Текст книги "Сказ о походе Чжэн Хэ в Западный океан. Том 1"

– Ваш верноподданный внимательно изучил расположение небесных тел и географию тех мест. Ваше Величество задали вопрос, и я не смею скрыть правду.

– Ну что ж, поведай ее мне.

– Верноподанному нетрудно изложить – боюсь, однако, напугаю государя и удостоюсь тысячи смертей.

Император не сдержал улыбки:

– Сражаясь за нашу новую власть[100]100
  Китайская династия Мин (1368–1644) установилась в результате национально-освободительной войны против правившей в стране почти столетие монгольской династии Юань. Сразу после провозглашения династии Мин император Чжу Юаньчжан, устроив свою столицу поначалу в Нанкине, переименовал юаньскую Великую столицу (расположенную на территории будущего Пекина) в Бэйпин («Мирный север»). Остатки монгольских войск некоторое время продолжали сопротивление, но к 1387 году пали их последние оплоты внутри Китая, и в начале XV века началось строительство новой северной столицы, названной Бэйцзин – «Северная столица» (русское звучание – Пекин) по аналогии с Нанкином, чье название в переводе означает «Южная столица».


[Закрыть], мы порубили столько монголов, что трупы горами громоздились, а кровь реками лилась. Даже только что вылупившихся цыплят порубили. Мы легко захватили вражеских полководцев, сохраняли спокойствие и уверенность. Пощадить противника значило разрушить и Небесные врата, и потусторонний мир. Мы справились с этим играючи, чего мне нынче бояться?

– Ежели будет ваша воля и Ваше Величество не видит в том вины верноподданного, решусь обо всем поведать.

– Вы слишком скромны! Говорите.

– Дозвольте не перечислять все округа, области, уезды, ярмарочные центры и морские причалы.

– О военных победах мы позаботимся. Вы поведайте нам об опасностях пути – заставах у основных портов, переправах и речных теснинах.

Небесный наставник повел свой рассказ:

– С тех пор как Небо целиком накрыло сущее, всё рожденное на земле располагается на четырех материках: Пурвавидеха, Апарагодания, Джамбудвипа и Курудвипа. Земли и реки, коими владеет Ваше Величество, находятся на Джамбудвипе. Ежели Ваше Величество распорядится отправить войско в поход, полководцам следует идти водным путем: выйти из полноводной Янцзы к устью канала Мэнхэ[101]101
  Мэнхэ – канал, проложенный при династии Тан (618–907) для удобства перевозки податного хлеба водным путем от Чанчжоу до Янцзы.


[Закрыть], миновать японские острова Рюкю и южные окраины Китая. Затем предстоит тяжелейший путь в пятьсот ли вдоль Магнитного хребта. Южнее за ним – устье Красной реки, впадающей в залив Южно-Китайского моря: это еще тысяча ли водных преград. Преодолеют их, а впереди уже ждет река Белого дракона[102]102
  Река с этим названием – Байлунцзян – протекает в китайских провинциях Ганьсу и Сычуань и является притоком реки Цзялинцзян, которая, в свою очередь, впадает в Янцзы. Длина реки Байлунцзян – 1119 км. Храм Белого дракона находился в 15 ли от Наньтуна – крупного порта в устье реки Янцзы.


[Закрыть], это еще триста ли нелегкого плаванья. Ну а дальше пути и вовсе нет, ибо там на восемьсот ли раскинулся Простор мягкой воды[103]103
  В древности Простором мягкой воды назывались архипелаг Сиша и острова Чжунша в Южно-Китайском море, расположенные к юго-востоку от участков магнитного поля, а также Тайваньская отмель.


[Закрыть]. Как его преодолеть? Повсюду в мире – в девяти больших и восьми малых реках, в пяти озерах и четырех морях – вода плотная. По ней корабли легко пройдут при попутном ветре с парусами. А в мягкой воде гусиное перо и то вглубь погружается, мелкая ряска – и та со дна не всплывает.

Император попросил уточнить местоположение этого участка океана. Небесный наставник пояснил, что по нему проходит водораздел между южным материком Джамбудвипа и западным – Апарагодания:

– Словами не описать все имеющиеся там чудеса несказанные, не перечесть, сколько там странного и удивительного.

Небесный наставник упорно стоял на том, что хотя путь в те земли вельми тяжел, опасен и труднопреодолим, поиск наследственной печати, оставшейся у западных варваров, того стоит. Император предложил послать в те края какого-нибудь сноровистого служаку. Не успел Небесный наставник ответить, как вмешался сановный буддист Яо, коему двором был пожалован зело почетный титул:

– Кто слухи распускает, сам ложь от правды не отличает. Пусть праведник Чжан и отвечает за поиски имперской печати.

Император тут же дал согласие, а даос подумал: «Между мной и этим Яо никогда не возникало ни обид, ни вражды. С чего он ко мне придирается и строит козни? Надо придумать, как достойно ответить на подобные любезности». Доблестный Небесный наставник нахмурился и в мгновенье ока составил план: «Сановник Яо – буддист. На этом деле о поисках печати я его уничтожу, покажу, что коли в городе пожар, задохнется и рыба в пруду. Будет пупок кусать[104]104
  «Кусать пупок» – аналог русского выражения «кусать локти».


[Закрыть], да поздно». И затем откликнулся:

– Я придумал, как вернуть печать. Это не сложней, чем, пошарив в мешке, вытащить нужную вещь.

– Говори – послушаем, – повелел император.

Чжан осторожно начал:

– Дозвольте сперва кое-что важное предложить.

Император милостиво согласился, и Небесный наставник продолжал:

– Прежде чем я займусь поисками государевой печати, надобно истребить буддийских монахов по всей стране, в буддийских скитах и храмах обеих столиц – севера и юга – и всех тринадцати провинций. Только тогда я осмелюсь изложить мой замысел – как отправиться в Западный океан и добыть наследственную печать.

Поскольку теперь император не мог думать ни о чем, кроме печати, он тут же последовал совету Чжана и издал эдикт об уничтожении буддийских монастырей Поднебесной – неважно, в дальних ли, ближних местах. Эдикт передали в Ведомство обрядов, Ведомство в свою очередь направило распоряжение в обе столицы и в тринадцать провинций. В течение семи дней со дня получения указа всем буддийским монахам предписывалось расстричься и вернуться к мирской жизни. Не выполнивших указ велено было изгнать за территорию Великой стены; не покинувших монастыри – считать нарушившими эдикт, членов их семей обезглавить, а соседей, кои не донесут[105]105
  Обычная практика при системе баоцзя – объединение дворов деревни в группы с введением круговой поруки.


[Закрыть], отправить в ссылку в отдаленные места на военное поселение.

Издавна говорится: кто ближе к огню, обжигается первым. Получив приказ из министерства, полицейские управления пяти столичных районов без промедления занялись преследованием и уничтожением буддистов. В знаменитых горах Поднебесной насчитывалось четыреста восемьдесят буддийских храмов, в них – тьма-тьмущая буддийских монахов. Были среди них и великие мудрецы, и самые обыкновенные люди – как говорится, и змеи, и драконы.

Сказывают, буддистам ничего не оставалось, как собрать вещички, повесить тюки на коромысла, коромысла взгромоздить на плечи и со слезами на глазах покинуть монастыри. Бывало, что отцы-наставники и настоятели оплакивали послушников и учеников не только из своих, но и из прочих скитов, ибо всех постигла одна и та же участь. Некоторые отправились утолить горечь в дома вольных дев[106]106
  Вольные девы – не зарегистрированные официально проститутки, принимавшие гостей дома.


[Закрыть], другие решили на прощанье расслабиться в женских буддийских монастырях, что до того строго воспрещалось.

Кто мог удержаться от стенаний! Монахов несчетно, роптаний немерено! И стон сей великий был услышан толкователем канонов – буддийским монахом Цзинь Бифэном из монастыря Цинлян, что в священных горах Утай. Он как раз сидел в зале и рассуждал с учениками о сокровенном, когда его коснулся разносивший вести ветер-пассат. Мудрец подумал: «В канонах Махасангхика Виная[107]107
  Махасангхика Виная – свод «Великое собрание» (или «Учение большинства»), который представляет направление, появившееся после раскола в общине на Втором буддийском соборе в конце IV века до н. э.


[Закрыть] тоже описана пора подобных страданий. Ежели я не преодолею их, буддизм вовек не воспрянет. Ради чего же тогда я сошел в сей грешный мир?» И он наказал главному смотрителю храма[108]108
  Главные смотрители храма отвечали за принятие пострига и обетов, чтение сутр и совершение покаянного моления.


[Закрыть]:

– Велите монахам охранять площадку для молений, я же направлю свои стопы в Нанкин.

Что тут началось! Начальники главного Департамента по делам буддийского духовенства[109]109
  Департамент по делам буддийского духовенства был создан в столице в 1382 году и подчинялся Министерству обрядов.


[Закрыть], руководители каждого из отделов – те, кто отвечал и за административный порядок в монастырях, и за обучение послушников, и за толкование канонов, и за соблюдение религиозных заповедей, а также главы соответствующих провинциальных, окружных и уездных департаментов, настоятели и надзиратели монастырей, ученые-каноники, следящие за проведением диспутов, – все как один взмолились:

– О, почтенный наставник! Что с нами будет, ежели вы нас покинете?

С той же мольбой обратились к нему остальные буддисты – от монахов и монахинь высшей степени посвящения до буддистов-мирян. Наставник обещал обернуться за два-три дня. Как возможно с горы Утай за пару дней добраться до Нанкина? Однако ведомо, что Цзинь Бифэн – не обычный мирянин, на божественном луче взлетает, на нем и приземляется.

Смотрите – вот он надел круглую шапочку, нарядный халат, подвязанный золотистым шелковым шнуром, на ногах плотные носки и сандалии. Он перекинул через плечо свой чудодейственный посох с девятью звенящими кольцами, поймал божественный луч, миг – и монах в Нанкине. Оглянулся – до чего же прекрасен сей град (Ил. 9), раскинувшийся меж гор, воистину – свернувшийся дракон или присевший перед прыжком тигр[110]110
  История этого устойчивого образа Нанкина такова: в эпоху Сражающихся царств (V–III вв. до н. э.) основатель царства Шу направил полководца Чжугэ Ляна в столицу царства У – нынешний Нанкин, чтобы перетянуть правителя У на свою сторону. Приблизившись к городу, Чжу восхитился: окружавшая его Пурпурная гора была похожа на могучего свернувшегося дракона, а Каменный город – на присевшего перед прыжком тигра; прекрасное место для создания сильной столицы.


[Закрыть].

Бифэн спустился с божественного луча и оказался у храма Поклонения двум святым. Смеркалось.

Старейшина вошел в храм, подошел к жертвеннику. С порывом ветра явился охраняющий город святой: одет в ярко-красный халат с золотым поясом, на голове черный тюрбан, в руках – длинная и узкая, словно кинжал, дщица из слоновой кости. Лицо напудрено-нарумянено, зубы белые, губы алые[111]111
  Так описывали мужскую красоту в средневековых китайских романах.


[Закрыть]. Клацая зубами, он трижды обошел наставника справа, как того требовал буддийский ритуал[112]112
  Ритуальный обход может совершаться семь и более раз, но трехкратный наиболее распространен и служит выражением поклонения Будде, законам буддизма и самому наставнику; может сопровождаться также пением мантр.


[Закрыть]. Затем представился духом Нанкина, изгоняющим из города злые силы, оберегающим и благословляющим императора, правящего по мандату Неба под девизом Хунъу[113]113
  Хунъу (1368–1398) – девиз правления основателя династии Мин Чжу Юаньчжана.


[Закрыть]:

– В Нанкине тринадцать внутренних и восемнадцать внешних городских ворот, я охраняю внешние врата. Когда эти дикие чужеземцы – Юани – вторглись в Китай, смешались Небо и Земля, нечисти всякой расплодилось превеликое множество. Однако по вступлении на престол нынешнего императора я всю ее изничтожил, а немногие оставшиеся убрались в дальние края. В городе настали мир и покой.

Бифэн решил осмотреть город, взял посох с девятью кольцами и вышел за ворота монастыря. Видит – на улицах полным-полно народу, все шумят-галдят, дома стоят тесно. Он подумал: «Раз уж прибыл на Джамбудвипу, придется спасать людские души. Таков путь Будды». Взгляните-ка: вот уже Светозарный – в одной руке посох, в другой золотая патра – идет по улицам и выкрикивает:

– Нищий монах просит подаяния на вечернюю трапезу!

Так миновал более десятка домов, но никто не проявлял милосердия и сострадания, пока он не оказался у тринадцатого по счету строения. Глянул на богатый высокий дом и подумал: «Может, всё же найдется добрый человек и проявит дружелюбие». Постучал в ворота, громко попросил подаяние. Показался какой-то неказистый плешивый человечек, рот клювом орлиным выпирает. Завидев буддийского монаха, затараторил:

– Проходи, проходи дальше.

Бифэн не тронулся с места, и тогда человечек вцепился в его рясу и потянул к соседнему дому. Из тех дверей показался еще один нескладный неряшливый мужичок с неопрятными волосами и заорал на первого:

– С какой стати ты тащишь в мой дом этого бродягу буддиста? Он у твоих ворот остановился!

Первый был горячего нрава, схватил соседа за грудки, и вот уже они сцепились в клубок. Чуть погодя на улицу высыпали соседи. Они не только не утихомиривали драчунов, наоборот – подливали масла в огонь, выкрикивая:

– Какое еще подаяние клянчит этот монах?

И вся толпа стала толкать буддиста, да так, что он перекатывался с одного конца улицы на другой. Спросите, почему? Да вспомните, что в те времена даосы были в почете, а буддисты преследовались, и монахам строго-настрого запрещалось появляться на улицах. Светозарному ничего не оставалось, как усмехаться и повторять про себя: «Как сказано в канонах, вручаю себя Будде. Поистине не осталось на Джамбудвипе ни милосердия, ни сострадания».

Пока суд да дело, начало светать, император появился в тронном зале, где собрались военные и гражданские чины. А Бифэн в это время с трудом пробирался ко дворцу. Миновав процветающий торговый речной порт Шансиньхэ[114]114
  Порт Шансиньхэ в эпоху Мин представлял собой улицу длиной девять километров, которая тянулась вдоль нижнего течения Янцзы и на которой находились наиболее крупные в стране рынки древесины.


[Закрыть], вошел он во внешние врата Цзяндун. Пройдя через внутренние городские ворота Трехгорья, по Шлюзовому мосту попал на одноименную улицу, перешел через арочный мост Хуайцин и древний мостик Дачжун, свернул на улицу Церемоний и, наконец, достиг главных внутренних ворот города – Полуденных. А навстречу ему катит экипаж с важным дворцовым евнухом-сановником, впереди на коне – охранник, воздымающий табличку с должностью и рангом вельможи.

– Прошу подаяние, – смиренно произнес монах. Охранник окинул его взглядом: голова обрита, шапка тыквой, крашеная одежда, в одной руке – патра, в другой – посох, сразу видать – буддийский монах. Служака был человек злобный, выхватил из седельного вьюка терновый прут и стеганул Бифэна по ногам. Да только буддист не привык кричать от боли, он только молча упал на колени. Охранник еще больше разошелся.

Они и не заметили, как евнух сошел с экипажа и подошел узнать, что стряслось. Охранник смекнул, что дело пахнет судом, и стал оправдываться:

– Императорский указ повелевает привечать даосов и истреблять буддистов, их отлавливают по всем городам и весям, хватают без разбора любого, у кого на голове пусть даже всего две волосинки: лысые и плешивые вовсе попрятались, боятся нос за ворота высунуть. А этот монах важно себе расхаживает, да еще взывает о подаянии. Уж не знаю, на какого покровителя он рассчитывает?

Вельможа спрашивает:

– Монах, ты что, на вершине горы отсиживался или под водой хоронился? Глухой, что ли, императорского указа не слыхал?

– Да я из дальних краев иду, там ни о чем таком и слыхом не слыхивали.

– У нашего столичного града внутренних ворот тринадцать, да еще восемнадцать внешних – ты через какие вошел?

Почтеннейший чуток призадумался, и его осенило:

– Уважаемый посланник государева двора, позвольте поинтересоваться, далеко ли отсюда ваши родные края?

Сановник был человеком высоконравственным – видя, сколь учтиво обращается к нему монах, вежливо ответил:

– Ученик Ваш не местный – из Хойчжоу[115]115
  Хойчжоу, или Хуэйчжоу, в настоящее время является одним из районов города Хуаншань в провинции Аньхой. – Примеч. ред.


[Закрыть].

– Тогда вам-то следовало знать. Это только жителям столицы не ведомо, как нынче обстоят дела в областях, округах или уездах. Там теперь всё как положено: на сторожевой башне городской стены висят побеленные таблички, на коих чернеет название, посему всяк точно знает, через какие ворота входит. Государь учредил в Нанкине столицу с городской стеной, но на ней ни одной башни и никаких обозначений. Где мне, ничтожному, да еще в предутренней мгле, разобраться, в какие из множества внутренних и внешних ворот я входил?

А охранник всё не унимался:

– Дозвольте отконвоировать монаха обратно, пусть укажет ворота.

– Да я пока сюда шел, столько раз петлял да за углы заворачивал. Где мне сыскать дорогу, по которой пришел? – возразил Бифэн.

– Ну коли так, я не стану разбираться со стражем ворот, лучше разберусь с тобой, – заявил вельможа.

– Благодарю покорно, что выручили бедного монаха.

– Что значит выручил? Я собираюсь привлечь тебя к ответственности.

– Это как же?

– Самое малое – тебя допросят в Отделе жертвоприношений при Ведомстве церемоний, а похуже будет – так твою голову отрубят да вывесят на устрашение прочим.

– Ваше превосходительство преисполнен благих намерений; что до меня – я, ничтожный, не вижу в этом великого свершения[116]116
  «Великое свершение» в буддизме – постижение абсолютного бытия, полное прозрение. Порождающими и способствующими факторами служат явление Будды в миру и толкование основ буддизма.


[Закрыть].

– Что ты имеешь в виду?

– Ежели мою бедную голову выставят на шесте, тем самым я лишь обеспокою посланника двора ответственностью, сие никак не назовешь великим событием.

– Издревле встречались люди, ценившие долг и пренебрегавшие богатством, но не ведал о таких, кои ценили долг и пренебрегали жизнью.

– Да что слушать его напыщенные речи, – злился охранник.

Тогда сановник приказал:

– Присмотри за ним, а я отправлюсь во дворец – пусть там примут решение.

Не успел договорить, как во дворце зазвонили колокола и загремела барабанная дробь – настал час утренней аудиенции у императора.

Сказывают, что вельможа прибыл во дворец и доложил государю, что у главных ворот Запретного города ошивается какой-то странствующий монах, явно рассчитывая на аудиенцию.

– Мы истребляем буддистов! С чего этот монах ждет аудиенции? Может, ведун какой?! – воскликнул император. И приказал: – Проси!

Получив государево дозволение, Бифэн уверенно, с достоинством вошел в тронный зал. Он не присоединился к гражданским вельможам, стоявшим ошую, не подошел и к военачальникам, выстроившимся одесную, а двинулся прямо к ступеням трона.

– Как смеешь, старик, ступать на царскую тропу? – набросились на него гвардейцы-охранники.

Бифэн спокойно отвечал:

– Я сызмальства человек опасливый, из трех развилок дороги всегда выбираю ту, что посредине.

Почтеннейший буддист не совершил большой приветственной церемонии, лишь сложил руки ладонями и воздел их кверху.

– Ты что, монах, – возмутился церемониймейстер, – не знаешь, в каком положении должно находиться пред императором?

Бифэн сделал вид, что недослышал:

– К чему говорить о поражении! В государстве спокойствие, народ благоденствует – это ли не радость?

От такой непочтительности государь рассвирепел и приказал дежурному офицеру выволочь негодника за дворцовые ворота, казнить и выставить голову на шесте. Охрана схватила Бифэна, и в этот момент с восточной стороны зала послышались чьи-то шаги, перезвон яшмовых подвесок, и с криком «Пощадите!» во всём блеске вперед выступил некий сановник. Оказалось, это господин Лю, удостоенный недавно утвержденного почетного титула «Правдивого князя»[117]117
  Лю Цзи, или Лю Бовэнь (1311–1375) – советник императора Чжу Юаньчжана; имел репутацию военного гения, о нем сложено множество легенд.


[Закрыть] – при парадном поясе с кистями и с дщицей для записей в руках. Трижды прокричав здравицу императору, сановник торопливо заговорил:

– Бью челом Вашему Величеству. В Поднебесной множество буддийских монастырей и храмов, в них несть числа монахам, однако явившихся на аудиенцию к императору ничтожно мало. И ежели нынче сей монах предстал пред светлейшие очи, то, несомненно, имеет тому множество оснований. Молю Ваше Величество тщательно разобраться. Ежели его доводы придутся не по вкусу – казните без промедления.

– По ходатайству вельможи отпустите старца, – согласился император. И когда Бифэна снова ввели в зал, вопросил его: – Какая несправедливая обида заставила тебя прибыть во дворец?

– Я решился предстать пред государем исключительно по причине указа об истреблении буддийских монахов, – отвечал Бифэн.

– И что ты имеешь против нашего решения?

– В давние времена – при династии Хань – император Вэнь-ди[118]118
  Вэнь-ди – император, правивший во II веке до н. э. Упоминание этого императора в связи с описываемыми событиями согласуется с легендами, письменные же свидетельства о существовании в Китае буддизма и монашества относятся только к I веку н. э.


[Закрыть] не рубил головы буддистам. Из поколения в поколение вы наследуете великим властителям. Небо высоко, земля беспредельна, моря щедро принимают все реки – к чему делать исключение для человека? Представители всех верований и всех течений – подданные государя. Отчего власть к одним благосклонна, а к другим равнодушна, буддистов уничтожает, а даосов возвышает?

– Основанием тому послужил доклад Небесного наставника Чжана с горы Дракона и тигра.

Не успел договорить, как доложили о прибытии самого Чжана. Император повелел пригласить даоса в зал, тот вошел, отвесил пять обычных и три земных поклона.

– Уважаемый преодолел столько трудностей в вашем морском пути, прошу простить за беспокойство, – приветствовал его император.

– Что вы, что вы! Сие есть приятная обязанность всех ваших подданных!

Дело в том, что Небесный наставник на самом деле пересекал моря и океаны в поисках чудодейственных грибов долголетия, дабы поднести их ко двору, – этим-то и объяснялось императорское приветствие. Даос увидел стоявшего у ступеней трона буддийского монаха и поспешил осведомиться:

– Государь мой вступил на путь истребления буддистов – отчего дозволили сему монаху появиться во дворце? Разве не об этом сказано нашими древними мудрецами: как сможет исправлять других не способный исправить себя? Прошу Ваше Величество задуматься над этим.

Император ответил:

– С раннего утра до поздней ночи вместе с гражданскими и военными чинами мы решаем важные государственные дела, порой сложно разобраться во всех мелочах и тонкостях. Мы пригласили монаха во дворец, почитая его знатоком древности и современности, но на деле от всех этих мудрецов слышишь пустую болтовню. Пока я не определился, как с ним поступить!

Тут уж Небесный наставник дал волю своему гневу и приказал гвардейцам препроводить монаха под конвоем в Отдел жертвоприношений. Буддист только усмехнулся:

– И о чем же там со мной будут беседовать?

– Для начала изымут твою ставленную грамоту[119]119
  Ставленная грамота – монашеское свидетельство с разрешением на пострижение; она давала освобождение от налогов и повинностей, а временами продавалась чиновниками за деньги.


[Закрыть], а потом отправят в отдаленные места на военное поселение, – пригрозил Небесный наставник.

Светозарный задумался: «Для моего долгого существования трудно указать год рождения, да и место пребывания как назвать – Небо или Земля? Все позднейшие последователи трех религий и девяти течений – мои потомки, тем более сие касается Чжана». Однако Бифэн ничем не выдал тайных мыслей и просто спросил:

– Не иначе как вы и есть праведник Чжан?

– Тебе не ведомо, что я – Небесный наставник, чьи жизненные силы неисчерпаемы, как мощь Неба и Земли, я несравненный во Дворце единорога, первый вельможа на горе Дракона и тигра, – напыщенно ответил Чжан.

– Мы, буддисты, не выставляем себя напоказ, не поддаемся искушениям[120]120
  Буддийские «три яда»: алчность, гнев и неумение отличить истину от лжи (или добро от зла).


[Закрыть], не стремимся уничтожить другие учения, полагая всех равными. По какому праву ты вознамерился сокрушить наши догматы? – спросил Бифэн.

В ответ Небесный наставник обрушился на него с обвинениями в том, что буддисты ничего не смыслят в Пути Неба – Дао – и не имеют ни малейшего представления об алхимии и магических практиках даосов: изготовлении киновари и пилюль бессмертия, изгоняющих нечисть нефритовых печатях (Ил. 13), амулетах с магическими заклинаниями, волшебных мечах и прочем.

Пространные рассуждения Чжана не были ни праздным пустословием, ни хвастовством. О нет, он искренне стремился доказать превосходство даосизма и унизить буддиста. Бифэн понял, что стоит ему в ответ разразиться гневной тирадой, как обстановке миролюбия настанет конец, да и вряд ли он добьется сим успеха: «Лучше промолчать: как говорится, язык на замке, сердце налегке – притворюсь бестолковым и непонятливым». Так он и поступил, однако молчание буддиста только раззадорило Чжана:

– Ну, ты же монах, расскажи про особенности твоего учения.

Бифэн сообразил – одно неверное движение, и партия проиграна, посему скоромно молвил:

– Да какое-такое учение может быть у нас, странствующих монахов? Ютимся в скитах да полуразрушенных храмах, носим одежду из старых лоскутов, в левой руке всегдашняя патра для подаяний, в правой вечный посох.

Чжан обрадовался, полагая, что монах ему проигрывает:

– Разумеется, вот они, буддийские заповеди. Живете, как нищие, носите истрепанную одежду – для вшей раздолье, патра – принадлежность попрошайки, а предназначение посоха – отгонять собак.

Резкости Чжана никому не пришлись по душе, даже придворные почувствовали, что даос говорит что-то не то. Бифэн ответил:

– Коли Дао-Путь Небесного наставника – само совершенство, смею ли я, ничтожный монах, принять от него наставление?

– Назовите тему, – заинтересовался Чжан.

– Например, как погрузиться в транс и отпустить свой изначальный дух в свободный полет.

– Что в этом сложного? – растерялся Небесный наставник.

Император, видя, что даос боится допустить оплошность, немедля объявил высочайшее повеление: во избежание ссор и конфликтов каждому спорщику проявить свои сверхъестественные способности, да не абы как, а со всем тщанием. Даос заявил, что теперь самое время пустить в ход всю тайную магию заклинания духов, «вызвать бурю и вспенить волны», вызвать небесных полководцев и заставить их выполнять его приказания.

– На каких условиях соревнуемся? – уточнил Бифэн.

– Коли я потерплю поражение – покину горную обитель, а коли ты – уйдешь из монахов и не будешь противиться государеву указу.

– Подобные наказания слишком мягкие.

– Да какие же еще?

– На кону – голова. Проигравший получает голову противника.

Перед началом состязания император обратился к военным и гражданским сановникам с призывом выступить поручителями соревнующихся:

– Желающие обязаны расписаться в книге. Буде допустят нерадивость, привлечь к ответственности их самих, а также соседей, родственников и друзей.

Четверо высоких военачальников выразили готовность стать поручителями даоса, но ни один – буддиста.

Государь снова громогласно обратился к придворным:

– Кто встанет на сторону монаха?

В ответ – полная тишина; можно сказать, ни вороны не каркнули, ни сороки не чирикнули, ветер стих и травы не колышутся. Небесный наставник веками обитал на горе Дракона и тигра, его имя передавалось из поколения в поколение, и никто не сомневался, что уж он-то не оплошает. А буддист – человек пришлый, неизвестно даже, из какого храма, речи его неубедительны. Приближенные перешептывались: ежели что пойдет не так, нешто он обо мне позаботится? Как говорится, встану – поддержит, а упаду – не поднимет. Кто-то уклончиво бормотал: «Да кто осмелится охранять буддиста?», а другие прямо заявляли: «Давно сказано: сваха не отвечает за зятя, поручитель не возвращает долги. Возьмешься защищать буддиста, а случись что не так – титула и наград лишишься».

Наконец, поручителями Бифэна выступили старейший сановник Чэнь и Лю Правдивый.

Состязание началось. Небесный наставник отдал множество распоряжений. Из двух близлежащих уездов затребовал: сорок девять столов, за коими никогда не сидели женщины, и триста мотков желтой шерсти, также не прошедшей через женские руки; восемь корней обращенного к солнцу персикового дерева; двадцать четыре давеча закаленных глиняных чана; двенадцать пар прежде не использованных печей; шестьдесят неженатых рисовальщиков; пятьдесят шесть белозубых, кровь с молоком, отроков; сотни тысяч листов нетронутой кистью бумаги, пропитанной наговорной водой. А еще велел пригласить сто двадцать служилых даосов, а из Скита духовной музыки[121]121
  Скит духовной музыки – правительственное учреждение, которое подчинялось Жертвенному приказу. Создано в 1378 году для совершения обрядов жертвоприношения, включая пляски во время церемоний. В середине XVI века туда был введен патриарх секты чжэнъи с горы Лунхушань, имевший титул Совершенного.


[Закрыть] – шесть десятков мальчиков-танцоров, не достигших возраста первого перелома[122]122
  Тем, чьи судьбы еще не были предсказаны по гороскопу. На профессиональном языке гадателей это означает, что перелом (великая перемена), согласно восьми циклическим знакам, наступает в жизни человека раз в десять лет – это периоды счастливых и несчастливых полос.


[Закрыть]. Указанные уезды славились работящими и неподкупными чиновниками, в ведомствах, отвечающих за курьеров, работали честные люди, посему всё было исполнено в точности и незамедлительно доставлено в столицу прямиком в Запретный город.

Небесный наставник приказал меж девяти дворцовых зал соорудить жертвенник из доставленных столов: составить их один на другой аж в несколько чжан высотой, плотно обвязав и обмотав нитями трехсот мотков толстой шерсти для вязания. Затем по распоряжению Небесного наставника, согласно схеме восьми триграмм Ицзина[123]123
  «Ицзин», или «И цзин» («Книга перемен») – древнекитайский философский трактат, наиболее ранний слой которого датируется рубежом VI–VII веков до н. э.; был связан с гадательной практикой. Состоит из толкования 64 гексаграмм, которые представляют собой графические символы, состоящие из шести расположенных друг над другом черт двух видов – целой и прерванной – во всех комбинаторно возможных сочетаниях. Для Китая «Ицзин», как Библия для Запада – священный текст, запечатлевший в особых символах и знаках тайну мироздания. – Примеч. ред.


[Закрыть], на земле расставили восемь пеньков персикового дерева – древа жизни – и приказали восьмерым прекрасным отрокам в шлемах, склеенных из бумажных иконок, без устали бить по ним барабанными палочками. Художникам было велено нарисовать знамена с изображением пяти владык неба, связанных со знаками зодиакального цикла[124]124
  Пять изображений символизируют стихии: дерево, огонь, землю, металл и воду. В комбинации с зодиакальными знаками получаются символы для каждого года в пределах шестидесятилетнего цикла.


[Закрыть], и на каждом знамени изобразить духа-покровителя одной из сторон света: олицетворением востока, чьим знаком выступало дерево, был Зеленый дракон; юг, которому соответствовал знак огня, был представлен духом звезды жизни и судьбы[125]125
  Дух звезды жизни и судьбы в мифологии Китая обычно представляет Алая птица – Чжу-няо.


[Закрыть]; запад, соотносимый со знаком золота, символизировал устрашающий нечисть Белый тигр; север был отмечен знаком воды – на его белом знамени красовался Злобный дух звезды несчастий; и, наконец, центр находился под знаком земли – его символизировало желтое знамя с духом Божественного чина на нем. Затем расставили двадцать четыре едва обожженных глиняных чана с водой в соответствии с количеством сезонов сельскохозяйственного календаря, к каждому подвели прекрасного отрока, закрепили на их головах бумажные шлемы, а в руки дали палки – размешивать воду. Меж глиняными кувшинами разместили двадцать четыре печи, к ним подвели прочих отроков, коим вручили опахала, дабы огнь в печах раздували. Затем Чжан пригласил сто двадцать дворцовых добродетельных даосов, имеющих чиновные ранги, – декламировать канонические тексты, а шести десяткам юных мальчиков велено было играть на ударных инструментах. Над жертвенником зазвучали даосские напевы под ритмичные удары бамбукового барабанчика. Ох, до чего Небесный наставник любил пускать пыль в глаза: императорский дворец стал походить на небесные чертоги.

Как только сооружение жертвенника было закончено, даос почал поститься и вершить ритуальное омовение. По истечении дня он подошел к жертвеннику и по столам взобрался на самый верх, где распустил власы и, опираясь на меч, совершил особый вид ритуального хождения по звездам Большой Медведицы[126]126
  Обряд даосских монахов при обращении с молитвой к Небу: они будто наступают на звезды Большой Медведицы и созвездия Ковша, светящиеся в чертогах небожителей.


[Закрыть], скручивал мудры (Ил. 18) и бормотал заклинания[127]127
  Всё это элементы традиционной магии в даосском ритуале. Обряд символического прохождения по звездам Большой Медведицы и созвездия Ковша, светящихся в чертогах небожителей, называется «шаги Юя». Мудра – это символическое, ритуальное расположение кистей рук, ритуальный язык жестов. Мудры заключаются или в складывании пальцев одной или обеих рук, или большой палец прижимают к определенным точкам на других пальцах в соответствии с их символикой. Мудры активно используются и в буддизме, где их смысл заключается в связывании энергетики собственного тела с энергетикой космоса и Буддой.


[Закрыть].

Всю ночь до света зари он провел у жертвенника под ясным, словно прозрачным, небом, усыпанным звездами. Рассвело, а наставник Чжан еще продолжал демонстрировать всякие чудеса, дабы вызвать к себе на подмогу небесных полководцев. Однако ничего не происходило – кроме одного: неожиданно с северо-запада стали наползать мохнатые черные тучи, они вмиг заволокли всё небо, сильный ветер, крепчая, трепал флаги, и вот уже небо и земля погрузились в кромешный мрак. Придворные взволновались: «Похоже, духи небесные собираются к нам пожаловать!» А кто-то из сановников обратился к императору: «Боюсь, в такой тьме нам не отыскать буддиста». Император тут же повелел запереть дворцовые врата и не выпускать монаха.

В это время во дворце собралось не менее четырех сотен разных чинов – военных и гражданских. Думаете, среди них не нашлось тех, чьи ближайшие родственники[128]128
  В старом Китае было шесть степеней родства: отец, мать, старшие и младшие братья, жена или муж, дети, тесть и зять.


[Закрыть] стали даосами или, напротив, постриглись в буддийские монахи? Сторонники даосов порадовались успехам Чжана, а имевшие в родне буддистов несколько встревожились при виде устроенного Небесным наставником действа. … Поручитель Бифэна, господин Чэнь, был обеспокоен всеми этими приготовлениями и отправился на поиски подопечного. Буддист, опершись на перила, невозмутимо стоял на дворцовом крыльце.

Чэнь тихонько подошел и похлопал его дощечкой из слоновой кости по плечу:

– Не пора ли вам пойти показать свое искусство?

– Какое-такое искусство? – удивился Бифэн.

В ответ услыхал известную поговорку:

– Служилые, крестьяне, торгаши – всяк делать свое дело поспеши. Даосу необходимо дать достойный ответ.

И господин Чэнь рассказал об устроенном Небесным наставником представлении, предложив буддисту прочесть мантры и воспрепятствовать явлению небесных полководцев на даосском алтаре.

Бифэн стал отнекиваться:

– Даоса поддерживают во дворце, вот ему и удалось соорудить алтарь, а мне на то не дадут соизволения. Да к тому же я в отличие от него не скручиваю мудры, не прибегаю к заклинаниям и заговорам.

Тогда старый вельможа предложил:

– Ежели вам понадобится напарник в каких делах, может, займ в посреднической конторе или взять что временно у местных органов власти[129]129
  Согласно установлениям династии Мин, население обязано было, в качестве одного из налогов, снабжать местные органы власти некоторыми орудиями производства и предметами обихода.


[Закрыть] – да хоть попросить императора вам то предоставить, – только скажите!

– Это нечестно, – отказался Бифэн. – Лучше я сам достану необходимое.

С этими словами он вытащил из рукава свою патру и сказал, что ее нужно наполнить водой.

– Что же вы, мудрый наставник, постеснялись попросить воды и так до вечера и постились всухую? – изумился Чэнь.

Но Бифэн объяснил, что в данном случае наполнение патры водой имеет иную цель.

– Так это ради одной патры воды мы тут столько беседуем? – поразился сановник.

Тут как раз мимо шел дежурный охранник с круглой бляхой на поясе и в сапогах на толстой белой подошве[130]130
  Регламентирующие установления в отношении обуви стали жесткими лишь при династии Мин, и их должны были придерживаться чиновники всех рангов. Например, ученым-конфуцианцам разрешалось носить высокие черные сапоги, которые гвардейцам-охранникам было дозволено надевать только во время дежурства. Простым людям и торговцам вообще запрещалось ношение сапог. Черные сапоги на белой подошве считались парадными или официальными.


[Закрыть]. Сановник Чэнь попросил его набрать для почтеннейшего воды. Охранник взял патру и собрался идти на поиски, но буддист его остановил и начал подробно перечислять, какую воду ни в коем разе нельзя зачерпывать:

– Не бери воду для омовения рук и ног, а также налитую в кувшин, не черпай ту, что стекает из-под стрех дома, не приноси воду из канавы или из пруда, где разводят рыб.

Сановник в нетерпении попросил Бифэна не перечислять столь подробно негодную для использования воду, а прямо назвать ту, коя ему потребна.

– А нужна мне «водица без корня»[131]131
  «Водица без корня» – термин китайской медицины, который может означать, например, дождевую воду или воду, только что вычерпанную из колодца.


[Закрыть], – объяснил Бифэн.