Текст книги "Сказ о походе Чжэн Хэ в Западный океан. Том 1"

Услыхав сии слова, охранник поставил патру на землю и собрался уходить:

– У деревьев, у бамбука есть корни, но я никогда не слыхивал, чтобы у воды были корни: такую я не смогу найти, призовите кого-то другого.

Но Бифэн его осадил:

– Так называется проточная вода, свободно текущая из реки в море.

Как только охранник принес волшебную патру с водой, буддист зачерпнул каплю своим длинным ногтем[132]132
  Согласно одному из буддийских трактатов, «…среди нынешних монахов великой Сун многие… отращивают длинные ногти. Например, в один или два цуня, или даже, случается, в три или четыре цуня». Цит. по: Бабкова М. В. Проповедовать Закон Будды даже в уборной (к переводу трактата Догэна «Очищение») // Японские исследования. 2017. № 1. С. 9. Часто буддисты отращивали длинный ноготь на мизинце, ибо считалось, что у Будды все пальцы на руке были одинаковой длины.


[Закрыть], плеснул оземь, и тотчас у врат чертогов небожителей началось наводнение.

А даос во дворце вел себя дерзко и самоуверенно, словно буддиста вовсе не существовало. Стоя наверху алтаря, он аж топал ногами от нетерпения в ожидании небесных полководцев. Тем временем черные тучи, под прикрытием коих те только и могли явиться, нежданно рассеялись. Небо очистилось, и солнце жгло столь яростно, что все сорок восемь листочков с заклинаниями[133]133
  Амулеты-заклинания составляли важнейшую часть даосской магии. Их основным предназначением было общение с духами – часто призыв последних к заступничеству. Заклинания представляли собой надписи в виде прихотливых изломов и извивов отдельных черт иероглифов на разных материалах (бумага, шелк, дерево и прочее), но особо эффективными считались начертанные киноварью на желтой бумаге. Одним из способов использования подобных амулетов было их сожжение: пепел смешивался с водой, после чего та считалась волшебной, либо дымок от пепла поднимался ввысь к небесам – обители святых.


[Закрыть] сгорели – вестник-дымок от них уже поднялся ввысь, однако небесных полководцев так и не видать.

Бифэн, который за это время вошел в залу и встал у жертвенника, подшучивал над даосом:

– Я думал, ты и вправду потомок бессмертного святого, праправнук патриарха. А ты своими жалкими трюками наносишь оскорбление трону! За три дня сего действа потратил столько дворцового довольствия! Как смеешь ты, безалаберный даос, состязаться со мной, истинным буддистом? Желал бы я заполучить твою голову, да боюсь нарушить запрет убиения живых существ. А пощажу – как отплатить за твое преступное стремление истребить буддистов? Ну да ладно! Императорский трон над нами, придворные окрест него, и с древности сказано: прощающий не глуп, а глупец не способен прощать.

При этих словах от Бифэна во все стороны стали расходиться мириады золотых лучей, и его земное тело исчезло.

Придворные бросились наперебой докладывать императору, что Небесный наставник сжег сорок восемь заклинаний, но небесные воины так и не явились, зато буддийских монах пощадил даоса, но сам исчез. Император в сердцах воскликнул:

– Уж мы-то не помилуем Небесного наставника! Ежели я так поступлю, получится, что я ему покровительствую, а закон не ведает личных пристрастий.

И тут же повелел: даосу спуститься с жертвенника, а подручным – обезглавить его на лобном месте и поднести к трону голову казненного: «Принять к исполнению!» Придворные уже оплакивали Небесного наставника: вот-вот по велению Неба завопит-завоет, словно стая разъяренных тигров, старинный обоюдоострый меч длиной в треть чжана, вот-вот обагрят землю капли крови.

– Неправедный навет! – возопил Небесный наставник. Он заявил, что из полусотни листков с заклинаниями сгорело лишь сорок восемь: – Ежели государь на пару часов отсрочит наказание за мою смертную вину, я поднимусь на алтарь и дозовусь до небесных воинов.

Чжан снова взошел на жертвенную площадку, проделал все положенные церемонии и сжег оставшиеся два листка с заклинаниями. Тут же раздались громовые раскаты, и с небес прямо на алтарь по очередности спустились все четверо защитников даосской веры. Первым делом они поведали о затоплении Небесных врат: «Небесное воинство было занято вычерпыванием воды. И только когда начался утренний отлив, мы углядели сии два заклинания и тотчас примчались в ожидании ваших распоряжений». На сей раз Небесный наставник вежливо отказался от их подмоги и спустился с алтаря.

Придворные слово в слово пересказали императору беседу даоса с небесными воинами, и тот в ужасе воскликнул:

– Буде в нынешнем году затоплены небесные дворцы, каково придется моему народу?

Он преисполнился сострадания, а в это время даос, спустившийся с жертвенника, распростерся ниц у ступеней трона, ожидая указаний высочайшего. Император был вне себя:

– Небесные сферы затоплены, небесные полководцы явились с опозданием. Мы постараемся проявить снисхождение к вашему тяжкому проступку. Как известно, за преступление, заслуживающее смертной казни, мы имеем право помиловать, но за менее тяжкое преступление наказание неотвратимо[134]134
  Смысл фразы в том, что за менее тяжкое преступление полагалась тюрьма или ссылка, и от них государь не имел права освобождать.


[Закрыть].

И затем объявил:

– Желаем отправить подданного к далеким западным варварам на поиски яшмовой императорской печати, дабы мы могли водворить порядок и спокойствие в стране. Не является ли сие достаточным наказанием за малую вину?

Небесный наставник взмолился:

– Ежели государь проявит свое благоволение, что по сравнению с сим поиски печати?

О, доблестный даос, он сдвинул брови и тут же придумал очередную хитрость: «Нынче буддист причинил мне столько неприятностей, что не грех воспользоваться государевым поручением и сделать ответный ход». И обратился к императору:

– Дозвольте завтра представить доклад с рекомендацией того достойнейшего, коему по силам справиться.

– Мы уже приняли решение найти печать, посему не стоит терять время. Легче устно доложить, чем составлять бумагу. Говори!

– Коли так, дозвольте рекомендовать буддийского монаха, участвовавшего в состязании. Он проявил столь необыкновенные способности! Уверен, ему ничего не стоит пересечь океан и добыть печать.

– Да мы и имени того монаха не знаем, как можно посылать его за государевой печатью?

– Ваше Величество облечено властью провести дознание и всё доподлинно узнать об этом человеке.

Государь повелел пригласить тех двоих сановников, что поручились за буддиста. Оба вельможи тотчас распростерлись ниц у трона, и государь потребовал сообщить все известные им сведения. Вельможи назвали имя монаха – Цзинь Бифэн. Тут Небесный наставник заявил, что он-то и должен отправиться в Западный океан за драгоценной печатью. Лю Правдивый не сдержался:

– Ошибаетесь, Небесный наставник! Уж у вас-то нет никаких оснований давать рекомендации после того, как вы предложили государю истребить буддистов. Нынче вы потерпели поражение в состязании с Бифэном, а теперь предлагаете поручить ему сию важную миссию – как же так?

В этот момент перед троном пали ниц те самые четверо вельмож, что защищали Небесного наставника. Они заявили, что хотя даосский патриарх истреблял буддистов, но нынче он выдвигает Бифэна, а коли так, то его заслуги искупают ошибки.

– Это как же? – удивился император.

– Истребление рядовых монахов, не проповедовавших буддийских заповедей, привело к появлению во дворце святого буддийского мудреца, постигшего истину.

Император смилостивился и повелел Небесному наставнику отправиться на гору Утай, найти и привести Бифэна: «Принять к исполнению!»

Наутро император вручил даосу высочайший указ, золотую верительную бирку[135]135
  Верительная бирка – специальная пластинка, покрытая красным лаком, на который нанесены золотые знаки.


[Закрыть] и спросил, далек ли путь от Нанкина до горы Утай.

– Четыре тысячи шестьсот ли, – ответил Небесный наставник.

– Откуда у вас столь точные сведения? – удивился государь.

– Ваш подданный наблюдал ход небесных тел, дотошно изучал географию – ему ли не знать длину всякого пути? Обязуюсь возвратиться на следующий день.

– Да как возможно одолеть сей долгий путь за столь краткий срок?

– Обычные посланцы Вашего Величества выбирают либо сухопутную дорогу и тащатся по горам на осле, либо водную – на лодке, и тогда не обойтись без попутного ветра. Оба эти пути – не для меня.

– Ты что же, способен сокращать расстояния?

– Никакого секрета нет. Оседлаю Cоломенного дракона[136]136
  В китайских деревнях на празднествах был распространен танец со сделанным из соломы драконом как символом настоящего царя морей.


[Закрыть], вознесусь к облакам и помчусь сквозь туманы. Расстояния мне нипочем.

– Ну что же, быстрее отправишься, скорее вернешься.

Простившись с государем, Небесный наставник вышел за ворота, прошептал магические формулы и заклинания, и, сев на дракона, вскоре достиг монастыря Манджушри, что на горе Утай[137]137
  Гора Утай – центр поклонения бодхисаттве Манджушри. Величественный монастырь Манджушри, или Чистая земля, был основан в начале X века. Вышеупомянутый храм Цинлян известен тем, что там хранился «камень Манджушри», сидя на котором, бодхисаттва вел проповеди. Возможно, отсюда и путаница в романе при упоминании храма, где находился Бифэн.


[Закрыть].

Меж тем Бифэн прозрел коварный замысел даоса: «Согласие мое участвовать в таком походе никак не соответствует практике буддийского монаха, а ежели откажусь – буддизм не воспрянет». Он нашептал монахам свой план действий, а сам отправился в Нанкин.

Сказывают, что меж тем Небесный наставник, войдя в ворота храма, стал громко восклицать:

– Императорский указ доставлен! Зажигайте курильницы, готовьтесь заслушать!

Видит – во дворе суетится множество монахов – старые и молодые, высокие и низкие, все в белых головных уборах, холщовых одеждах с соломенным перевяслом да в плетеных из соломы башмаках. Тащат столы для жертвоприношений и расставляют их перед статуей Будды, на них водружают вазы с цветами, курильницы с благовониями. Чжан возмутился:

– Эй вы, насельники, с чего так возгордились, что не повинуетесь императорскому посланцу? Почему не вышел навстречу ваш главный наставник – Цзинь Бифэн? Как посмели вырядиться в холщовые одеяния – знак траура?

Монахи в один голос повинились:

– Господин уполномоченный императорский посланник, умерьте свой гнев! Как на духу признаемся: почтенный Цзинь Бифэн, наш учитель, третьего дни отправился в Нанкин, где состязался с вами, господин, и претерпел всяческие унижения. Вернувшись, он надолго погрузился в невеселые думы, а нонешней ночью его дух отлетел в буддийский рай Сукхавати.

Небесный наставник еще больше распалился:

– Да что вы несете! Его тело тысячелетиями нетленно, как он мог умереть?

– Ежели господин императорский посланник не верит, можете взглянуть на гроб, сего дни установленный в келье.

Небесный наставник, разумеется, не поверил и направился в келью. Вошел – и вправду стоит гроб, всего четырьмя гвоздями заколоченный, перед ним траурный экран[138]138
  В старом Китае гробы полагалось заколачивать семью гвоздями во имя процветания будущих поколений детей и внуков. Экраном в погребальной процессии называлось белое полотнище, ограждающее ближайших родственников покойного от гроба.


[Закрыть], в курильницах благовония, горят две восковые свечи, стоит чаша с подаянием. Тут Чжан просто расхохотался:

– Уж не знаю, где сейчас Цзинь Бифэн, но гроб-то не всамделишный.

Монахи стали утверждать, что гроб настоящий.

– Раз так, открывайте, посмотрю, – потребовал Чжан.

При этих словах монахи стали испуганно переглядываться. Тогда даос, коего пуще прежнего одолели сомнения, приказал принести меч и топор. Ему пришлось трижды повторить свое требование – делать нечего, пришлось монахам повиноваться.

– Откройте гроб! – скомандовал Небесный наставник.

Он обращался то к одному, то к другому монаху, но все в один голос твердили, что они, ученики, не смеют открывать гроб своего учителя. От этих слов недоверие Небесного наставника возросло, он сам схватил топор, взмахнул пару раз и отколол крышку. У буддистов были свои ухищрения – в гробу действительно лежал Цзинь Бифэн.

– Да он тут живой спит, обмануть меня хотите! – вскричал даос. Он дотронулся до тела, но глаза Бифэна оставались плотно закрытыми, словно железные створки, а тело было холодным как лед – похоже, монах и вправду помер.

Тогда Небесный наставник решил испробовать еще кое-что. Он подумал: «Может, буддист просто выключил дыхание? Коли дам себя одурачить, значит, зря проделал столь дальний путь, а у него появится новая возможность трепать языком и распространять про меня небылицы. Попробую-ка я вклиниться в этот процесс, дабы потом не раскаиваться, что называется, не кусать себе пупок».

Небесный наставник придал лицу скорбное выражение и признался, что напрасно не поверил в смерть монаха:

– Он и вправду умер! Однако держать гроб в келье неуместно, я бы желал вместе с вами похоронить покойного.

– Да по чину ли вам, императорскому посланнику, хоронить нашего учителя? – поразились монахи.

Даос стал убеждать их:

– Вам неведомо, что после состязания Бифэн пощадил меня, и в благодарность за это я прямо там, у алтаря, поклонился ему большим церемониальным поклоном – как своему наставнику. И нынче я вместе с вами надену одежды трехмесячного траура[139]139
  Траур пятой степени – по дальним родственникам. В старом Китае было установлено пять форм траура и соответствующая им траурная одежда в зависимости от степени родства, которая связывала носителя траура с умершим: глубокий трехлетний траур (по императору, родителям, дедушке, мужу, жене, старшему сыну, свекру); траур второй степени (матери по старшему сыну, по братьям и сестрам, дядьям со стороны отца и т. д.); девятимесячный траур третьей степени (в т. ч. по дочерям), малые пятимесячный и трехмесячный трауры по дальним родственникам.


[Закрыть]. Как мы, его ученики, можем оставить гроб открытым, а тело незахороненным? Разве не удивительно, что я оказался здесь и могу поучаствовать в погребении?

Неужели монахи посмели противиться речам императорского посланца?

– Как скажете! – смиренно согласились они.

Сказывают, что Небесный наставник вместе с несколькими монахами-умельцами отправился на могильный холм, дабы вырубить тростник, вырыть яму, разрыхлить землю и вымостить усыпальницу[140]140
  При династии Мин помещение для гроба делалось внутри ямы с помощью кирпично-каменной кладки. Захоронения в древнем и средневековом Китая осуществлялись по трактату «Канон захоронений», составленному в IV веке н. э., и были связаны с законами фэншуй. Поскольку человек считался продуктом духа – ци, то его тело и костяк считались конденсацией энергии ци, которая после смерти рассеивалась, поэтому тело следовало похоронить в месте, обладавшем определенной энергетикой, которая напитает скелет.


[Закрыть]:

– Остальные обычным порядком выносите покойника.

На кургане Небесный наставник лично определил по фэншую место захоронения – на земляном откосе повыше прочих могил. Когда монахи стали возражать, что, пожалуй, это высоковато, эдак злой дух Тяньган может навредить учителю, даос возразил:

– Цзинь Бифэн – не обычный монах; чем выше могила, тем ближе он к райскому Западному небу.

Пока рабочие мостили яму кирпичом, Чжан давал указания насчет ее размеров: ширина не более трех чи в окружности, глубина – один чжан.

– Это не соответствует канонам, – возразили монахи.

Однако даос стоял на своем:

– Вы не понимаете, что почтенный Бифэн – святой, постигший истину, и его надо хоронить по иным правилам, нежели обычных монахов.

Когда пришло время опускать гроб в могилу, Небесный наставник еще раз снял крышку гроба, удостоверился, что труп на месте, затем собственноручно потянул за веревку и стал вертикально опускать гроб в яму, но так, что его верхняя часть оказалась внизу, а та, где ноги, – наверху[141]141
  В старом Китае в некоторых местах существовал способ вертикального захоронения, который мог быть связан с нехваткой места, но в основном диктовался правилами фэншуй и был связан с «драконовыми жилами», т. е. подземными магнетическими токами в геомантии. Считалось, что потомки вертикально захороненного вознесутся и познают славу.


[Закрыть].

Возроптавшим монахам он хитро объяснил:

– Ноги умершего устремлены в небо, они словно касаются облаков, чтобы он мог взлететь прямо в рай. А если опускать его ногами к земле[142]142
  В Китае о благородном муже с древности говорили: «ногами стоит на земле, головой подпирает небо».


[Закрыть], то он отправится в преисподнюю.

Завершив церемонию, Небесный наставник вернулся в столицу. Бифэн к тому времени успел прибыть во дворец, дабы доложить императору о коварстве даоса.

Государь обсуждал с приближенными разные государственные дела, по коим было принято много важных решений. Неожиданно евнух из Совета двора доложил, что у дворцовых ворот дожидается вызова на аудиенцию тот самый буддийский монах, что накануне состязался с Небесным наставником.

– Не следует употреблять слово «вызывать», оно звучит пренебрежительно, – раздумчиво произнес государь. – Лучше пригласите его.

Дежурный гвардеец вышел к воротам и отчеканил: «Почтеннейший приглашается во дворец!» Бифэн неспешно вошел в тронный зал, по-прежнему не проделал никаких особых церемоний – просто приветствовал государя монашеским поклоном со сложенными ладонями. На сей раз император принял буддиста совсем иначе, выказал ему почтение, пригласил в приемные покои, усадил на старинный расписной фарфоровый табурет-бочонок (Ил. 14), обращался к нему не иначе как «Государев советник» и поинтересовался, встретился ли тот с Небесным наставником, коего он направил на его розыски. Бифэн поведал:

– Даос действительно явился в мой скромный храм с императорскими полномочиями. У него не было другого выхода, как следовать вашему повелению. Что до его истинных намерений, то вот уж верно сказано: «Цзиндэ не стареет душой»[143]143
  Название драмы периода Юань об известном военачальнике VII века, утверждавшем, что хотя он стар годами, но его хитроумные военные расчеты не устарели. Автором произведения считается живший во времена династии Юань автор музыкальных драм Ян Цзы (приблизительные годы жизни – с 1260 по 1327).


[Закрыть]. Я достаточно его раскусил, поэтому пришлось мне, бедному монаху, прибегнуть к кое-каким хитростям и поиграть со смертью. Даос открыл гроб, убедился, что я мертв и воспользовался этим, дабы захоронить меня вверх ногами.

– Сие недопустимо! – вскричал государь. – Чем закапывать так других, закопал бы себя.

Не успел договорить, как дворцовый распорядитель доложил, что Небесный наставник ожидает аудиенции. Бифэн попросил дозволения императора удалиться, дабы тот без свидетелей выслушал донесение даоса. Император повелел дежурному гвардейцу препроводить Государева советника в зал Вэньхуадянь, что в юго-восточной части Внешнего двора Запретного города, и лишь после этого приказал пригласить Небесного наставника. Даос вошел с выражением глубокой скорби на лице и в траурном одеянии первой степени – грубом холщевом рубище с неподрубленными краями, подпоясанном плетеным из конопли шнуром, и в парадной шапке саньлян[144]144
  Парадный головной убор сановников, на основание которого, сделанное из бамбука, сверху накладывались перекладины – от трех до пяти.


[Закрыть] на голове.

Император уже знал, в чем дело, но нарочно спросил, что заставило почтеннейшего надеть траур, добавив при этом:

– Согласно положениям закона, ежели кто, помимо родителей, покинул сей мир, необходимо допрежь всего просить нас о погребении и поминовении усопшего и только после того являться во дворец в траурном одеянии. А ежели речь о дальней родне, то вовсе недопустимо носить траур во дворце.

Небесный наставник поведал, как по его прибытии на гору Утай оказалось, что буддист «вернулся на Запад»[145]145
  Эвфемизм «верхом на журавле вернуться на Запад» означал «умереть» (бессмертные летали на журавлях, а потусторонний мир располагался на краю Запада).


[Закрыть]:

– Не тратя времени на оплакивание, я самолично организовал похороны с соблюдением всех церемоний, совершил погребальное жертвоприношение и с почетом проводил учителя в последний путь.

– Вы с Цзинь Бифэном едва знакомы, а уже взялись с почетом его хоронить! От нас вам пожалованы высокие чины и титулы, даровано щедрое жалование, а случись с нами нечто неизбежное, как вы тогда себя поведете?

Даос не ухватил суть вопроса, но, стараясь подладиться к государю, громко объявил, что ежели государь-дракон вернется в свои океанские глубины, то он окажет ему те же почести, что и буддийскому наставнику.

– Значит, вы и меня захороните вверх ногами? – хмыкнул император. От этих слов даоса прошибла испарина, а император продолжал: – Да что это вы так перепугались, почтенный? Беда лишь в том, что без этого буддиста некому отправиться в Западный океан за государевой печатью.

Даос согласился, что никто иной не справится. А император продолжал:

– Пока вы посещали гору Утай, к нам прибыл еще один буддийский монах, несогласный с вашей позицией в отношении буддистов. Он тоже жаждет померяться с вами силами.

Тут Небесный наставник призадумался: «Неужто я своими действиями нарушил ход небесных светил, определяющий судьбы буддистов? В противном случае откуда здесь мог появиться еще один буддийский монах?» А император объявил:

– Он дожидается в зале Вэньхуадянь, но не вздумайте снова вступать с ним в схватку.

В это время в зале показалась какая-то фигура. Чжан еще издали узнал Цзинь Бифэна. Краска стыда залила его лицо, он покрылся холодным потом, не понимая, как тот мог оказаться во дворце после того, как он самолично его похоронил. И когда буддист осведомился, по кому это Небесный наставник справляет траур, тот молча сорвал с себя парадную шапку и холщовый халат, поспешно укрепил шпилькой черную круглую шапочку даосского монаха, накинул обычный даосский халат, подпоясав его мягким поясом, после чего сложил ладони в почтительном приветствии.

Если хотите знать, о чем император поведал Бифэну, слушайте следующую часть[146]146
  Соблюдая форму устного сказа, автор употребляет слово «слушайте».


[Закрыть].

Часть первая[147]147
  Главы 14–18. Начала частей не всегда совпадают с началом новой главы, отсюда повторы в нумерации.


[Закрыть],
коя глаголет о подготовке экспедиции – строительстве кораблей, отборе военачальников и выплавке якорей

 
Походом движутся на запад корабли,
Заката дымка да туман на сотни ли.
За горизонт уходят крепости вассалов[148]148
  Образное обозначение вассальных государств, прикрывавших границы Китая в древности.


[Закрыть],
Свет солнца и луны – в потоке главном.
 

Сказывают, что император вызвал Бифэна во дворец, дабы сообщить некую новость:

– После того, как наша потомственная печать исчезла в странах Западного океана, геомант возвестил, что звезда Кохаб[149]149
  Звезда Кохаб, или бета Малой Медведицы – вторая по яркости (после Полярной) звезда в созвездии Малой Медведицы. В Китае у гадателей она считалась определяющей судьбу человека, поэтому если при его появлении на свет находилась во «дворце жизни» (так называлась область неба, через которую в тот момент проходило солнце), то связывалась с императорской особой.


[Закрыть] взошла над Западным океаном. Что ежели мы обеспокоим Государева советника просьбой присоединиться к походу? Даст ли он на то свое соизволение?

Однако буддист предложил отправить вместо него Небесного наставника.

– Ну, нет, это дело Государева советника, – запротестовал даос. – Наши предки завещали нам только волшебную печать, меч да наговоренную воду с порошком сожженного талисмана для изгнания злых духов, ничего иного я не умею. В походе же надобны другие навыки – с ходу вломиться в ряды противника, захватить его боевые знамена, добиться скорой и полной победы, дабы не посрамить чести трона. Мне ли подобное осилить?

– А я, – возразил Бифэн, – человек мягкосердечный, способный лишь читать сутры и медитировать. Нешто это забота буддийского монаха – вести в бой войско, размахивать мечом и убивать людей?

– Об этом ли я прошу? – воскликнул император. – От вас только требуется высказывать свое мнение по важным вопросам!

– Ну, ежели речь лишь о том, чтобы засвидетельствовать доблестные подвиги и благие деяния, не осмелюсь возразить. Одначе пусть и Небесный наставник не отлынивает!

Даос попробовал еще раз отказаться:

– Как я покину гору Дракона и тигра, там же никого не останется!

– Ошибаетесь! – резко возразил государь. – Или вам неведома формула героев древности: «ради государства забыть семью, не убояться трудностей»?

Тут уж Небесному наставнику ничего не оставалось, кроме как прикусить язык и закивать:

– Еду, еду.

– Далек ли отсюда путь до Западного океана? – обратился император к Бифэну.

– Десять да сверх сего еще восемь тысяч ли.

– А как туда сподручней добираться – по суше или по воде?

– От нашего государства до стран Западного океана нет пути посуху, только по воде.

– Известен ли он Государеву советнику?

– Главные направления хорошо знакомы.

– Почтеннейший имеет в виду, что прошел сей путь самолично или из книг о том вычитал?

– Я, странствующий монах, где только ни побывал, все четыре материка исходил.

Тогда император попросил Государева советника поведать о главных вехах пути. А Бифэн в ответ:

– Объяснять на словах пустое. Я захватил кое-что, дабы государь мог рассмотреть всё собственными глазами.

С этими словами он поднес императору сложенную гармошкой книжицу[150]150
  Вероятно, речь идет о так называемой карте Мао Куня – единственной дошедшей до наших дней китайской карте эпохи Мин, показывавшей морские пути времен походов Чжэн Хэ и основанной на данных, которые были собраны во время этих плаваний. Другой документ – «Навигационные карты плаваний Чжэн Хэ» (см. форзац) – был составлен между 1425 и 1430 годами и представлял собой сложенную книжицу объемом около двадцати страниц, раскрываемую справа налево.


[Закрыть]. Император положил ее на столик с изображением девяти драконов, а приближенные аккуратно развернули листы.

Рис. 1. Разворот карты Мао Куня, выполненной в виде книжечки

Глянул государь своим зорким оком – а там всё раскрашено голубым да зеленым. Голубое – горы, на каждой мелко дано название. Зеленое – воды, на них тоже мелко-мелко начертаны наименования, будь то хоть реки, хоть моря. Кружками обозначены государства, и в каждом – его прозвание: и так один кружок за другим, все помечены. Нарисовано всё так-то аккуратно и точно, иероглифы выведены четко. Император безгранично возрадовался:

– Премного благодарен за ваши прекрасные советы! Бесконечные просторы открываются нашему взору!

После чего попросил приближенных подробно зачитать весь маршрут с момента выхода кораблей из гавани.

– Дозвольте мне, – вызвался Бифэн.

Он поведал, что корабли прямо из Нанкина через шлюзовой канал Синьхэ[151]151
  Три шлюзовых канала Синьхэ – верхний, средний и нижний – были созданы в начале династии Мин для удобства выхода водного транспорта из Нанкина в устье Янцзы. Из исторических документов известно, что флот по реке Циньхуай, западнее Нанкина впадающей в Янцзы, спустился в находящийся в ее устье важный морской порт Люцзяган, оттуда проследовал вдоль китайского берега на юг, в порт Тайпин (в устье реки Минь, близ Фучжоу).


[Закрыть] входят в Янцзы и огибают гору Цзиньшань[152]152
  Гора Цзиньшань находится в провинции Цзянсу. К западу от нее располагался источник Чжунлин, который бил из каменного плато у реки Янцзы.


[Закрыть].

– Не там ли находится источник с лучшей в Поднебесной водой для заварки чая? – заинтересовался государь.

– Именно так, – продолжал Бифэн. – Пройдя расположенный на Янцзы процветающий городок Мэнхэ, флот вскоре оказывается в устье Красной реки, а затем река Белого дракона выведет к морю. Нужно держать курс на юг: по правую руку будут императорские земли – цветущие Чжэцзян и Фуцзянь, по левую – Япония, впереди – острова Рюкю. Затем следует повернуть на запад – и вот уже справа южные окраины Гуанчжоу и Юньнани. За ними – Простор мягкой воды и Магнитный хребет. Он находится в Южно-Китайском море – на дне вдоль всего побережья громоздятся неотесанные валуны, кои притягивают металлические предметы, – отсюда и название.

– Неужто эти камни есть и под водой? – удивился император.

– Там они повсюду – и в надводной, и в подводной части.

– Как же их миновать?

– Кое-кому сие удавалось.

– Благодарю Государева советника. А что там еще за Простор мягкой воды?

И Бифэн рассказал об этом опасном участке моря, где вода так отлична от обычной плотной воды всех рек, озер и морей, по которой движутся даже тяжеленные плоты.

– Как же нашим кораблям миновать сей участок? – обеспокоился император.

– Да всё понятно, буддисты сами мягкотелые, они с мягкой водой одной породы, – не сдержался Небесный наставник.

– А что ждет нас дальше? – отмахнулся император.

– К югу от Простора мягкой воды всё еще Джамбудвипа, а к западу – уже Апарагодания, где и расположены государства Западного океана, – продолжил Государев советник.

– Вот туда нам и надо!

– Сие есть общее название региона, у каждого из государств свои границы. Прошу царственноликого заглянуть в книжицу, и всё прояснится.

Император и вправду разглядел на карте обозначение осьмнадцати стран:

– Раздолье, одначе, немалое!

– Да оно и неудивительно! – воскликнул Бифэн и принялся перечислять страны, кои предстояло посетить экспедиции.

В книжке-гармошке всё было обозначено столь четко, а Государев советник описал всё так ясно, что императору казалось, будто он уже проделал весь путь: стоит протянуть руку – и вот она, потомственная яшмовая печать!

– Ну, что же, – молвил император, – путь понятен, книжицу сию мы припрячем. А теперь поведай, сколько воинов и сколько гражданских потребно отправить с экспедицией?

Советник Цзинь отвечал, что для подобных подсчетов у него имеется другая книжица, кою он почтительно поднес государю. Император разложил ее на столике с девятью резными драконами и стал внимательно разглядывать. Она вовсе не казалась столь нарядной и яркой, как первая – одни лишь строгие ряды иероглифов, в коих перечислялись участники похода. Государь повелел зачитать текст, и советники приступили: «Во первой строке – нумер по порядку, во второй – верховный главнокомандующий[153]153
  Верховный главнокомандующий – высшая воинская должность на театре военных действий, которая могла быть и постоянной, и временной. Подробней о чинах и званиях в армии периода плаваний Чжэн Хэ см. Приложение 2.


[Закрыть], коему присваивается звание адмирала и вручается соответствующая печать; в третьей – помощник главнокомандующего в звании вице-адмирала и с должностной печатью». Далее по порядку шли командующие левого и правого авангардов с печатями и званиями полного генерала и генерала[154]154
  Командующие авангардными подразделениями нанимались на время военных действий из высшего командного состава армии, ибо перед этими частями стояли крайне важные задачи: авангард отвечал за руководство некоторыми элитными войсками для выполнения стратегических и тактических действий перед началом боевых действий, включая разведку местности, положение армии противника и ее оснащенность, передовую атаку и т. д. Например, будущий первый император династии Мин сделал рывок в военной карьере, когда, сражаясь в рядах войска Красных повязок, крестьянского антимонгольского восстания середины XIV века, получил почетное звание тысяцкого – командира левого авангарда.


[Закрыть]; в шестой строке – командующие пятью десантными эскадрами[155]155
  В эпоху парусных кораблей главным формированием флота разных стран была эскадра, чаще всего состоявшая из боевого порядка в центре, авангарда и арьергарда. В данном тексте в эскадры входят корабли с сухопутным десантом, организованным в батальоны, а дивизиями названы формирования именно морского флота.


[Закрыть] (центральная, правая, левая, авангардная и арьергардная) из числа генерал-губернаторов провинций – дуду, они наделялись званиями контр-адмиралов Западного похода; в седьмой – командующие четырех морских дивизий, возглавлявшие ранее воинские соединения от регионов и ниже в чинах цаньцзян, юцзи, души и бацзун, они получали звания командоров Западного похода; в восьмой строке – сотня командиров в чине глав приграничных гарнизонов; в девятой – полторы сотни тысяцких, в десятой – полтыщи сотников[156]156
  В каждой из семи экспедиций Чжэн Хэ участников насчитывалось от 27 000 человек, иными словами, были мобилизованы поселенцы пяти военных округов вэй (от пяти до пяти с половиной тысяч человек в каждом), в основном, очевидно, приморских.


[Закрыть].

Далее построчно значились: сановник Ведомства по учету населения и сбору налогов, ответственный за провиант и фураж, по десять официальных геомантов, десяток толмачей и чинов уездных комитетов просвещения, а еще десяток чиновников из протокольного отдела. В пятнадцатой строке – десяток невоеннообязанных[157]157
  Имелись в виду лица, не проживающие в военных поселениях вэй или со.


[Закрыть], в шестнадцатой – чиновников да лекарей медицинских ведомств 132 человека; в семнадцатой – по двадцать мастеров от каждого из 360 цехов[158]158
  При династии Мин в Китае фактически существовало 36 категорий различных ремесленных цехов, превратившихся в народных сказаниях в мифические цифры 72 или 360.


[Закрыть]. И в последних трех строках: тридцать тысяч храбрых воинов, 250 монахов из Скита духовной музыки и 250 монахов знаменитого храма Чаотянь[159]159
  Чаотянь – храмовый комплекс в Нанкине, построенный в 1384 году по приказу первого императора династии Мин для поклонения Небу. Поныне это один самых больших по масштабу и лучше всего сохранившихся храмов той эпохи во всем регионе к югу от Янцзы.


[Закрыть].

– Так вот оно что! Государев советник изначально несет в мириады миров вселенной учение чань-буддизма! Как говорится, его сердце могущественней целого воинства! – воскликнул государь. А про себя с недоумением подумал: «А за что отвечает Небесный наставник? Где сие означено?»

Государев советник словно угадал его мысли:

– Небесный наставник сохранит свое почетное звание и станет учить уму-разуму военачальников. К чему ему новая должность? Убо и не упомянут.

– А прописаны ли ваши обязательства, почтеннейший?

– Мое дело скромное – вести учет воинским подвигам, посему моя должность и не обозначена в списке.

– Коль скоро Небесный наставник и Государев советник не склонны указывать свои служебные обязанности, мы не станем их к тому понуждать. Одначе пред тем, как войска выступят в поход, надобно провести церемонию изгнания нечисти и злых духов. Сие поручаем Небесному наставнику. Отвести беду, избавлять от напастей – таково бремя Государева советника. Мы будем спокойны, токмо ежели вы оба обратите силы и энергию свою на достижение победы, станете добиваться успеха с первой минуты похода и оправдаете возложенную на вас ответственность.

– Я, скромный монах, совместно с Небесным наставником приложу все силы, не обманем доверие государя.

Засим император объявил, что драгоценные книжицы позволили ему ознакомиться и с маршрутом экспедиции, и с численностью чиновников и воинов, кои примут участие в походе:

– Одначе Государев советник помянул, что в страны Западного океана посуху не добраться. Мы бы желали знать, сколь много кораблей надобно для похода и в каком порядке они будут следовать? Вы, верно, и об этом позаботились, советник?

В ответ Бифэн почтительно поднес императору еще одну книжечку.

– Славно, славно! – молвил государь.

Он и эту книжицу разложил на столе с девятью драконами и принялся изучать. А в ней опять всё раскрашено: синим – горы, зеленым – воды, а на них – корабли, четко поделенные на отряды, с означенным количеством судов в каждом, да столько, что с первого взгляда не определишь. Исполненный радости непомерной, государь весь день разглядывал рисунки. Они выглядели словно в облачной дымке: что толку звать приближенных, разобрать что-либо могло лишь зоркое око высочайшего. Император насилу насчитал: в первой группе – 36 девятимачтовых кораблей, и рядом мелко приписано: «36 кораблей-сокровищниц[160]160
  Корабли-сокровищницы баочуань – крупные морские военные корабли, которых в эскадре Чжэн Хэ в разное время было от 40 до 62. В романе под этим образным названием выступают реально использовавшиеся корабли фучуань (один из четырех видов средневековых военных судов с двумя рулями), ибо ширина и длина судов (55 и 140 метров) совпадает с данными исторических документов. Корабли имели высокий корпус, остроконечный нос и широкую корму, обладали прочной ударной силой и глубокой осадкой. Девять мачт несли двенадцать парусов. Фучуань имели четыре уровня: первый – трюм для земли и камней, второй – для проживания моряков, третий – для механизмов и верхний – площадка ведения боя, где хранилось оружие и стояли пушки. Корабли-сокровищницы являлись самыми большими в мировой истории деревянного кораблестроения и сравнимы по своим размерам с крупнейшими из когда-либо существовавших парусных кораблей, например, с такими парусными гигантами начала XX века как «Пруссия».


[Закрыть] баочуань (Ил. 4, 5, 6) длиной 44,4 чжана[161]161
  Для облегчения подсчетов: чжан – «китайская сажень», равна 3,33 метра.


[Закрыть], шириной 18 чжан».

Во второй группе оказалось 180 пятимачтовых боевых судов чжаньчуань: длина 18, ширина – 6,8 чжана. Третий отряд составили 300 шестимачтовых транспортных кораблей цзочуань, предназначенных для перевозки личного состава, вооружения и военной техники, длиной 24, шириной 9,4 чжана. В четвертую группу вошли семь сотен восьмимачтовых крупногабаритных быстроходных «конских кораблей» мачуань длиной 37, шириной 15 чжан, кои перевозили коней и всякие товары, среди них – дары для иностранных дворов и полученную от них дань. Пятая группа включала 240 семимачтовых грузовых судов-зерновозов лянчуань с провиантом и фуражом, об их размерах сказано: длина 28, ширина 12 чжан. Ни много ни мало – 1456 кораблей (Ил. 7, 8). На каждом имелись гостиные для приема посетителей, выстроенные по принципу «три явных, пять скрытых»[162]162
  «Три явных, пять скрытых» – архитектурный принцип, использовавшийся при строительстве главных ворот Запретного города, в результате чего при взгляде на ворота с фасада видны были три арки, а с тыла – пять.


[Закрыть], и просторные залы, спланированные по схожему плану «пять скрытых, семь явных». Все суда были обеспечены даосским трехуровневым компасом (Ил. 21) [163]163
  Даосский магнитный компас (лопань) – средневековый компас геомантов, сконструированный с соблюдением принципов фэншуй, – прибор диаметром не менее 22 сантиметров. Три уровня – земля – человек – небо – позволяли ориентироваться на суше и на воде. Двенадцать земных ветвей, обозначаемых знаками двенадцатеричного цикла счисления времени, соответствовали двенадцати знакам зодиака. Поверхность прибора имела от трех до сорока концентрических кругов различных цветов, испещренных многочисленными символами и цифрами: они служат для изучения потока космической энергии ци, пронизывающей земное пространство. Лопань делился на 8 сегментов по 45° каждый, а те – еще на 3 части, и в результате получалось 24 направления по 15° каждое – так называемые 24 рамки (шань). Формулы фэншуй включаются в концентрические кольца на поверхности. Металлическая пластина («солнечные часы») размещается на деревянной основе («земной пластине»), на которой свободно вращаются диски небес.


[Закрыть]. Стрелка двигалась по двадцати четырем сегментам, что позволяло днем следить за движением ветра и облаков, а ночью – звезд и небесных тел.

Изучив книжицу, император и возрадовался, и пригорюнился. Отчего возрадовался? Да оттого, что с такой армадой легко достичь Западного океана и отыскать государеву печать. А отчего пригорюнился? И то сказать – кораблей многое-множество, строить их непросто, расходы неисчислимые. Не иначе как придется пустить в дело земельный налог[164]164
  В XV веке земельный налог в основном взимался зерном (рисом или пшеницей) и тканями, деньги собирались в меньшем количестве.


[Закрыть] всех тринадцати провинций страны. Как тут не призадуматься? При этом мысль о возможности раздобыть печать столь вдохновила Его величество, что он был готов на всё.

Тем временем солнце за гору закатилось, стемнело. Государь повелел всем расходиться. Служащие из Департамента по делам буддийского духовенства препроводили Государева советника в святое место буддистов – монастырь Чангань[165]165
  Храм Чангань был построен южнее Нанкина во времена династии Сун.


[Закрыть] в Нанкине, где они сообща проживали и служили своему учителю. А чиновники из Департамента по делам даосизма[166]166
  Департамент по делам даосизма был организован при династии Мин.


[Закрыть] вслед за Небесным наставником скопом отправились в раскинувшийся в горах Нанкина храм Чаотянь.

Император же вернулся в павильон Небесной чистоты[167]167
  Один из трех главных павильонов внутренних покоев на территории Запретного города, императорской резиденции в Пекине, построен в 1420 году и не сохранился.


[Закрыть], что на территории императорского дворца, вот только на душе у него было неспокойно.

Отчего? Да оттого, что отправка флотилии в Западный океан – деяние непомерной значимости, затраты немерены, и все заботы тяжким грузом легли на сердце государя. Он отправился в женские покои, но и там мысли не давали заснуть, ночь казалась бесконечной, как в тех стихах: