Текст книги "Угасание"

ГЛАВА 11

Халисстра сидела, поджав ноги, на сыром каменном полу пещеры, единственный выход из которой находился высоко вверху. Стены пещеры были покрыты рисунками, нанесенными прямо по камню, их линии вторили естественным изгибам скалы. Изображенные в полный рост дроу простирали руки к небу, глаза их сияли восторженным стремлением. Все это были изображения взрослых, но у каждого из них имелась пуповина, которая змеилась по стене до самого пола, подобно корню.

Руки Халисстры больше не были связаны, но она имела столько же шансов сбежать из пещеры, сколько нарисованные фигуры – сойти с каменного «холста», удерживающего их. Стены были по меньшей мере в три ее роста и сходились вверху к отверстию в потолке, поэтому вскарабкаться по ним без помощи магии было невозможно. Ее тщательнейшим образом обыскали, отобрав все магические приспособления и оружие, а заклятие, наложенное на Халисстру жрицей, лишило ее возможности не только петь, но даже напевать без слов – возможности воспользоваться магией баэ'квешел.

Когда Рилд ушел, жрица, убившая тролля, телепортировала Халисстру в эту пещеру и исчезла. Первая Дочь Дома Меларн провела здесь весь день. Сначала она без устали мерила пещеру шагами, выискивая путь на волю. Смирившись наконец с тем, что угодила в западню, она уселась скрестив ноги и погрузилась в Дремление. Очнувшись от грез, она наблюдала, как кружок неба над головой стал сереть, потом почернел. Дождь прекратился, но небо все еще хмурилось. Не видно было ни луны, ни звезд. Халисстре даже почудилось на миг, что она в Подземье – что над пещерой есть туннель или проход. Но долетающий в отверстие ветер, пахнущий землей и древесной корой, разрушал эту иллюзию, как и негромкие раскаты далекого грома. Да еще папоротники, свисающие в лаз, словно пряди волос. С их мокрых стеблей падали капельки дождя.

Снаружи донеслось пение. Это были голоса жриц, собравшихся, чтобы решить судьбу Халисстры. Их песни вторили серебряный напев флейты и быстрый перезвон мечей, стаккато ударов металла о металл, Халисстра подумала, что, возможно, это только ее воображение, но песнь, кажется, достигает своего крещендо. Она решила, что вот-вот появится одна из последовательниц Эйлистри и сообщит, каким образом Халисстре предстоит умереть.

Она приготовилась к неизбежному. Так или иначе – от магии их вероломной богини или от холодной стали – она должна будет умереть. Жрицы, должно быть, уже опомнились и поняли, что, клянясь в верности Эйлистри, Халисстра лишь выгадывала время. Теперь для нее пришла пора молиться и готовиться к переходу в иные сферы – но молиться какому божеству?

Халисстра знала множество молитв к Ллос – молитв, которые она могла бы прочесть при помощи рук, на безмолвном языке жестов, – но их никто не услышит, никто не увидит. Ллос исчезла и не внимает больше молящимся ей. Она даже не наказывает отступников. На Дне Дьявольской Паутины нет больше душ умерших, и Халисстра вынуждена была сделать вывод, что те, кто предан Ллос, исчезают в небытии, так же как это случилось с их богиней.

Может, вместо Ллос Халисстре стоило бы помолиться Селветарму, воителю Паучьей Королевы? Насколько она могла судить, он, возможно, все еще сражается с Варауном и не услышит ее, а может, хуже того, он уже погиб. Остался ли еще хоть кто-нибудь из богов, внимающий смертным?

Халисстру пробрал озноб, она подтянула колени к груди и обхватила их руками. По крайней мере Рилд в безопасности. Сдавшись, она спасла его. Она уткнулась было подбородком в колени и вздрогнула, задев ранку от меча Рилда. Порез был крохотный, длиной с ноготь большого пальца, но горел, будто его прижгли раскаленным железом. Он открылся и снова начал кровоточить, хотя Халисстра едва коснулась его подбородком.

Пение снаружи прекратилось. Халисстра услышала наверху шорох и, подняв взгляд, увидела Фелиани, стоящую на коленях среди папоротников и смотрящую на нее сверху вниз. Жрица оттерла лицо от черной краски, ее кожа оказалась нездорового белого цвета. Глядя на нее, Халисстра поняла, что, пожалуй, ошибалась насчет того, будто небо затянуто тучами; луна, должно быть, выглянула из-за облаков, поскольку на миг Фелиани озарило слабое серебристое сияние. Потом оно исчезло, и лицо жрицы снова стало отчетливо различимым.

– Ну? – знаками спросила Халисстра. – Какая участь меня ждет? Песнь – или меч?

– Песнь, – ответила Фелиани.

Халисстра мрачно кивнула и поднялась. Она хотела встретить смерть стоя.

– Я готова, – показала она, напряженно, резко двигая пальцами.

Круглое лицо Фелиани расплылось в усмешке. С точки зрения дроу, это должно было быть злорадное торжество, но Фелиани выглядела столь простодушной и наивной, что Халисстре на миг померещилась теплая улыбка. Она выбросила эту глупую мысль из головы и неподвижно стояла, ожидая.

Фелиани запела на высоком дроуском. Халисстра расслышала вторящий ей хор женских голосов, хотя голос Фелиани был самым сильным.

 
Выбирайся из тьмы, поднимайся на свет,
Обрати лицо к небесам, они твои по праву рождения.
 
 
Танцуй среди леса, пой вместе с ветром;
Займи свое место под лунным светом среди цветов и деревьев.
 
 
Помоги тому, кто в беде; рази зло сталью.
Присоединяйся к охоте; не преклоняй коленей перед другими богами.
 
 
Убей чудовищ внутри себя и тех, что вокруг;
Знай, что их кровью ты очистишься.
Верь своим сестрам; вплети свой голос в их песнь.
Слабый, встав в круг, станет сильнее.
 

Фелиани опустила руки в отверстие, словно протягивая их Халисстре. Ее бледная кожа засияла лунным светом.

Халисстра не сразу поняла смысл песни и жеста. Это была не казнь, но приглашение. И не просто жить, а присоединиться к кругу остальных. Присоединиться к жрицам Эйлистри.

Глаза Халисстры сузились. Здесь должен был быть какой-то подвох.

– Доверие? – вымолвила она – вслух, с изумлением обнаруживая, что способность говорить вернулась к ней.

Ей даже не нужно было специально стараться, чтобы вложить в этот вопрос все презрение, которое она испытывала. На языке дроу это слово и так уже имело негативный оттенок, подразумевая слабость, простодушие. Халисстре припомнилось, как она пыталась заключать союзы с собственными сестрами и как те предавали ее. Она пыталась установить контакт с Норендией, рассказав сестрице про женщину-барда, учившую ее темному пению. Несколько циклов спустя бард «упала» с одной из городских стен и разбилась насмерть. Ближе к концу того же самого цикла Джавил, вторая по старшинству дочь Меларн, покушалась на жизнь Халисстры. Когда Халисстра кинулась к Норендии за помощью, та вонзила ей нож в спину. Буквально. К счастью, магия Халисстры оказалась достаточно сильной, чтобы спасти ее – и уничтожить двух ее сестер.

– Доверие, – снова пробормотала она.

Она увидела позади Фелиани жрицу, убившую тролля. Женщина заглянула вниз, улыбнулась, потом отошла и стала не видна Халисстре.

В голове дроу мелькали мысли, быстрые, как вспышки молний. Она может очаровать Фелиани с помощью магии баэ'квешел, чтобы та сбросила ей веревку, потом оглушить остальных жриц Эйлистри пронзительным звуком и бежать. Но за каждой подобной вспышкой воодушевления тянулись сомнения, тревожные, как далекие раскаты грома.

Действительно ли она хочет бежать, или в данной ею клятве было зерно истины? Ее тянуло в Верхний Мир, хотя причины этого она не могла бы внятно объяснить ни Рилду, ни себе. Но теперь она начинала понимать. Халисстра всегда полагала, что предательство и себялюбие – неотъемлемые свойства дроу, но сейчас ей открылось, что может быть и иначе.

Дроу, живущие на поверхности, не просто доверяли друг другу, они также хотели распространить свое доверие и на нее. Даже зная, что она убила одну из их жриц и может сделать то же самое с каждым из них. Их вера в то, что она способна искупить свою вину, была сильна, хотя и основывалась всего лишь на словах умирающей Сейилл.

А может, не только?

Откуда-то сверху донесся голос флейты, несколько негромких напевных нот. Они напомнили Халисстре звуки, которые издавал меч Сейилл во время схватки со стиргами. И о той единственной протяжной ноте, от которой эти твари попадали тогда с неба. Присутствовала ли в этом магия Эйлистри? Может быть, уже тогда богиня была благосклонна к Халисстре?

Фелиани терпеливо ждала, все еще протягивая к ней руки, пока Халисстра боролась с сомнениями. Все тело эльфийской жрицы отливало серебром. Волосы ее казались живыми от искрящихся в них звезд, улыбка сияла, точно серп полумесяца. Богиня вошла в девушку и преобразила ее. Она взирала на Халисстру с материнской любовью, убеждая принять эту любовь.

Трепеща, Халисстра протянула руки к небу, точно как фигуры, нарисованные на стенах пещеры.

– Я согласна, Эйлистри, – вымолвила Халисстра. – Я буду служить тебе.

Она почувствовала, как по ее щеке ползет слеза, и сердито сказала себе, что это просто капля дождя с папоротников наверху, потом поняла, что это не важно.

Фелиани тоже плакала.

Эльфийка запела, и Халисстра ощутила, как тело ее становится легче. Каменный пол под ее ногами вдруг провалился, и она поплыла вверх, влекомая заклинанием Фелиани. Отверстие в потолке, обрамленное бахромой папоротников, казалось слишком узким, чтобы проскочить в него, и Халисстра крепко обхватила себя руками за плечи, сжалась, чтобы сделаться меньше. Когда она пролетала через отверстие, мокрые листья щекотали ее лицо, заставляя закрыть глаза. Тело ее проскользнуло сквозь заросли и показалось из пещеры, и дроу почувствовала прикосновение множества рук, направляющих ее. Все жрицы собрались возле отверстия, помогая ей выбраться из пещеры, они обнимали ее и пели.

 
Выбирайся из тьмы, поднимайся на свет…
 

Открыв глаза, Халисстра посмотрела в небо и увидела полную луну в разрыве облаков. Лицо богини улыбалось ей сверху, плача дождевыми каплями от счастья.

– Эйлистри! – вскричала Халисстра. – Я твоя!

– Богиня раскрывает тебе свои объятия, – прошептала ей на ухо Фелиани. – Теперь ты должна подготовиться к испытанию, которое она назначит тебе.

* * *

Рилд озадаченно нахмурился, разглядывая отпечатки в грязи. Он по-прежнему шел по следу зверя – в этом он был уверен, – но только след этот вдруг изменился. В одном месте, где существо останавливалось, он был похож скорее на отпечатки босых ног дроу, но с глубокими дырками в земле перед каждым пальцем, должно быть отметинами когтей. Они напомнили Рилду, по крайней мере отчасти, отпечатки ног орка, но начиная с этого места след стал и вовсе странным. Существо поднялось и зашагало на двух ногах, а не на четырех. Однако след все же был похож скорее на размашистую трусцу четвероногого.

Сжимая в руке короткий меч, Рилд пошел дальше. Зверь пытался запутать возможного охотника, петляя по скалам и оврагам, брел вверх по ручью, но Рилд без труда двигался за ним. Он привык выслеживать врагов на голых камнях пещер и туннелей. Грязь, пусть и раскисшая, делала подобное занятие просто детской забавой.

В конце концов, он заметил в чащобе домишко из грубо обтесанных бревен. Хижина накренилась, словно собираясь вот-вот рассыпаться. Покосившаяся дверь висела на единственной ржавой петле, крыша густо поросла мхом, а местами по ней расползлись побеги каких-то более крупных лиственных наземных растений. Поленница, сложенная некогда у одной из стен, рассыпалась по земле, дрова покрылись пятнами плесени, а дыра в крыше строения отмечала место, где некогда была дымовая труба. Землю вокруг усеивали осколки битых бутылок и ржавые кастрюли, явно растащенные когда-то давно некими воришками, и хижина выглядела совершенно заброшенной.

Но внутри ее что-то двигалось.

Рилд запахнул пивафви и, прячась за деревьями, подкрался поближе. Он почувствовал под ногой что-то мягкое, и в нос ему ударила вонь свежих экскрементов. Воин поморщился. Даже в трущобах Мензоберранзана обитатели не испражнялись так близко от своих жилищ. Кто бы ни обитал в этой крохотной лачуге, он ничем не лучше животного, подумал Мастер Оружия, сердито отскребая башмак.

Он вскинул взгляд как раз вовремя, чтобы заметить маленькую черную тень, мелькнувшую ему навстречу из хибары. Это было существо такой же породы, но не то, которое он выслеживал. Когда тварь впилась зубами в запястье правой руки Рилда, его инстинкт воина взял верх.

Он сгреб существо за загривок свободной рукой и, воспользовавшись инерцией его движения, направил прямо в дерево. Оглушенное, оно повалилось на бок, мотая головой. Рилд взмахнул мечом, метя твари в горло, но она оказалась проворнее, чем он ожидал. Зверь увернулся, и клинок врезался в дерево.

Рывком высвободив меч, Рилд подскочил к существу сбоку – и увидел, что оно поднялось на задние лапы и вытянуло передние. Ошибиться было невозможно, этот жест означал, что зверь сдается. Существо задвигало челюстью, выговаривая слова, – полутявканье, полуречь.

– Погоди! – со странным акцентом произнесло оно на низком дроуском. – Друг.

Рилд заколебался, но меч держал наготове.

– Ты можешь говорить? – спросил Мастер Оружия.

Существо с готовностью кивнуло, потом закрыло глаза, и по всему его телу пробежала дрожь. Среди меха появились проплешины, они росли, обнажая бледную кожу, морда зверя начала уменьшаться и сделалась плоской. Четыре лапы тоже начали меняться, похрустывая суставами, и превратились в руки и ноги.

Когда превращение закончилось, на месте зверя стоял обнаженный подросток-человек. Будь он дроу, Рилд предположил бы, что ему около двадцати, но люди взрослеют быстрее. Мальчишке, пожалуй, было не больше двенадцати. У него были черные спутанные волосы, руки и ноги грязные, как у любого уличного мальчишки из Вонючего квартала.

– Что ты такое? – спросил Рилд.

Мальчик произнес слово, которого Рилд не знал, на одном из языков Верхнего Мира. Видя, что Рилд не понимает, он перешел на низкий дроуский.

– Помесь волка и человека, – ответил он. – Я превращаюсь то в одного, то в другого.

– Волка?

– Это такой зверь, с пушистым мехом и на четырех лапах, – пояснил мальчик.

Мастер Оружия кивнул.

– А где другой человековолк? – поинтересовался Рилд. – Тот, который серый.

Он настороженно оглядел избушку и лес вокруг, ругая себя за то, что позволил себе на миг ослабить бдительность.

– Здесь больше никого нет, кроме меня.

– Лгун! – рявкнул Рилд. Он шагнул вперед, грозя мальчишке мечом. – Этот, большой, один из твоих родителей? Ты поэтому пытаешься защитить его?

– У меня нет родителей. Их убили во время охоты в тот год, когда я родился, – объяснил мальчик. Он не просто держался твердо, он зло уставился на Рилда с удивительной для обычного мальчишки отвагой. – Их убили твои сородичи.

Рилд обдумал это и спросил:

– Ты поэтому научился говорить на дроуском? Ты был рабом?

– Мой дедушка был, но он сумел вырваться.

– Серый волк? – догадался Рилд. – Так это твой дед? Где он?

– Его здесь нет, – ответил мальчик, бросая взгляд на лес, однако слишком уж нарочито.

Этот взгляд сказал Рилду то, что он хотел узнать. Ложь была шита белыми нитками.

Мастер Оружия подался вперед и ухватил мальчишку за волосы.

– Понятно, – бросил Рилд. – Пошли, поговорим с ним.

Он полупотащил, полуповел парня к хижине. Остановившись у самой двери, Рилд приставил меч к груди извивающегося мальчишки.

– Если хочешь, чтобы он остался в живых, выходи! – крикнул он. – Расскажешь мне кое-что, и я сохраню жизнь и ему, и тебе.

Из лачуги никто не ответил, если не считать тихого стона. Услышав его, малец забился в руке Рилда, отчаянно пытаясь вырваться. Рилд швырнул его наземь и наступил ногой на грудь. Он поднял меч, слишком взбешенный, чтобы и дальше думать о какой-то информации.

– Остановись! – выдохнул мужской голос. – Я скажу тебе… все, что ты хочешь… знать.

Рилд увидел мужчину с седыми волосами и бородой по грудь, с накинутым на плечи грязным одеялом, привалившегося к дверному косяку. Вид у него был измученный. На правой икре у него был огромный кровоподтек, нога посинела и распухла вдвое против обычного. Ступня представляла собой сплошное кровавое месиво, словно ее сначала утыкали шипами, а потом вырвали их с мясом.

Мальчишка завопил деду что-то на непонятном Рилду языке, но по его жестикуляции было ясно, что он велит старику бежать.

Седовласый мужчина – на вид ему было несколько столетий, а на самом деле, пожалуй, меньше пятидесяти лет – взглянул на свою изувеченную ногу.

– Бежать? – повторил он слова мальчика – по-дроуски, явно для Рилда. – Куда мне? – Потом встретился взглядом с Рилдом и спросил: – Что ты хочешь… узнать?

– Жрицы Эйлистри, – ответил Рилд. – Есть ли у них храм в этом лесу?

Мальчишка вдруг перестал вырываться и уставился на Рилда.

– Так ты не из охотников? – спросил он. На лице старика появилась угрюмая усмешка.

– Он – нет. Иначе бы не спрашивал. – Потом добавил, уже Рилду: – Отпусти моего внука… и я скажу тебе, где храм.

Рилд убрал ногу с груди мальчика. Тот мгновенно вскочил на ноги. Он стоял настороженный, чуть ссутулившись и согнув руки, словно готовясь снова превратиться в волка.

Седой человек рассмеялся, потом махнул мальчику рукой:

– Ярно, оставь его в покое. Ты же видишь его глаза. Он враг храму. А враг наших врагов…

– Ваш друг, – закончил Рилд.

Старик кивнул.

– А нет ли у тебя какой-нибудь исцеляющей магии… друг? – спросил он.

– Сначала ответь на мои вопросы, – сказал Рилд. – И я подумаю насчет того, чтобы тебя вылечить.

Старик удивил его, снова рассмеявшись.

– Не для меня, – ответил он. – Для тебя. Твое запястье.

Рилд посмотрел на руку, за которую укусил его мальчишка. Резцы порвали кожу, и по тыльной стороне ладони Рилда стекала струйка крови.

– Это всего лишь царапина, – бросил он. Старик покачал головой:

– Скажи ему, Ярно. Он… он не знает.

– Сказать – что? – подозрительно спросил Рилд.

– Мы оборотни, – сказал мальчик. – Чаще всего мы меняем облик по своему желанию, но всякий раз в полнолуние становимся волками, хотим этого или нет. И когда это происходит, мы не властны над собой. Мы нападаем на всех. Даже на друзей. А когда наутро просыпаемся, не ведаем, что натворили.

– Ваш род проклят? – спросил Рилд, даже не пытаясь выяснять, что такое «полнолуние».

– Не проклят, – ответил старик. – Болен. И это заболевание может передаваться… через укусы.

– Нас называют монстрами, – страдальческим шепотом добавил Ярно. – На нас охотятся.

Рилд кивнул, понимая его боль. Быть оборотнем в этом лесу, должно быть, немногим лучше, чем жить в трущобах Мензоберранзана. Он вспомнил свое собственное детство, вечный ужас перед очередной компанией пьяной знати. «Ради спортивного интереса» аристократы бесчинствовали на узких улочках, испепеляя вопящих бродяг Браэруна магическими стрелами, рубя их саблями со спин ящеров и бросая жертвы истекать кровью на грязных камнях переулков.

Мальчик, Ярно, не сводил взгляда с Рилда, и в глазах его была давняя, неутихающая боль. Пусть он был человеком, но смотреть ему в глаза было все равно, что глядеться в зеркало. Рилд уже разжал губы и едва не произнес вслух: «На меня тоже охотились. Я понимаю…» Но старик перебил его.

– У меня есть белладонна, – сказал он. – Родители Ярно выращивали ее в лесу, надеялись, что она… спасет их сына. Здесь когда-то был их дом. – Он помолчал, переводя дыхание. – От нее тебе будет худо, но если съешь ее… может, и не заболеешь.

Рилд кивнул и вложил меч в ножны.

– Скажи мне, где храм, и я погляжу, что можно сделать, чтобы очистить твою рану и срастить кости. А потом уж решу насчет белладонны.

ГЛАВА 12

Вейлас очнулся, почувствовав, как что-то мягкое и скользкое касается левой стороны его лица. Отдернув голову, он увидел, что это щупальце – одно из четырех, растущих из туловища огромного, похожего на рыбу существа с тремя щелками глаз.

Отпрянув от него, Вейлас ощутил спиной прутья садка. Он уставился сквозь решетку клетки на аболета, лениво убирающего щупальце. Туловище создания было с полдюжины шагов в длину, с широким плоским хвостом. Похожую на резину сине-зеленую с серыми пятнами кожу покрывал толстый слой слизи. Брюхо было зеленовато-розовое, огромный рот открывался и закрывался как у рыбы, на лбу один над другим по вертикали расположились три глаза – красные и узкие, как щелки. Щупальца, каждое длиной в полтуловища, росли прямо из-под головы. Они лениво покачивались, и вода вокруг них помутнела от слизи.

Вейлас почувствовал, что на лице у него тоже слизь, там, где его коснулось щупальце, сгусток ее залепил ему левую ноздрю. Он яростно высморкался, прочищая нос.

Проводник поспешно проверил свое оружие и увидел, что крури по-прежнему находятся в ножнах.

Быстрый взгляд подсказал, что и талисманы все еще приколоты к его рубахе. Успокоенный и готовый к бою, он осмотрел свою тюрьму.

Клетка была сделана из прочного металла, и он не увидел у нее двери. Дно ее покоилось на дне озера, среди доходящих Вейласу до пояса бурых водорослей, придавленных ее весом. Вокруг клетки среди их легонько колышущихся прядей сновали взад и вперед крошечные светящиеся рыбки. В отдалении высоко над головой вздымались сталагмиты. Стены этих окаменевших выростов были испещрены круглыми отверстиями, через которые плавали аболеты. Вейлас понял, что сталагмиты – это, должно быть, дома Занхорилока.

Аболет даже не попытался напасть на него; он просто смотрел, будто посетитель в зоопарке. Вейлас обратился к нему на языке жестов, надеясь, что тот поймет:

– Почему меня посадили в клетку?

Аболет ответил, и голос его был похож на бульканье воздушных пузырьков в воде:

– Ты вторгся к нам.

Это было сказано на общем языке, состоящем из смеси простых слов и фраз из нескольких разных наречий Подземья.

– У меня была веская причина, – показал в ответ Вейлас. – Я кое-что ищу. Корабль из костей и плоти, созданный демонами.

– Ты так жаждешь этого знания?

– Да. Ты видел такой корабль?

– Я не поглощал его.

Вейлас озадаченно нахмурился. Слизь, размазанная по его лицу аболетом, снова забила ему левую ноздрю. Он зажал пальцем вторую ноздрю и высморкался.

– Ты видел этот корабль, но не ел его? – показал он снова.

Щупальца аболета затрепетали, возможно от гнева, а может, это было равносильно пожатию плечами у дроу.

– Я его не видел. И не поглощал никакого знания о нем.

Поглощал? Вейласу не нравилось, как это звучит.

– Как вы поглощаете знания? – спросил он жестами.

– От родителей, когда вылупимся. От других существ, вроде тебя. Мы поглощаем их.

– Вы… едите их? – прожестикулировал Вейлас. – Ты собираешься съесть меня?

– Это не моя привилегия, – заявил аболет. – У тебя есть знания об этом корабле?

Вейлас быстро помотал головой и выразительно вздохнул.

– Нет, – сделал знак проводник. – Мне сказали, что аболетам известно об этом корабле, и я отправился сюда, чтобы узнать, правда это или слухи.

– Откуда ты? – спросил аболет. – Как ты попал сюда?

Вейлас задумался, как ответить. Пытался ли аболет выяснить, один или нет он пришел к озеру Форуут, или же оценивал, достойна ли потенциальная информация, хранящаяся в мозгу Вейласа, того, чтобы поглотить его. Он пытался придумать ответ, который не слишком возбудил бы аппетит аболета, в то же время прикидывая свои шансы на спасение. То, что он в клетке – а значит, аболет не станет поглощать его немедленно, – вселяло надежду. Вейлас подумал, что, возможно, его приберегают для какого-нибудь другого аболета, одного из более «привилегированных».

По крайней мере, именно на это он надеялся. Если аболет отправится докладывать о результатах предварительного допроса своему начальству, Вейлас сможет воспользоваться амулетом в форме звезды, все еще приколотым к его рубахе, чтобы сбежать.

– Я из Мензоберранзана, – показал жестами Вейлас. – Я солдат, служу одному из Домов этого города. Верховная Мать с помощью своей магии отправила меня сюда – разузнать про корабль демонов. Скоро она таким же образом вернет меня домой.

«Это объяснит потом мое исчезновение из клетки, – подумал Вейлас, – и, если повезет, заставит аболетов решить, что искать меня бесполезно».

И снова он заметил, что его ноздря полна слизи, и прочистил ее. Он яростно утер лицо рукавом, но лишь размазал по нему слизь. Вейлас, тревожась все сильнее, перестал тереть лицо. В мозгу его ярко вспыхнул образ похожего на дроу существа, пасущего медуз. Не покалывает ли у него в левом ухе? Он с трудом подавил желание потрогать его, боясь, что, может, оно уже начало исчезать.

– Ты не вернешься в свой город, – сказал аболет. Вейлас пожал плечами, борясь с тошнотой, подкатившей к горлу.

– Меня сделают рабом? Разве в вашем городе нет Верховной Матери? Нет правительницы, к которой я мог бы обратиться?

По телу аболета пробежала дрожь. Вейлас гадал, признак ли это раздражения или удовольствия.

– Много воды утекло с тех пор, как Оофоон встречалась с кем-либо из сухопутного народа. Ты всего лишь слуга среди своих собратьев и недостоин ее внимания. А что до твоего вопроса, ты уже раб Оофоон. Когда твое превращение завершится, ты начнешь служить ей.

На этот раз Вейлас потрогал свое ухо. Его кончик все еще был заостренным, но в нем отчетливо покалывало, как и во всей левой половине лица, и в левой ладони, и в запястье. Пальцы на этой руке словно слиплись. Пытаясь раздвинуть их, он увидел, что указательный палец уже начал срастаться со средним, а мизинец – с безымянным. Между двумя новыми уродливыми пальцами начала нарастать серая кожистая перепонка, она дошла уже до первого сустава.

– И как долго длится превращение? – спросил он. Его левая рука уже сделалась неловкой.

– Не дольше трех буурмов, – сказал аболет. – Когда оно закончится, я вернусь и выпущу тебя.

Мощно ударив хвостом, он уплыл прочь.

Вейлас понятия не имел, сколько длится этот «буурм». Он мог быть равен одному циклу Нарбондели – и в таком случае у него, возможно, еще есть время, чтобы вернуться к остальным, если заклинание Фарона не потеряет силу раньше. Или, почем знать, буурм может быть коротким, как один миг. Бросив взгляд на свою левую руку, он содрогнулся. Чем скорее он отправится в обратный путь, тем лучше. Аболет стремительно плыл в сторону города, не оглядываясь больше на Вейласа.

Проводник прикоснулся к девятилучевой звезде на своей груди и ощутил, как знакомая магия начала выкручивать все его тело. Он оказался в том месте, которое наметил, – на расстоянии доброй сотни шагов от прежнего, – но клетка перенеслась туда вместе с ним. Она плюхнулась в очередные заросли водорослей, подняв облако мутной грязи по колено и спугнув косяк малюсеньких перепуганных рыбешек.

Может, какой-то частью тела он касался прутьев – и именно поэтому клетка проскользнула между измерениями вместе с ним? Она была слишком тяжела, чтобы магия талисмана смогла подействовать на нее, но только так Вейлас мог объяснить произошедшее.

Осторожно передвигая ноги, он встал точно посредине клетки и попытался снова – на этот раз скачок был покороче. И вновь клетка осталась с ним.

Вейлас нахмурился. Магия клетки явно была нацелена на то, чтобы не выпускать его, где бы он ни оказался. Будь его амулет помощнее, он мог бы с помощью его силы перенестись через озеро серией коротких скачков – следуя вдоль мощного подводного течения к водопаду, служившему, должно быть, его источником. Но магия броши ограниченна. Еще пара скачков вроде первого, и она иссякнет на целый цикл вперед.

Тем временем слизь, оставленная щупальцем, растекалась по его лицу и левой руке. Он набрал полную грудь воды и выдохнул ее через нос, прочищая ноздри. Сколько времени у него еще осталось? По крайней мере, разум у него пока еще собственный, и проводник полагал, что эта часть его, наверное, сохранится. То похожее на дроу существо доказало, что его воля свободна. Оно сумело предостеречь Вейласа насчет Занхорилока – хотя и без толку.

Пора пробовать что-нибудь еще, решил проводник.

Вейлас отцепил от рубашки другой магический амулет – коротенькую трубочку из мифрила размером не больше пальца. Подгребая левой рукой – перепонки уже доросли до вторых суставов пальцев, – он постучал трубкой по одному из прутьев клетки. По воде разнесся чистый, отчетливый звук, но ничего не произошло. Если в клетке и имелась дверь, она не отреагировала на эту музыкальную магию.

Засунув трубочку в карман, Вейлас потянулся за своей последней надеждой – брошью с тусклым серым камнем в окружении дюжины крошечных неграненых самоцветов. Изготовленная глубинными гномами, брошь обладала способностью создавать иллюзии, придавая своему владельцу любой облик, какой тот пожелает. На самом деле она не совершала превращений и не могла создавать особо сложные иллюзии – например, сделать так, чтобы дроу выглядел аболетом, – но слегка изменить внешность она Вейласу поможет.

Он повернул камень в оправе и почувствовал, как по его телу пробежала теплая дрожь. Оглядев себя, он «увидел» перепончатые руки и ноги и плоский хвост. Магия броши действовала, придавая ему облик дроуподобного существа.

Теперь все зависело от того, верно ли его предположение, что магия клетки перестанет действовать, когда его превращение завершится. Оттолкнувшись ногами, он взмыл вверх, к крыше клетки, молясь, чтобы та исчезла.

Голова его врезалась в прутья с такой силой, что из глаз посыпались искры. Морщась, Вейлас опустился обратно на середину клетки.

Значит, конец. Брошь была его последней надеждой. Даже создающая иллюзии магия глубинных гномов оказалась бессильна против клетки, удерживающей его. Он в западне. Все, что ему остается, – ждать, пока тело его станет таким, как в только что созданной им иллюзии. Пока он тоже не превратится в дроуподобное существо.

«Я не допущу, чтобы это случилось, – решил он. – Я заслужил достойную, честную смерть. Смерть солдата. Не это».

Вейлас выдернул из ножен один из своих крури – тот, который, попадая в цель, выпускал разряд магической энергии. Магия не подействует на него, если он будет держать нож, – предосторожность против случайных ранений, – но, воткнув рукоятку в землю, он сможет упасть на торчащий вверх клинок. Просунув руку между прутьями на дне клетки, Вейлас попытался воткнуть кинжал в дно, но оно оказалось слишком твердым. Клетка стояла на каменистом участке. Надо передвинуть ее куда-нибудь.

Всплыв под потолок, он начал выискивать место, на котором клетка находилась незадолго до этого, но увидел лишь чуть колышущиеся заросли водорослей, а не примятое пятно, как ожидал. Может, он не туда смотрит? Нет, вдалеке виден Занхорилок. Чувство направления не подвело его. И все же Вейлас не мог отыскать ни места, где она только что была, ни даже того, на котором она стояла, когда он впервые оказался в ней. Это было странно; тяжесть ее должна была бы начисто смять водоросли.

Ага… вот.