирована, показывать я этого не стану, – улыбаясь, сказала я.

– Именно поэтому я нахожу вас такой притягательной, мисс Крутая из Нью-Йорка.

Мы вновь сели за свой столик, и нам подали ужин. Меня мучило любопытство.

– А теперь расскажите мне, что в этой идее такого замечательного, – попросила я, опершись локтями о стол и подавшись вперед всем телом.

Томас пожал плечами.

– Это просто один из способов, к которому прибегают люди, пытаясь сохранить свой брак.

– Тем, что спят с другими на глазах друг у друга? – несколько саркастически спросила я.

Томас неожиданно стал очень серьезным и заговорил со мной, как с невоспитанным и слегка туповатым ребенком.

– Джулия, вы когда-нибудь спали с кем-то дольше трех лет? А дольше десяти? Двадцати? С человеком, с которым вы каждую ночь делите постель, день ото дня выслушиваете весь этот бред о проблемах на работе и с которым вы имеете детей со всеми их подгузниками, болезнями, домашними заданиями и внезапными вспышками гнева?

Я пристыженно умолкла. Ненавижу аргументы вроде «а сколько длились самые продолжительные отношения с кем-то у тебя самой». Но Томас был прав. Я почувствовала себя новичком. Причем весьма незрелым новичком.

– Тогда как вы можете судить об этом? – сказал он, смягчаясь.

Я выпила еще немного шампанского и, посмотрев на всех этих достойных людей, не смогла удержаться и представила их себе наверху, уже без жемчугов, мехов и шелковых сорочек. Вытворяющих друг с другом бог весть что.

– А разве всем этим вы не накликаете беду? Ваше место не стало причиной многочисленных разводов?

– Напротив. Большинство этих пар приходят сюда годами.

– Нет, кроме шуток, – сказала я, и Томас сочувственно улыбнулся. – Я всегда думала, что Париж – очень романтическое место, а сегодня вечером только и слышу о сексе.

– Нет, Джулия. Вы слышите о людях, которые пытаются сохранить свою любовь. В отличие от американцев, которые толстеют и перестают спать друг с другом или же друг другу лгут, а сами крутят роман с соседом.

– Вы говорите о нас так, будто мы – один большой эпизод из телешоу Джерри Спрингера.

– Я преувеличиваю для наглядности, – улыбаясь произнес Томас. – Я хочу сказать, что женитьба – не единственный выход. А моногамные браки – не единственный вид брака. В конечном итоге все движется к свободе, в какой бы форме она ни проявлялась. Быть одинокой – это лишь один из множества вариантов выбора образа жизни.

– Но позвольте, разве большинство людей не согласятся с тем, что лучше любить и иметь с кем-то отношения, чем быть лишенным всего этого?

– Да, конечно. Но сколько вы лично знаете людей, у которых есть и отношения, и любовь?

Об этом я, разумеется, раньше не задумывалась.

– Не так уж много.

Томас как-то очень по-профессорски скрестил руки на груди.

– С моей точки зрения, есть всего два варианта интересной жизни. Вы можете любить. Это, по-моему, очень интересно. И можете быть одиноким. И это тоже очень интересно. Все остальное – бред собачий.

Я прекрасно поняла, что он имел в виду.

– Вы с женой любите друг друга? – решив не бояться показаться назойливой, спросила я.

– Да, безусловно.

Внезапно я с удивлением почувствовала в груди укол разочарования.

– И мы стараемся не надоесть друг другу. Именно потому, что любим. И как раз поэтому у нас очень интересная жизнь. Например, когда вы назвали меня злым гением, я захотел провести с вами больше времени. Поскольку вы показались мне забавной и интересной; к тому же вы красивы.

Я начала потеть.

– Это не значит, что я не люблю свою жену или жалею, что женился на ней. Это просто означает, что я мужчина и что я живой человек.

Я попыталась превратить все в шутку:

– Послушайте, если вы думаете, что такого рода разговоры могут увлечь меня наверх, в этот ваш зал для физических упражнений, вам лучше еще раз хорошо подумать.

Томас рассмеялся.

– Нет-нет, Джулия. Сегодня вечером я просто наслаждаюсь вашим обществом. Исключительно этим.

И он застенчиво взглянул на меня. Могу поклясться, что он едва не покраснел.

– Знаете, похоже, разница по времени валит меня с ног, – неловко проговорила я.

Томас понимающе кивнул.

– Конечно, это же ваша первая ночь в Париже. Вы, должно быть, очень устали.

– Да, так и есть.

Томас остановил машину напротив квартиры Стива и выключил двигатель. Я внезапно занервничала, не зная, чего ожидать от этого французского парня.

– Что ж, спасибо, что подвезли, спасибо за шампанское, за секс… в смысле… я хотела сказать, что открыли мне глаза… в общем, вы поняли… – Я немного запуталась.

Томас улыбался мне: мое смущение его забавляло.

– Думаю, в четверг вы пойдете в оперу, а затем на гала-концерт? Так?

– Что? О да, Стив что-то такое говорил. Он будет там дирижировать.

– Фантастика! Я приду туда со своей женой. Там и увидимся.

С этими словами он вышел из машины и открыл для меня дверцу. Помимо того что Томас объяснил мне, что у каждого человека есть три пути, он был еще и настоящим джентльменом. Поцеловав меня в обе щеки, он меня отпустил.

Тем временем в Штатах

Все они оделись как на похороны. Хотя в конечном счете повод был радостный, если разобраться. Собственному эго Серены, всем ее желаниям, привязанности к материальному миру, составлявшим ее прежнее «я», предстояло умереть, и Джорджия, Элис и Руби согласились пойти на похороны, чтобы отметить это событие. Церемония происходила в ашраме возле Нью-Пальтца, штат Нью-Йорк, в полутора часах езды от города, и Джорджия предложила поехать туда на машине. Руби опоздала на встречу возле гаража, потому что она всегда опаздывает, что немедленно вызвало раздражение у Джорджии и Элис, потому что они никогда не опаздывают, а главное – потому что на самом деле им совсем не хотелось ехать в Нью-Пальтц, чтобы посмотреть, как Серена станет свами. Но они мне это пообещали и, хотя сами не собирались принимать обет безбрачия у алтаря Шивы, по-прежнему продолжали поклоняться алтарю дружбы и верности данному подругам слову.

Вначале в машине висело неловкое молчание. Было девять утра, все не выспались и были немного на взводе, и никто понятия не имел, во что они влипли. Однако, если вы хоть чуть-чуть знаете женщин, вы в курсе, что ограниченное пространство и некая интимность автомобильного салона в конечном счете заставят разговориться даже весьма сердитых дам.

Вскоре Элис начала выкладывать Джорджии систему своих убеждений касательно того, как жить одной. Она на словах живописала карты и диаграммы, в которых содержались основные догматы ее вероучения о свиданиях с мужчинами: «ты должна выходить на люди, ты должна выходить на люди, ты должна выходить на люди». Пока они ехали по Восемьдесят седьмому шоссе, Элис просветила Джорджию насчет сайтов nerve.com и match.com, рассказала, что уделяет не слишком много времени переписке с мужчинами, а вместо этого назначает им свидание, чтобы выпить кофе или чего-нибудь покрепче, но никогда не ужинает. Она учила Джорджию немедленно отсеивать тех, кто в первых нескольких письмах допускает какие-либо инсинуации сексуального толка, и объяснила, что не мучается угрызениями совести, если ей не хочется отвечать мужикам, которые, как ей кажется, старики, коротышки или уроды.

Джорджия свернула со скоростной трассы и поехала по дорогам, обсаженным деревьями, мимо ферм, коров и коз, а Элис все рассказывала ей о скалолазании в Челси Пирс, о плавании на байдарках, о долгих пеших походах по Вест-Сайд Хайвей. Она поведала о самых крутых клубах и барах и объяснила, когда и куда следует ходить.

Джорджия, паника и маниакальный синдром у которой и так устойчиво находились на шестой стадии, определенно не нуждалась в дальнейшем накачивании. Хотя речь шла всего лишь о полутора часах езды на «Хонда Акура» в северном направлении, это испытание смело можно было бы приравнять к сорокавосьмичасовому пребыванию в «Мотеле-6» в компании саентологов, которые не дают вам спать, есть и звонить по телефону. Но к тому моменту, когда мои подруги остановились перед Медитационным центром «Джаянанда», мозги у Джорджии были уже полностью промыты в соответствии с евангелием от Элис. Она была на крючке.

Руби всю дорогу проспала на заднем сиденье. И проснулась, только когда машина въехала на усыпанную гравием дорожку.

– Кто-нибудь в курсе, что мы, собственно говоря, собираемся тут увидеть? – спросила Руби, когда автомобиль проезжал мимо таблички с названием центра.

– Лично я понятия не имею, – сказала Джорджия.

– А я лишь надеюсь, что нам не придется участвовать в каких-нибудь безумных скандированиях, – добавила Элис.

Они вышли из машины и расправили примявшиеся наряды. На Джорджии и Руби были платья в сочетании с чулками и ботинками, а Элис выбрала комплект из блейзера и брюк, который смотрелся более профессионально. Следуя за немногочисленными гостями вниз по склону зеленого холма по узкой, выложенной камнем тропинке, мои подруги заметили, что, видимо, оделись слишком официально. На остальных гостях были свободные рубашки и юбки; мужчины отличались растительностью на лице в виде разнообразных вариаций бороды, а большинство женщин – растительностью на ногах. Было там и несколько индусов в оранжевых одеждах и сандалиях. Спустившись к подножию холма, Джорджия, Элис и Руби увидели место, где должна была происходить церемония. Здесь под открытым небом находился каменный храм. Он был круглым, с мраморными полами, с колоннами из камня и различными изображениями индуистских фигур на стенах. На пороге храма люди снимали свои туфли и сандалии. В воздухе пахло благовониями.

– Выглядит действительно загадочно, – прошептала Джорджия.

Подруги с трудом сняли свою обувь и зашли внутрь. Они сразу же уловили торжественную атмосферу ритуала. В центре храма находился каменный очаг, в котором ровно горел огонь. «Паства» принялась рассаживаться на полу, скрещивая под собой ноги. Экипировка трех наших дам была плохо приспособлена для позы лотоса, но, тем не менее, они храбро разобрались с собственными юбками и брюками, что позволило им кое-как примостить свои замечательные попы на холодном каменном полу.

Пожилой индус в оранжевом одеянии, который, по-видимому, был главным свами, начал читать какую-то книгу на санскрите. С двух сторон от него находились двое мужчин, тоже свами: один пожилой, похожий на итальянца, а другой – очень даже «горячий», немного за сорок. Рядом с ним расположилась ужасно полная женщина-свами. Пока индийский свами читал, эти трое неподвижно стояли и молчали. Наконец ввели новых посвященных. Всего их было пятеро: трое мужчин и две женщины. Одной из этих женщин была Серена.

При виде ее Элис, Руби и Джорджия дружно ахнули. Серена сбрила волосы. Все, за исключением небольшой пряди на затылке, которая спускалась ей на спину. Ее красивые белокурые волосы исчезли. От прежней Серены осталось лишь нечто тщедушное, напоминавшее маленькую тощую птичку. В оранжевом сари. Когда Серена за день до этого позвонила Элис, чтобы рассказать ей, как доехать, она объяснила, что делает. Она верила, что ее призвание состоит в том, чтобы остаток жизни провести в медитации и религиозных службах, и все это в надежде получить нечто вроде духовного просветления. Серена считала, что покончила с материальным миром и уже готова от него отказаться. Элис тогда толком не сообразила, о чем она говорит, но теперь, увидев ее в оранжевых одеждах и без волос, поняла, что Серена не шутила.

Все вновь посвященные тихо стояли, пока свами не дочитал главу. Затем заговорил «горячий» свами. Он, похоже, был переводчиком, ответственным по связям с общественностью при храме, в задачи которого входило объяснить присутствующим, что тут происходит.

– Я хочу поприветствовать всех, кто пришел сюда, на эти похороны. Сегодня ученики становятся саньясинами[26]26
  Саньясин – тот, кто избрал жизнь полного отречения; странствующий монах, духовный странник.


[Закрыть]. Они примут обет бедности, безбрачия, откажутся от семьи, друзей, от удовольствий физического мира. Этот огонь символизирует погребальный костер…

– А он и вправду горячая штучка, – прошептала Джорджия. – Что у него за акцент, как думаешь?

– Точно не могу сказать, – тоже шепотом ответила Элис. – Австралийский?

Руби гневно взглянула на них, и они закрыли рты.

– …В котором сгорит их прошлое «я», чтобы дать дорогу новой сущности в качестве саньясинов.

Вслед за этим старый индийский свами взял какие-то ножницы, лежавшие на полу, и когда каждый из новичков становился перед ним на колени, он отрезал последние остававшиеся у них на голове волосы и бросал их в огонь. После того как с этим было покончено, пятеро почти-что-уже-свами сели на пол, скрестив ноги. Очень полная дама одному за другим поставила им на головы по три конуса благовоний, Серена была последней. Джорджия, Элис и Руби были потрясены. Девушка, которую они и видели всего-то несколько раз – причем в последний раз ей промывали желудок, – сидела перед ними лысая и пыталась сохранить равновесие, чтобы благовония не слетели с ее головы. Три пары глаз испуганно округлились, когда индийский свами по очереди поджег все эти конусы. «Горячий» свами пояснил:

– Пока эти конусы благовоний не догорят до кожи на их голове, саньясины будут медитировать на новом для них пути воздержания; горящие конусы могут оставить шрам как постоянный символ вновь обретенной готовности к самоотречению.

Элис тяжко вздохнула, Руби подняла брови, а Джорджия просто закатила глаза. Серена посмотрела в толпу и улыбнулась. Казалось, что она сияет. Было в ее взгляде что-то такое, от чего у трех подруг перехватило дыхание. Внутренний покой. Умиротворенность.

Это ж надо. Подумать только!

– А теперь я приглашаю вас несколько мгновений помедитировать вместе с нашими саньясинами.

Все в храме закрыли глаза и принялись делать медленные вдохи и выдохи. Лишь Джорджия беспокойно огляделась по сторонам. Она начала обдумывать идею насчет сожжения своего прежнего «я». Если Серена смогла избавиться от этого, то и она, Джорджия, тоже сможет. Она не должна постоянно сходить с ума по Дейлу. Не должна чувствовать унижение из-за того, что нарушила обещание, данное перед двумястами тридцатью своими ближайшими друзьями и родственниками и порвала с мужчиной, которого, по идее, должна была любить, пока смерть не разлучит их. Она сможет избавиться от ощущения, что ее брак – а следовательно, и вся ее жизнь – неудача. Она сможет вырваться из агонии осознания, что человек, с которым ее объединяли интимная близость, жизненные трудности, радости и рождение двоих детей, нашел другую женщину, которую предпочел ей.

Пока Джорджия сидела там в своей слегка лопнувшей на боку юбке, внутренний голос сказал ей: «Я смогу все это отпустить. Я не желаю быть раздражительной разведенной дамой. Я смогу делать все так, как сама захочу. А я хочу встречаться с молодыми “горячими” парнями».

Элис тем временем чувствовала покалывание в затекших скрещенных ногах и все-таки не могла не заметить, до чего же хорошо просто посидеть спокойно, пусть даже недолго. Такой покой. Умиротворение. Просто подышать. Остановиться. Она закрыла глаза.

Ее внутренний голос сказал ей: «Я передала свои знания Джорджии. Она будет понятливой и прилежной ученицей. А мне пришло время остановиться. Я вся нафиг вымоталась». Элис продолжала медленно ритмично дышать – вдох-выдох, вдох-выдох, – пока ее внутренний голос в конце концов не произнес: «Пора мне выйти замуж за первого встречного мужчину».

А перед мысленным взором Руби, к ее немалому удивлению, предстала такая картина: она держит на руках младенца в окружении друзей и близких, купаясь в ореоле любви и всеобщего одобрения. От внезапного видения собственного материнства ее глаза мгновенно открылись.

– Пока наши саньясины медитируют, приглашаем присоединиться к нам в главном здании и отведать карри и чапати[27]27
  Чапати – тонкая индийская лепешка из пресного теста.


[Закрыть].

После того как Руби, Джорджия и Элис приехали обратно в Вест-Виллидж, где Джорджия парковала свою машину, все они вежливо попрощались друг с другом.

Пребывая в состоянии задумчивости, Руби решила прогуляться по парку и подышать свежим воздухом. Но ей было не все равно, в какой парк идти. Детская площадка на Бликер-стрит была маленькой, каких-то тысяча квадратных футов, но буквально забитой детьми под завязку – и все они бегали, куда-то карабкались, что-то копали, визжали, хихикали, дрались и ссорились. Там были ярко раскрашенные разноцветные ведерки, и грузовички, и такие штуки на колесах, на которых детворе можно ездить, отталкиваясь своими маленькими ножками. Там были мамы и нянечки, которые вовсю сияли местным шиком. Было и несколько отцов: все красивые, седеющие, с хорошо накачанными бицепсами. Руби стояла и смотрела на все это, взявшись за прутья ограды, защищавшей этот мирок от растлителей и похитителей детей. Подойдя ко входу, она натолкнулась на большую табличку, висевшую на внушительных металлических воротах: «Взрослым без детей вход воспрещен». Руби проигнорировала ее и вошла внутрь с видом «красивой мамаши, высматривающей свое обожаемое дитя и любимую нянечку».

Она оглядела парк. Руби не знала толком, что именно она ищет, но была уверена, что это как раз то место, где она это найдет. Она присела рядом с двумя мамочками, белыми женщинами, стройными, с по-настоящему хорошо подкрашенными отдельными прядями волос. Руби собирала информацию и буквально впитывала ее: о детях, о родителях, о нянях, обо всем. Внезапно в центре парка, возле веревочной лестницы что-то произошло, вспыхнула потасовка. Четырехлетняя девочка, настоящий дьяволенок с длинными каштановыми кудрями, с визгом била бедного беззащитного мальчика; она сшибла его с ног и теперь вопила на пределе своих легких. Лицо у нее было красное, а глаза от возмущения вылезли из орбит чуть ли не на затылок, как будто это она была пострадавшей стороной. К девочке быстро подбежала молодая женщина и крепко обняла ее. Другая подбежавшая женщина подхватила мальчика, который теперь тоже вопил. Мамаша юного чудовища отчитывала свое демоническое дитя, но было очевидно, что до той ее слова не доходят. Это дурное семя уже находилось в стране под названием Истерика: девочка визжала, орала и била свою мать. Когда две мамаши, сидевшие рядом с Руби, заметили на ее лице выражение неподдельного ужаса, они просто покачали головами и едва ли не в унисон произнесли два слова, которые должны были все объяснить:

– Мать-одиночка.

Руби сочувственно закивала.

– Печально, – сказала она, подталкивая их к разговору.

– Это была связь на одну ночь. Она забеременела и решила справляться со всем одна. Это было очень смело, – сказала стройная женщина со светлыми прядями.

– Но теперь, несмотря на помощь сестры и приходящих нянь, материнство превратилось для нее в сплошной кошмар, – сказала другая стройная женщина с рыжими прядями.

– Точно, кошмар, – повторила блондинка, чтобы сделать на этом упор.

Руби не смогла сдержаться.

– Ну, я уверена, что никогда не пошла бы на это. А вы? – с невинным видом поинтересовалась она.

По выражению лиц ее собеседниц было очевидно, что об этом можно было и не спрашивать, но Руби все равно решила продолжать.

– Я хочу сказать, могли бы вы себе представить, что будете воспитывать ребенка в одиночку?

Она попыталась произнести это как можно более небрежным тоном, но ответа ждала так, как будто от этого зависела судьба Затерянного ковчега.

– Никогда. Ни за что. Это слишком тяжело.

– Абсолютно исключено. Я бы скорее наложила на себя руки.

Предположения Руби подтвердились: мать-одиночка – это еще более депрессивный вариант, чем просто одинокая женщина. А как же тогда радости материнства? Сокровенная внутренняя связь между матерью и ребенком? Наслаждение от сознания того, что ты воспитала человека с момента его рождения и дала ему дорогу в большой мир?

– Но вам не кажется, что матерью быть прекрасно даже в таком случае? Даже без мужа?