Текст книги "Знак фараона (сборник)"

Хирам усмехнулся. Это было не ново. Для большинства его соотечественников религия носила чисто практический характер и имела вид сделки. Бог, а тем более жрецы были нужны для того, чтобы запрещать или разрешать какие-либо деяния, устанавливать правила и следить за их исполнением, для того, чтобы истолковать сон, подсказать, когда засевать поля, а когда – собирать урожай. Если божество помогало, они восхваляли его и несли ему дары, если нет – отворачивались и искали другое, более искусное и покладистое.

Юноша решил, что попытается помочь Аруне. В конце концов, он обязан помогать всем, кто обращается к нему как к служителю бога.

Молодой жрец отправился в храм, преклонил колена перед статуей Амона и произнес молитву. Он вновь попросил освобождения – для себя и для девушки; он искренне желал, чтобы бог даровал ей то, в чем она действительно нуждалась.

Когда юноша вернулся к Аруне, она сказала:

– Возьми меня в последний раз – вопреки своим клятвам! Я сделаю с тобой такое, чего удостаивались немногие. То будет не плата, а подарок.

– Нет, – с достоинством произнес юноша. – Мне не нужно таких подарков.

– Зато мне нужно, – заявила девушка и жадно припала губами к его губам.

Позже Хирам говорил себе: «Для того чтобы освободиться от тайной власти иных чувств, сомнений и страхов, их надо просто пережить». Ему чудилось, будто он спустился в бездну хаотических вихрей, бушевавших в лоне земли, сполна прочувствовал власть непознанного и во многом запретного. Он думал о том, что невозможно обладать обыкновенной женщиной так, как он обладал Аруной, потому что это наверняка оскорбит ее сокровенные чувства. Однако эта девушка ничего не боялась, она переступала через все, что считалось запретным, ее страсть была подобна демоническому огню.

– Что ты теперь скажешь своему Джаиру? – произнес он с долей иронии, когда они лежали рядом на циновке.

Аруна осталась невозмутимой.

– Ничего не скажу. Если он женится на мне, я буду ему верной супругой.

– Но ты ведь изменяла ему.

– Да. А он – мне. – Она усмехнулась. – Искал противоядие, не зная о том, что отравлен навечно!

– Клянусь, вы достойны друг друга! – пробормотал Хирам.

В полночь юноша собрался с силами и зашел к Бакте. Тот посмотрел на товарища глазами побитой собаки и тут же пустился в сбивчивые объяснения:

– Поверь, я не хотел! Я случайно заглянул в твою комнату, а там была она! Я испугался и бросился наружу. У меня не было умысла выдавать тебя. Я хотел с тобой поговорить, узнать, почему ты скрываешь у себя азиатку. Девушка догнала меня, схватила за руку, притянула к себе, отозвалась о тебе как о любовнике очень нелестно и попросила закончить то дело, которое ты, по ее мнению, не смог завершить. Я хотел отказаться, но она меня не отпустила! В ней было столько силы и воистину бешеного желания! Она буквально растерзала меня. Я не новичок в любовных делах, но эта девчонка оказалась мне не по зубам! Она велела молчать о том, что произошло между нами, и приходить к ней в те часы, когда ты бываешь в храме. Это было какое-то наваждение, Хирам! Я рад, что все открылось, иначе бы я просто не выдержал. Она выжала из меня почти все соки!

Хирам стиснул зубы, поняв, что в очередной раз ошибся, принял комок грязи за драгоценный камень. И твердо произнес:

– Нам надо вывести ее отсюда. Вдвоем это проще будет сделать. Ты отвлечешь стражу, а я провожу девушку за ворота. Нужно посадить ее в лодку и пустить по водам Нила. Такая, как она, достигнет любой цели, какую поставит перед собой. Остальное – в руках богов.

Бакта сокрушенно кивнул, а после безропотно отправился вслед за товарищем.

Увидев их вдвоем, Аруна нисколько не смутилась. Хирам молча собрал для нее продукты в дорогу, все для того, чтобы она смогла развести огонь, и, поколебавшись, положил в узел украшения, которые выбирала Нира. Где теперь эта девушка? Почему он не спросил, куда она уезжает и где ее можно найти?

Они с Бактой беспрепятственно вывели Аруну за территорию храма. Бакта заговорил со знакомым охранником и сумел ненадолго отвести его от ворот, и Хирам с девушкой незаметно выскользнули на улицу.

Жрец взял Аруну за руку.

– Идем.

Хирам был уверен в том, что очень скоро этот кошмар закончится. Наутро он вернется к древним свиткам, открывающим куда менее страшные тайны, чем те, о которых могут поведать люди.

Глава VII

В кварталах, где жила знать, воздух был душистым и жарким: сюда не долетало влажное и прохладное дыхание Нила, а в садах распустились остро пахнущие ночные цветы. Улицы были пустынны: обитатели роскошных особняков центральной части города давно спали, как спали и те, кто ютился в крохотных глинобитных домишках, облепивших окраины Фив.

Очутившись на берегу Нила, Хирам остановился, жадно вдыхая свежий воздух. Справа и слева мелькали редкие огни. Река была покрыта серебристой рябью; казалось, по воде плывут упавшие с неба звезды. Юноша сумел отыскать припозднившихся рыбаков, один из которых продал ему лодку. Хирам бросил узел на дно суденышка и сказал:

– В этих местах слабое течение и почти нет тростниковых зарослей. Да и луна хорошо светит. Надеюсь, с тобой ничего не случится и ты сумеешь отплыть на безопасное расстояние. Потом пересядешь на какой-нибудь корабль.

– Вижу, тебе не терпится от меня избавиться! – воскликнула Аруна. – Странно думать, что мы больше не встретимся, но, наверное, это так. Прощай! Передай привет своему богу!

Лодка скрылась из виду, но Хирам не спешил возвращаться назад. Прежде, когда он стоял под небесным сводом, его охватывало ощущение полета. Теперь небо было похоже на глыбу, готовую обрушиться на голову юноши, глыбу такую же тяжелую и мрачную, как его вина. Почему он решил, что сможет вернуться в храм и продолжать жить, как прежде, если его совесть испачкана, сердце разбито, а на душе лежит камень? Теперь, когда Аруна свободна и ей не грозит смерть, надо дождаться утра, пойти к верховному жрецу и рассказать правду. Хирам сказал себе, что готов к любому, самому жестокому наказанию. Когда он принял такое решение, сразу сделалось легче.

Пока Хирам вспоминал свою жизнь и размышлял о том, с чем придется проститься, наступило утро. Это произошло раньше, чем он думал: время протекло точно песок сквозь пальцы. Он видел как на ладони свою исковерканную судьбу, утраченные иллюзии, настоящее счастье: Дом Жизни, свитки, перо, плодотворные годы, отданные служению Амону.

На водах Нила заиграли солнечные лучи, послышались крики проснувшихся птиц. Прекрасный город вставал во всю мощь в розоватом тумане зари, утренний ветер радостно качал верхушки пальм, повсюду рождались, нарастали, текли рекой привычные звуки.

Хирам умылся в реке и выпрямился во весь рост. Пора. Для него, жреца великого Амона, настало время встретить свою судьбу. Он окинул взглядом берег и вдруг заметил женщину. Она лежала ничком и, казалось, не дышала. Хирам бросился к ней, присел на корточки, осторожно перевернул и заглянул в ее лицо.

Девушка едва дышала, и это была… Нира! Она казалась непохожей на себя, ее заплаканные глаза ввалились, прежде длинные, а теперь остриженные по плечи волосы напоминали охапку мертвых водорослей, платье было испачкано илом.

– Это вы! Что вы здесь делаете? Что с вами? Вам плохо? Вас кто-то обидел? – заговорил Хирам срывающимся от волнения голосом.

– Я здесь потому, что мне некуда больше идти, – прошептала девушка.

– А ваш дом?

– Я не могу туда вернуться. Отец убьет меня.

– Вы, помнится, собирались уехать, – растерянно произнес Хирам.

– Человек, с которым я хотела бежать из дома, не взял меня с собой.

– Он вас обманул?

– Скорее, я сама себя обманывала.

– Это был ваш жених?

– Нет. Военнопленный, которого мой отец купил на рынке и которому я помогла бежать. А жених от меня отказался. Правда, я этому рада.

– Почему отказался?

– Потому что я дурная женщина, – ответила Нира, закрыла лицо руками и зарыдала.

Сердце Хирама сжалось. Он бережно обнял девушку за плечи.

– Успокойтесь, прошу вас! Я вижу вашу душу. Вы самая прекрасная и чистая женщина на свете!

– Нет, вы ничего не знаете! Не знаете о том, что я отдалась этому человеку, что я умоляла взять меня с собой! Я догадывалась, что не нужна ему, я это видела, но мне так хотелось, чтобы меня любили! – сдавленно говорила Нира.

Юноша замер, прислушиваясь к своим ощущениям. Не было ни осуждения, ни ревности, ни горечи. Только печальное и глубокое понимание.

– Откуда он родом?

– Из Мегиддо.

Хирам затаил дыхание.

– А как его звали?

– Джаир.

Ему захотелось закричать, но вместо этого он очень тихо произнес:

– Похоже, с вами случилось нечто похожее на то, что произошло со мной.

А потом принялся рассказывать про осквернение священных изображений, про Аруну, про то, как не единожды поддавался искушению, про свое решение признаться в совершенном проступке верховному жрецу.

– Что вас ждет? – спросила потрясенная девушка.

– Суровое наказание. Изгнание или даже смерть.

– Не делайте этого! Вы все поняли, вы терзаетесь муками совести, вы раскаялись! – воскликнула Нира и тихо добавила: – Если вы умрете, у меня никого не останется.

Хирам задумался. Возможно, она права. В жизни все так изменчиво, неустойчиво и хрупко. В ней случается всякое. На пути постижения мудрости людям свойственно совершать ошибки. И потом, бросить эту девушку – значит обречь ее на гибель.

– Я вам помогу, – решительно проговорил юноша. – Для начала вам нужно пойти со мной в храм. Вы приведете себя в порядок и отдохнете. Потом мы вместе подумаем, что делать дальше. Вы можете остаться в храме. Найдем для вас какую-нибудь работу. Вам не придется возвращаться к отцу, и больше вас никто не обидит.

Нира несмело улыбнулась. Когда Хирам открыл перед ней новое будущее, ее существо наполнилось радостью, кровь застучала в висках и прилила к бледным щекам.

– Правда? Это возможно?

Хирам помог девушке подняться с земли, и они зашагали к храму. Время от времени Нира поглядывала на своего спутника. Какие красивые у него глаза! Серебристо-серые, словно утренняя роса на бутонах цветов, прозрачные, словно крылья мотылька. А его рука такая уверенная, нежная и теплая. Наверное, этот юноша – сын образованного, богатого и знатного человека! Ей никогда не стать равной ему, ведь у нее ничего нет, она даже не умеет читать.

Нире стало грустно, но девушка продолжала улыбаться, потому что ей хотелось показать Хираму, как сильно она рада тому, что идет рядом с ним, идет в храм. Тому, что она свободна, что вновь способна надеяться и верить.

Аруна решилась сделать привал и немного передохнуть, лишь когда на горизонте забрезжило утро. Небо было еще темным, в зарослях тростника мелькали неясные тени, слышался шум птичьих крыльев.

Девушка привязала лодку и выбралась на берег. Ей не приходило в голову, что она проделала путь, который не под силу иному мужчине. Она так хотела попасть на родину, что не задумывалась о трудностях и препятствиях.

Аруна развела костер: сначала повалили клубы густого черного дыма, а после огонь торжествующе взвился пышной огненной гривой. Глядя на ровно горящее пламя, девушка почувствовала себя увереннее. Она сняла испачканное и промокшее платье и обняла руками колени. Успокоившись и согревшись, развязала мешок, вынула припасы и жадно впилась зубами в вяленое мясо. Потом разломила лепешку и сделала большой глоток пива.

Берег окутывал белый как молоко туман, хотя сам Нил был черно-лиловым, цвета воронова крыла, и казался зыбким, бездонным. Постепенно туман становился тоньше и легче; сквозь пелену стало пробиваться солнце. Аруне казалось, что она чует воздух далекой родины. Девушка подумала о том, что Мегиддо, должно быть, разрушен, что у нее нет ни родных, ни друзей, и загрустила. Имеет ли смысл возвращаться обратно, если свет ее глаз и жар ее плоти, Джаир, остался в Фивах! А может, он вовсе ушел туда, откуда не возвращаются, и она больше никогда не увидит его красивого, мужественного лица, не испытает прикосновения его горячих и сильных рук!

Увлеченная своими мыслями, девушка не заметила, как из зарослей вышел высокий мужчина с темными, разметавшимися по плечам волосами. На нем тоже не было одежды, а в руках он сжимал длинный нож и то и дело оглядывался, будто потревоженный хищник. Увидев, что возле костра сидит женщина, он расслабился и промолвил:

– Кто ты? Не дашь приют усталому путнику?

Аруна подняла взор и вздрогнула. Лицо девушки заслоняли дым и пламя, но она четко видела человека, который стоял по другую сторону костра. Если бы для того, чтобы его обнять, ей понадобилось броситься в огонь, она бы это сделала!

– Джаир! – Аруна поползла по земле и обхватила руками его колени. – Мой Джаир! Ты жив! Боги услышали мои молитвы!

Он растерялся.

– Арунтана! Ты?! Откуда?

– Из Фив. Я приплыла на лодке.

– Я тоже. – Он наклонился, оторвал ее руки от своих ног и помог встать. – Я рад, что ты жива. – И тут же добавил: – Я хочу есть.

– Сейчас! – Арунтана потянула его за собой, усадила на землю и принялась угощать всем, что у нее было: лепешками, мясом, пирогами, фруктами, пивом.

Джаир жадно ел, а девушка смотрела ему в глаза с диким восхищением и безумной любовью.

Когда он насытился, а костер начал затухать, Арунтана утомленно смежила веки.

– Я плыла всю ночь и очень устала. Думала, что лишусь последних сил. Теперь я уверена, что мы сможем добраться до нашей родины!

Арунтана опустилась на землю. В красноватом свете затухающих углей ее тело блестело, будто смазанное маслом. Девушка наслаждалась покоем. В тот день когда она впервые встретила Джаира, ее сердце разбилось пополам. Сейчас она ощутила, как две половинки склеились. Если им суждено было вновь встретиться, значит, больше их ничто не разлучит.

Арунтана смотрела на утренние звезды, похожие на горсть драгоценных камней, брошенных в небо чьей-то загадочной рукой. Сейчас ее не пугали ни разрушения, ни голод, царившие в Мегиддо, ибо с ней был тот, кого она любила больше жизни.

В этот миг Джаир взял девушку за волосы и намотал их на руку.

– А теперь расскажи, как тебе удалось освободиться. Со сколькими египтянами ты успела переспать с тех пор, как мы расстались?

– Отпусти! – прошипела она, но он раздвинул ее ноги коленом и овладел ею – резко и грубо, стремясь причинить боль.

Арунтана застонала, а потом стиснула зубы и выдавила:

– Давай, Джаир! У тебя хорошо получается, лучше, чем у тех воинов, которые насиловали меня по дороге из Мегиддо в Фивы! Они связали мне руки и встали в очередь. Их было много, очень много, так что я едва ли смогу назвать точное количество египтян, с которыми мне довелось переспать!

Он опомнился и разжал руки, а потом принялся гладить ее тело, целовать лицо; его движения сделались неторопливыми и нежными.

– Прости. Я совсем озверел от войны. Конечно, тебе пришлось страдать больше, потому что ты женщина, – прошептал Джаир. – Можешь ничего не рассказывать, я все понимаю.

Девушка глубоко и ритмично дышала. Ее пальцы запутались в волосах возлюбленного, губы раскрылись навстречу его губам. Любовников нещадно кусали насекомые, в изобилии водившиеся в тростниках, однажды рядом проползла ядовитая змея – они ничего не замечали до тех пор, пока сполна не насладились друг другом.

После долго лежали рядом возле потухшего костра, глядя на огромное красное солнце, которое поднималось над горизонтом, и молчали.

– А ты? Как тебе удалось бежать? – спросила Арунтана.

Он поколебался, потом все же сказал правду:

– Мне помогла одна девушка.

– Девушка?! – Арунтана приподнялась на локте и прошипела: – Ты владел ею?

– Да. Она хотела бежать со мной, но я ее не взял. Какое-то время ей придется чувствовать себя покинутой и несчастной, но все же я поступил правильно.

– Что ты намерен делать? – натянуто поинтересовалась Арунтана.

– Вернуться в Мегиддо. А потом, – он посмотрел ей в глаза, – я на тебе женюсь. Ты единственная, кто мне близок, единственная, кого я еще способен любить.

Когда Джаир произнес эти слова, девушка уткнулась лицом ему в грудь и расплакалась, а он ласково погладил ее по голове.

– Я желаю, чтобы ты родила мне ребенка, – промолвил он, надеясь обрадовать возлюбленную, но ее лицо исказилось от боли.

Арунтана села и вытерла глаза, а потом сухо и трезво промолвила:

– Едва ли не впервые в жизни мне хочется сказать правду. Эта правда способна ранить, но ничего не поделаешь. Ребенка не будет. Когда мы с тобой сошлись, я отчаянно пыталась забеременеть. Я не задумывалась о том, нужен ли мне ребенок, я просто хотела тебя удержать. Когда я призналась в том, что беременна, ты ответил, что у тебя уже есть дети от законной супруги и другие тебе не нужны. С первого дня нашего знакомства я была твоей рабыней, делала все, что ты скажешь. Я отправилась к одной старухе и попросила избавить меня от плода. Та согласилась, но что-то пошло не так, и я начала истекать кровью.

На помощь позвали Митту, самую известную в Мегиддо знахарку и колдунью. Она спасла меня, но, когда я предложила ей плату, сказала: «Ты уже заплатила богам и судьбе. После того, что с тобой случилось, ты никогда не родишь». Позже я снова пыталась зачать. Если бы это произошло, я бы воспитала ребенка, несмотря ни на что, даже будучи брошенной тобой. Однако все было напрасно. Внутри меня горит сухой огонь, он способен только сжигать, но не дарить жизнь. Он пожирает твое семя, пожирает меня, пожирает все!

Арунтана вновь зарыдала, уронив голову на колени, а Джаир обнял девушку, крепко прижал к себе и произнес срывающимся голосом:

– Наш город наверняка разрушен, и у меня не осталось никакого имущества, но я хороший воин и сумею заработать на кусок хлеба. Сейчас в Мегиддо много осиротевших детишек, мы можем взять кого-то из них к себе и воспитать как родных. Возможно, таким образом я смогу хотя бы отчасти искупить вину за гибель своих сыновей.

Девушка подняла залитое слезами, просветлевшее лицо.

– Я стану работать как проклятая, только не бросай меня на погибель!

– Я никогда тебя не брошу и не допущу, чтобы ты себя изнуряла. Ты будешь просто женой и матерью.

– И очень счастливой женщиной, – тихо добавила Арунтана.

Глава VIII

Поселившись в храме Амона, Нира сильно изменилась. Иногда она с изумлением думала о том, какой мрачной и бессмысленной была ее прежняя жизнь. Девушке не верилось, что она столько лет провела в унижениях и беспрестанном страхе.

Благодаря стараниям Хирама ей дали работу, правда, далеко не самую легкую и чистую, потому что она не была обучена ни пению, ни игре на музыкальных инструментах, не умела читать и писать. Нире выделили скромную маленькую комнатку, где она проводила свободное время.

Нира не вспоминала отца и не допускала даже мысли о том, чтобы вернуться в родной дом. Девушка радовалась, когда случайно сталкивалась с Хирамом, и не подозревала, что он ищет этих встреч. Она жадно расспрашивала молодого жреца о том, какие свитки ему довелось прочитать в Доме Жизни, а ему нравились ее рассказы о работе на огороде, о том, как она ухаживает за животными, выращивает цветы или варит еду для служителей храма.

Иногда юноша втайне мечтал, как, достигнув соответствующего положения и возраста, он женится на этой милой, кроткой девушке, которая нравилась ему все больше и больше.

Нира несказанно расцвела и похорошела. Теперь, когда девушка больше не ощущала себя беспомощной и покинутой, ее мысли стали светлыми, как и ее улыбка, а движения – размеренными и плавными. Ее представления об окружающем мире также претерпели большие изменения. Если прежде большинство людей казались девушке жестокими и грубыми, нетерпимыми и бесчувственными, то теперь она видела в них равных себе существ, жаждущих любви и покровительства великого Амона. Если раньше Нира воспринимала храм как возвышающуюся над городом надменную и нерушимую глыбу, то сейчас она ощущала себя его полноправной обитательницей. Ее сердце было переполнено благодарностью и любовью, ей чудилось, будто с каждым днем в нем распускаются новые яркие цветы.

Хирам был благодарен этой девушке: Нира помогла ему освободиться от чувства вины, ибо ее душа послужила юноше зеркалом, в котором греховные поступки виделись в ином свете. Он заметил, что во время последних встреч во взоре и голосе Ниры появилось что-то новое – особого рода доверие, глубокая симпатия, чему он был чрезвычайно рад.

Хирам был так поглощен созерцанием ее прелестного лица, движений ее губ и блеска глаз, что далеко не сразу сообразил, как бедно она одета. Тогда он предложил Нире отправиться на рынок и сделать покупки. Девушка поначалу отказывалась, но ему все же удалось уговорить ее. Дабы избежать ненужных подозрений и слухов, они условились встретиться за воротами храма.

Когда Хирам увидел Ниру, идущую по улице в ореоле солнечного света, его сердце запело. Искусно уложенные волосы девушки напоминали парики, какие носили знатные египетские женщины, только выглядели намного красивее и богаче. В густых темно-каштановых прядях вспыхивало солнце, и юноше казалось, будто в прическе девушки запутались крохотные золотистые бабочки.

Нира подошла к Хираму и улыбнулась, но он увидел, что взгляд ее карих глаз подернут дымкой печали. Что-то случилось? Юноша боялся спросить.

Они пошли рядом. От стройного тела девушки исходил аромат, легкий, как ветер, и теплый, как солнечные лучи. Неожиданно Хирам вспомнил звериный запах Аруны, похожий на запах влажной земли, и поморщился. Можно ли променять вот это, хрупкое, тонкое, нежное, на то – цепкое, безжалостное, хищное?

Интересно, вспоминает ли Нира о своем сирийце? И если да, то с каким чувством? Любила ли она его по-настоящему или тоже сделалась жертвой непонятного наваждения?

Они молча дошли до рынка, и юноша повел девушку меж длинных, теряющихся в бесконечном пространстве рядов. Хирам принялся показывать Нире сирийские ткани, в которых темно-красные нити чередовались с темно-синими, и сравнивать их с египетскими прозрачными белоснежными льняными полотнами. Юноша вертел в руках простые папирусные и нарядные кожаные сандалии с тонкой выделкой на ремешках, украшенные бисером и каменьями. Перебирал изделия из агата, аметиста, оникса и жемчуга.

Нира покорно следовала за ним, но у юноши сложилось впечатление, что она разглядывает товары лишь для того, чтобы доставить ему удовольствие, а сама не испытывает никакой радости.

Когда они возвращались обратно, юноша все же осмелился спросить Ниру, чем она огорчена, и девушка ответила, уставившись в землю:

– Последние два месяца моей жизни были похожи на сказочный сон, и вместе с тем мне все время казалось, что настанет время, когда придется проснуться. Так и случилось. Ты – самый близкий мне человек, Хирам, и тебе я могу сказать правду, о которой рано или поздно узнают все: у меня будет ребенок.

Нира закрыла глаза, чувствуя дурноту и головокружение, вызванные не беременностью, а страхом. Много лет она старалась закалить себя, приучить переносить то зло, какое видела от Антепа, и думала, что ей уже не может быть хуже, но ошиблась.

Рождение ребенка, ребенка Джаира, который бросил ее на произвол судьбы, перечеркнет будущее. Между тем она будет вынуждена заботиться о малыше. Сумеет ли она преодолеть новые тяготы, которые выпадут на ее долю? Сможет ли полюбить этого ребенка?

Девушка стояла, не смея поднять веки, сквозь которые просачивался золотистый свет. Хирам молчал, и она ощущала всем своим существом тяжесть этого молчания.

Когда жрец внезапно заговорил, она вздрогнула. Его голос прозвучал отчужденно и глухо:

– Ты знала об этом, когда я привел тебя в храм?

– Нет. Тогда я еще не понимала, что беременна, – ответила девушка, и юноша сразу поверил в то, что она говорит правду.

Хирам задумался. Жизнь нанесла ему жестокий удар. Безусловно, Ниру призовут к ответу, но, тем не менее, позволят все же остаться в храме. Однако он, именно он навсегда потеряет эту девушку, потеряет для себя, потому что верховный жрец никогда не позволит служителю Амона жениться на той, которая вольно вела себя до брака и прижила ребенка неизвестно от кого.

Хирам смотрел на лицо Ниры, бледное, печальное и больное. Юноша почувствовал, что должен принять единственно верное решение, и твердо произнес:

– Выходи за меня замуж. Сейчас, пока никто не узнал правды. Другой возможности не будет. Если верховный жрец позволит, мы быстро поженимся, и тогда твой ребенок родится в положенный срок или чуть раньше, но это, думаю, не вызовет подозрений.

Нира была потрясена до глубины души.

– Зачем тебе это? – прошептала она.

– Потому что я тебя люблю. Я полюбил тебя прежде, чем узнал Аруну. Я любовался тобой, когда ты приходила в храм. Я мечтал о тебе.

– Но ведь я оказалась не такой, какой ты меня представлял! – печально произнесла девушка и получила ответ человека, который был уверен в своих словах и поступках и доверял своему сердцу:

– Именно такой. То, что с тобой приключилось, не изменило тебя, ты осталась прежней. Я это вижу и продолжаю тебя любить. Будь моей. Если, конечно, я тебе не безразличен.

Последнее было неотъемлемым условием. Нира понимала: Хирам не женится на ней, если она примет его предложение просто как помощь. Ему нужны ее чувства. И промолвила, вложив в свои слова всю нерастраченную искренность и любовь сердца:

– Не безразличен. Если б я знала, что ты думаешь обо мне, даже смотришь в мою сторону, наверное, моя судьба сложилась бы по-другому.

Лицо Хирама просветлело от счастья, и тогда девушка добавила:

– Ты всегда казался мне высокородным, образованным, умным. Разве я могла подумать, что ты захочешь на мне жениться?!

Юноша тихонько засмеялся.

– Я – высокородный?! Я сын крестьянина! Мои родители по сей день пашут и сеют на берегах Нила! Надо будет их навестить, после того как я женюсь и у меня родится ребенок.

– У тебя? – прошептала Нира.

– Да. Он будет твоим и моим. А после у нас, надеюсь, появятся и другие дети, – воодушевленно произнес Хирам.

Девушка прижала руки к груди и глубоко вздохнула. В этот миг росток, что пустил корни под ее сердцем, перестал быть тяжким бременем и превратился в то, что могло принести куда больше сладости и счастья, чем горя и муки.

В тот же день, вдохновленный предчувствием грядущих событий, юноша отправился к верховному жрецу и доложил о своей просьбе. Глава храма Амона принял просителя очень быстро, что говорило о величайшей благосклонности. Он сидел на возвышении в конце большого зала, где обычно собирал своих приближенных и решал важные дела. Яркий солнечный свет озарял резкие, суровые черты лица главы храма великого Амона.

Упав на колени и поцеловав землю, Хирам изложил свою просьбу.

– Жениться? – удивленно промолвил верховный жрец. – Ты не достиг соответствующего звания, тебе слишком мало лет! Разумно ли в твои годы думать о женщине больше, чем о боге?

Юноша глубоко вздохнул. Если наказанием за его отношения с Аруной послужит разлука с Нирой, это будет слишком жестоко! Он собрался с силами и промолвил:

– Разве не сказано и не прочитано в древних свитках: «Бери жену в юности, ибо она одарит тебя сыном, подобным тебе»? Я знаю, что если не женюсь сейчас, то не женюсь никогда. И едва ли буду счастлив настолько, чтобы в один из дней у меня не опустились руки и я не сказал себе, что все бессмысленно и напрасно, что я хочу повернуться и навсегда уйти, потому что в моем сердце больше нет огня, а моя душа не слышит священного зова! Эта девушка поможет мне сохранить верность тому, чему я должен посвятить свою жизнь.

– Кто ее родители? – строго произнес главный жрец, недовольный дерзкими речами юноши, которого он считал воплощением скромности и добродетели.

– Матери нет, отец – человек небогатый, простой. Я тоже не могу похвастать высоким происхождением, и вы это знаете, – ответил Хирам, и главный жрец вновь уловил в тоне юноши скрытый вызов.

– Надеюсь, между вами не было недозволенных отношений? – спросил глава храма и уставился на молодого жреца.

Мало кто мог выдержать глубокий, мудрый, всепроникающий взгляд этого человека. Но Хирам не отвел глаз.

– Нет, не было. Я никогда бы не смог оскорбить такую девушку, как Нира.

– Нира? Та юная красавица, которую обижал отец? Я слышал, она работящая и скромная.

Хирам не удивился: о великолепной памяти верховного жреца ходили легенды.

– Да, это она. Амон сделался ее спасителем, а храм – домом, точно так же, как прежде он стал для меня.

– Я рад этому, – сказал глава храма. – Тем не менее ты слишком юн, потому я не могу согласиться на ваш брак. Полагаю, заботы о молодой жене могут отвлечь тебя от того, чем ты жил все это время. Пусть пройдет несколько лет, а там посмотрим.

Он сделал повелительный жест рукой, после чего Хирам был вынужден поклониться и покинуть зал.

Он шел, ничего не видя, пока не понял, что очутился в сердце храма – святилище Амона. Хирам опустился на колени; не потому, что собирался молиться, а потому, что у него не осталось сил. В чем найти забвение, чем заполнить пустоту жизни, а главное – как сообщить Нире, что они не смогут сочетаться браком?!

Хирам ругал себя за то, что сказал верховному жрецу правду. Надо было солгать: да, я был близок с этой девушкой и теперь она ждет от меня ребенка! Быть может, тогда глава храма позволил бы им пожениться? Неисповедимы пути, по которым ведут человека законы любви! Если бы знать, как поступить, чтобы не потерять самое главное!

Юноша приблизился к статуе божества, и его сердце затрепетало. Несмотря на яркие краски, храм мог произвести на непосвященного пугающее, даже зловещее впечатление своей полной странного могущества силой.

Служители только что завершили одевание статуи и уборку храма; они позволили Хираму ненадолго остаться в помещении. Золотое лицо хранило выражение спокойного величия, а после из глаз Амона внезапно вырвался огонь: Хираму почудилось, будто святилище осветила молния, а его разум озарился пронзительной вспышкой. Затем все померкло.

Молодой жрец очнулся и почувствовал, что его обволакивает что-то мягкое. Хирам подумал, что это посмертный покров, но потом ощутил свое живое теплое тело и понял, что дышит. Он ждал, что сейчас в него вцепится притаившаяся в засаде боль, но боли не было. Только блаженный покой.

Юноша открыл глаза. Над ним склонился храмовый лекарь и… Нира.

Хирам попытался приподнять голову, но ему велели лежать. Врач объяснил молодому жрецу, что его нашли на полу в святилище и что он три дня пролежал как мертвый, а еще шесть метался в горячке. Верховный жрец, которому доложили о случившемся, велел внести юношу в храм и положить перед статуей бога. Когда это было сделано, юноша прошептал «Амон», а еще – «Нира».

– Нам позволили пожениться, – сквозь слезы прошептала девушка и погладила руку Хирама. – Глава храма сказал, что ты хороший жрец и будет обидно, если великий Амон потеряет тебя из-за… какой-то женщины.