Текст книги "Бессердечный граф"

Глава 7

Через месяц после того, как Девон и Уэстон уехали из Гэмпшира, в Эверсби принесли посылку, адресованную Кэтлин. Когда все собрались в гостиной на втором этаже, она открыла посылку и стала разворачивать хрустящую бумагу. Внутри оказалась кашемировая шаль, увидев которую, все ахнули от восхищения. Такие шали, связанные вручную в Персии и отделанные каймой из вышитых цветов и шелковой бахромой, были сейчас последним криком моды в Лондоне. Пряжа, окрашенная в разные оттенки одного и того же цвета, давала удивительный эффект заката; пылающие красные тона переходили в оранжевые и золотые.

– Это называется «ombré»[1]1
  Омбре – способ окрашивания тканей, когда один цвет плавно переходит в другой, от светлых оттенков к более темным. – Здесь и далее примеч. ред.


[Закрыть], – с благоговением сказала Кассандра. – Я видела ленты, покрашенные таким манером. Сейчас очень модно!

– И замечательно подойдет к вашим волосам, – заметила Хелен.

– Но кто ее прислал? – спросила Пандора. – И почему?

Кэтлин взяла записку, которая была вложена в посылку, и прочитала крупно написанные слова: «Как обещал. Тренир».

Девон нарочно выбрал шаль самых ярких цветов, какие только можно себе представить, но которую вдова никогда не сможет носить. Кэтлин нахмурилась.

– Я не могу это принять, подарок слишком личный, к тому же от лорда Тренира. Возможно, будь это носовой платок или баночка конфет…

– Но он же наш родственник! – удивила ее Хелен. – И шаль не такой уж личный предмет, не так ли? Ведь ее же не надевают на голое тело.

– Считайте, что это большой носовой платок, – предложила Кассандра.

– Даже если я оставлю ее себе, – сдалась Кэтлин, – мне придется покрасить ее в черный цвет.

Девушки посмотрели на нее так, словно увидели на ее голове змей, а потом заговорили все одновременно:

– Вы не должны…

…Ах, зачем?

…Испортить такую яркую вещь…

– Как я могу носить ее в таком виде? – воскликнула Кэтлин. – Я же буду похожа на попугая. Можете представить, какие пойдут сплетни?

– Вы можете носить ее дома, – вмешалась Пандора. – Никто и не увидит.

– Примерьте! – подтолкнула ее Кассандра.

Как Кэтлин ни отказывалась, девушки настояли, чтобы она накинула шаль на плечи.

– Какая красота! – воскликнула Хелен.

Никогда еще у Кэтлин не было столь роскошной вещи: шерсть мягкая, вязка плотная, кайма искусная, а какие насыщенные краски.

Она погладила шаль и со вздохом произнесла:

– Пожалуй, я не могу испортить такую красоту анилиновым красителем, но ему напишу, что все-таки покрасила ее в черный цвет.

– Собираетесь солгать? – удивилась Кассандра. – Но какой пример вы подаете нам?

– Это для пользы дела: чтобы отучить графа присылать неподобающие подарки, – парировала Кэтлин.

– Если он не знает, что принято, разве это его вина? – заметила Пандора.

Кэтлин мрачно уточнила:

– Все он знает: просто получает удовольствие, нарушая правила.

«Милорд, спасибо за красивый подарок, который особенно пригодится теперь, когда погода ухудшилась. Рада сообщить, что кашемир прекрасно покрасился, цвет получился очень ровный, угольно-черный, и теперь шаль подходит для моего траура.

Благодарю вас за внимание. Леди Тренир».

– Она ее покрасила? – едва не взвыл Девон.

Положив записку на стол со смешанным чувством веселья и раздражения, он потянулся за серебряной ручкой, вставил свежее перо и достал из ближайшей стопки чистый лист писчей бумаги. Этим утром он уже успел написать с полдюжины писем адвокатам, банкиру, подрядчикам и нанял агента для анализа финансового положения поместья, и кончики его пальцев были испачканы чернилами. Девон поморщился. Лакей дал ему пасту из соли с лимонным соком, но она не смогла полностью удалить эти пятна. Он устал от писанины, а еще больше – от цифр, и записка от Кэтлин внесла приятное разнообразие. Такой вызов он не мог оставить без ответа.

Девон посмотрел на письмо с легкой усмешкой и, хорошо обдумав, как бы получше ее позлить, обмакнул перо в чернила и написал:

«Мадам, я счастлив узнать, что вы нашли шаль полезной в эти прохладные осенние дни.

В связи с этим сообщаю, что недавно решил пожертвовать все черные портьеры, которые в настоящее время затемняют окна в Эверсби, в одну благотворительную организацию в Лондоне. Вам, к сожалению, больше не придется пользоваться этой тканью, но зато из нее будут сшиты зимние пальто для бедных. Уверен, вы согласитесь, что это куда более благородная цель. Вы, несомненно найдете другие способы сделать атмосферу поместья как можно мрачнее и безрадостнее.

Если портьеры не будут доставлены в самое ближайшее время, я сочту это знаком, что вам очень нужна моя помощь и немедленно прибуду в Гэмпшир.

Граф Тренир».

Неделей позже пришел ответ от Кэтлин – вместе с большими деревянными ящиками, в которых лежали черные портьеры.

«Милорд, в своих заботах об угнетенных народных массах вы, по-видимому, запамятовали сообщить мне, что наняли батальон рабочих оккупировать Эверсби. Сейчас, когда я пишу эти строки, по дому свободно разгуливают плотники и сантехники, обдирают стены и полы и утверждают, что делают все это по вашему распоряжению. Расходы на прокладку труб неимоверно велики и излишни, а шум и несоблюдение этикета крайне нежелательны, особенно в доме, пребывающем в трауре.

Я требую, чтобы эти работы были немедленно прекращены.

Леди Тренир».

«Мадам, у каждого человека есть свой предел. Мой, так уж вышло, простирается только до уборной на улице.

Работы будут продолжены.

Граф Тренир».

«Милорд, в то время как вашим землям отчаянно необходимо множество усовершенствований, включая ремонт коттеджей для рабочих, фермерских построек, дренажных систем и ограждений, невольно возникает вопрос: неужели личный физический комфорт для вас перевешивает все остальные соображения.

Леди Тренир».

«Мадам, отвечая на ваш вопрос: да.

Граф Тренир».

– Ох, как же я его презираю! – вскричала Кэтлин, швыряя письмо на стол в библиотеке.

Хелен и близняшки, корпевшие над книгами о хороших манерах и этикете, одновременно вопросительно уставились на нее.

– Тренира, – пояснила она, хмурясь. – Я написала ему, что по его вине здесь царит хаос, рабочие топают вверх-вниз по лестницам, в любое время стучат молотками и жужжат пилами. Но ему нет дела ни до чьего удобства, кроме своего собственного.

– Вообще-то мне шум не мешает, – заметила Кассандра. – Скорее наоборот: такое чувство, будто дом снова ожил.

– А я с нетерпением жду, когда у нас будут ватерклозеты, – робко призналась Пандора.

– Неужели он купил твою преданность по цене одной уборной? – скептически поинтересовалась Кэтлин.

– Не одной, – уточнила Пандора. – Ватерклозеты будут на каждом этаже и даже у слуг.

Хелен улыбнулась Кэтлин.

– Переносить небольшие неудобства станет легче, если все время напоминать себе, как будет хорошо, когда все это закончится.

Каждый слог этого оптимистичного заявления сопровождался глухим стуком снизу, таким сильным, что пол дрожал.

– Небольшие неудобства? – фыркнула Кэтлин. – Да стоит такой грохот, что дом кажется, будто вот-вот рухнет.

– Они устанавливают бойлерную систему, – сообщила Пандора, листая книгу. – Это комплект из двух медных цилиндров с трубами, которые нагреваются газовыми горелками. Не нужно будет ждать горячей воды – она сразу же поступает через специальные трубы, присоединенные к бойлеру сверху.

– Пандора, – подозрительно прищурилась Кэтлин, – откуда ты все это знаешь?

– Главный водопроводчик объяснил.

– Дорогая, леди не подобает разговаривать с мужчиной, которому ее не представили, – мягко пожурила ее Хелен, – не говоря уже о рабочих.

– Но, Хелен, он же старый, на Санта-Клауса похож.

– Возраст тут ни при чем, – строго сказала Кэтлин. – Пандора, ты обещала следовать этикету и подчиняться правилам.

– Я и подчиняюсь! – возразила девушка, раздосадованная. – Но их столько, что все и не упомнишь.

– Как такое возможно: запомнить в подробностях устройства водопроводной системы, но забыть основы этикета?

– Потому что водопровод гораздо интереснее.

Пандора опустила голову над учебником хороших манер, делая вид, что читает главу «Как должна вести себя леди», и Кэтлин, озабоченно наблюдая за девушкой, была вынуждена признать, что за две недели занятий она очень мало продвинулась вперед по сравнению с Кассандрой, которая за то же время научилась гораздо большему, но, чтобы Пандора не выглядела по сравнению с ней еще хуже, пытается скрыть свои успехи. Было совершенно ясно, что Пандора куда менее дисциплинированная.

В комнату вошла миссис Черч, добродушная пухлая экономка, чтобы сообщить, что в гостиную на втором этаже сейчас подадут чай.

– Ура! – закричала Пандора, вскакивая со стула. – Я так проголодалась, что могу съесть колесо от кареты!

И через мгновение ее и след простыл.

Кассандра посмотрела на Кэтлин так, словно хотела извиниться, и побежала вслед за сестрой, а Хелен по привычке стала собирать книги и листы бумаги и складывать их стопочками.

– Пандора всегда была такой… – начала было Кэтлин, но замялась, пытаясь найти более подходящее слово.

– Да! – с чувством произнесла Хелен. – Вот почему ни одна из гувернанток не задерживалась у нас надолго.

Кэтлин вернулась к библиотечному столу и поставила на место стулья.

– Как же я подготовлю ее к сезону, если не могу удержать за столом больше пяти минут?

– Сомневаюсь, что ее вообще можно подготовить.

– Кассандра делает большие успехи, но вот Пандора…

– Кассандра ни за что не пойдет ни на одно светское мероприятие без сестры.

– Но ведь она должна понимать, что это неправильно.

Хелен пожала изящными плечами.

– У них всегда было так. С младенчества они говорили между собой на своем собственном придуманном языке. Если одну наказывали, вторая требовала, чтобы и ее наказали. Они совершенно не могут проводить время порознь.

Кэтлин вздохнула.

– Им придется, иначе не будет никакого прогресса. Я несколько дней позанимаюсь с Пандорой отдельно. Могла бы ты в это время занять Кассандру?

– Да, конечно.

Хелен сложила книги по порядку, а перед тем как закрыть каждую, положила в нужных местах закладки. Она всегда обращалась с книгами очень бережно, они были ее компаньонами, ее развлечением и ее единственным окном во внешний мир. Кэтлин беспокоилась, что девушке будет трудно приспособиться к особенностям лондонской жизни.

– Ты хотела бы войти в светское общество, когда закончится время траура? – спросила она у Хелен, но та ответила не сразу, задумавшись над вопросом, и наконец призналась:

– Да мне хотелось бы когда-нибудь выйти замуж.

– И о каком же муже ты мечтаешь? – спросила Кэтлин с игривой улыбкой. – О высоком, красивом, модном?

– Не обязательно: главное – чтобы был добрый. Ну, а если он любил бы книги, музыку… и, конечно, детей, я была бы счастлива.

Кэтлин посмотрела на девушку с нежностью и заверила:

– Мы найдем тебе такого мужчину, обещаю. Это самое малое, чего ты достойна, дорогая.

– Почему ты не пришел ужинать в клуб? – спросил Уэстон, входя в гостиную городского дома Девона. Почти из всех комнат была уже вынесена мебель. Современный стильный особняк был уже сдан в аренду итальянскому дипломату, который собирался поселить здесь свою любовницу. – Сегодня подавали бифштекс и пюре из репы. Не припомню случая, чтобы ты пропустил… – Он вдруг оборвал себя на полуслове. – Почему ты сидишь на письменном столе? Что, черт побери, ты сделал со стульями?

Девон, разбиравший почту, поднял на брата хмурый взгляд.

– Я же тебе говорил, что переезжаю в Мейфэр.

– Я не знал, что это случится так скоро.

Рейвенел-хаус представлял собой каменный особняк эпохи короля Якова с двенадцатью спальнями, и при взгляде на него казалось, что приорат Эверсби породил уменьшенную версию самого себя. К счастью, особняк был в гораздо лучшем состоянии, чем Девон ожидал. Дом, хоть и чрезмерно заставленный мебелью, был удобным, а темное дерево и ковры насыщенных темных тонов придавали интерьеру отчетливо мужской дух. Рейвенел-хаус, конечно, слишком велик для одного человека, но у Девона не было выбора: пришлось поселиться здесь. Он предлагал Уэстону жить вместе, но брат не захотел отказаться от комфорта и уединения его стильного дома, и его нельзя за это винить.

– Что-то у тебя угрюмый вид, – заметил Уэстон. – Я знаю, что может тебя подбодрить. Сегодня мы с друзьями собираемся в мюзик-холл: там выступает трио акробаток, так называемых «девушек без костей», в трико и с крошечными полосками золотой ткани…

– Спасибо, но я не могу.

– Девушки без костей! – повторил Уэстон, как будто Девон мог отказаться от такого, только если не расслышал.

И действительно, не так давно это предложение могло бы показаться ему весьма заманчивым, однако теперь, когда на него давил груз множества накопившихся забот, гибкие актрисы его не интересовали. К тому же он с друзьями бывал на подобных представлениях уже не раз, и такие вылазки давно потеряли для него новизну.

– Иди развлекайся, – со вздохом сказал Девон и перевел взгляд обратно на бумаги, которыми занимался. – Потом расскажешь.

– Что толку… – пробурчал Уэстон. – Их нужно видеть своими глазами, иначе смысла нет. – Он помолчал. – Что там, в письме? От кого оно?

– От Кэтлин.

– Что, неважные новости из поместья?

Девон издал короткий смешок и протянул письмо брату:

– Смотри сам.

«Милорд, сегодня нанес визит мистер Тотхилл, и мне показалось, что его здоровье ухудшается. По моему личному мнению, нагрузка, которую налагает на него должность вашего агента по недвижимости, его подавляет, и он более не в состоянии выполнять свои обязанности к вашему, да и чьему бы то ни было удовлетворению.

Вопрос, который он довел до моего сведения, касается пятерых из ваших арендаторов, из низины. Им еще три года назад обещали улучшить дренажную систему. Глинистая земля на их фермах липкая, как птичий клей, и ее почти невозможно вспахать. К моему ужасу, я только что узнала, что покойный граф занял у частной компании, занимающейся улучшением земель, деньги для выполнения необходимых работ, но они так и не были проведены. В результате они собрались в суд, и теперь мы должны либо немедленно вернуть деньги, либо оборудовать на землях арендаторов надлежащую дренажную систему.

Сообщите мне, пожалуйста, если нужна помощь. Я знакома с семьями арендаторов, о которых идет речь, и готова поговорить с ними от вашего имени.

Леди Тренир».

– Что такое птичий клей? – спросил Уэстон, возвращая письмо.

– Клей, который делают из коры падуба и применяют, чтобы ловить птиц. Если им что-то намазать, птица прилипнет намертво.

После месяца неустанной работы Девон едва-едва начал вникать в проблемы Эверсби. На то, чтобы более или менее прилично разбираться в вопросах выращивания урожая, улучшения земель, в животноводстве, молочном хозяйстве, лесоводстве, бухгалтерии, инвестициях, земельном законодательстве и местной политике, потребуются годы. На данный момент самое главное – не погрязнуть в мелочах. Девон пытался мыслить крупными категориями, находить пути, которыми одни проблемы приводят к другим, и пытаться их избежать. Что должно быть сделано, он наконец-то понял, но вот как именно это сделать, понятия не имел.

Он бы мог нанять специалистов для управления делами, но для этого нужно время и средства. Тотхилл стар и упрямо придерживается традиций, то же относится и к Карлоу, земельному агенту, который на него работал. Их надо бы заменить, но во всей Англии таких, как они, по пальцам пересчитать.

Этим утром Девон впал в отчаяние, мрачно думая, что совершил ошибку, взвалив на себя такое бремя, но потом пришло письмо от Кэтлин, и этого было достаточно, чтобы подстегнуть его решимость.

Ради того, чтобы ее заполучить, никакая цена невысока.

Он не мог бы объяснить даже самому себе, почему так одержим ею, но казалось, что это чувство было в нем всегда, вплетенное в самую ткань его существа, и только ждало, когда его откроют.

– Что ты намерен предпринять? – услышал он голос Уэстона.

– Сначала спрошу у Тотхилла, что ему известно об этих деньгах. Поскольку он скорее всего не даст вразумительного ответа, мне придется засесть за бухгалтерские книги и разобраться во всем самому. В любом случае я попрошу знающего человека просчитать во сколько обойдутся эти усовершенствования.

– Да уж, тебе не позавидуешь, – небрежно бросил Уэстон и, помолчав, добавил уже другим, более резким тоном. – Не понимаю я тебя, Девон. Продай ты это чертово поместье! Ты никому ничего не должен, ведь Эверсби не принадлежит тебе по праву рождения.

Девон бросил на него сардонический взгляд.

– Тогда как вышло, что поместье у меня?

– По чертовой случайности!

– Тем не менее теперь оно принадлежит мне. А ты лучше уходи, пока я не дал тебе по башке вот этим гроссбухом.

Но Уэстон не принял шутку и даже с места двинулся.

– Что происходит, почему ты так изменился?

Девон в досаде потер глаза. Вот уже несколько недель он плохо спал, а кухарка подавала ему на завтрак только подгоревший бекон и слабый чай.

– Ты что же, думал, что можно за всю жизнь нисколько не измениться? Надеялся, что до конца дней так и будем предаваться лишь удовольствиям и банальным развлечениям?

– Именно на это я рассчитывал!

– Ну так вот: случилось неожиданное. Впрочем, я тебя ни о чем не прошу, так что не утруждайся.

Раздражение Уэстона сменилась негодованием. Он подошел к письменному столу и не без труда подтянулся, чтобы сесть рядом с Девоном.

– А может как раз стоило бы, олух ты этакий.

Некоторое время они сидели бок о бок в напряженном молчании, и Девон тем временем созерцал опухшее и расплывшееся лицо брата, обвисший «второй» подбородок. Алкоголь уже начал расчерчивать его щеки тонкими красными полосками и паучками. Было трудно узнать в этом брюзге с потухшим взглядом жизнерадостного энергичного мальчика, которым он когда-то был. Девону вдруг пришло в голову, что в своей решимости спасти поместье, арендаторов, слуг и сестер Тео он упустил из виду то обстоятельство, что его собственному брату тоже не помешала бы помощь. Уэстон всегда был таким умным, вот Девон и считал, что он способен сам о себе позаботиться. Но вот, оказывается, даже такие умники порой навлекают на себя самые большие неприятности. Раньше казалось неизбежным, что Девон и Уэстон превратятся в эгоистов и прожигателей жизни. После того как отец погиб в драке, мать сдала их в пансион, а сама отправилась путешествовать по Европе. Она порхала от одного романа к другому, каждый оставлял на ее разбитом сердце новую трещину, они накапливались, пока это не привело к фатальному результату. Девон так и не узнал, как она умерла: то ли от болезни, то ли покончила с собой, – да, впрочем, и не особенно хотел.

Жизнь Девона и Уэстона проходила между пансионами и домами родственников, но при любых обстоятельствах братья оставались неразлучными.

Вспоминая те беспокойные годы, когда каждый из них был для другого единственным якорем стабильности в жизни, Девон вдруг осознал, что должен включить Уэстона в свою новую жизнь, даже если он станет противиться. Сила их связи так велика, что не позволит ни одному из них куда-либо двигаться, не потянув за собой второго.

– Уэстон, ты прав, мне нужна твоя помощь и как раз сейчас, – тихо сказал он.

– И что я могу для тебя сделать?

– Поехать в Эверсби.

– Неужели ты доверишь мне все его женское общество? – мрачно уточнил Уэстон.

– У меня нет выбора. Кроме того, пока мы были там, мне не показалось, что одна из них тебя заинтересовала.

– В том, чтобы соблазнять невинных, нет никакого куража. – Уэстон скрестил руки на груди. – Какой смысл посылать меня в Эверсби?

– У меня полно дел, а нужно заняться вопросом дренажных систем на участках арендаторов, поговорить с каждым, выяснить, что им обещали и что на самом деле…

– Исключено! – отрезал Уэстон.

– Почему?

– Потому что для этого мне придется таскаться по фермам и обсуждать погоду и условия разведения скота. А я, как ты знаешь, не интересуюсь животными, если только они не поданы на стол под винным соусом и с жареным картофелем.

– И все-таки поезжай в Гэмпшир! – жестко потребовал Девон. – Поговори с фермерами, выслушай их проблемы и, если сумеешь, изобрази некоторое сочувствие. После этого мне нужен от тебя отчет и список рекомендаций по усовершенствованиям в поместье.

Уэстон встал, недовольно ворча, и одернул помятый жилет.

– Моя единственная рекомендация относительно твоего поместья – как можно скорее избавиться от него.

Глава 8

«Мадам, примите мою искреннюю благодарность за предложение поговорить с арендаторами по поводу дренажа. Но поскольку вы и так уже обременены множеством дел, я отправил заняться этой проблемой брата Уэстона. Он прибудет в Эверсби в среду и останется на пару недель. Я прочел ему длинную лекцию о правилах поведения джентльмена. Если он причинит вам хотя бы малейшее беспокойство, телеграфируйте мне, и я немедленно решу эту проблему. Уэстон прибудет на железнодорожной станции Олтон в полдень. Надеюсь, вы пришлете кого-нибудь его встретить.

Граф Тренир

P. S. Вы в самом деле выкрасили шаль в черный цвет?»

«Милорд,

среди суматохи грохота ремонта, который производит шума больше, чем полк армейских барабанщиков, присутствие вашего брата, вероятно, пройдет незамеченным.

Мы встретим его в среду, не беспокойтесь.

Леди Тренир.

P. S. Зачем вы послали мне шаль, столь явно неподходящую для женщины в трауре?»

В ответ на письмо Кэтлин, утром того дня, когда должен был приехать Уэстон, с деревенской почты принесли телеграмму:

«Мадам, вы не будете носить траур вечно.

Граф Тренир»

Кэтлин с рассеянной улыбкой положила письмо на стол и на мгновение поймала себя на мысли, что была бы рада, если вместо брата приехал бы в Гэмпшир Девон. Пожурив себя за нелепую мысль, она вспомнила, как он ее раздражал и действовал на нервы, не говоря уже о том, что грохот от прокладывания водопровода ей приходится слушать каждый день именно по его распоряжению. А как он заставил ее снять траурные портьеры? Хотя в душе Кэтлин не могла не признать, что все в доме, включая слуг, были рады светлым комнатам.

Нет, не нужен он здесь. Ну, совершенно!.. У нее слишком много дел, чтобы тратить время на размышления, или вспоминать его ясные синие глаза, цвет которых напоминает бристольское стекло. И пора бы уже забыть ощущения, которые вызывали его крепкие руки, когда обнимали ее, губы, когда он шептал ей на ухо… «Я вас держу», – и прикосновение щетины к ее лицу, от которого по коже бежали мурашки…

Кэтлин могла только гадать, по каким соображениям Девон направил заниматься арендаторами своего брата. Во время их предыдущего визита она мало общалась с Уэстоном, но то, что увидела, вовсе не выглядело многообещающе. Брат Девона много пил, так что от него будет больше помех, чем помощи, но кто она такая, чтобы возражать. И поскольку Уэстон следующий в очереди на графский титул, ему не помешает познакомиться с поместьем.

Близняшки и Хелен пришли в восторг, когда узнали о приезде Уэстона, и уже составили список, чем намерены заняться и прогуляться.

– Я сомневаюсь, что у него будет много времени на развлечения, – предупредила Кэтлин, когда все они сидели в семейной гостиной за рукоделием. – Мистер Рейвенел приезжает по делам, и арендаторам его внимание куда нужнее, чем нам.

– Но, Кэтлин, – явно расстроилась Кассандра, – мы же не можем допустить, чтобы он трудился до изнеможения.

Леди Тренир расхохоталась.

– Дорогая, я сомневаюсь, что он за всю жизнь проработал хотя бы день. Это будет его первая попытка, так что не стоит его отвлекать.

– Но ведь джентльменам не полагается работать, правда? – спросила Кассандра.

– Пожалуй, – согласилась Кэтлин. – Мужчины благородного происхождения обычно участвуют в управлении собственными землями или играют в политику, но ничего страшного не будет, если и обычного человека назовут джентльменом, при условии, что он добрый и порядочный.

– Вот именно, – заметила Хелен.

– Я, например, совсем не против работать, – заявила Пандора. – На телеграфе или в книжном магазине.

– А еще ты могла бы делать шляпки, – предложила Кассандра елейным голосом и состроила страшную гримасу, скосив глаза. – И сойти с ума.

Пандора рассмеялась.

– Вот-вот! Бегала бы кругами, махала руками, как крыльями, а все на меня смотрели бы и говорили: «Ой, смотрите, Пандора сегодня цыпленок!»

– А потом я бы им напомнила, что ты всегда такой была, еще до того, как начала делать шляпы, – безмятежно заметила Хелен с веселыми искорками в глазах.

Пандора, посмеиваясь, вдела нитку в иголку.

– Я бы хотела заниматься только тем, чем хочу.

– Когда ты станешь хозяйкой большого дома, – сказала Кэтлин с улыбкой, – у тебя будет столько обязанностей, что они займут все твое время.

– Зачем мне это? Вот Кассандра выйдет замуж, и я буду жить с ней, – заявила девушка.

– Вот будет здорово! – воскликнула Кассандра.

Закончив зашивать съемную белую манжету, Пандора хотела было отложить ее в сторону, но юбка натянулась, и она раздраженно фыркнула:

– Фу-ты! Дайте ножницы? Я опять пришила починку к своему платью.

После полудня прибыл Уэстон с большим количеством разнообразного багажа, в том числе с корабельным дорожным сундуком, который двое слуг с трудом подняли на второй этаж. Все три сестры, к некоторому разочарованию Кэтлин, встретили его как героя, вернувшегося с войны. Он открыл кожаный саквояж и принялся одаривать девушек очаровательными маленькими свертками, обернутыми в тонкую бумагу и перевязанными подходящими по цвету ленточкам, тонкими, как шпагат. Хелен заметила, что на каждом сверточке есть небольшой ярлычок с витиеватой буквой «У», и спросила:

– Что это значит?

Уэстон снисходительно улыбнулся:

– Эта буква показывает, что подарки – из универмага «Уинтерборнс» – не мог же я приехать к кузинам с пустыми руками.

К досаде Кэтлин, даже едва заметное сходство с подобающим юным леди поведением тут же испарилось. Близняшки завизжали от восторга и принялись танцевать вокруг гостя прямо в холле. Даже Хелен разрумянилась и запыхалась.

– Полно, девушки, стараясь не раздражаться, – сказала Кэтлин. – Не обязательно скакать как кролики.

Заметив, что Пандора начала разрывать бумагу на своем свертке, Хелен закричала:

– Ты что! Она же такая тонкая, красивая.

– Перчатки! – развернув сверток, воскликнула Пандора, прижимая к груди нежно-розовые перчатки до запястья из тонкой телячьей кожи. – Ой, смотрите, до чего они стильные!

– Цветные перчатки в этом году на пике моды, – сообщил Уэстон. – Во всяком случае, так мне сказала продавщица из универмага, вот я и купил для каждой из вас. – Заметив явное неодобрение на лице Кэтлин, он усмехнулся и добавил, словно это могло объяснить столь неподобающие подарки. – Кузины.

Кэтлин прищурилась и спокойно сказала:

– Дорогие, почему бы вам не открыть свои подарки в приемной?

Сестры поспешили из холла невероятно возбужденные, сложив свертки на столик атласного дерева в приемной, принялись их разворачивать. Нарядную упаковочную бумагу они разглаживали и складывали стопкой, которая напоминала пену на парном молоке. Здесь были и другие перчатки: нежных оттенков фиолетового и цвета морской волны, жестяные баночки с конфетами, складные бумажные веера, украшенные золотым и серебряным тиснением, романы и томик стихов, флакончики с цветочной водой, которую можно было использовать как для ванны, так и для тела, или прыскать на подушки. Хотя все это, за исключением, пожалуй, книг было неподобающим для леди, Кэтлин не могла найти в себе силы возразить против подарков: девушки так долго были лишены даже таких мелких предметов роскоши. Она знала, что Тео никогда бы не пришло в голову хоть что-то подарить сестрам. И хотя поместье было не так уж далеко от Лондона, девушки никогда не бывали в универмаге «Уинтерборнс», как впрочем и сама Кэтлин: леди Бервик не нравилось толкаться в большом магазине вместе с представителями самых разных слоев общества. Она предпочитала частные эксклюзивные лавочки, где товары не выкладывали на прилавок, а тактично держали в отдельных ячейках.

Кэтлин украдкой взглянула на Уэстона и вдруг смутилась: временами он так походил на старшего брата, те же темные волосы, та же самоуверенная манера держаться, – что ее брала оторопь. Но если Девон выглядел восхитительно, то лицо его брата представляло собой яркий пример приверженности к излишествам. Пусть он и был безупречно ухожен, и даже на вкус Кэтлин, несколько экстравагантен в своем вышитом шелковом жилете и щегольском шейном платке, с золотыми запонками, в которых сверкали то ли гранаты, то ли рубины, это не придавало ему притягательности, которой обладал брат.

– Не стоит так на меня смотреть, – прошептал Уэстон Кэтлин, когда сестры наконец разобрали подарки и понесли их из комнаты. – Если девушки заметят, то подумают, что вы меня презираете, и очень расстроятся.

– Я не одобряю ваши поступки, – серьезно заметила Кэтлин, шагая вместе с ним к парадной лестнице, – но это не значит, что презираю.

– Леди Тренир, вы даже не представляете, сколько у нас с вами общего: уж как я-то не одобряю, что порой делаю!

– Мистер Рейвенел, если вы…

– Не лучше ли нам называть друг друга «кузен» и «кузина»?

– Нет, мистер Рейвенел. Если вы намерены пробыть здесь две недели, то прошу вас вести себя как джентльмен, иначе мне придется отправить вас в Олтон и затолкать в первый же поезд, который там остановится.

Уэстон заморгал и уставился на нее, пытаясь понять, серьезно ли она говорит.

– Эти девушки для меня дороже всего в жизни, – пояснила Кэтлин. – И я не позволю, чтобы им причинили вред.

– И в мыслях не было, оскорбился Уэстон. – Я здесь для того, чтобы от имени графа побеседовать с кучкой деревенских олухов о том, как они выращивают репу. Обещаю что, как только выполню просьбу брата, незамедлительно вернусь в Лондон.

Олухов? Кэтлин резко втянула воздух. Это он так о семьях арендаторов, которые трудились не покладая рук, переносили тяготы фермерской жизни… и все для того, чтобы обеспечить еду на столах вот таких, как он, белоручек, которые смотрят на них свысока? Нет, промолчать она не могла:

– Семьи, которые здесь живут, достойны уважения. Несколько поколений фермеров-арендаторов работали в этом поместье за очень скромное вознаграждение. Зайдите в их дома, посмотрите, в каких условиях они живут, и сравните это с условиями вашей собственной жизни. Возможно, после этого вы не станете называть их олухами и спросите себя, достойны ли вы их уважения.

– Боже правый! – пробормотал Уэстон. – А я не поверил брату… У вас и впрямь характер загнанного барсука.

Они обменялись взглядами со взаимным презрением и разошлись в разные стороны. К счастью, за обедом девушки поддерживали веселый разговор, и, казалось, только Хелен заметила напряжение между Кэтлин и Уэстоном. С каждым новым блюдом гость требовал вина, вынуждая помощника дворецкого бегать в погреб за очередной бутылкой. Кэтлин внутренне кипела от такой расточительности, но помалкивала, потому что Уэстон по мере опьянения больше раздражался. Как только обед закончился, Кэтлин поспешила отправить девушек наверх и оставила гостя в одиночестве с бутылкой портвейна.