Текст книги "Созвездия тел"

То же происходило и в комнате Кассандры. Словно зачарованная, Мари не могла отвести глаз от тела нашей подруги и медленно заливалась краской.

– Все хорошо, Кэсси, – наконец произнесла она. – Я не вижу болезней, и тебя ждет удачное замужество.

– Смотри сюда. – Я указала на скопление бледных родинок у нее на бедре. – Ты здорово преуспеешь в карьере.

– Да, но в чем именно? – Кассандра вытянула шею, чтобы посмотреть самой. – Мама так и не смогла разобраться, я тоже не понимаю.

Мы с Мари некоторое время изучали кожу Кассандры, но все было без толку. Мы не могли рассмотреть в ее комбинациях ничего конкретного, было понятно лишь то, что в целом они означают что-то хорошее. Мои собственные детские отметины сообщали нечто столь же туманное: никаких подробностей, помимо того, что однажды я буду работать с Майлсом и что работа будет подразумевать какой-то кропотливый труд. Я-то, конечно, еще могла надеяться, что обретение взрослых отметин поможет мне прояснить будущее. Но у Кассандры такой роскоши больше не было. Она стала женщиной, и в этих отметинах заключались последние предсказания, какие когда-либо у нее появятся.

Мы заглянули в «Картографию будущего» (у экземпляра Кассандры был золоченый обрез) и сверились с комбинациями, означавшими карьеру, но не смогли найти такие, которые идеально повторяли бы те, что были у Кассандры. Я прижала палец к правому бедру Кассандры и прикрыла глаза. Я надеялась почувствовать легкую вибрацию, которую испытывали лучшие толкователи во время своей работы, но так ничего и не ощутила. Бездарность.

Я открыла алфавитный указатель справочника и повела пальцем по листу, пока не наткнулась на словарную статью «Ожидания, неоправданные». Все мы слышали байки о паре, сыгравшей свадьбу (потому что так обещали отметины невесты), но спустя несколько лет подавшей на развод, или о женщине, которая родила ребенка, несмотря на отметины, сообщавшие, что она бесплодна. Чаще всего в таких случаях достаточно было лишь снова обратиться к «Картографии будущего» и еще раз сравнить с ней отметины, чтобы выяснить их истинное толкование.

Пока я читала, Кассандра увлеченно разглядывала свою руку. Похоже, обзавестись новыми отметинами было все равно что влюбиться в саму себя. Я опять вспомнила Дейрдре в школьном туалете – как близко она склонилась к зеркалу, чтобы накрасить губы той помадой. Она была столь же уверена в себе и решительна, как и нынешняя Кассандра. А потом она пропала.

Я выпустила книгу из рук и схватила Кассандру за плечо.

– Будь осторожна.

Она моргнула.

– С чем?

– Со всем. Я не хочу, чтобы с тобой случилось то же, что и с Дейрдре.

Кассандра лишь отмахнулась от моих слов, и это пренебрежение было хорошо мне знакомо. Она стала превращенкой, но в то же время оставалась все той же девочкой, которая наперегонки со мной мчалась по пирсу на озере и бешено сигала в воду в надежде поднять побольше брызг.

– Тебе нужно к профессионалу. – Я подобрала с пола вещи Кассандры и бросила их ей. – К той, кто лучше нас понимает, что могут означать такие отметины. И нам стоит пойти к ней прямо сейчас, не дожидаясь государственного осмотра. А то он еще нескоро.

Кассандра колебалась, прижимая одежду к груди, словно щит. Затем натянула ее – медленно и осторожно, так, будто каждый слой одежды придавливал ее.

На первом этаже миссис Хан ждала нас в прихожей, перегородив путь к двери. На ней была безукоризненная белая туника и нефритовые бусы, но этот элегантный вид омрачало напряжение, написанное на ее лице. Она вся была словно натянутая струна.

– Ты ведь не думаешь, что я отпущу тебя куда-то в первый же день превращения? – Ее воспаленные глаза следили за движениями дочери. – Это слишком опасно. Особенно после того, что случилось с Дейрдре.

– Ну мы ведь говорили уже об этом, – возразила ей Кассандра. – Помнишь? Сейчас светло, я с подружками. Все будет нормально.

– Я пойду с вами, просто на всякий случай.

– Мам, но ты же мне обещала. Ты слово мне дала, что не станешь сажать меня под замок, когда я вступлю в превращение, или ходить за мной по пятам, будто я младенец.

Миссис Хан помолчала.

– Верно. Девушки нуждаются в самостоятельности. Твой отец всегда говорил, что, как только у тебя появятся взрослые отметины, все встанет на паузу. Никакой школы, никаких вечеринок – ничего такого, пока не минует опасность. Но я не стану держать собственную дочь в заложниках.

– Вот именно. – Кассандра положила руку на плечо матери. – Кроме того, Дейрдре гуляла допоздна, и я слышала, что она флиртовала с мужчинами. Ты же знаешь, что мы не настолько глупы.

Взгляд миссис Хан скользнул по прихожей – по столику с гранитной столешницей, по вешалке, по блестящему паркету. Она вобрала в себя всю эту красоту и затем повернулась ко мне.

– Мы сходим к Джулии, она учит моего брата, – сказала я. – Возможно, она сможет разобраться в том, какая именно карьера ждет Кэсси в будущем.

Упоминание загадочных отметин, относившихся к будущей карьере Кассандры, сработало. Миссис Хан глубоко вздохнула и отошла от двери.

– Держитесь больших улиц. Идите прямиком к Джулии, а потом сразу обратно, – сказала она. – Если хоть кто-то к вам приблизится, не стесняйтесь кричать. Цельтесь в пах, если до этого дойдет. Поняли, девочки?

Мы закивали. Выходя из дома, Кассандра и Мари завели разговор о возможных вариантах работы. Я осознала, что Кассандра впервые на моей памяти проявляет такой живой интерес к своей будущей работе. Возможно, я знала ее хуже, чем думала. И уж точно тогда не представляла, что она изменится настолько, что однажды я вообще перестану ее узнавать.

Всю дорогу до района толкователей мы не сбавляли шага. Миновав арку с надписью «Будущее – это судьба», мы поспешили вперед по мощеным улицам – вдалеке уже виднелся домик Джулии. Красный кирпич, три этажа, узкий фасад – место, где будущее обретало упорядоченность.

Когда Джулия открыла дверь, я подтолкнула к ней Кассандру.

– Это моя подруга Кэсси, – сказала я. – У нее только что появились взрослые отметины.

– Вижу. Поздравляю, Кэсси. – Джулия теребила пояс мягкого серого халата, который был накинут поверх пижамы, и с сомнением разглядывала нас. – Но я не работаю по воскресеньям, и дело явно не срочное.

– Пожалуйста! Нам нужно кое-что истолковать.

Джулия заметила выражение, с которым я на нее смотрю, и смягчилась.

– Ладно, – сказала она. – Я быстренько посмотрю, а потом вы пойдете восвояси.

Джулия увела Кассандру к себе в кабинет, а мы с Мари остались ждать в приемной. Я убивала время, сворачивая и разворачивая сцепленные в крендель руки.

– Ты паникуешь, – тихо заметила Мари. Она накрыла мои ладони своей рукой. – С Кэсси все будет в порядке.

– Ну ты же ее знаешь. – Описать Кассандру такой, какой я иногда ее видела – импульсивной, несдержанной, хвастливой, – было бы предательством, так что я сдержалась. – Я просто волнуюсь за нее, вот и все.

– С ней все будет в порядке, – повторила Мари.

Она была слишком наивна, чтобы сознавать риски. Возможно, это было связано с тем, что ее воспитала кроткая мать. Лично я знаю, что выросла бы совсем другой, если бы моя мама имела привычку скрывать каждый дюйм своей кожи и не желала показываться на людях или работать в не сугубо женских коллективах. Несмотря на то что мама Мари не заставляла ее одеваться, как кроткие, другие их стороны жизни – такие, как акцент на традиционных гендерных ролях, – все равно проникали в распорядок дня моей подруги. Мари ходила на кружок домоводства в школе и умела делать то, чего не умела я – например, шить по выкройкам и сервировать стол для официальных приемов.

– Мне просто хочется, чтобы все осталось как раньше, – сказала я.

– Поздновато для этого, – покачала головой Мари.

Я притихла. Из угла приемной доносилось тиканье напольных часов. Я сосредоточилась на этом звуке и ждала, ждала, пока наконец дверь в конце коридора не распахнулась и из нее не показалась Кассандра с сияющими глазами.

– Джулия говорит, что у меня будет карьера в какой-то престижной области, скорее всего, в медицине, – сообщила она. – Она считает, что эта комбинация может помочь мне попасть в медицинский университет.

– Как здорово. – Я и не подозревала, что Кассандра мечтала стать врачом, но если ее отметины указывали на такой исход, то это все меняло. – Она что-нибудь еще сказала?

– Только то, что мы и сами уже истолковали. С будущим мужем я пока не знакома, так что встречи с ним придется подождать.

Я взглянула на подругу и представила себе жизнь, которая, как она считала, была ей уготована – профессиональный успех, хорошее материальное положение, любовь к еще не знакомому мужу. Кассандра, конечно, воспримет это все как само собой разумеющееся. Ей и в голову не придет, что все это может пойти прахом.

– Подождите здесь, – сказала я подругам. – Я сейчас.

Я направилась в кабинет Джулии. Она сидела за рабочим столом и смотрела в коридор, как будто дожидалась меня. Возможно, она чувствовала, как я нервничаю, как часто стучит мое сердце.

– Селеста. Заходи.

Я села.

– Кэсси вроде довольна. Вы сказали ей именно то, что она хотела услышать.

– Я сказала ей все как есть.

– Может быть, вам стоит предостеречь ее. – Пока я произносила эти слова, взгляд мой привлек документ в рамке, висевший на стене позади стола. Надпись была на латыни.

– Что это такое? – спросила я.

Джулия оглянулась.

– Это мой университетский диплом.

– Я не знала, что вы окончили университет. – Несмотря на то что профессиональным толкователям полагалось получать лицензию на работу и придерживаться свода определенных правил, за высшим образованием они обычно не гнались. Толкование было отдельным искусством, которое не укладывалось ни в одну из академических дисциплин.

– Когда-то я думала, что стану кем-то другим. Инженером, например. На это, по крайней мере, надеялся мой отец, – хохотнула она. – А мама вообще хотела, чтобы я стала домохозяйкой, как она сама. У меня пять братьев и сестер. Представляешь? Но такой вариант будущего отмер, когда у меня появились взрослые отметины. На мне, как на бумаге, было написано: ни замужества, ни детей.

– Ужасно. – Я предполагала, что Джулии было немногим за тридцать и она все еще могла родить ребенка, но никогда не задумывалась, суждено ли ей вообще иметь детей. Видимо, считала, что она просто еще не успела обзавестись семьей.

Но моя оценка, похоже, ее не задела.

– Меня настигло мое истинное будущее, – сказала она. – Став толковательницей, я помогаю людям, особенно юным девушкам. А материнство и так никогда не входило в мои мечты.

– Ну наверное. – В мой голос закралась нотка сомнения.

– Знаешь, – продолжила Джулия, – я давным-давно поняла, что могу прожить ту жизнь, которая подходит именно мне, а не кому-то еще. Возможно, и ты однажды это осознаешь.

Я почувствовала себя оскорбленной, хотя и не поняла почему.

– Я и так знаю, кем хочу стать. Психологом.

– Прекрасно. Я лишь имею в виду, что иногда наши природные способности могут стать сюрпризом. Как в случае с твоим братом и его талантом к толкованию. Такое не предскажешь.

– Может, и так, но он же еще юн. Нет смысла продолжать его обучение.

– Ты удивишься, Селеста, но у него настоящий дар.

Но я-то в будущем сюрпризов не ожидала. Особенно для самой себя – мягко скажем, довольно посредственной толковательницы.

– Смотри, – сказала Джулия, – я тебе покажу.

Она обошла стол и поставила левую ногу на край моего стула. Она закатала штанину и открыла мне свою щиколотку, которую браслетом окружало скопление отметин. Я чуть не ахнула.

– О, Джулия. – Я наклонилась поближе. Перед моими глазами было созвездие, которое предрекало несчастье. – Что именно это значит?

– Смотри, какой разброс значений. – Она указала на мелкие родинки, окружавшие скопление более крупных – светлые отметины смешивались с темными. – При таком количестве возможных вариантов дать точное толкование почти невозможно. Единственное, что я с уверенностью могу сказать, сверившись с «Картографией будущего», – это скопление указывает на грядущую потерю. – Она взглянула на меня. – Когда твой брат впервые его заметил, он присел и долго его изучал. Разобраться так и не смог – смысл подобных предсказаний проясняется только со временем, – но он смышленый парень, у него отличная интуиция, и он не пасует перед трудностями. У него дар, Селеста.

– Но ведь он же юноша. У него нет будущего в толковании.

– Я верю в него и верю, что он отыщет свой путь. Вот что важно. – Она опустила штанину и убрала ногу с моего стула. – Знаешь, ты во многом на него похожа. Если он что-то задумал – так тому и быть. Насколько мне известно, у тебя столь же серьезные планы насчет твоей карьеры. – Она вгляделась в мое лицо. – Позволь спросить, чем тебя так влечет сфера психологии?

Задумавшись, я отвела взгляд. Меня никогда не спрашивали, почему я хочу стать психологом. Когда учителя или родители друзей узнавали, кем я хочу быть, они обычно просто улыбались, словно я сказала что-то забавное. Иногда отпускали шуточки о психоанализе – например, что в моем присутствии им стоит следить за словами, иначе я разгадаю все их секреты.

– У меня был знакомый психолог, – нерешительно произнесла я. – Мамина подруга. Мы виделись давно, я была совсем маленькой. Когда мы ходили к ней домой, она разрешала мне играть с ассоциативными карточками.

– Помню такие. Когда-то они были очень популярны. На каждой карточке был рисунок, просто чернильное пятно – так?

– Ага, двухцветные пятна: черно-красные. – Я кивнула. – Я обожала эти карточки. Мамина подруга объяснила мне, что показывает их пациентам и спрашивает, что они там видят. У каждого свой ответ, сказала она, потому что дело не столько в картинке, сколько в том, что каждый человек на нее проецирует. Меня очень заинтересовало, насколько по-разному работают наши умы и как мы раскрываем свою суть, всего лишь описывая, что видим на картинке.

Джулия пристально смотрела на меня.

– По тому, как ты это объясняешь, кажется, что ты ведешь речь об искусстве толкования.

– Это совсем другое, – поспешила возразить я. – Мастерство толкователя состоит в том, чтобы разобраться, что именно сообщает предсказание. Как с отметинами у вас на щиколотке – они говорят о конкретном событии в будущем, пусть даже это будущее нам пока неведомо. А у психологии нет таких узких рамок. – Я сделала паузу. – Мне нравится мысль о том, что выбор есть. Что общая картина подразумевает больше одного ответа.

– Логично. И все же твои слова указывают на то, что из тебя может выйти отличный толкователь. Как и из Майлса.

Джулия вечно все сводила к толкованию. Они с моим братом смотрели на мир с одного угла – как на одну длинную череду предсказаний, которые нужно было просто разгадать.

Я медленно поднялась.

– Мне пора. Подруги меня заждались, и мама Кассандры дожидается нас дома.

– Конечно. – Джулия тоже встала. – Если вас с девочками нужно проводить до дома, я буду рада с вами пройтись.

Я покачала головой и сказала Джулии, что мы пообещали маме Кассандры держаться вместе и нам не страшно. Мне казалось важным сообщить это Джулии, подчеркнуть нашу храбрость. Словно убедив ее, что мы сильные, умные и осторожные, я могла убедить в том же и себя.

Мы с подругами вышли от Джулии и быстро зашагали по улицам. Арка осталась где-то позади, и мы попали в самое сердце города: вот суд, вот старый каменный храм с покосившимися надгробиями, а вот штаб-квартира банка, на которой висел плакат с папиной рекламой. Возле банка царила какая-то суета, толклись мужчины, и я инстинктивно оцепенела.

– Все в порядке, – сказала Мари. – Им не до нас.

Я снова посмотрела в ту сторону. Один мужчина придерживал лестницу у белой стены, а другой на нее взбирался. Я стояла и разинув рот смотрела, как первый угол плаката отклеился от стены и повис. Следом отклеилась вся верхняя половина.

– Пойдем, Селеста, – сказала Кассандра. – Нам не стоит на это смотреть. – Они с Мари мягко потянули меня и зашагали по бокам от меня, словно это я была той, кого нужно беречь.

Они велели мне не оглядываться, но я все равно это сделала. Я смотрела, как папина реклама оседает и сминается. Смотрела, как скукоживается красивое лицо, как схлопывается одинокое обнаженное тело. Смотрела, пока плакат не повис целиком, готовый отвалиться. Смотрела, пока не заболела шея, пока подруги не заставили меня отвернуться.

Я услышала, как он упал – где-то позади.

Справочник по толкованию девочек и женщин

Приложение IX: гендер и сексуальность

Вследствие многочисленных запросов касаемо сдвигающегося представления о гендере и сексуальности коллектив авторов принял решение добавить в данное издание «Картографии будущего» следующее приложение:

В соответствии с установленными вариантами толкования любые романтические отношения, упоминаемые на страницах этой книги, подразумевают узаконенный вид сексуальности, то есть союз мужчины и женщины, который отвечает культурным и социальным нормам приличий. Тем, кто поддерживает однополые связи, будет отказано в государственном финансировании. Кроме того, определения «мужского» и «женского» пола относятся исключительно к полу, указанному при рождении. Любые вмешательства в природное расположение отметин – татуировки, шрамирование и прочие способы их намеренного деформирования, нанесенные с целью изменить свою половую принадлежность, – считаются правонарушением.

В качестве государственного органа, которому подотчетны все вопросы, связанные с отметинами и их толкованием, Министерство будущего осуществляет единоличный контроль над официальными изданиями «Картографии будущего», доступными гражданам этой страны, и не несет ответственности за содержание дополнений, вносимых в издание за рубежом. Гражданам следует помнить, что иностранные издания могут содержать неточности или искажения, внесенные как по ошибке, так и намеренно.

6

На следующий день Кассандра заявилась в школу с пачкой розовых приглашений. Это была стопка плотных перламутровых карточек с тисненой надписью: «Мисс Кассандра Хан приглашает вас в эту субботу на вечеринку в честь своего взросления». Мое приглашение было адресовано не только мне, но и моим папе, маме и брату – наши полные имена возвышались над гладью бумаги.

Кассандра стояла возле моего шкафчика, перебирая оставшиеся приглашения. Она была взволнована, вся вибрировала нервной энергией, исходившей от нее, как пар, поднимающийся от раскаленного асфальта после летнего дождя. Она хотела, чтобы все было идеально. Хотела, чтобы главной темой вечеринки была она, а не созданный отцом плакат, похищение Дейрдре или еще что-то отвлеченное. Думаю, она имела на это право. Это был ее час.

Устраивать вечеринку в честь собственного превращения я не хотела – что было к лучшему, учитывая, что мои родители в жизни не сумели бы организовать такое вычурное празднование, как у Кассандры. Так уж у нас повелось с самого начала. Из-за того, что мы с Майлсом родились в один день, мы с детства отмечали этот праздник вместе. Мама покупала готовые разлинованные пригласительные в универсаме и заполняла их от руки. Каждый год у нас случалась война за внешний вид приглашений: Майлс хотел с роботами, я – со стрекозами. Компромиссом обычно становился рисунок с воздушными шарами. Нам даже в голову не приходило попросить у родителей приглашения двух разных видов или, если уж на то пошло, два отдельных праздника. Отцу на работе платили меньше, чем ему хотелось бы; плюс существовали всяческие долги и прочие взрослые проблемы, которых мы с Майлсом в то время не понимали. Мы лишь знали, что денег у нашей семьи было где-то между «хватает» и «маловато».

В тот день в школе меня поразило, сколько приглашений раздала Кассандра. Оливия, ученица выпускного класса, игравшая главные роли во всех школьных мюзиклах, замедлила шаг, когда проходила мимо нас. Кассандра покопалась в стопке приглашений и всучила ей карточку.

– Приходи ко мне на праздник, – жизнерадостно прощебетала Кассандра, – в субботу.

Оливия улыбнулась. В школе она считалась восходящей звездой, девушкой, которую обожали все и приглашали всюду, но она явно была не против удостоить вечеринку своим присутствием. Я была уверена в этом, как не ошиблась и в предсказании, что парни весь день будут ходить за Кассандрой хвостом, словно она их королева.

Приглашение от моей подруги стало предметом вожделения, символом успеха в обществе. Быть приглашенным к ней на вечеринку означало попасть в ее мир красоты, богатства и перспективного будущего. Весь день то тут, то там перед глазами у меня мелькала та пачка пригласительных – напоказ несомая по коридорам, намеренно демонстрируемая в классе. Я сунула свою карточку в учебник истории, но периодически приоткрывала книгу, чтобы ее потрогать. На ощупь бумага была шелковистой, гладкой. Даже не видя ее, можно было ощутить ее ценность.

Вернувшись из школы, я обнаружила, что дома пусто. Мама была у врача, а папа – все еще на работе. У Майлса был частный урок с Джулией. Я задавалась вопросом, откуда взялись деньги на эти его занятия и каким это образом он их заработал.

Пару лет назад, когда его пригласили на курс фотографии и попросили оплатить пленку, бумагу и реактивы, Майлс проявил изобретательность. Он сделал листовки о том, что готов выгуливать собак, и развесил их по всему нашему району. Он пытался сидеть с детьми, но мало кто был готов доверить ребенка мальчишке. Как-то раз мы с ним обошли соседей, предлагая подстричь им газоны или прополоть клумбы от сорняков, но в итоге я так сильно обгорела, что кожа облезала еще пару недель.

Майлс не сдавался. Он был твердо настроен попасть на тот курс фотографии и решительно искал способ на него заработать. Он снова заручился моей помощью – в этот раз мы решили поучаствовать в районной гаражной распродаже. Мы несколько часов копались в своих старых игрушках и выволокли во двор все ненужные предметы домашнего обихода. Величайшим жертвоприношением Майлса стал найденный им в гараже набор для игры в крокет. Набор был дорогой, из настоящего дерева, с шарами, увесистыми, как пушечные ядра. Он выставил набор для крокета на видное место перед нашим домом и полдня просидел возле него на складном стульчике, но набор так никто и не купил. В конце концов я решила сделать перерыв и прогулялась по улице, оценивая силы конкурентов. В тот момент Майлс и помощь ему в сборе денег стали не так уж для меня важны. На передний план вышло мое собственное любопытство, мой зарождающийся интерес к человеческой душе.

Именно на той распродаже я отыскала свою первую книгу по психологии – «Устройство разума». На внутренней стороне обложки была фотография автора, доктора Лорен Кистербош – в черном костюме, с авторитетно скрещенными на груди руками. Я купила книгу на мелочь, которую отыскала в карманах. Когда я вернулась домой, Майлс рассердился. Он сказал, что смысл гаражной распродажи в том, чтобы заработать денег, а не потратить их, но я возразила ему, что книга стоила всего двадцать центов – то есть почти ничего. Плюс это были мои деньги, а потом книга, которую я водрузила на самое почетное место на своей книжной полке. Она все еще там стояла, выделяясь красным корешком на фоне остальных моих книг.

Дома я выложила приглашение на вечеринку Кассандры на кухонный стол и ушла в свою комнату. Я направилась прямиком к книжному шкафу, решительно настроившись не думать о том, как Майлс расплачивается за свои уроки толкования. Как-то же выкручивается – он всегда находил способ добиться своего, когда чего-то очень хотел. А мне было пора сосредоточиться на собственных интересах.

Я сняла «Устройство разума» с полки, где оно теснилось рядом с другими книгами по психологии, которые я смогла раздобыть: это были старые учебники, которые я нашла в букинистическом магазине, уцененные труды малоизвестных специалистов, расхваливавших те или иные теории, биографии великих людей. Большинство этих книг вышло из-под пера мужчин, и портреты их авторов были напечатаны на задней стороне обложки во всю ее ширину. Седые, бородатые, в костюмах, с блестящими узлами галстуков. Я совершенно в них не разбиралась – не только в авторах, но и в самом содержимом книг. Даже «Устройство разума» доктора Кистербош, за изучением которого я провела больше всего времени, я понимала лишь частично. Материал был слишком сложен для меня, непостижим, и мне не терпелось повзрослеть и увидеть во всем этом смысл. Я думала, что жизнь – она такая: достигаешь определенной отметки – и бац, все сразу становится ясно.

Довольно долго я просидела на полу, листая «Устройство разума», выхватывая абзацы с сухим анализом человеческой психики, сделанным доктором Кистербош. Вскоре мои мысли снова вернулись к Майлсу. Я думала об игре, в которую мы играли в подвале, как он смотрел мне прямо в глаза и умалчивал настолько суровую правду. Меня волновало, что еще он мог от меня скрывать, какие тайны отделяют нас друг от друга.

Я оставила книги на полу и тихонько зашла в комнату Майлса. Такая у меня была традиция: рыскать в его вещах, пока его не было дома. Я осторожно пробиралась между его вещами и книгами, раскиданными по комнате, – моей целью был его стол, – и тут наткнулась взглядом на конверт. Адресатом было Министерство будущего, конверт был подписан рукой брата, и когда я подняла его с пола, оттуда выскользнул лист бумаги и сам собой развернулся в моих руках. Шпионаж всегда был для меня чем-то эдаким – внетелесным опытом, тем, за что я, по собственному убеждению, не несла ответственности.

В моих руках было ходатайство о внесении дополнения. Я быстро проглядела содержимое, ожидая увидеть обыкновенный технический запрос, но вскоре кровь бросилась мне в лицо. Брат ходатайствовал перед Министерством будущего о создании специальной учебной программы по толкованию для мужчин. Лишь потому среди толкователей преобладали женщины, доказывал мой брат, что эта работа считалась женской, из-за чего мужчины отказывались от нее, убежденные, что она находится вне сферы их компетенций. В результате строгая гендерная граница потенциально лишала мир мужских талантов.

«Наше государство запрещает открытую дискриминацию женщин на рабочих местах, и мужчины должны иметь такое же право овладевать профессией толкователя, как и женщины, – писал он. – Препятствие работе мужчин в данной области подкрепляет устаревшую гендерную политику и необоснованно лишает талантливых мужчин возможности привносить ценный вклад в сферу толкования». Далее он выдвигал мысль, что, для того чтобы отсечь опасения насчет их возможных посягательств на девушек, мужчины должны проводить толкования в присутствии женщин-ассистенток. То есть кого-то вроде сопровождающих или медсестер, которые находятся в кабинете, когда доктор-мужчина обследует девушек или женщин.

Я опустила письмо, но на место его так и не вернула. Эта идея казалась мне безнадежной. Авторами «Картографии будущего» были исключительно мужчины, но это не означало, что они отнесутся к запросу брата с пониманием. Редакторская группа была печально известна своими консервативными взглядами, и дополнения в «Картографию будущего» вносились чрезвычайно редко. Последнее дополнение, призванное сделать акцент на гендере и сексуальности, едва признавало то, что влечение к лицам своего же пола и отношения с ними вообще существуют. Майлс требовал от авторов слишком резкого скачка вперед. И еще, на мой взгляд, предложение его было нецелесообразным. Девушкам никогда не будет спокойно в присутствии мужчин-толкователей. Это же очевидно.

В те подростковые годы я еще не видела разницы между официальными каналами и неформальными – теми, где зарождался истинный прогресс. Дополнение к «Картографии будущего» действительно в конце концов опубликуют, но совсем не в той форме, какую изначально запрашивал Майлс. В последующие годы я буду покупать исправленное и дополненное издание, но не для себя, а для девушек, которых ждало иное будущее – то, какое в те времена я не могла даже вообразить.

Я все еще держала в руках письмо, когда Майлс вернулся домой и взбежал вверх по лестнице. Он сделал шаг в свою комнату и, увидев меня, замер.

Я подняла письмо.

– Что ты задумал?

– Я пытаюсь изменить систему. – Он подошел и выдернул бумагу у меня из рук. – Не пускать в профессию талантливых людей – это расточительство.

– Ты же знаешь, что в «Картографии будущего» говорится о мужчинах-толкователях. – Я подошла к стеллажу с его книгами и отыскала домашний экземпляр справочника. Я сняла его с полки и пролистала до раздела «Мужчины и толкование». – Женщину метит сама природа, но мужчина лишен отметин, и истолковать его невозможно, – зачитала я вслух. – По этой причине мужчинам не рекомендуется выбирать толкование в качестве профессии. В искусстве толкования ни один мужчина не сравнится с женщиной, и мужчинам не следует питать иллюзий относительно своих способностей в этой области. У мужчины есть своя роль: управлять обществом, устанавливать законы и нести ответственность за будущее в более широком понимании. В то же время область домашних и частных дел находится в ведении женщины.

– Знаю я, что там говорится. – Майлс был взбудоражен. – Смотри на вещи шире, Селеста. Возможно, мужчины потому не считаются способными, что их никогда как следует не обучали или им самим не приходило в голову себя в этом пробовать. А может, Министерство будущего всерьез не рассматривало такую возможность, потому что никто за нее не боролся. Я готов этим заняться.

Я, как и брат, хорошо понимала, каково это – столкнуться с ограничениями из-за твоей половой принадлежности. Моя книжная полка, полная трудов по психологии, написанных мужчинами, была весомым тому подтверждением. Но в то же время я ни за что не захотела бы раздеться перед мужчиной-толкователем, присутствуй рядом с ним ассистентка или нет. В реальной жизни нам ни разу не встречались мужчины-толкователи – те немногие, что занимались этим, жили в городах покрупнее. И их работа все равно считалась баловством.

– Тебя Джулия заставила? – спросила я. – Я же тебе говорила, что-то с ней не так.

– Нет. Это моя идея, но Джулия ее поддерживает. Она знает, что у меня есть талант. Знает, кем я могу стать.

Я пробежалась глазами по последним предложениям в разделе «Мужчины и толкование» и прочла их про себя: «Наша позиция по этому вопросу ясна и конкретна: бремя необходимости истолкования несет женский пол, а значит, именно женщины лучшим образом приспособлены к познанию тонкостей сего вида искусства. И мужчина в данном вопросе женщине не ровня».

– Ладно, сейчас это все неважно, – сказал он. – Мне пора идти.