Текст книги "Небесный берег"

Лизз Демаро
Небесный берег

Дизайн обложки Екатерины Климовой

Иллюстрация на обложке Яны Слепцовой

© Лизз Демаро, 2023

© Яна Слепцова, иллюстрация на обложке, 2023

© Наталья Динер, внутренние иллюстрации, 2023

© Алена Позляева, иллюстрации карт, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2023

* * *

Дисклеймер

В «Небесном береге» поднимаются сложные темы, и я не хочу, чтобы вы чувствовали себя плохо в процессе и после чтения. Я писала эту историю не с целью навредить. И, если вы не уверены в своем психологическом состоянии, примите комфортное для вас решение.

В «Небесном береге» есть описания:

• насилия и жестокости;

• сексуализированного насилия;

• психологического насилия;

• насилия над детьми;

• детальных убийств.

Также присутствует ненормативная лексика.

Издательство, ответственный редактор, литературная редакторка, а также я как авторка, не оправдывают насилие и ни к чему не призывают.

Книга является художественным вымыслом.

Алану. Надеюсь,

у тебя все в порядке.

Самой важной в моей жизни Кате.

Без тебя бы ничего не вышло. Ты лучшая.

Главный порок – это норма,

на которой он основан.

Платон. Государство

Глава 1

Кровавый Император

– Кровавый Император! Кровавый Император! – скандировала толпа аристократов, поглощенная яростным возбуждением.

Тонкие лианы отслоились от пропитавшихся кровью стен арены и ринулись в сторону Эверлинга. Он ловко увернулся, взмахнул мечом и обрубил ветви. На лице заиграла жестокая усмешка: подобным его не победить, но попытка вышла хорошая. Парню, которого поставили против Эверлинга, было около двадцати, но рядом с Кровавым Императором он казался меньше и слабее.

Арена «Небесный берег» располагалась в самом центре Партума и являлась популярнейшей достопримечательностью Форты. Туристы сюда заезжали редко, и арена их не воодушевляла, как коренных граждан. Однако люди из соседних городов неизменно шли к арене, чтобы посмотреть на нее хотя бы снаружи. Увидеть место, в котором под замком держали опасных магов, хотели если не все жители страны, то многие.

Толпа не замолкала ни на секунду:

– Кровавый Император! Кровавый Император!

Эверлинг предпочел бы не улавливать в диком реве собственное прозвище. Он никогда не удостаивал толпу вниманием, словно смотреть на них – ниже его достоинства. В реальности все было с точностью до наоборот: аристократы часто кидали на него снисходительные взгляды, дарили пошлые улыбки. В такие моменты Эверлинг не задумывался об их желаниях, иначе не выдержал бы, как не выдерживал всякий раз, выходя на арену и кромсая чужие жизни. Власть имеющие непременно напоминали – он ничтожество, которое должно беспрекословно подчиняться тем, кто лучше, сильнее, влиятельнее.

Но на арене он был Императором. Всемогущим и жестоким.

Гул толпы отошел на второй план. Эверлинг подкинул меч, поймал, перехватив другой рукой. Ухмыльнулся: жадно, голодно, хищно. Губы застыли. Глаза заволокла стеклянная пелена. С начала битвы он ни разу не использовал магию. Раз толпа требовала зрелища, Эверлинг должен был его предоставить.

В несколько уверенных шагов он сократил расстояние между собой и противником, сделал выпад с мечом в руке – ложный – и отступил. Взгляд соперника молил о скорой и безболезненной смерти. У этой битвы мог быть один исход: победа Эверлинга и смерть его противника. Такую установку дал Ирмтон Пини, владелец «Небесного берега», перед тем, как выпустить Кровавого Императора из загона.

Парень, резко вздернув руку, хотел использовать магию.

Несколько еще целых лоз неизвестного Эверлингу растения шевельнулись. Лежащие перед ним ветви взмыли в воздух, развернулись острыми краями и полетели прямиком в глаза. Видя, как маленькие точки приближаются и становятся больше, Эверлинг даже не шелохнулся. Немигающим взглядом он наблюдал за атакой отстраненно, словно находился далеко за пределами арены. А потом рубанул по ветвям и направился к противнику, но затормозил на полпути: атака повторилась. Снова. Эверлинг с легкостью отразил ее. Снова.

Они повторили одни и те же движения еще дважды. Бой начал докучать Эверлингу. Паренек остановился: видимо, не мог придумать ничего интереснее. Он вряд ли умел толком драться – Эверлинг понял это, едва увидев его, такого хрупкого и напуганного.

Крик толпы на мгновение показался Эверлингу оглушительным. Он откинул меч, набросился на паренька и несколько раз ударил под дых. Отскочил в сторону, обернулся, глянув на меч, и неоднозначно хмыкнул: хотел вернуться за оружием, а после использовать магию, но в итоге остался стоять на месте. Противник опустился на одно колено и тяжело задышал. Эверлинг вскинул ладонь, сжал в кулак, и паренек резко схватился за грудь, начав кашлять. Из горла вырывались сначала стоны, потом всхлипы. Эверлинг слишком часто слышал эти звуки, и его окаменевшее сердце давно перестало сжиматься из-за боли, которую он причинял другим.

Он разжал кулак, и его противник рухнул на землю. Толпа кричала: им было мало.

Им всегда мало.

Им всегда надо больше.

Эверлинг невольно повернулся в сторону, где стоял Ирмтон Пини, столкнулся с его суровым, холодным взглядом и понял: заканчивать нельзя, нужно больше зрелища, больше крови. Секунды, когда он понимал, что бой нужно продолжать, всегда были самыми невыносимыми.

Парень отдышался и попытался подняться, но почувствовал новый спазм и снова застонал. Эверлинг вальяжно подошел, пнул соперника три раза подряд – не сильно, скорее для виду – и присел на корточки. Он ощущал, как течет кровь внутри парня, как она замедляется, превращаясь в тугой ком, сделанный точно из стали.

– Последние слова? – нагнувшись к уху паренька, равнодушно спросил Эверлинг.

Он уже сбился со счета, сколько раз произносил эту фразу, сколько разных ответов слышал. Каждый был пропитан болью и затаенной надеждой на спасение.

– Уже?.. – послышался неуверенный ответ.

– Нет. Но вряд ли еще представится возможность.

Паренек быстро втянул столько воздуха, сколько мог. Пауза затянулась, и Эверлинг уже хотел нанести удар, но он произнес:

– Причини мне меньше боли, чем можешь. Пожалуйста.

Это была невыполнимая просьба. Но Эверлинг молча кивнул.

– Меня зовут Бенат. Мать говорила, мое имя означает «смелый как медведь», – продолжал парень. – Вдруг хотя бы ты будешь меня помнить после того, как убьешь.

Эверлинг ничего не ответил. Он помнил каждого, чью жизнь отнял, но ни у кого никогда не спрашивал имени. Бената он запомнит.

Говорить, что Бенат действительно очень смелый, Эверлинг не стал.

Снова столкнувшись взглядами с Ирмтоном Пини, он понял, что пора начинать то шоу, ради которого большинство сюда явилось. Эверлинг поднялся. Каждое убийство разрывало душу на части.

Бенат по-прежнему стоял на коленях. Сражаться с Кровавым Императором было бессмысленно: это знали все бойцы, находившиеся на арене. У Кровавого Императора не было ни одного проигрыша за все длительное пребывание здесь. «Небесный берег» в каком-то смысле стал Эверлингу домом и сделал из него того, кем он являлся. Такое могли про себя сказать далеко не все. Многие не прекращали бояться ни на секунду – Эверлинг же не боялся никогда. Так, во всяком случае, говорили о нем те, кто смотрел со стороны.

По мановению его руки Бената швырнуло в стену, и Эверлингу послышался хруст костей. Рот у противника распахнулся, но крика не последовало. Эверлинг не хотел называть его по имени даже в мыслях, он вообще предпочел бы не знать его. Парень рухнул на землю, и Эверлинг сжал кулак снова: нарушил кровообращение. Кровь внутри стала жесткой.

Приблизившись, Эверлинг протянул к нему выпрямленную ладонь и сделал плавный оборот: руки у противника медленно начали выворачиваться под неестественным углом и ломаться. Парень кричал. Эверлинг не слышал крика боли за восторженным воплем зрителей. Сколько секунд прошло, прежде чем до ушей Эверлинга донесся заветный хруст костей, он не считал. Когда он сделал еще один плавный оборот ладонями, с ногами произошло то же самое. Крик паренька сливался с упоительным гулом толпы.

Эверлинг не раз думал, почему именно их, магов, бойцов на арене, называли монстрами, когда настоящие монстры сидели на трибунах и выглядели вполне прилично. Их руки не были запятнаны в крови, одежда всегда была чистая, а лица сияли невинностью. Но внутри сидели демоны с острыми зубами и сверкающими глазами. Эти демоны готовы были вцепиться в глотки кому угодно, особенно тем, у кого не было влияния и власти.

Эверлинг снова швырнул его – в противоположную стену, ударил о пол и еще раз о стену. Каждый удар сопровождался хрустом костей. Бенат еще дышал. Эверлинг снова вывернул ему конечности одним движением руки. Сломал каждый палец по очереди. Сломал уже поломанные кости. Раздробил их. Сломал ребра. Сломал еще раз.

Тяжелыми шагами он подошел ближе. Хриплое, медленное дыхание сопровождалось свистами, изо рта текла кровь. Глаза с трудом держались полуоткрытыми. Эверлинг не давал обещания причинить меньше боли, он просто выслушал последние слова. День оказался слишком жарким. Эверлинг на мгновение закрыл ладонью глаза и выдохнул.

А после убил Бената.

Знакомая усталость растеклась внутри, захотелось рухнуть на колени, завыть, заснуть и больше не просыпаться. Но он продолжил неподвижно стоять. Такое случалось каждый раз, когда противники испускали последний вздох. Эверлинг хотел умереть следом.

Аристократы вскричали, кто-то повскакивал с мест, кто-то захлопал, и каждый пребывал в безудержной радости. Лица украшали безумные, дикие улыбки.

– Кровавый Император! Кровавый Император! – снова скандировала толпа.

Первый раз Эверлинг убил, когда ему было семь. Это произошло случайно. Тогда он не умел управлять своей магией и едва ли знал о ее существовании. Не понимал, что и как сделал. Ему просто было необходимо защититься от мужчины, захотевшего его облапать, похитить, избить. Или что-то намного хуже. Эверлинг не догадывался.

Он не смотрел на бездыханное тело паренька. Бесчувственный взгляд устремился куда-то перед собой. В голове мелькали картинки: темная подворотня на окраине Партума в холодную зимнюю ночь. Он сбежал из приюта в день, когда на улице поднялась жуткая метель. Огромные белые хлопья вместе с ветром чуть не сбивали с ног. Он прислонился к стенке и старался найти какое-то укромное место, чтобы переждать плохую погоду, а после снова отправиться в путь. Куда идти, он не знал, зато был уверен, что в приют не вернется – там слишком много правил, слишком много брошенных детей, слишком много боли. А боли ему хватало и своей.

Маленький Эверлинг спрятался около мусорных баков. И, как назло, какой-то мужчина решил заглянуть именно туда. Эверлинг надеялся остаться незамеченным. В воспоминаниях незнакомец улыбнулся и потянул к нему руки. Открывал рот, что-то говорил, но слова напрочь стерлись из памяти. Может быть, мужчина и не желал ничего плохого, может быть, хотел помочь – сейчас об этом никто не узнает.

Чувства, которые накрыли маленького Эверлинга в тот момент, оказались настолько сильными, что он не смог их контролировать. Мужчина коснулся его плеча, спины, хотел притянуть к себе. Был это страх, ярость или желание защитить себя, Эверлинг тогда не понял, но почувствовал прилив небывалой до этого силы, которую не хотел и не мог сдерживать. Она пламенем зародилась в сердце и распалялась, пока не хлынула наружу плотным потоком.

Спустя несколько недолгих мгновений мужчина лежал мертвым, а маленький Эверлинг был в его крови.

Он моргнул. Это воспоминание не было его кошмаром, но именно оно всплывало в памяти каждый раз, когда он наносил последний удар и заканчивал бой.

Ирмтон Пини вышел на середину арены и гордо провозгласил:

– Победил Эверлинг Рагнар, Кровавый Император!

Эверлинг чувствовал, как внутри закипает ярость. Опять. Она жаром опаляла внутренности и придавала силы. Он знал, что в любой момент может убить Ирмтона, раскидать охранников и оказаться на свободе. Но что делать на свободе в городе, где все его ненавидят, Эверлинг не понимал. Как и не понимал того, насколько был готов оставить тех, кого, вопреки всему, любил.

Его любовь была жесткой. Непривыкший проявлять чувства, он никогда не говорил добрых слов и не дарил тепла, зато в любой момент мог растерзать на части врагов.

В толпе хлопали все без исключения. Он повернулся лицом к Ирмтону Пини, подошел и поклонился зрителям. Это дурацкое правило выводило из себя. Что могло быть глупее, чем кланяться обезумевшей толпе, которая жаждала крови? Этого требовали правила приличия высшего общества и правила арены, за нарушение которых следовало наказание. Эверлинга такой распорядок веселил: наказывать тех, у кого вся жизнь – одно сплошное наказание, казалось по меньшей мере нелепым.

Ирмтон Пини ухватил его за запястье и поднял, вызвав новую волну восторженных криков. Эверлинг сжал зубы. Он ненавидел его прикосновения. Эверлингу хотелось убивать. Без раздумий, без представлений. Ирмтон Пини стиснул руку сильнее, чем требовалось, и Эверлинг заметил, как губы у того слегка поджались: Ирмтон Пини был в бешенстве.

Когда зрители начали вставать и уходить, Ирмтон и Эверлинг направились к решетчатым воротам, в проходе которых стояла полноватая женщина в светло-желтом платье. Округлое лицо выражало серьезность, брови немного сдвинулись к переносице и делали серые глаза выразительнее, чем обычно. В руках она держала небольшую сумочку, а одной ногой то и дело стучала по полу. Элиса Пини, жена Ирмтона, не поздоровалась, когда они подошли, и не удостоила Эверлинга даже взглядом.

– Когда мы пойдем домой? – требовательно спросила Элиса.

Ирмтон вздохнул и наконец выпустил руку Эверлинга. К ним подошел высокий мужчина в дорогом черном фраке в сопровождении одного стражника. Мужчина и Ирмтон пожали друг другу руки.

– Совсем скоро, моя дорогая, – сухо отозвался Ирмтон.

Эверлинг заметил у стражника тонкий стальной ошейник. Такие ошейники носили все маги. Снимать его позволялось только во время боя и некоторых тренировок под зорким наблюдением инструкторов. Он сделал глубокий вдох: ошейники Эверлинг ненавидел всем сердцем, они душили с каждым годом сильнее. Их невозможно было сломать или снять без ключа – он пытался не один раз. Пытался не только он.

Ирмтон Пини и аристократ, пришедший с трибун, о чем-то тихо разговаривали, стоя поодаль. Краем глаза Эверлинг заметил, как мужчина вручил Ирмтону конверт. Скорее всего, там были деньги. Скорее всего, ставка на следующий бой, в котором должна была биться Эванжелина. Он поморщился и услышал, как Элиса протяжно и недовольно вздохнула, почувствовал ее презрительный взгляд на себе и с трудом сдержал вертевшиеся на языке оскорбления. Ирмтон с аристократом подошли к ним.

Мужчина в черном фраке улыбнулся, глядя на Эверлинга, и протянул руку, дотронувшись пальцами до плеча. Еле уловимое касание заставило Эверлинга незаметно дернуться в сторону. Мужчина продолжал улыбаться.

– Может, ты согласишься отдать Кровавого Императора в мое распоряжение? Всего на одну ночь, Ирмтон. Утром я верну его. – Он не сводил глаз с Эверлинга, а Эверлинг принципиально не поворачивался к нему.

Ирмтон рассмеялся:

– В другой раз, мой дорогой друг, в другой раз.

Шутил ли Ирмтон или действительно планировал продать его как шлюху, Эверлинг не догадывался. Его, Кровавого Императора, Пини не продавал ни разу, но что ждало в будущем – оставалось загадкой, и вряд ли даже сам Ирмтон знал свои решения наперед.

Мужчина приподнял шляпу в прощальном жесте.

– Что ж, буду надеяться, что рано или поздно мне повезет и я проведу незабываемое время с профессиональным убийцей.

Он ушел.

Эверлинг не произнес ни слова, но внутри все закипало от злости, и этой злостью он хотел испепелить все, что видел. Он стискивал кулаки с такой силой, что на ладонях должны были появиться тонкие следы-полумесяцы. Эверлинг надеялся поскорее оказаться в подземельях, увидеть Эванжелину, Джейлея с Джодерой. Даже Герсия видеть было приятнее, чем Ирмтона и Элису Пини. На несколько секунд он задержал дыхание.

– Не бойся, Кровавый Император, – подойдя вплотную к нему, прошептал Ирмтон. – Если кто-то тебя возьмет, то это буду я.

Они посмотрели друг другу в глаза. Ирмтон – с привычной издевкой, Эверлинг – с пылающим гневом и отвращением. В их безмолвных битвах никогда не было победителя. Каждый был готов стоять до последнего.

Элиса никак не отреагировала и сделала вид, что не услышала. Впрочем, может быть, действительно не слышала. Она отстраненно смотрела вглубь длинного коридора.

Ирмтон жестом приказал стражнику надеть на Эверлинга ошейник. Услышав привычный щелчок и почувствовав ненавистный холод и тяжесть на шее, Эверлинг направился в коридор.

Стражник последовал за ним, обогнал, задев плечом, и стал идти впереди: этого тоже требовали правила, но такую вольность Эверлингу спускали с рук. В конце концов, не просто так он стал одним из трех лучших бойцов арены.

Охранник сжал кинжал одной рукой и бросил взгляд на висящее за спиной ружье. Многие так делали. Словно боялись, что Эверлинг мог использовать магию, несмотря на ошейник, блокирующий любую силу. Эта страна отрицала магию, но сама же использовала магические артефакты, чтобы не позволить магам проявить свою мощь, даже если она могла спасти чью-то жизнь. Форта в глазах Эверлинга олицетворяла абсурд.

Он посмотрел стражнику в затылок. Не будь ошейника, он бы его убил. Не будь у охранника оружия, он бы его избил. Но оставалось молча и покорно идти следом по давно изученному коридору в место, где Эверлинг жил с семи лет.

– Я бы вас всех на цепи держал, – уничижительно бросил охранник.

Эверлинг слышал массу вариантов одной и той же мысли. Каждый, кто сопровождал его, непременно говорил что-то, что должно было больно зацепить нечто внутри. И он бы с радостью сказал, что не цепляло, но гнев закипал всегда. После каждой надменно брошенной фразы, после каждого высокомерного оскорбления. Если бы стражник обернулся, то увидел в его глазах жажду крови, ту самую, которая бушевала в тех, кто платил деньги за жестокое зрелище в «Небесном береге». Но он не обернулся.

Дойдя до массивной двери, оба остановились. Охранник постучался, с той стороны щелкнул замок, и другой охранник впустил Эверлинга. Все происходило в тишине, никто ни с кем не здоровался. Все выполняли то, что должны. Напряжение между ними было почти физическим. Стражники встали по стойке смирно около закрытой двери позади Эверлинга. Он оказался в просторной комнате с несколькими диванами и креслами, парочкой журнальных столиков и шкафов с потрепанными старыми книгами. Ирмтон Пини хотел создать намек на обычную жизнь, но зал смотрелся слишком пустым, а от каменных стен веяло холодом.

Предполагалось, что здесь можно отдохнуть, но при вечном наблюдении это было нереально, поэтому здесь либо ждали своей очереди, чтобы отправиться на арену, либо ожидали кого-то с боя. Как Эверлинга ожидали Эванжелина, Герсий, Джейлей и Джодера.

Миниатюрная Эванжелина в бесформенной серой сорочке, напоминающей балахон, расположилась на диване. Рядом лежала раскрытая на середине книга, которую она пыталась читать, но от волнения не могла сосредоточиться. Рыжие волнистые волосы растрепались, сама Эванжелина свернулась клубочком. Темно-синие глаза были слабо приоткрыты: она точно слишком много нервничала и сильно устала. Эверлинг направился к ней.

Краем глаза он заметил Герсия. Тот в обычной тренировочной форме темно-серого цвета стоял около шкафа и упорно не оборачивался на Эверлинга, хотя уже понял, что он вернулся. Эверлинг задержал на нем взгляд дольше нужного, подмечая напряженные плечи и идеально ровный низкий хвост. Герсий всегда собирал волосы именно таким образом, хотя все, кроме Эверлинга, говорили, что с распущенными ему идет намного больше. Джейлей и Джодера обожали их иссиня-черный цвет, а Эванжелина, когда была маленькой, часто просила разрешения заплести косички. На мгновение Эверлинг улыбнулся уголками губ и сразу же вернул внимание к дремлющей Эванжелине. Герсию он не сказал ни слова, а Герсий не сказал ни слова ему.

– Брось ты, он никогда не проигрывает, – послышался задорный голос Джодеры. – Ты можешь вспомнить хотя бы один бой, когда Линг проиграл? Вот и я нет!

Джейлей и Джодера Элберзы, до одури похожие друг на друга, сидели в двух креслах у дальней стены. Оба выглядели вполне уверенными в его победе, разве что Джейлей – с долей сомнения, а Джодера – с гордостью и радостью. У Эверлинга вырвался смешок: они были одинаковыми и в то же время разными. Джодера и Джейлей не были близнецами, но внешнее сходство поражало: темная кожа, красиво блестевшая в свете солнечных лучей, одинаковые лица овальной формы, большие карие глаза и пухлые розоватые губы. Будь они одного пола, Эверлинг бы не отличил их. У Джодеры кудрявые темные волосы доставали до поясницы, а у Джейлея слегка топорщились вокруг головы, напоминая ежик.

– Не было такого, чего ты меня с толку сбиваешь! – воскликнул Джейлей.

– Вот и я о том же, дурень! Наш Линг обязательно победит, по-другому и быть не может. И вообще! Ты своими сомнениями заставил Эву и Гера волноваться! – недовольно и достаточно громко ответила Джодера.

Ее брат развел руками, мол, что поделать, как же тут не волноваться, когда такое происходит. «Такое» происходило постоянно. Каждые одну-две недели последние одиннадцать лет, с момента, как его первый раз выпустили на арену. Эверлингу тогда было двенадцать.

Джейлей и Джодера не замечали присутствия Эверлинга, и он не мешал им.

– Эва и Гер всегда волнуются, Джо! – отозвался Джейлей. – Отличается их волнение тем, что Эва обо всех заботится, а Гер строит из себя непробиваемую стенку и держит все в себе.

Это было правдой. Эверлинг сел на диван, где устроилась Эванжелина, только на другой конец, чтобы не побеспокоить ее. Она встрепенулась и открыла глаза, удивленно огляделась, заметив его. И со спокойной радостью улыбнулась.

– Ты в порядке.

Это не было вопросом. Эванжелина не замечала испачканной в крови одежды, потому что на ярко-красном костюме кровь разглядеть было сложно. Цвет костюма Эверлинга в сегодняшнем бою соответствовал цвету волос и характеру: такой же огненный, кровавый, такой же неистовый, буйный, упрямый. Пряди слиплись и казались мокрыми: то была кровь Бената. Эванжелина понимала и это, но все равно спокойно улыбалась и была рада.

– Я в порядке, – эхом подтвердил Эверлинг.

Джейлей и Джодера замолчали и приподнялись со своих кресел, заметив Эверлинга.

– С возвращением! – одновременно выкрикнули Джейлей и Джодера и ринулись к дивану, где сидели Эванжелина и Эверлинг.

Вовремя затормозив, они чуть не свалились на них, но смогли устоять. И рассмеялись.

– Чего разорались! – рявкнул один из охранников, и Джодера с Джейлеем сразу же замолчали.

– Вообще-то это комната отдыха, – грубо ответил Эверлинг. – Имеем право. Если что-то не нравится, смените работу.

– Такому ничтожеству, как ты, лишний раз нельзя разрешать даже рта раскрыть, – стражник потянулся за ружьем.

Джодера и Джейлей напряглись. Герсий бросил настороженный взгляд на охранников, но с места не сдвинулся. Эверлинг уже открыл рот, чтобы продолжить, но Эванжелина вскочила с дивана и быстро-быстро заговорила:

– Извините! Простите, пожалуйста! Он только вернулся с боя, а вы же знаете, какой он бывает грубый и наглый. Не злитесь, мы больше не будем доставлять вам неудобств!

Охранник опустил ружье.

– Ведите себя тише.

Эверлинг хмыкнул:

– Ты все равно не имеешь права навредить лучшим бойцам арены. Иначе тебя самого…

– Линг! – шикнула Эванжелина, и он все же замолчал.

Они посидели в тишине какое-то время. Все успокоились.

– Ты в этом шкафу скоро дырку взглядом проделаешь, – протянул Эверлинг, обращаясь к Герсию.

Он обернулся, глядя тому в спину: плечи по-прежнему были напряжены, черные длинные волосы блестели в ярком свете лампочек.

Герсий развернулся и сделал несколько шагов в сторону дивана.

– Как прошел бой? – глухо спросил он.

Обстановка сделалась острее. Эверлинг не любил говорить о боях, все это знали, никто почти никогда не спрашивал о них. Эверлинг не понимал, с чего вдруг Герсий решил узнать о бое сейчас, но безэмоционально ответил:

– Я убил своего противника.

У Эванжелины вырвался встревоженный вздох: она никогда никого не убивала, хоть и была тоже в тройке лучших. Герсий покачал головой: он, будучи третьим из сильнейших, тоже ни разу не убивал тех, против кого сражался на арене. Джейлей опустил взгляд, Джодера прикусила нижнюю губу. Они не осуждали, знали, что выбора у Эверлинга не было, но слышать очередное признание в убийстве оказалось так же тяжело, как в первый раз.

Герсий неотрывно смотрел на него, и Эверлинг не выдержал:

– Если хочешь мне что-то сказать – говори.

Разговор у них перестал клеиться. Герсий отвернулся и ничего не ответил, только вновь покачал головой. Остальные молчали. Лица охранников сделались чуть более довольными.

Эверлинг вновь не выдержал и встал с дивана. Посмотрел на каждого поочередно и, выйдя, остановился за дверью. Затем направился к душевым: ему не терпелось смыть с себя чужую кровь, сегодняшний день и воспоминания о собственном прошлом. Он был убийцей, но совершенные им убийства не исключали наличия человечности, которую он годами старательно, непрерывно душил в себе.

– Ну и зачем ты спросил его про бой? – заворчал Джейлей хмурясь.

– Потому что он хотел выговориться, – рассматривая стенку, ответил Герсий.

– Хотел, – мягко согласилась Эванжелина. – Но, думаю, стоило спросить его не настолько прямо.

Герсий пожал плечами, мысленно пытаясь отстраниться от ситуации. Тяжело было всем, и каждый справлялся с этим по-своему.

– Что ж, прости, Принцесса, что я все делаю не так, – немного подумав, ответил Герсий и тоже направился к спальням не прощаясь.

– Я не это имела в виду, Гер! – крикнула ему вслед Эванжелина, и Герсий поднял руку, намекая, что он вовсе не расстроен и ее слова его не задели.

Она скрестила руки под грудью и смотрела ему вслед даже после того, как он скрылся в темноте коридора.

Джейлей и Джодера переглянулись и решили не встревать в ссору. Эванжелина вздохнула и снова взяла книжку, но читать так и не смогла. Втянула побольше воздуха, сделала медленный, длинный выдох и откинула книгу на другую сторону дивана.

– Джо, – позвала Эванжелина. – Пойдем в комнату? Вдвоем. – Она смущенно глянула на Джейлея, но тот поднял руки в примирительном жесте и возражать не стал.

Эванжелина и Джодера ушли к себе, и вскоре к себе в спальню ушел и Джейлей.

Эверлинг в одном полотенце на бедрах зашел в небольшую спальню с двумя кроватями, стоявшими друг напротив друга. Ничего лишнего в комнате не было. Помимо кроватей – стол с парой стульев, которыми никто ни разу не воспользовался, и два шкафа с одинаковой одеждой. Костюмы для выступлений им приносили за пару часов до выхода.

Герсий сидел на кровати и дожидался его. Они посмотрели друг на друга, Эверлинг молча прошел в комнату, захлопнул дверь, окидывая взглядом спальню, но в упор не замечая Герсия. Их спальня всегда казалась ему клеткой.

– Прости, – выдохнул Герсий, когда Эверлинг подошел к своему шкафу.

– За что? – Он на несколько секунд повернул голову, поморщился, словно слова были неприятны, и вытащил светло-серую пижаму.

– Не стоило тебя так в лоб спрашивать.

– Эва сказала? Забудь. Она слишком много переживает за всех нас и считает, что обязана обо всех заботиться, хотя это не так. – Он стянул полотенце.

Герсий тактично отвернулся, подождал, пока Эверлинг переоденется, и только потом продолжил.

– Разве это плохо? – спросил он, уже понимая, что именно не так и в вопросе, и во всем разговоре.

– Для нас – нет, а для нее – да. Не хочу, чтобы с ней что-то случилось из-за лишнего беспокойства, – не задумываясь ответил Эверлинг и удивился собственной честности.

Герсий тоже удивился искренности Эверлинга, но промолчал.

– Ты хотел сказать не это.

– Что? – не понял Герсий.

– Ты хотел сказать не «прости», а что-то другое, – настойчиво повторил Эверлинг. В голосе отчетливо слышалось раздражение. – Я слушаю.

Герсий если и хотел что-то сказать, то вовремя себя остановил. Есть слова, которым лучше никогда не звучать, иначе нанесенные ими раны никогда не затянутся. Герсий это знал и потому не хотел произносить лишнего, но Эверлинг, яростный, твердый и не умеющий идти на уступки, всегда добивался своего, независимо от последствий. Разве что сбежать отсюда не мог. Как и все они.

Герсий молчал.

Эверлинг, переодевшись, подошел к нему и остановился напротив, смотря сверху вниз. Герсий не поднимал головы.

– Мне кажется, даже здесь, на арене, убийство – это преступление, – наконец сказал Герсий.

– И? – не понял Эверлинг. – Что с того?

– Мне больно от того, что тебе приходится убивать, – чуть тише добавил Герсий, ожидая новую волну гнева.

Губы Эверлинга тронула жестокая ухмылка:

– В таком случае приношу свои извинения, но твое мнение никого волнует. – Из каждого его слова сочилось презрение и к Герсию, и к «Небесному берегу», и ко всему миру.

– Ты можешь хоть раз нормально со мной поговорить? – прикрикнул Герсий, резко подняв взгляд.

Оба помолчали, переводя дыхание. Оба понимали, что разговор не приведет ни к чему хорошему и кто-то должен остановиться. Эверлинг решил, что остановиться должен Герсий, а Герсий решил, что хотя бы один раз остановиться первым должен Эверлинг.

– Могу. Но почему я должен нормально с тобой говорить, когда ты был не в состоянии выполнить одну-единственную мою просьбу? – зло прошипел Эверлинг, наклонившись к лицу Герсия.

Тот отстранился.

– Чтоб тебя, Линг! Ты будешь припоминать мне это до моей смерти?

Герсий почувствовал, как его хладнокровное спокойствие пошатнулось. Кровь прилила к лицу. Он ненавидел, когда Эверлинг напоминал ему о том дне, а Эверлинг напоминал непозволительно часто, и непозволительно часто воспоминания выбивали Герсия из колеи. Как сейчас. Он нервно сжал руки.

– Если в скором времени появится маг, способный тебя победить, то ждать останется недолго, – вдруг непривычно холодно произнес Эверлинг.

Внутри Герсия все заледенело. Со всей присущей Эверлингу жестокостью он никогда не желал смерти никому: ни противникам, которых приходилось убивать, ни тем, которых приходилось калечить. Ни тем более ему, Герсию. Пусть Эверлинг злился, пусть не умел прощать, но такое Герсий услышал от него впервые и сразу успокоился, чувствуя разочарование, обиду и боль. Он не заслужил этого. Не заслужил таких слов и такого отношения.

– Линг…

– Я устал, – отмахнулся Эверлинг и лег на кровать.

Герсий одновременно хотел продолжить разговор, чтобы наконец выяснить отношения, впервые за столько лет, но вместе с тем не хотел продолжать, чтобы не услышать чего-то похуже пожелания смерти. Он наблюдал, как Эверлинг отворачивается лицом к стенке. Как накрывается одеялом почти с головой – он всегда так накрывался, с момента их первой встречи, и Герсию это казалось забавным, словно так Эверлинг прятался от монстров. И как начинает притворяться спящим, хотя не спит.