Текст книги "Песни дождей"

6

Странный сон заставил Кристину проснуться. С ужасом распахнув глаза, она несколько минут молча вглядывалась в залитое серым светом пространство комнаты.

Слава богу, сон прошел. Она уже не спит и поэтому не может быть свидетельницей той страшной сцены, при виде которой ее сердце едва не захлебнулось от муки. И все же, несмотря на то, что видение исчезло, в душе остался чудовищный провал.

Она глубоко вздохнула и, осторожно приподняв голову, покоившуюся на груди любимого, посмотрела на его спокойное спящее лицо. Теперь, в молочно-серой мути предрассветного свечения, черты его красивого лица казались мягче. Высокий открытый лоб был гладким, и свисающая на него тонкая прядь волос казалась изящным украшением. Длинные черные ресницы покоились, отбрасывая волнующие тени на смуглые щеки. Мягко очерченные губы были чувственно приоткрыты. Он был похож на прекрасного ребенка. Сама невинность и безмятежность…

Нежность, пронзительная и томящая, затопила ее сердце.

– Милый, спасибо тебе… – беззвучно, одними губами пробормотала она, чувствуя, как ее глаза затопили слезы.

Они покатились по щекам, по подбородку и закапали ему на грудь. Он вздрогнул, пошевельнулся…

Она замерла. Только бы он не проснулся. Пожалуйста… Потому что если он проснется, она не сможет уйти от него.

Но он, слава богу, не проснулся. Прислушавшись к его дыханию и удостоверившись, что он продолжает спать, она тихонько вытерла слезы. Потом медленно и осторожно, как воришка, выползла из-под его руки и аккуратно уложила ее на подушку. Главное, не смотреть на него, потому что даже спящий он способен очаровать ее. И тогда она не сможет уйти.

А она должна. Она так решила. Она решила так еще перед тем, как они, обнявшись, провалились в сон. Она решила так, потому что то, что произошло ночью, было самым великим и самым счастливым сумасбродством, на которое она когда-либо была способна. Она хотела этого мужчину и утолила свою страсть к нему. Теперь их ничего больше не связывает. И никогда не свяжет.

Она медленно выбралась из-под одеяла, осторожно встала с тахты и бросилась собирать свою одежду. Трусики и лифчик оказались на полу, рядом с тахтой. Платье и штанишки висели на спинке стула. Судорожно натягивая на себя одежду, она прислушивалась к его дыханию. Оно было ровным и спокойным.

Наконец, уже одетая, она крадучись пошла к двери. Только бы не обернуться!

– Прощай, милый Риши, – прошептала она, потупив взгляд. – Прощай, короткий миг любви…

Ох, как ей не хотелось уходить от него! Как ей хотелось вернуться к нему в постель, разбудить его поцелуем и заставить снова любить себя!

Но этого она позволить себе не может. И тот страшный сон, который приснился ей в эту ночь, – лишь свидетельство того, что они никогда не смогут быть вместе.

Она мучительно перевела дыхание и дрожащей рукой отодвинула щеколду на двери. Та почти беззвучно поддалась.

Дверь открылась с тихим шорохом и ровно настолько, чтобы она смогла выскользнуть из дома. Она взяла с пола свою сумочку, повесила ее на плечо и вышла за дверь, почти беззвучно затворив ее за собой. На крыльце задержалась. Оглядела запущенный дворик и сад. Неужели она никогда больше не вернется сюда? Сердце снова сковала щемящая боль.

Строго запретив себе оборачиваться, она отчаянно хватила ртом воздух, будто пыталась преодолеть боль, и пустилась бежать по тропинке к воротам.

Нет, она не жалеет о том, что произошло прошлой ночью. Она жалеет лишь о том, что эта ночь больше не повторится.

Он не мог поверить, что она ушла. Нет, не ушла, а сбежала. Почему? Почему не разбудила его и не сказала, что торопится куда-то? Почему даже записки не оставила?

Нахмурившись, как грозовая туча, Риши ходил по комнате из угла в угол. Порой останавливался, нервно проводил пальцами по волосам, отбрасывая их назад, и снова принимался ходить.

Она ведь могла сказать, что ей утром куда-то нужно. Могла ведь. Он бы покормил ее завтраком и отвез куда угодно. Почему не сделала этого? Почему она не сделала этого еще ночью, когда они, сидя в постели, кормили друг друга чипсами и бургерами, или когда, отдыхая от любовных игр, болтали обо всем, что взбредет в голову, и дурачились? Почему?

А может, она просто забыла? Что ж, и это вполне возможно. Только отчего у него так неспокойно на душе? Откуда это странное чувство, что он потерял ее?

Пытаясь разогнать терзающие душу мысли, он вышел на крыльцо. Пасмурное, бесцветное утро обещало к полудню дождь. И как он мог проспать? Почему не проснулся, когда она уходила? Он ведь обычно так чутко спит! Почему теперь не почувствовал, что женщина, которая воскресила в его сердце и страсть, и любовь, и надежду на счастье, утром уходила от него?

Но нет, это все его глупые страхи. К часу дня он подъедет к Норбулингке, дождется ее и все будет хорошо. Она увидит его и засияет от счастья. Потом, смущенно и загадочно улыбаясь, подойдет. Ведь у них за прошлую ночь появилось много маленьких тайн, которые они без слов начнут вспоминать, стоит им снова увидеться. А потом он повезет ее обедать, и, наскоро перекусив, они снова будут искать возможности уединиться…

Он облегченно вздохнул. И правда, чего это он накрутил в своей голове? Зачем ей уходить от него, если вчера она сама его захотела? Сама соблазнила его, и когда они занимались любовью, шептала безумные слова любви, которые заставляли его неметь от счастья и пылать от страсти? И сегодня, как только они встретятся, он тоже скажет ей, что без нее не мыслит больше своей жизни, что любит ее и будет любить ее одну до конца своих дней. Он знал это уже тогда, когда впервые встретил ее, когда она села к нему в машину… Он назвал ее «дивани», потому что сердцем чувствовал, что эта женщина способна любить страстно и отчаянно, а так любить дано не каждому.

Теплая улыбка озарила его лицо. Любимая. Малышка. Нет, он не имеет права потерять ее, потому что она подарена ему судьбой.

Он метнулся в дом, схватил со столика ключи от джипа, сунул их в карман. Потом вытряхнул из вазочки, стоящей на столе, несколько сотен рупий – его последние деньги. Не беда. Сегодня он повезет ее обедать, а вечером отправится зарабатывать. И завтра будет работать целый день, чтобы вечер снова провести с ней. И ночь тоже. Теперь самое главное – это сказать ей, что он любит ее. Все остальное приложится. Главное – это она, главное – не потерять ее из-за глупого страха и сомнений.

– Ты какая-то сегодня совсем другая, Кристина.

Мечтательный голос Тензина заставил ее оторваться от работы и обернуться.

– Какая другая? – спросила она, рассеянно пожав плечами.

Тензин задумчиво подкатил глаза.

– Не знаю. Какая-то другая. Еще красивее и… что-то в тебе появилось… трагичное, – наконец решился договорить он, заглядывая ей в глаза.

Кристина вздохнула.

– Это тебе кажется. Ничего трагичного в моей жизни, Тензин, к твоему, возможно, разочарованию, не случилось, – ответила она легкомысленно. – Разве что жалею, что пропустила обед у тебя…

– Уж конечно, так мы тебе и поверили, – вмешалась в разговор Жозефин. – Небось, веселилась вчера со своим индийским красавчиком и ни разу не вспомнила о нас. Не говоря уж об обеде.

– Ну это ваше дело – верить мне или нет. – Кристина отложила кисточку и принялась закрывать флаконы с красками. – Кстати, как прошел званый обед?

Жозефин смачно облизнулась.

– Я бы, например, не отказалась от повторного, – сказала она, покосившись на Тензина.

– Не проблема, – оживился Тензин. – Если хотите, можно пообедать у меня и сегодня. – Он по очереди посмотрел на девушек.

Кристина удивленно взглянула на него.

– Ты это серьезно?

– Конечно. А почему бы и нет? – ответил он. – Ну что, идем обедать ко мне? Только, увы, угощение будет обычным. Моя сестра ничего особенного сегодня не приготовит.

Девушки переглянулись.

– Идея заманчивая, но… – Жозефин прикусила губу. – Боюсь, что это неприлично.

Тензин махнул рукой.

– Вы, западные люди, все как-то усложняете. Что может быть неприличного в том, чтобы вместе пообедать? У нас, тибетцев, принято готовить еду на несколько порций больше, в расчете на то, что могут неожиданно появиться гости. И если гости не появляются, то мы доедаем оставшуюся еду позже. Так что не стесняйтесь. И добро пожаловать.

Девушки снова переглянулись.

– Ладно, – сказала наконец Кристина. – Не знаю, как ты, Жозефин, а я согласна.

– Я тоже, – не заставила себя ждать с ответом Жозефин. – Только думаю, что было бы неплохо смотаться в кондитерскую и купить пирожных к чаю.

– Замечательная идея, – поддержала ее Кристина. – Итак, Тензин, мы съездим за сладостями, а потом появимся у тебя.

Тензин развел руками.

– Как хотите.

Кристина и Жозефин поднялись со своих табуретов и, следуя за Тензином, направились к выходу из студии.

– Знаешь, зря ты вчера не поехала с нами, – тихо сказала Кристина, обернувшись на лестнице к Жозефин.

Жозефин удивленно подняла брови.

– Тебе без меня было скучно? Некому было подкалывать тебя?

Кристина драматично вздохнула и скроила печальное лицо.

– Нет. Но он всю дорогу только о тебе и говорил. Просто прожужжал мне уши. Даже порывался на обратном пути заехать к тебе… – Она опустила глаза, почувствовав, что оказалось не так просто справиться с ролью, которую она собралась играть.

Воспоминания прошлой ночи накатили с новой силой, поднимая в душе бурю, в которой смешивались головокружительное счастье, восторг, благодарность, а также невыносимая боль потери.

– Ты врешь, – неуверенно проговорила Жозефин. – Ты ведь знаешь, что он никуда меня не приглашал, не так ли?

Не поднимая глаз, Кристина покачала головой.

– Нет, – соврала она. – Мы с ним об этом не говорили. Он просто так часто говорил о тебе, что мне хотелось сквозь землю провалиться. Так что… – Она снова вздохнула. – Чувствую, что придется мне посторониться. Похоже, подруженька, ты отбила его у меня.

Жозефин положила руку ей на плечо.

– Эх, мужчины… Непостоянные создания. И страшные вруны. А мне он всю дорогу жужжал о тебе, говорил, что ты самая… В общем, идеальная женщина. – Она попыталась заглянуть Кристине в глаза. – Кристина, надеюсь, ты не успела сильно влюбиться в него?

Кристина обвела печальным взглядом сад.

– Не знаю… – ответила она. – Надеюсь, что только слегка увлеклась. Хорошо, что у нас далеко не зашло. Даже не поцеловались. Думаю, потому что он успел влюбиться в тебя.

Наконец они заметили, что внизу у лестницы их ждет Тензин, и снова стали спускаться.

– А я думала, что у вас все сложится, – разочарованным голосом сказала Жозефин. – Может, это я во всем виновата? И зачем только мне надо было совать свой нос в ваши отношения? Я ведь, честно говоря, заигрывала с ним, когда он катал меня в Дхарамсалу и обратно. И вот, доигралась…

На последних ступеньках лестницы они снова застряли.

– Это потому что он нравится тебе, – со вздохом сказала Кристина. – И в этом не твоя вина. Он тоже не виноват в том, что ты ему нравишься больше, чем я. Такова жизнь.

Жозефин задумалась.

– А он все-таки чертовски красив и сексуален. Только не уверена, что с ним могут сложиться серьезные отношения.

Кристина усмехнулась.

– А ведь тебе их и не надо. Это я – искательница идеальной любви и безнадежная дура…

– Девушки, ну сколько вас можно ждать? Еще успеете насплетничаться!

Подруги обернулись на нетерпеливый голос Тензина.

– Давайте сначала договоримся, в какое время ждать вас к обеду, а потом можете продолжать секретничать, сколько вашим душам угодно, – с упреком добавил он. – Только, честно говоря, мы могли бы обойтись и без сладостей.

– Ну нет, – протянула Кристина. – Без сладостей нам сегодня никак не обойтись.

– Никак, – подтвердила Жозефин.

– Что ж, если вы такие сластолюбицы… – Тензин игриво покосился сначала на Кристину, потом на Жозефин. – То выделяю вам полчаса на добычу желанных услад.

Девушки рассмеялись.

– Мы, между прочим, собираемся поделить их с тобой. – Кристина подмигнула ему. – Хотя, думаю, что с покупками могла бы управиться и одна из нас. Может, ты, Жозефин, возьмешь такси и без меня быстро съездишь в ближайшую кондитерскую? Боюсь, вдвоем мы застрянем.

– А я боюсь, что если попадется слишком симпатичный водитель, я тоже вернусь не очень скоро, – не удержавшись, пошутила Жозефин и тут же больно укусила себя за язык.

– Можешь и задержаться, главное, не забудь оставить немного сладостей и для нас с Тензином, – попыталась поддержать легкий тон подруги Кристина.

Итак, похоже, она заставила Жозефин поверить в сказку, которую придумывала и проигрывала в разных вариантах все сегодняшнее утро. После того, как хорошенько выплакалась. Хотя, признаться, от этой сказки у нее самой на душе скребут кошки. Интересно, приедет он к институту сегодня или нет? Обеспокоится ее таинственным исчезновением? Она знала, что затеяла детские игры, что было бы лучше честно объясниться с ним… Но все тот же бесенок подбивал ее на эти жестокие глупости, и все тот же бесенок пытался убедить ее, что с этим мужчиной у нее все кончено. Они просто никогда не смогут быть вместе, потому что… Черт побери, хотя бы только потому, что за всю ночь он ни разу не сказал ей, что любит! Он говорил, что хочет ее. Много раз. Еще он говорил, что она совершенство и чудо. Но он ни разу не сказал, что хочет быть с ней всегда!

А теперь поздно. Теперь, даже если он и ждет ее, как все эти дни, у арки, она должна проиграть свою сказку. Да, она выйдет в обнимку с Тензином. Может, даже поцелует его в щеку. Если, конечно, Риши будет ждать ее…

О Господи! Как все это глупо! Но это поможет Риши избавиться от бесплодных надежд. Может, и ей так будет легче убить в своем сердце безнадежную любовь к нему? Дай Бог. А когда она допишет его портрет, она просто красиво упакует его и оставит у дома Риши. И сказке будет конец. Увы, не сказочный.

В нескольких метрах от арки она сунула Жозефин в руку сто рупий и на ухо прошептала:

– Это на пирожные. Если сейчас увидишь его джип, не сомневайся, что он ждет тебя. Прокатись с ним за сладостями и сама убедишься. А я выйду под ручку с Тензином, чтобы он видел, что я тоже не теряю времени.

– Толкаешь меня на преступление, милочка, – пробормотала Жозефин.

Но как только они приблизились к арке, сердце Кристины забилось с такой силой, что она побледнела и покачнулась. Земля, казалось, просто поплыла из-под ног, и чтобы удержаться на ногах, ей пришлось подхватить Тензина под руку.

Главное, не искать его глазами. Главное, не увидеть его. Теперь это дело Жозефин. Она же должна сделать вид, что просто не знает его. Больше не знает. Не помнит…

– Ты в порядке, Кристина? – удивился Тензин, почувствовав, как она бессильно повисла у него на руке.

– Да, – умудрилась пробормотать она. – Только чуть не споткнулась… Хорошо, что твоя рука оказалась рядом…

Нужно что-то говорить, только бы не думать о нем, пыталась она мысленно дать себе наставления. Но что говорить, когда у нее язык немеет? А сердце то скачет, как дикий мустанг по прерии, то замирает, как осторожная лань, прислушиваясь к шорохам леса? Не дай Бог, из ее глаз сейчас брызнут слезы! Ведь сердце не обманешь. Оно чувствует, оно знает, что этот мужчина здесь, где-то рядом. Опасный, волнующий, любимый, желанный. Мужчина, который прошлую ночь был так близок. Нет, не просто близок, с которым она всю ночь сливалась в едином восторге любви. И с ума сходила от счастья…

– Ничего, если я подержусь за тебя немного? – пробормотала она.

– Буду только рад, – гордо ответил Тензин.

В этот момент Жозефин энергичным шагом обогнала их, бросила на них из-за плеча оценивающий взгляд и одобрительно улыбнулась.

– Встретимся позже! – бросила она и вышла за арку.

Кристина на миг зажмурила глаза, потом с трудом перевела дыхание и залепетала:

– Кстати, удивительно, что сегодня еще до сих пор не начался дождь. Обычно в это время уже начинает накрапывать. А небо было хмурым с самого утра. Странно… Интересно, когда же наконец пойдет дождь?

– А ты соскучилась? – спросил Тензин. – Кстати, как ты вчера съездила в Кангру? Надеюсь, твой индийский ухажер вел себя прилично?

– Да, все было замечательно, – быстро ответила она, боясь от волнения потерять нить мысли. – Только я поняла, что ты был прав. Мне этот человек совсем не нужен. Нам не по пути. Он чужой… Другая культура. Мы почти не понимаем друг друга… Говорим на разных языках. Трудно общаться…

Они оказались за аркой, и, с мольбой заглядывая Тензину в глаза, Кристина ждала, что он поможет ей снова о чем-то заговорить. О чем угодно, только не об этом мужчине, который издалека смотрит на нее, и от его взгляда ее бросает в жар.

– Да, мне это очень понятно, – драматично вздохнул Тензин. – У меня тоже была девушка, англичанка, с которой мы не могли найти общий язык. Так что внешняя привлекательность часто оказывается пустышкой. Без внутренней близости никакие отношения долго не продержатся.

– Да, это правда, – согласилась она, ускоряя шаг и упорно глядя себе под ноги. – Кстати, я почему-то ужасно проголодалась. Но нам придется ждать возвращения Жозефин…

Они теперь шли по улице, и уши Кристины невольно уловили за спиной знакомое урчание мотора. Джип отъехал, и теперь Жозефин сидит рядом с Риши… Теперь он никогда больше не приедет, чтобы увезти в своем уютном джипе ее, Кристину. Он все понял. Она с самого начала знала, что этот мужчина гордый и сообразительный. Он понял, что между ними все кончено. И смирился с этим.

Кристина почувствовала, как напряжение, сковывающее ее, внезапно куда-то исчезло. А вместо него осталась только безысходность и бессмысленность. Все вокруг внезапно стало чужим, немилым, ненужным…

Тензин снимал небольшую комнату с примыкающей к ней кухней и ванной на втором этаже большого дома, где жила зажиточная индийская семья. Благо, дом находился в пяти минутах ходьбы от института, потому что у Кристины от слабости подкашивались коленки. Она безучастно продолжала бормотать что-то, пытаясь поддерживать с Тензином беседу, и обрадовалась, когда наконец смогла усесться в его комнате на тахту.

Потом ей предстояло знакомство со старшей сестрой Тензина Цомо, которая приехала из Дехрадуна, чтобы проведать брата и побаловать его домашней национальной едой. Цомо оказалась очень симпатичной женщиной тридцати лет, у которой было двое детишек. Ее муж владел небольшой гостиницей в Дехрадуне, благодаря этому семья не бедствовала, и находились даже средства, чтобы поддерживать младшего брата, который два года назад вдруг решил обучиться искусству тангкописи.

Кристина сидела, поджав под себя ноги, болтала с ненавязчивой и улыбчивой Цомо и механически отхлебывала солоноватый тибетский чай, который Цомо беспрерывно подливала ей в стакан. Тензин возился на кухне. Как выяснилось, обед был уже готов, и оставалось только покрошить овощи на салат, чем он теперь и занимался.

И все же, как Кристина ни пыталась увлечься беседой с Цомо, ее мысли часто, не спросясь, улетали туда, где был сейчас он, мужчина, которого она во что бы то ни стало должна забыть. А для этого, ни много ни мало, ей нужно каким-то образом отнять у него свое сердце. Так рассуждал ее рассудок.

А сердце просто слепо рвалось к нему! Он сказал вчера, что после нее не захочет целовать другую женщину. Но это, скорее всего, тоже были просто слова, красивые слова, которых она немало слышала и от других мужчин…

Время от времени невольно поглядывая на часы, Кристина ловила себя на том, что с каждой минутой к ее отчаянию и боли примешивается страх. Что расскажет Жозефин, когда вернется? А еще она ловила себя на том, что ее уши, хочет она того или нет, прислушиваются ко всем звукам со стороны дороги. Если Жозефин уехала с Риши, то наверняка он же и привезет ее сюда. Может, он захочет поговорить с ней?

О, слепые, противоречивые надежды влюбленного сердца!

– Не скучаете? – послышался из кухни голос Тензина.

– Нисколько, – ответила ему Кристина и с улыбкой посмотрела на внезапно притихшую Цомо, увлеченно рассматривающую тангку брата, висящую на стене.

– Ой, Кристина, прости, если заставила тебя скучать. – Цомо повернулась к ней и смущенно улыбнулась.

– А я не скучаю. Я вообще не умею скучать, даже когда остаюсь одна. – Ее слова прозвучали наигранной бравадой. – Бывает только одиноко порой, но я всегда в такие минуты спасаюсь работой. Или думаю.

– А я вот совсем не умею быть сама с собой, – сказала Цомо. – Когда целый день вертишься по дому: готовишь еду, убираешь, стираешь, а вокруг тебя беспрерывно крутятся детишки, думаешь, как хорошо было бы побыть одной. Но стоит остаться на час в одиночестве, и я начинаю скучать…

В это время со стороны дороги послышалось раздраженное бормотание автомобильного мотора. Звук на какое-то время застыл, превратившись в монотонный и настойчивый стук. Потом мотор вдруг взревел, и шум, который на несколько секунд оглушил Кристину, стал удаляться. Наконец раздался стук в дверь, и Кристине показалось, что стучат прямо ей в сердце. А когда на пороге появилась раскрасневшаяся Жозефин, сердце просто раскололось на части, и осколки со звоном рассыпались по полу.

– Заждались? – Жозефин бросила взгляд на Кристину и тут же повернулась к Цомо. – Привет, Цомо.

– Рада снова видеть тебя, Жозефин, – ответила ей Цомо и встала. – Пожалуйста, присаживайся.

Кристина нервно заерзала на тахте.

– А как же, конечно заждались, – сказала она надтреснутым от волнения голосом. – Мы надеялись, что у тебя хватит совести не замучить нас голодом…

Прежде чем сесть, Жозефин поставила на стол огромную картонную коробку.

– Надеюсь, это поможет мне искупить мою вину.

Цомо направилась в кухню, и, проводив ее взглядом, Кристина тревожно уставилась на Жозефин.

– Ну что? Убедилась? – спросила она, едва дыша.

Жозефин вздохнула и печально улыбнулась.

– Убедилась. И теперь не знаю, что делать.

Кристина похолодела. Подруга вздохнула так, как вздыхают только влюбленные глупышки. Как она сама. Неужели он околдовал и ее?

– Назначил тебе свидание? – выдавила она из себя и, чтобы хоть как-то унять волнение, схватила с полки журнал и принялась бездумно листать.

– Ой, Кристина… Ты меня должна за это возненавидеть, потому что я согласилась на него прийти.

Кристине показалось, что в ее тело вонзилась сотня раскаленных игл. В груди стало так тесно, что было больно дышать, несмотря на то, что ее сердце валялось теперь где-то под ногами, рассыпавшись по полу мелкими осколками.

– И когда же вы встречаетесь? – спросила она, нервно листая глянцевые страницы.

– Завтра.

– Завтра? Он заедет за тобой?

– Да.

Кристине хотелось в этот момент возненавидеть и Риши, и Жозефин, но почему-то ненависти в ее душе не было.

– Что ж, желаю приятно поразвлечься, – сказала она и через силу улыбнулась.

Все равно это продлится недолго, подумала она, вспомнив роковой сон прошлой ночи. Жозефин открыла рот, чтобы ответить ей что-то, но тут в комнату вошли Тензин и Цомо с тарелками в руках…

Вернувшись домой, Кристина плюхнулась в кресло и разрыдалась. Проклятье! Опять эти беспомощные, дурацкие слезы! К чему они? Она ведь и так с самого начала знала, чем все это для нее закончится. Она знала, что пытается одурачить себя надеждами на то, что этот мужчина окажется не таким, как ее прежние. И все же позволила себе совершить страшную ошибку – провести с ним ночь. О Боже, и что это была за ночь! Наверняка лучшего любовника у нее никогда уже в этой жизни не будет. Как не будет и мужа, который будет любить ее и дорожить ею.

И как поразительно быстро он клюнул на Жозефин! Но и Жозефин уже сейчас достойна сочувствия, потому что он поиграет с нею немного, а потом женится на миловидной индианочке, с которой она видела его во сне.

Кристина прикрыла воспаленные от слез глаза и снова увидела эпизоды сна. Они стоят с Риши на краю обрыва. Ветер играет с ее волосами, швыряя пряди ей в лицо, и Риши время от времени нежными пальцами отбрасывает их назад. Потом за его спиной появляется женщина-индианка, трогает его за плечо. Он оборачивается и, вдруг забыв о Кристине, кладет руки на плечи индианки, притягивает ее к себе и целует. А потом она видит пару: мужчина и женщина идут, взявшись за руки, вокруг священного огня, а брамин в оранжевых одеяниях читает слова молитвы на санскрите. Где-то в толпе Кристина видит и себя, с мертвенно бледным лицом, спутанными волосами и надрывающимся от боли сердцем.

С этой болью она проснулась и освободилась от его объятий. Эта боль помогла ей покинуть его. И с этой болью она будет теперь жить, пока не забудет его.