Текст книги "Француженки не крадут шоколад"

Лора Флоранд
Француженки не крадут шоколад

Mille mercis[1]1
  Тысяча благодарностей (фр.).


[Закрыть] Жаку Генину и Мишелю Шодану, двум шоколатье из Парижа, они любезно пригласили меня в свои лаборатории и терпеливо отвечали на все мои вопросы.

Также выражаю благодарность шеф-повару шоколатье в кондитерской Жака Генина, Софи Видаль, которая была воплощенным терпением.

Laura Florand

Chocolate Thief

Copyright © 2012 Laura Florand

Перевод с английского М. Юркан

Художественное оформление Е. Ененко

Глава 1

Ноябрь вернул на парижские улицы холодную погоду. Но в своей laboratoire[2]2
  Лаборатория, рабочее пространство (фр.).


[Закрыть] Сильван задавал для шоколадных изысков любую желаемую температуру. Он распластал шоколадную массу по мраморной столешнице. Под его ловкими руками слои темного, разогретого шоколада накладывались друг на друга, сливались воедино и вновь растекались на мраморе. Сильван Маркиз знал, чего хотят женщины: шоколада. Более того, достигнув зрелости, он научился мастерски управлять женскими желаниями.

В это время в магазине при его кондитерской элегантная блондинка, каждое движение которой свидетельствовало о высоком статусе и богатстве, купила коробочку шоколадных конфет и тут же, не удержавшись, попробовала одну. Сильван наблюдал за ней через большое внутреннее окно, позволявшее покупателям видеть, как мастер изготавливает свою фирменную продукцию. Он заметил, как ее безупречные белоснежные зубки погрузились в шоколадную конфетку размером с наперсток, и предвкушал, какое слабое сопротивление окажет нажиму шоколадная глазурь, какую волну удовольствия породит в ней мягкая, тающая на языке начинка. С легкой улыбкой Сильван склонил голову, вновь сосредоточившись на процессе изготовления шоколада. От его внимания ускользнул тот момент, когда в магазин вошла очередная покупательница.

Но, как оказалось, она сама не собиралась оставаться незамеченной.

На дождливую улицу украдкой просачивался запах шоколада. Пытаясь выяснить его источник, прохожие в длинных темных пальто нерешительно оглядывались, замедляя шаг. Одни останавливались полюбопытствовать, другие продолжали путь. Кэйд решила войти в магазин.

Аромат какао обволакивал ее как теплое одеяло, защищая от холода. Какао завладело всеми чувствами. Она обрадовалась, потому что этот аромат словно вернул Кэйд домой, хотя ее глаза ясно видели, что сейчас она не могла бы быть дальше от стальных чанов семейной фабрики, от шоколадных потоков, извергаемых непрерывно и ритмично из желобов в формы, и от миллиардов идеально одинаковых плиток в роскошных фирменных обертках, которые составляли для нее смысл жизни.

Странное внутреннее напряжение внезапно исчезло, спина Кэйд распрямилась, и трепет освобождения волной прокатился по телу.

Шоколад, отлитый в формы огромных половинок какао-бобов, красовался в витринах и добавлял очарования каждому уголку магазина. Кэйд представила создавшую их руку – большую, мужскую, с сильными длинными пальцами, способными к ювелирной точности. Фотографию этой руки она поместила в своем ноутбуке в качестве фонового изображения.

Каждому шоколадному бобу соответствовали пейзажи разных стран, производящих какао. А на поверхности лежавших в витринах бобов в избранных дизайнером местах расположились шоколадные конфетки.

Кэйд обвела взглядом магазин. Темневшие кое-где по углам торговых ящиков названия брендов свидетельствовали о том, что их доставили из заморских стран. Настоящие какао-бобы, высыпавшиеся из этих ящиков, демонстрировали посетителям сыры, прибывшие из экзотических стран. Кэйд бывала в этих странах. Темные этикетки вызвали в ее памяти их ароматы и пейзажи, образы далеких друзей, звуки мачете на стволах шоколадных деревьев, запахи проходящих ферментацию какао-бобов.

Маркиз разбросал дробленые бобы какао по всему залу, подобно шеф-повару, украшавшему тарелку несколькими каплями соуса. Здесь и там в прихотливом порядке были разложены кучки стручков ванили и трубочек корицы – débauche[3]3
  Разврат, разгул, оргия (фр.).


[Закрыть] необработанной экзотической роскоши.

Любой, даже самый незначительный элемент интерьера подчеркивал дивную природу шоколада, благодаря чему еще более выразительным становился триумф его изначальной изысканности: крохотные конфетки, chocolats[4]4
  Шоколадные конфеты (фр.).


[Закрыть] от Сильвана Маркиза стоимостью полторы сотни долларов за фунт[5]5
  Фунт – 0,454 кг.


[Закрыть].

Сильван Маркиз… Его считают лучшим шоколатье Парижа. «А он и правда такой», – подумала Кэйд. Увидев на стене знакомую ей до боли фотографию его руки, она поняла, что сам он в этом уверен.

Конфеты укладывали в коробки древесного цвета и обвязывали фирменными тесемками. На них красовалось его имя – «СИЛЬВАН МАРКИЗ» – жирный шрифт поблескивал изысканным цветом черного шоколада.

Кэйд глубоко вдохнула, черпая храбрость из этих ароматов и образов. Ее охватило опьяняющее возбуждение, но при этом странным контрапунктом его сопровождал страх, словно ей предстояло пройти обнаженной по сцене перед множеством зрителей. Хотя страх оправдать было трудно. Ведь она сама трудилась над изготовлением шоколада, унаследовав семейную империю по праву рождения. Ее отец часто шутил, что шоколад течет в ее жилах. Значительная доля глобальной экономики компании зиждилась на шоколаде, выпускаемом семьей Кори. Она могла сделать Сильвану Маркизу очень выгодное предложение. Однако Кэйд настолько боялась сделать первый шаг, что с трудом подавляла панику.

Мысленно она видела самые знаменитые, выпускаемые ее семьей плитки молочного шоколада, завернутого в фольгу и бумажную обертку, на которой была выписана ее фамилия – в продаже за тридцать три цента в «Уол-март». Эти тридцатитрехцентовые плитки принесли на банковский счет ее семьи больше денег, чем большинство людей могло вообразить. И уж определенно больше, чем мог представить лучший шоколатье Парижа. И тем не менее душа Кэйд съеживалась при мысли, как в столь изысканной обстановке она извлечет из сумочки одну дешевую плитку.

– Bonjour[6]6
  Добрый день (фр.).


[Закрыть], – обратилась Кэйд к ближайшему продавцу.

Она сумела преодолеть языковой барьер. Впервые произнесла что-то по-французски перед настоящим парижанином! Большую часть своей жизни Кэйд изучала испанский и французский языки, поэтому легко общалась на них, посещая плантации шоколадных деревьев. В прошлом году, решив совершенствоваться, она также оплачивала домашние уроки с носителями французского языка и, занимаясь с ними по часу в день, просиживала вечера за домашними заданиями, сосредоточившись на словах, которые ей придется сегодня использовать, – samples, marketing, product lines[7]7
  Образцы, маркетинг, товарная специализация (англ.).


[Закрыть]. И chocolat. И вот, наконец, она готова. Говорит. Готова рассказать о совершенно новой продукции, задуманной для их компании, о своеобразной «la cerise sur le gâteau». «Вишенке на торте»… Может, они смогут сотрудничать, взяв за основу эту идею в качестве одной из новых форм продукции…

– Je m’appelle[8]8
  Меня зовут (фр.).


[Закрыть] Кэйд Кори. Я возьму пять коробок. Будьте добры, уложите в них все возможные сорта ваших конфет.

Только одна из купленных коробок предназначалась лично для нее. Остальные следовало отправить обратно в головной офис компании «Шоколад Кори» в городок Кори, штат Мэриленд.

– И пока вы будете их упаковывать, я хотела бы встретиться с Сильваном Маркизом.

Ее французский звучал так красиво, что она не могла подавить едва заметную горделивую улыбку. Слова легко слетали с языка, Кэйд лишь чуть-чуть запнулась вначале. И все благодаря усердно исполненным домашним заданиям.

– Yes, мадам. – Молодой человек в накрахмаленной форме ответил ей по-английски, уколов ее подчеркнутой равнодушной вежливостью.

Она удивленно прищурилась, воздушный шар ее счастья слегка сдулся, проколотый одним словом на ее родном языке.

– Господин Маркиз занят, мадам. Он занимается изготовлением шоколада, – сообщил он все так же по-английски, вынудив Кэйд стиснуть зубы.

Вот уж мерси… Или благодарю покорно, ее французский звучал гораздо лучше его английского. Молоденькая продавщица начала наполнять коробки заказанными Кэйд конфетами, а парижский сноб провел ее через дверь в заднюю часть кондитерской.

Вступив в волшебный мир, она почти забыла об «английской» пощечине, поскольку воздушный шар ее счастья вновь раздулся до должного объема. В одном углу комнаты тощий очкарик с утонченным лицом поэта или ученого зануды щедро разливал по формочкам ковши белого шоколада. В другой стороне женщина с волосами, покрытыми бумажной шляпой с оборочкой, обмахивала кисточкой шоколадных совят. Еще две заполняли коробки маленькими конфетками. Другие аккуратно накладывали пластиковые листы с тонкими украшениями на сгруппированные по дюжине конфеты и, слегка надавливая, переносили украшение на каждую конфетку.

За центральным столом со столешницей из розового мрамора кондитер орудовал большим венчиком, колдуя над кастрюлей в пароварке, на вид весившей не менее сорока фунтов[9]9
  Около 18 кг.


[Закрыть]. Оттуда, окружая его, поднималось облачко белой пыли. Напротив него другой тощий кондитер с аккуратной темной бородкой выдавливал шоколадную массу из кондитерского мешка в формы, из которых торчали палочки леденцов. В лучах льющегося из окон света у него на пальце поблескивало обручальное кольцо.

Все здешние работники отличались худобой. Удивительно для людей, целые дни проводивших рядом с соблазнительным шоколадом. Только один высокий здоровяк выделялся небольшим брюшком, хотя при этом казался вполне довольным собственной комплекцией. Все были в белой униформе и бумажных поварских шапках разных фасонов. В этом мире царила строгая иерархия, заметная для любого наблюдателя. Над раковинами висели кухонные кисточки, лопатки и мутовки. На мраморной столешнице стояли большие электронные весы и огромный миксер. По одному краю рабочего стола располагались контейнеры и миски разных размеров. Заполненные изюмом, цукатами, сахарным песком, они окружали работавших на этом просторном мраморном островке. Люди мельком взглянули на вошедшую особу, но большинство вновь сосредоточились на работе. Лишь один мужчина, мастерски пластовавший шоколад на мраморе, подарил ей долгий взгляд, выражавший особую властность и, вероятно, некоторое пренебрежение.

Высокий и худощавый брюнет с ниспадающими волнистыми волосами. Небрежно заправленные за одно ухо, они позволяли хорошо видеть идеально соразмерные черты его лица. Белый поварской колпак минимизировал риск попадания его волос в конфеты невезучих клиентов. Спереди на его поварской куртке темнели размазанные шоколадные пятна. Он был красив.

Кэйд судорожно сглотнула, почувствовав, что во рту пересохло. Витавшие здесь ароматы, сосредоточенная работа кондитеров, осознание того, что лучший шоколатье Парижа оказался в реальности более привлекательным, чем на фотографии, – все это кружило ей голову, порождая еще более сильное волнение. Она попала сюда: сбылась ее мечта!

А вот Сильван Маркиз выглядел раздраженным.

Наверное, она перенервничала. Может, не так уж он великолепен? Ладно, на своих фотографиях он смотрелся потрясающе, и снимок его руки постоянно являлся ей во снах, но Кэйд всегда старалась относиться ко всему этому критически.

Однако сейчас, при личной встрече, она ощутила исходящую от него энергию и власть, страсть, укрощенную самодисциплиной. Это увеличило ее волнение, провоцируя на чрезмерную чувствительность. Кэйд вдруг представила себя упавшей банкой кока-колы, взорвавшейся пенной струей.

– Bonjour, monsieur, – старательно произнесла она, следуя советам своих французских наставников, и самонадеянно шагнула вперед, протягивая руку.

В ответ, обескуражив ее, он выставил локоть. Удивленно взглянув на предложенную часть руки, Кэйд посмотрела на шеф-повара.

Он выразительно приподнял брови и произнес:

– Hygiène. Je travaille le chocolat. Comment puis-je vous aider, mademoiselle Coree?[10]10
  Гигиена. Я готовлю шоколад. Чем я могу вам помочь, мисс Кори? (фр.)


[Закрыть]

Она мысленно перевела его слова с французского, еще больше разволновавшись оттого, что смогла понять их, что ее учеба дала хорошие плоды. Он выражался так изысканно, что ей захотелось в восторге буквально обнять сам его голос. Вместо этого она неловко коснулась его локтя, невольно заливаясь румянцем. Как, черт возьми, можно пожать чей-то локоть?

Его рука опустилась. С сосредоточенным видом он коснулся пальцем разогретой шоколадной массы. А о Кэйд, похоже, уже забыл. Странно. Он же знал, кто она такая. Она ведь явилась не с неожиданным визитом. Шеф-повар должен сознавать, что она может существенно повысить его доходы. Почему же он не обращает на нее внимания?

Но он, видимо, считал ее визит менее важным, чем процесс пластования шоколада.

– Не могли бы мы побеседовать с вами в более уединенной обстановке? – спросила Кэйд.

Его брови сошлись у переносицы.

– Это важный момент, – отозвался он. Имея в виду шоколад.

Неужели Сильван Маркиз полагает, что она зашла сюда просто из любопытства, как турист, интересующийся производством любимых шоколадок?

– Мы ищем партнера для создания новой линии шоколадной продукции, – спокойно произнесла Кэйд, мысленно прибавив: «Так что же для вас важно, Сильван Маркиз, процесс или результат?»

Много раз она репетировала со своим французским учителем эту речь, и теперь, произнося ее вслух в этой кондитерской, Кэйд испытывала головокружение от успеха.

– Мы будем выпускать шоколад высшего качества и полагаем, что будет очень изысканно, очень по-парижски, если на нем будет значиться ваше имя.

«Наконец-то он обратил на меня внимание!» – самодовольно подумала Кэйд, заметив, как пристально Маркиз взглянул на нее, а его длинная узкая лопатка замерла на шоколадной массе. Ей показалось, будто она буквально видит, как вспыхнули в его мозгу денежные знаки. Или он просто добавил несколько нулей к концу своего банковского счета?

– Pardon, – медленно и настороженно произнес он. – Вы хотите поместить мое имя на вашу продукцию?

Кэйд кивнула, довольная тем, что все-таки потрясла его. Ее волнение вновь взлетело к небесам с напором струи гейзера «Верный старик» из Йеллоустонского парка. Новая линия шоколада для гурманов станет ее подарком семейному делу. Она сама будет заниматься его производством и обеспечит новую продукцию всеми изысканными достоинствами выпускаемого в Париже шоколада, какими ей только захочется.

– Вероятно. Именно это я и хотела бы обсудить с вами.

Его рот открылся и закрылся. Кэйд торжествующе усмехнулась. Что, интересно, почувствует его рука, когда они скрепят рукопожатием такую сделку?

Сердечное тепло. Силу. Уверенность. Полноту энергии и власти, способной превратить сырые необработанные ингредиенты в некую совершенную чувственную редкость. В Кэйд вновь забурлили пузырьки восторга. Она окинула взглядом эту скромную laboratoire, чудо мастерства и творчества, разительно отличавшуюся от знакомых ей с детства просторов шоколадных фабрик.

– Vous…[11]11
  Вы… (фр.).


[Закрыть] – Сильван Маркиз оборвал начатую фразу, решительно сжав губы. Что-то вспыхнуло в его глазах, разбив маску холодного самообладания.

Ярость, гнев?

– Вы хотите поместить мое имя на вашей продукции? – повторил он, с трудом контролируя свой голос и пытаясь сохранить невозмутимое выражение лица, хотя глаза его практически полыхали. – Мое имя? – Он жестом показал на пару боковых столов, где коробка за коробкой с соблазнительным оттиском его имени заполнялись, закрывались и связывались. – Имя Сильвана Маркиза?

– Я…

– На «Шоколад Кори»?

По тридцать три цента в «Уол-марте». Кэйд покраснела до корней волос и, опустив руку в дамскую сумочку, сжала заветный прямоугольник в яркой золотисто-коричневой обертке, воспользовавшись им словно талисманом и одновременно смущенно засовывая его поглубже.

– Это же будет совершенно иная продукция. Для гурманов…

– Мадемуазель… – Его губы сурово сжались, заморозив бутылочку с ее пенистой «колой» так быстро, что Кэйд почувствовала надвигающийся взрыв. – Вы тратите мое время. А я трачу ваше. Я никогда не соглашусь сотрудничать с компанией, выпускающей «Шоколад Кори».

– Но вы лишь взгляните на список наших предложений…

– Au revoir[12]12
  До свидания (фр.).


[Закрыть].

Он точно застыл. Стоял над своим остывающим шоколадом, пронзая ее глазами цвета очищенных какао-бобов и заставляя ее – одним своим взглядом, вкупе со словами и властью в собственном заведении – развернуться и удалиться.

Сделав пять шагов к входной двери, Кэйд задрожала от замешательства и ярости, осознав, что именно позволила ему сделать. Она позволила ему сохранить абсолютную власть в его мире, а выгодное предложение вышвырнуть вон. Кэйд не принадлежала к людям, готовым безропотно подчиняться. Ей следовало бы остаться и отстоять свои предложения.

Она попыталась собраться с духом, чтобы развернуться и вновь отважно встретить это унижение, но дверь находилась уже в трех шагах. Кэйд сжала «Плитку Кори» в своей сумочке и постаралась с презрительным видом пройти эти три шага. Но невозможно отступать с достоинством. Никого не обманет спина с презрительно вздернутой головой.

«Ну и черт с вами, Сильван Маркиз! – в отчаянии думала она. – В Париже найдутся и другие шоколатье, вероятно, получше вас. Вы – всего лишь минутная прихоть крупной корпорации. И вы еще пожалеете!»

Кэйд вышла из лаборатории в магазин, громко хлопнув дверью, чем заработала неодобрительные взгляды как от клиентов, так и от продавцов, выразительно показавших мнение о невоспитанности американцев слегка опущенными уголками губ.

Америка могла купить и продать этих снобов с потрохами без проблем. Если бы только они захотели заработать деньги, наклеив на себя товарный ценник.

Решительной походкой она направилась к стеклянной двери на улицу.

– Мадам, – обратилась к ней девица, сидевшая за кассовым аппаратом, рядом с большим пакетом древесного коричневого цвета, украшенным фирменным логотипом «Сильван Маркиз». – Ваш заказ.

На лице этой француженки было такое выражение – нейтралитет, подкрепленный скрытым убеждением превосходства, – что Кэйд внезапно захотелось дать ей пощечину. Кэйд колебалась. Ее кредитную карту также могли воспринять в штыки, поэтому, еще больше разозлившись, Кэйд высокомерно вытащила свою кредитку и вручила ее кассирше. Оглянувшись, она заметила, что Сильван Маркиз наблюдал за ней из-за окна, изгиб его тонких губ выражал изумление, раздражение, презрение. Кэйд сжала зубы с такой силой, что не удивилась бы, если бы они хрустнули и сломались. Но он тут же вернулся к своей работе. Наверняка уже выбросил ее визит из памяти.

Она подтвердила оплату со своей кредитки, обогатив его банковский счет почти на тысячу долларов за пять ничтожных коробок шоколада, и решительно вышла на улицу.

Ей отчаянно захотелось эффектно умчаться в шикарном лимузине или таинственно раствориться в сумерках парижского заката. Но она лишь сделала десять шагов, перейдя через улицу, скрылась за темно-зеленой дверью парадной и, войдя в крошечный лифт, осознала истинную причину стройности француженок. Клаустрофобия. Пакет с коробками конфет вдавился в ее ноги. Скрипучая кабина подъемника остановилась на шестом этаже. Кэйд оказалась в комнатке по размеру в половину меньше ее домашней спальни, бросила пакет с коробками на кровать и сердито взглянула в окно на сияющие внизу витрины магазина Сильвана Маркиза. А как она обрадовалась, сняв эту маленькую квартирку напротив его шоколадной кондитерской. Подобная близость казалась гораздо более реальной, более подходящей для осуществления задуманного ею проекта, чем далекий роскошный отель на Елисейских Полях. Это можно назвать своеобразной жертвой, как и факт, что Кэйд собиралась выяснить, как пользоваться прачечной самообслуживания, но цена неудобств казалась разумной.

До нынешнего момента. Сейчас же она стояла в крохотной квартире, торчала под крышей дома над этой кондитерской как идиотка. Она могла еще, положим, перебраться в отель. Но тогда в чем смысл ее присутствия в Париже, если она просто переедет в отель, словно прикатила сюда в обычную командировку?

Украдкой взглянув на брошенный на кровать пакет с шоколадными конфетами, Кэйд решительно сказала себе: «Ни за что». Она вновь покосилась на пылавшую внизу вывеску «Сильван Маркиз». Из коробок уже просачивался запах шоколада. Ее родной городок пропах шоколадом насквозь. Хотя и не таким шоколадом. Не такого отборного качества, созданного фантазией и руками одного мастера.

Может, попробовать одну конфетку? Чтобы убедиться, насколько его перехваливают. Когда ее язык ощутил вкус полнейшего искушения, вся ее злость исчезла, она беспомощно уткнулась лбом в оконное стекло, пытаясь удержать на губах презрительную усмешку. Что было трудно сделать с тающей во рту шоколадной вкуснятиной.

Маркиз произвел на нее сильное впечатление. Прискорбно, что при этом он оказался редкостным идиотом.