Текст книги "Француженки не крадут шоколад"

Глава 4

По гравиевой дорожке Люксембургского сада метались опавшие листья. Кэйд позволила ветру выдуть из своих мыслей Сильвана Маркиза и, гордо вздернув подбородок, наслаждалась прелестями прогулки. Перед дворцовым зданием семнадцатого века по глади пруда безупречной восьмиугольной формы прокатывались легкие волны, хотя сегодня на них не покачивались игрушечные парусники, которые обычно оживляли этот пейзаж на иллюстрациях туристских справочников. Солнечные лучи нежно просеивались сквозь облака, подсвечивая густые кроны деревьев и дворцовые стены.

Парк был почти пуст. Несколько прохожих, спрятав руки в карманы, видимо, использовали садовые аллеи для сокращения пути и, стойко снося удары осеннего ветра, спешили в столь ранний час добраться до теплых домов. Парочка бегунов, маячившая на дальних аллеях, выглядела неуместно и даже нелепо в этом классическом окружении и даже нелепо в своих современных легкоатлетических костюмах.

«Вот я и наслаждаюсь жизнью в Париже», – подумала Кэйд, останавливаясь на берегу пруда и окидывая взглядом изысканный пейзаж. Ее руки в карманах слегка сжались, так сильно она волновалась.

Париж.

Она освободилась от обиды на Сильвана Маркиза, занеся его отказ в разряд временных неудач. Отныне этот город войдет в ее мир, и она достигнет успеха, выпустит новую продукцию. В ее жизни будет своя лаборатория, мастерская, наполненная сложной шоколадной алхимией и взыскательными мастерами, способными создавать шедевры. И это тоже станет ее миром.

В этих размышлениях душа Кэйд словно созревала и крепла, становясь все больше и больше, все глубже и богаче, обретая размах подобно этому городу со всем его содержимым, таким же драгоценным, как темная шоколадная начинка. Сердце шоколада – нежное, насыщенное новыми, неведомыми Кэйд ароматами и вкусами, волнующими и оригинальными, и сокровенным теплом жизни.

Она почувствовала странное жжение в глазах, вероятно, от холодного ветра или от внезапного постижения красоты момента. Кэйд могла бы еще долго смаковать момент, если бы в него не вторгся разрушивший очарование запах мочи. К ней приближался грязный небритый бродяга, просительно протягивая руку. Она дала ему двадцать евро и, подчинившись внезапному порыву, присовокупила к ним «Плитку Кори» из своей коллекции талисманов. Привезя с собой большую коробку фирменного шоколада, она поставила ее в глубине кухоньки снятой квартиры и могла по мере надобности брать оттуда плитки, учитывая, что привыкла раздавать их вместе с милостыней на улицах. Обычно Кэйд представляла, какое удовольствие получит человек. И сейчас вздохнула с облегчением. Она продолжила прогулку, чувствуя себя сильнее и смелее, почти освободившись от воспоминаний о возмущении и превосходстве Маркиза Сильвана. Ее пронизывала радость, даже когда Кэйд увернулась от парня, бросившего окурок в ее сторону, пока его собака, тужась посередине дорожки, вываливала кучку дерьма. Да, Париж. Она уже в Париже. Этот славный город принадлежал ей одной.

Глава 5

Доминику Ришару не понравилась идея Кэйд. Он не отнесся к ней так же отрицательно, как Сильван Маркиз… или скорее Кэйд сама не приняла его ответ близко к сердцу. Мэтр Ришар не привлекал ее физически, не породил в ее воображении соблазнительную картину, которая невольно всплывала в мозгу, когда она думала о месье Маркизе: искусные руки ласкают на мраморе не шоколадную массу, а стройное женское тело. Кроме того, месье Ришар не обладал тем же даром использовать минимум средств, но задеть побольнее, показать, что американка недостойна даже презрительной усмешки. Доминик оказался грубым, агрессивным, его «нет» прозвучало бесцеремонно. Он нахально пялился на Кэйд и буквально раздевал ее глазами. Будто она лезет с наглым предложением, но, если не устояла перед его обаянием, то «великий Доминик» не против заняться с ней сексом в своем кабинете. Так и быть.

Как ни прискорбно, но это было лучше, чем безоговорочный отпор Сильвана. На дурацкое поведение Ришара ей было наплевать, а вот обида, нанесенная Маркизом, засела под кожей точно заноза и горела там неугасимым распаляющим огнем.

Менее чем за сутки ее великолепную бизнес-идею отвергли дважды! Кэйд загорелась мечтой о собственной линейке шоколада еще в средней школе, продолжала лелеять ее в колледже, а после четыре года вынашивала в душе планы реализации, распаляясь от собственных идей и методично накапливая опыт работы в компании, прежде чем выдвинуть предложение «прорыва», как обычно называл это ее отец. То есть сокровенные мечты она лелеяла как минимум десять лет. Ей всегда казалось, будто на пути к их воплощению стоит только ее семья, компания и ее нерешительность. И Кэйд никогда не приходило в голову, что сама мечта может отвергнуть ее.

Парижане нашли чертовски обескураживший способ ее разочаровать! Неужели не могли хотя бы притвориться, что им жаль ей отказывать? Им не следовало морщить нос и кривить губы, словно от ее предложения исходил дурной запашок.

Глубоко засунув руки в карманы пальто, Кэйд вышагивала по Люксембургскому саду, стараясь вернуть себе хорошее настроение и отвагу, сосредоточиться на порядке, царившем вокруг, на будущем, которое сулило новые удовольствия, новые встречи. Какая-то женщина упорно отвлекала своего неуверенно стоявшего на пухленьких ножках малыша от попыток залезть в воду большого округлого пруда, гладь которого рябила под порывами холодного ветра. Прямо перед ней парочка туристов, остановив случайного прохожего, просила их сфотографировать.

Кэйд приветливо кивнула клошару[25]25
  Клошар (фр.) – бомж.


[Закрыть], который слопал уже половину ее подарка, «Шоколада Кори».

– C’est de la merde[26]26
  Здесь: Дерьмовая подделка (фр.).


[Закрыть], – сообщил он. – Неужели вы думаете, что парижские клошары готовы лопать любую гадость?

Она двинулась дальше, бессильно сжимая кулаки и с горечью осознавая, что запросто отдала свой талисман поганому французу, не имевшему даже крыши над головой, а он воспринял ее дар с откровенным презрением. Глаза Кэйд наполнились жгучими слезами. Она сглотнула соленый комок и мысленно вернулась в свою квартирку, тесный клоповник, где она все-таки сможет обдумать свои дальнейшие действия. Да, через несколько часов она, спрятавшись от всех, откроет свой любимый ноутбук, найдет в списке третьего из десятки лучших шоколатье Парижа и разработает новый план.

Тепло окутало ее, едва она втиснулась в кабинку лифта. Конечно, отопление на лестнице не работало, зато не дул пронизывающий ветер. Оказавшись в своей крошечной комнатке среди старомодных и выцветших обоев в цветочек, Кэйд с горечью посмотрела на пластиковую столешницу в крохотном кухонном закутке, где громоздилась здоровенная коробка «Плиток Кори», неизменно сопровождавшая хозяйку во всех ее путешествиях.

Захватив горсть шоколадок из коробки, Кэйд уселась на узкую кровать у окна, разложила плитки по покрывалу и стала реветь в голос. В ее плач ворвался пронзительный телефонный звонок.

– Кэйд, – резко произнес отец, пока она изо всех сил пыталась загнать слезы обратно, чтобы не издать ни единого всхлипа. – Ты не могла бы изучить отчеты Дженни и Рассела? Я уже послал их тебе. Проверь свою почту, пожалуйста. У меня не сохранились копии твоих отчетов, сделанных по итогам ревизии наших универмагов, и я не уверен, что Дженни и Рассел сделали правильные выводы.

– А сам ты не сумеешь приструнить их? Пап, проучи их сам, и хорошенько!

– Да, но… мы чувствовали бы себя гораздо увереннее, если бы ты высказала свое мнение. Наверное, ты обнаружишь в своей почте еще пару писем. И я буду признателен, если ты тщательно изучишь и их тоже. А вообще, милая, как там твои дела? Развлекаешься?

– Еще как! – восторженно соврала Кэйд. – Дивное знакомство с шикарными шоколадными кондитерскими. Здесь мы можем многому научиться.

– Да-да, – промямлил отец, относившийся к идее дочери очень сдержанно. – А разве сам город не великолепен? Мы с твоей мамой провели там наш первый медовый месяц. Эх, как сейчас помню…

Пока не умерла Джули, мама Кэйд, они с ее отцом, Маком Кори, каждую годовщину своей свадьбы устраивали себе «медовый месяц».

– Да, великолепен, – признала она.

– Париж ей всегда нравился. Ты помнишь, как однажды мы взяли тебя с собой? А Джули любила просто бродить по этому городу. Там она в первый раз ступила на мощеные улицы, да и таких на редкость красивых старых особняков ей раньше видеть не приходилось.

Кэйд улыбнулась, вспомнив искренность и непосредственность мамы. Вот уж кто всегда высказывался абсолютно откровенно!

– В общем, ангел мой, мы тут без тебя уже скучаем. Жду не дождусь твоего возвращения. Надеюсь, ты не останешься в Европе до конца света, как хотелось бы твоей сестре. Но пока ты там, постарайся наслаждаться каждым моментом жизни. Ладно?

– Конечно, – произнесла Кэйд, всхлипнув, – уж я постараюсь.

Тем более что такие моменты можно перечесть по пальцам. Ее младшая сестра Джейми, видимо, вознамерилась сбросить с себя иго семейных обязанностей ради спасения этого мира, поэтому Кэйд не могла позволить себе поступить так же. Вскоре ей суждено вернуться в Кори, штат Мэриленд.

Не прошло и двадцати минут, как Кэйд вновь встала с кровати, поправила прическу и макияж, чтобы соответствовать столице моды, и набросала план атаки на очередного шоколатье.

Кэйд с сомнением взглянула на высокие каблуки своих сапог: после утренней прогулки ноги побаливали. Но это же ее по-настоящему первый день в Париже, и пока она не имела права сдаваться и менять обувь на более удобную. Ведь парижанки ходят на каблуках целый день – значит, и она сможет.

Денек выдался прелестный!

Не считая того, что мучительно ныли уставшие ноги. И еще она вляпалась в собачье дерьмо. А какой-то прохожий внезапно нагло облапал ее. Другой прохожий умудрился обжечь ей руку сигаретой. Но, по крайней мере, он не ухмыльнулся, а мгновенно остановился, чтобы поддержать Кэйд, и извинился в искреннем порыве раскаяния. Она проводила его взглядом, размышляя, не было ли это предзнаменованием – ей даже захотелось догнать незнакомца и назначить свидание. В расстроенных чувствах Кэйд присела за столик в ближайшем кафе, пошевелила онемевшими в сапогах пальцами и заказала чашечку горячего шоколада. Напиток оказался темным и крепким, не таким, как традиционное какао с симпатичным зефирным снеговичком, какое делали ей в детстве в кафе родного городка. Рядом с чашкой на блюдечке лежал узкий пакетик сахара, но полагалось ли высыпать его в шоколад? Или если она так сделает, то снова будет выглядеть как тупая туристка? Может, официант и положил его, заподозрив, что Кэйд приезжая. Он мог в любой момент заговорить с ней по-английски. Все тут начинали говорить с ней по-английски. А ведь она усердно изучала французский и в школе, и в колледже, да еще оплачивала частные уроки французского, но французы предпочитали демонстрировать собственные знания и лопотать с ней на очень корявом английском.

Парочки, сидящие за соседними столиками, оживленно болтали, размахивая сигаретами над недопитыми чашками и бокалами. Может, книгоиздателям следовало бы продавать проклятые сигареты в комплекте с парижскими путеводителями, чтобы туристы имели шанс адаптироваться? Разве в Париже курение в кафе не противозаконно? Кэйд пристроила свое пальто и перчатки на соседний стул и, грея ладони на чашке шоколада, впитывала его тепло. Ноги заныли еще сильнее, когда на них уменьшилось давление.

Плечи Кэйд поникли под тяжестью жуткой усталости. Неужели именно так ощущается поражение? Ей еще не приходилось испытывать подобного чувства, и она не желала признавать, что оно подавляет ее сейчас. Смелее, девочка! Пора ставить новые цели, только и всего.

Она бродила целый день. Мимо великолепных фонтанов, бросая мимолетные взгляды на укромные дворики, на витрины магазинов, за которыми красовались произведения искусства. Здания, улицы, булыжные мостовые, испортившие ей каблуки, – все окружение выглядело так, так… по-парижски. Кэйд прогуливалась вдоль Сены, и холодной, и грязно-бурой, и… великолепной. А над ней вздымалась громада собора Парижской Богоматери, и… и…

Кэйд должна была зайти к очередному шоколатье в ее списке. Раз так, она сумеет собраться с силами – ее дух будет крепнуть с каждым шагом – и войдет в очередную кондитерскую. И опять аромат и вид шоколада одурманят ее изысканной и сказочной исключительностью, и…

Она получила отказ очередного шоколатье. Симон Кассе бросил на нее быстрый проницательный взгляд синеватых глаз и посоветовал обратиться… к Сильвану Маркизу. Однако легкий изгиб его поджатых губ свидетельствовал о том, что он просто желает подстроить пакость Сильвану, не имея искреннего намерения помочь Кэйд в поисках. Следующий в списке, Филипп Лиони, буравил ее синими глазами, мгновенно потемневшими, как штормовое море, и буквально зарычал на нее. Львиным рыком разъяренного Аслана[27]27
  Волшебный лев Аслан из книг «Хроники Нарнии» Клайва Льюиса.


[Закрыть]. В ее ушах еще стоял звон, когда она покинула его магазин.

Иногда ей откровенно грубили, словно считали наивной дурочкой, не заслуживающей лучшего обхождения. Иногда окидывали озадаченным взглядом, похоже, размышляя, где американцы умудряются набраться таких диких идей. Порой Кэйд встречало дикое раздражение, будто парижанам изрядно надоели как сами американцы, так и их идиотское поведение. Один тип отверг ее предложение кокетливо, намекая, что она могла бы уговорить его, выбрав правильный подход. Кэйд отметила этого флиртующего шоколатье в списке возможных вариантов. Она почти не сомневалась, что шестидесятилетний ловелас обманывает ее, но надо же было отметить в этом списке хоть кого-то.

Кэйд не понимала, почему все ей отказывают. Разумеется, они дорожили своими секретами, индивидуальными творческими подходами к изготовлению своих шоколадных шедевров. Но именно наличие уникальных методик, проверенных годами и заслуживших признание, и привлекло ее сюда; именно в мир элитного шоколада она страстно мечтала попасть.

Почему никто не пожелал поделиться своим опытом и заключить с ней выгодную сделку? Все вели себя так, словно подобная сделка могла как-то разрушить их мир. Они напоминали упрямую старую аристократку, обосновавшуюся в унаследованной от прадедов усадьбе с любимым вишневым садом, которая отказывается иметь дело с властной строительной корпорацией, угрожавшей сровнять ее владения с землей. Но ведь Кэйд даже не мыслила ни о каком разрушении!

Наверное, она выбрала неверный подход. Видимо, следовало задействовать команду юристов, исполнителей и помощников, чтобы ошеломить парижских снобов. Мог ли иной подход принести желаемый результат? Перед мысленным взором Кэйд возник образ непреклонного, чувственного и надменного Сильвана Маркиза, и у нее возникло подозрение, что его реакция на юристов могла быть еще более взрывной и непредсказуемой.

В любом случае она не собиралась привлекать никого из кадровых помощников компании. Ей хотелось рискнуть, попытаться самостоятельно устроиться в Париже. Хотелось независимого и личного общения с людьми, хотелось продолжать… жить мечтой. Новый рецепт шоколада – вот единственный способ воплощения ее снов в реальность, только добыв его, Кэйд оживила бы крону фамильного древа, взращенного поколениями.

Субботний день клонился к вечеру, а Кэйд так и не приблизилась к цели. Она не заказала столик в роскошном парижском ресторане, где могла бы оживленно обсуждать планы с каким-нибудь пылким шоколатье и потом, прислушавшись к его советам, попробовать лучшие блюда из списка в меню, завершив ужин изысканным шоколадным десертом. Увы, ей предстоял очередной одинокий вечер. Она не могла припомнить, когда в последнее время проводила целых два дня и два вечера в одиночестве. Всегда сама решала, пойти ли в клуб с друзьями или провести вечер в одиночестве. Одиночество приносило облегчение от суетных, заполненных общением с людьми дней. Но сегодня не Кэйд выбрала такой удел и потому не испытывала радости, лишь горечь поражения. Стоило закрыть глаза, как она видела закрывающиеся двери, за которыми утопал во мраке некогда светлый мир ее сказочно счастливого будущего.

Вернувшись в свою квартирку, Кэйд открыла дверцу холодильника, наполненного коричневыми, бежевыми и бирюзовыми коробками, все с именами и логотипами лучших городских шоколатье. Нет, сегодня вечером она не собиралась торчать дома, поедая сладости.

Кэйд еще колебалась, поглядывая на свой фирменный смартфон «Блэкберри», но потом решительно отвергла его услуги. Она не станет звонить никому из знакомых, которые были бы рады вывести ее в свет ради расширения круга своих деловых знакомств и новых перспектив. Это ее приключение! Ее шанс! А не какой-то там очередной день, хоть и проведенный в заграничном городе.

Нет, она будет ужинать одна. А затем отправится к Эйфелевой башне и увидит тот сверкающий каскад огней, о котором родители только и твердили. Потом спустится к Сене и сядет на последний из знаменитых речных трамвайчиков, курсирующих по реке, обеспечивая туристам еще более впечатляющий ракурс на романтический город. Выйдя на дальней остановке, прогуляется по ночным набережным, понаблюдает за танцорами и барабанщиками, о которых прочла в путеводителе.

Несмотря на протесты разбитых ног, Кэйд, прихрамывая, намеренно шла окольными путями, чтобы избежать очередной случайной встречи с Сильваном Маркизом. Специально не захватила с собой ни «Блэкберри», ни ноутбук и вышла в город даже без путеводителя. Она в Париже. И сумеет сама найти приличный ресторан.

Кэйд вдруг заметила, что очутилась на пешеходной, вымощенной булыжником улице, заполненной неторопливо прогуливающимися людьми, останавливающимися перед стойками с меню, имеющимися у каждого бара и ресторана. Радостными людьми, довольными своей городской жизнью. Некоторые из них даже не смотрели на специальные предложения, написанные мелом на темных досках, установленных на тротуарах, а просто заходили в свои любимые ресторанчики, как к себе домой.

Кэйд остановилась перед рестораном с зеленым фасадом и полом, выложенным старыми гладкими огненно-красными плитками. В маленьком нижнем зале сгрудилось пять столиков, а в бельэтаж вела черная железная лестница. Стройный официант в черных брюках и футболке покачал головой, когда она спросила насчет бельэтажа; очевидно, тот зал открывался позднее.

Он не выказал также особого волнения по поводу того, что она пришла ужинать одна. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Может быть, она просто не заметила? Официант достаточно любезно проводил ее к столику на двоих возле окна, откуда Кэйд могла наблюдать за тем, что происходит на улице.

Как неловко! Ей редко приходилось ужинать одной в общественном месте. Во время командировок она обычно питалась в окружении деловых людей. Сидеть в ресторане за тысячи миль от дома, словно ты сиротка, – испытание не для слабонервных. Но она справится. Даже в Париже. Даже когда сосет под ложечкой, а нос покраснел от смущения. Она ослепительно улыбнулась гарсону, пожавшему плечами в ответ, и углубилась в чтение меню.

В зал вошла парочка клиентов, недавно разменявших шестой десяток, и села за соседний столик, переговариваясь по-английски. Великолепно! Пытаясь обрести свой Париж, Кэйд снова угодила в туристскую забегаловку. Сбежать в свою конурку, трусливо поджав хвост? Ну уж нет.

Надо подкрепиться основательно, а не ограничиться быстрым перекусом. Кэйд заказала полный комплексный обед из трех блюд. Она приехала сюда наслаждаться Парижем. И всеми тремя парижскими блюдами.

В ожидании вина Кэйд поигрывала столовыми приборами, уже жалея, что не захватила свой «Блэкберри». Затем решительно вытащила дневничок в кожаной обложке, купленный специально для заметок о парижском путешествии. Вошла очередная парочка во главе с высоким брюнетом. Сердце Кэйд замерло еще до того, как она подняла голову, чтобы получше его разглядеть. Официант дружески похлопал Сильвана Маркиза по плечу, приветствуя, а тот в сопровождении улыбающейся субтильной блондинки с идеально уложенной прической ответил ему рукопожатием.

Закрыв глаза, Кэйд попыталась смириться со слепой судьбой.

Почему такое случилось именно с ней? Как отвратительно, что ему взбрело в голову провести свое свидание в том же самом ресторанчике, где ей предстояло «наслаждаться» своим одиноким ужином. Он отвернулся от официанта и застыл. Широко открыв глаза, Кэйд вызывающе посмотрела на него.

– Уж не шпионите ли вы за мной? – скептически поинтересовался Сильван Маркиз.

– Зачем бессмысленно тратить средства компании? – холодно отозвалась она.

Нет, что это он, собственно, возомнил о себе? Тоже мне нашелся… светило кулинарии, один из лучших шоколатье в мире! И как он может так развязно болтать с совладелицей крупнейшей компании – производителя шоколада на планете? Ее телохранители, юристы или помощники сочли бы поведение Кэйд странным, если бы она в данном случае не стала шпионить за ним.

– Шпионит? – улыбнулась миниатюрная блондинка.

Сильван Маркиз пренебрежительно взмахнул рукой:

– Ce n’est pas important[28]28
  Это не важно (фр.).


[Закрыть].

Кэйд вспыхнула.

– Желаете в бельэтаж? – обратился к нему гарсон.

Очевидно, правило, предполагавшее изначальное заполнение нижнего зала, распространялось лишь на людей с американским акцентом.

– Нет, – сказал Сильван, не обращая внимания на разочарованный взгляд блондиночки. – Мы отлично посидим здесь, внизу.

В нижнем зале стояло всего пять столиков, и два из них были уже заняты. Официант усадил Сильвана с его подружкой через два столика от Кэйд. Мечтая съежиться до размера старого сушеного гриба, способного затеряться среди мусора на полу, Кэйд вдавливала острие своего серебряного пера в страничку дневника до тех пор, пока оно не прорвало бумагу.

«По крайней мере, – с горечью подумала она, – теперь я узнала, что выбрала приличный ресторан». Кэйд могла поспорить, что Сильван Маркиз вкушает только бесподобные, изысканного вкуса блюда. Вероятно, такой же бесподобной он считал и блондиночку. Перо испачкало чернилами и прорвало второй лист.

Когда несносный шоколатье проходил мимо к столику, до Кэйд донеслись легкие ароматы какао и корицы, цитруса и ванили. Естественно! Ведь к концу дня он весь пропитан экзотическими запахами. Наверное, ему не удается полностью избавиться от них даже после мытья или стирки одежды.

Закрыв глаза, она представила, как вода струится по его телу, начисто смывая шоколад и сахарную пудру. Ощущать запах шоколада – это такое наслаждение! Шоколадный дух каким-то удивительным образом поддержал ее силы, вернув в комфортную сферу. Что толку? Какая глупость бредить обнаженным телом какого-то выскочки? Разве может быть уютно там, куда вторгся высокомерный Маркиз?

Склонив голову, она отчаянно старалась придумать, что бы ей записать в дневник, изображая деловитость и игнорируя присутствие Сильвана. Как объяснить, почему она одна? Кэйд вдруг заметила, что уже многократно выписала на листке ежедневника слово «Париж», просто чтобы двигалось перо. Потом перо стало выводить ее собственное имя. Записало название ресторана. «Силь…» – перо начало своевольничать, и она захлопнула кожаную обложку. Похлопала по ежедневнику рукой, соображая, что с ней происходит. И наконец вновь открыла его. С крайней осторожностью Кэйд держала обложку так, чтобы он не заметил, какие слова записаны на листе.

– Что вы пишете? – спросил Сильван Маркиз, сидя за столиком в трех футах от нее. – Воспоминания о Париже? Шанталь, я тебя еще не представил? Познакомься с Кэйд Кори. Она знает все о шоколадном бизнесе, – добавил он тоном величайшей любезности, словно пояснял это смотрителю лаборатории микробиологии.

– Кори, – произнесла Шанталь, – так это вы производите те…? – Она, очевидно, осознала, что ее губы презрительно искривились, и сразу расплылась в милой улыбке. – Прелестно. А во Францию вы приехали пополнять свои знания о шоколаде?

Кэйд подумала, какими могли бы быть последствия, если бы она сейчас размахнулась и сильным ударом свалила их обоих с ног. Конечно, это будет не первый раз, когда американцев в Париже провоцировала на насилие особая «французская вежливость» – как называл этот вид издевательства ее дедушка. Да, она приехала во Францию пополнить свои знания о шоколаде, однако невинная улыбочка француженки сопровождалась далеко не невинным тоном вопроса.

И вообще, кто такая эта Шанталь? Кэйд заметила, что его Маркизово Величество не сочло нужным сразу представить свою спутницу. Она стала настолько важной частью его личной жизни, что предполагается ее известность широкому кругу заинтересованных лиц?

Никогда больше Кэйд не выйдет из дома без своего «Блэкберри». По крайней мере со смартфоном она могла бы изобразить деловую активность и выглядеть… еще более жалкой. Будто, даже сидя в центре Парижа, она не в состоянии найти для себя никаких иных ценностей, кроме славной работы в компании «Шоколад Кори».

Как раз той работы, принцип которой Кэйд так хотелось изменить.

– Разве у вас нет знакомых в Париже? – спросил Сильван.

Она пристально взглянула на него. Не разыгралось ли у нее воображение, или в его голосе действительно появилась нотка заботы? Уж не собирается ли он включить ее в свою компанию помощи жертвам общественного презрения?

Ответ на этот вопрос и Шанталь был интересен.

– Разумеется, знакомые у меня есть, – ответила Кэйд.

В общем, несколько человек захотели бы познакомиться с ней. Из отцовского списка.

На лице Сильвана отразилось недоверие. Кэйд уже решила встать и уйти, сделав вид, будто заглянула сюда просто выпить бокал вина, когда возле ее столика появился официант с тарелкой равиоли, плавающих в сливочном соусе с базиликом и кедровыми орешками. От блюда исходил райский аромат, и выглядело оно, как внушительный замок на двери ресторана, приговоривший ее на вечер к мучительному соседству. Ей следовало остаться дома, лелеять свою печаль. Или пообедать в ресторане Эйфелевой башни.

Перед ее мысленным взором предстала яркая картина совместного ужина с Сильваном Маркизом в ресторане Эйфелевой башни, и она даже сумела разглядеть городские огни, темное звездное небо, блеск его темных волос и руку, предлагающую ей попробовать нечто бесподобное. Передернувшись, Кэйд выбросила видение из головы.

Не лучше ли воспользоваться случайно полученной информацией о местонахождении Сильвана и его отсутствием, пробраться в его мастерскую и выяснить все его секреты? Хорошая идея! Дед гордился бы внучкой. Кэйд внутренне улыбнулась: его гордость будет, пожалуй, настолько взрывоопасной, что весть о ее тайной затее упадет прямо в уши его сына, отца Кэйд. А отец был сторонником смехотворной позиции о корпоративном шпионаже. Он полагал, что им надо быть очень осмотрительными, не привлекать к шпионской деятельности людей, которых могли хоть как-то связать с семейством Кори.

– Тогда почему же вы обедаете в одиночестве? – снова поинтересовался Сильван.

Кэйд обожгла его взглядом. Какая бестактность! Так жестоко и больно сорвать ее с небес! Мысленно она уже купила его секреты за миллионы долларов, но шлепнулась на грешную землю и оказалась объектом жалости и снисходительной опеки. Разумеется, он больше озабочен тем, чтобы в очередной раз покрасоваться и унизить ее.

– Потому что мне не слишком нравится общение с людьми. Знаете, как у Омара Хайяма: «Уж лучше быть одной…» – парировала Кэйд.

Пора бы ему заткнуться и обратить внимание на свою куколку. Хотя в глубине души Кэйд было любопытно, каким бывает свидание с человеком, способным создать такой удивительный вкус шоколадных конфет и чьи глаза так таинственно темнеют, когда смотрят в твои…

– Vraiment?[29]29
  Неужели? (фр.).


[Закрыть] – заинтригованно отозвался Сильван. – Как вы дошли до такой жизни? Может, вы просто переводите ценность общения на доллары или евро?

Всеми фибрами души желая бросить на столик кредитку и подозвать официанта, Кэйд начала судорожно копаться в сумочке. Хватит, будем считать, что Сильван победил, ему удалось выжить ее из этого ресторана. С такой же легкостью он выдворил Кэйд из шоколадной лаборатории. Благодаря всего паре презрительных слов и чертовски высокомерному взгляду. Она замерла, отложила сумку, медленно втянула воздух носом и, сосредоточившись на равиоли в сливочном соусе с бледно-зеленым отливом, вонзила вилку в изящный пельмешек.

– Bon appétit[30]30
  Приятного аппетита (фр.).


[Закрыть], – любезно сказала Шанталь.

Если говорить начистоту, то Кэйд уже возненавидела не только его, но и его подружку. Фальшивая любезность смазливой парижской блондинки, сидевшей за одним столиком с превосходным шоколадным чародеем, маскирует ее безграничную злобу.

Но стоило Кэйд уткнуться в тарелку, как раздражение отступило. Вкус равиоли расцвел у нее на языке: идеальное сочетание базилика, соли, топленого масла, кедровых орешков и сливок, превосходный пельмешек с какой-то не вполне понятной начинкой. О, дивный мир! Все вкусы слились воедино в одном изысканном блюде ценностью в тысячу калорий. А, да ладно! Кто об этом сейчас думает?

Она вдруг осознала, что сидит с закрытыми глазами, смакуя вкусный пельмень, а когда открыла их, то увидела, что Сильван Маркиз с улыбкой наблюдает за ней. Словно он знал, что Кэйд ощущает в момент первой пробы этого блюда, и наслаждался вместе с ней. Наслаждался тем вкусом, который чувствовала она.

Кэйд невольно вспыхнула, охваченная возбуждением, ее бросило в жар. Даже из гордости она не смогла воспрепятствовать проявлению своего волнения. Щеки предательски пылали.

Улыбка медленно растаяла на губах Сильвана Маркиза, не сводящего с нее глаз. К их столику подошел официант и что-то обсудил с Шанталь, но Сильван, похоже, даже не слышал его.

– Сильван? – обратилась к спутнику Шанталь. Его имя, произнесенное ее изящными французскими губками, звучало великолепно. Идеально правильное произношение окончания напоминало легкий елейный стон.

Он не ответил. Шанталь перевела взгляд с него на Кэйд, и в нем отразились далеко не радостные чувства. Кэйд отвернулась и уставилась в окно.

– Сильван, – повторила Шанталь.

– Что? – рассеянно отозвался тот.

– Tu as choisi, mon cher?[31]31
  У тебя что, проблема выбора, мой милый? (фр.)


[Закрыть]

– Pardon. Oui. Les ravioles[32]32
  Прошу прощения. Да. Равиоли (фр.).


[Закрыть], – сказал он официанту.

Жар возбуждения опять охватил Кэйд.

«Душераздирающая и смехотворная ситуация», – мысленно отметила она. Удастся ли ей натурально изобразить спазм желудка, чтобы сохранить достоинство и покинуть ресторан?

Нет, изображая мучительную боль, она будет выглядеть отвратительно. Может, лучше сердечный приступ? Или выдать аллергическую реакцию на базилик? Тогда можно объяснить эффект покрасневшей физиономии. Или лучше сделать вид, будто ей попала в глаз соринка, и удалиться в дамскую комнату, а там вылезти в окно, чтобы больше не возвращаться за столик. Окинув взглядом ресторанчик, Кэйд поискала табличку, но не заметила в нижнем зале ничего подобного. Значит, удобства либо в подвале, либо на бельэтаже. Она не сомневалась, что сумеет незаметно вылезти в узкий оконный проем, но все-таки прикинула, много ли туалетной бумаги понадобится для скручивания крепкой веревки.