Текст книги "Созвездия тел"

– Куда?

Майлс мне не ответил. Он наклонился и покопался в куче одежды. Отыскав темно-синюю толстовку на молнии, он накинул ее себе на плечи. Я впервые заметила, что руки у него дрожат.

– Майлс. Скажи мне, что происходит.

Он даже не поднял на меня глаз.

– Дейрдре, – наконец произнес он. – Она вернулась.

Книга в руке у меня словно налилась свинцом.

– Вернулась?

– Я только что узнал. Пойду ее проведаю.

– Я уверена, что сейчас она не захочет оставаться с парнем наедине. Я пойду с тобой.

– Так себе идея. – Майлс застегнул толстовку. – Поверь мне.

На мгновение я испугалась, что лихорадка сейчас вернется и меня так скует ужасом, что я не смогу двигаться. Но нет. Я должна была увидеть Дейрдре, своими глазами увидеть, что с ней случилось.

– Я иду с тобой, – твердо сказала я и вернула «Картографию будущего» на место в книжном шкафу Майлса. На ее корешке тускло поблескивали золотистые буквы. Но походили они не на звезды, а на пару глаз, наблюдающих за мной. Знавших, что со мной происходит и чему еще предстоит произойти.

По словам Майлса, Дейрдре нашли без сознания, выброшенной где-то на аллее. Врачи «Скорой помощи» подобрали ее и увезли в больницу, где она провела четыре дня, восстанавливаясь в отделении реинтеграции. Только после этого ее отпустили домой. Ни официального заявления, ни торжественной встречи, ни праздника в честь возвращения домой. Будто она все еще числилась пропавшей.

Дейрдре жила на окраине нашего района, примерно в миле от нас, в простом кирпичном домике, укрытом зарослями винограда. Мы пересекли заросший газон, прошли мимо покосившейся ржавой кормушки для птиц, свисавшей с сосны возле входа, и громко постучали в парадную дверь. Родители Дейрдре тут же нас впустили. Похоже, они были рады, что хоть кто-то решился навестить их дочь.

Поднявшись наверх, мы нашли Дейрдре в кровати. Она исхудала, словно не ела много дней. Волосы ее были подстрижены до подбородка, что показалось мне странным – может, это сделал ее похититель? А может, и родители – в попытке сделать ее неузнаваемой – или, может, медсестры в больнице, или это сделала сама Дейрдре, потому что знала – теперь она другой человек.

Майлс сел за письменный стол, а я устроилась на полу, скрестив ноги. Я заметила, что на Дейрдре не было ее подвески с опалом – пропала еще одна яркая частичка ее.

– Как ты? – спросил Майлс.

Дейрдре уставилась на него без всякого выражения.

– Я ничего не помню – это единственное, что я сейчас понимаю.

Мы с Майлсом кивнули. Похитители накачивали девушек наркотиками, чтобы те вели себя тихо и послушно. Эти наркотики также стирали память, и некоторые поговаривали, что такой побочный эффект был весьма кстати.

Дейрдре перевела взгляд на меня. Во мне бурлила куча вопросов к ней – вопросов, которые я ни за что не осмелилась бы задать вслух. Какие ощущения были у нее в теле, на коже, чувствовала ли она его запах до сих пор. Знала ли, кем он был, как ее мучил, что с ней делал. Даже представить это было страшно, но я все равно представляла: как мужчина оголяет, терзает, ранит Дейрдре. Ломает всю ее жизнь. То, что ее волосы были острижены, казалось уместным – она была обрезана, как деревце, обрублена у самого корня. Вот такие мысли роились у меня в голове – мешанина из непристойных подробностей, – и избавиться от них я не могла. Я ощущала себя монстром, даже просто размышляя о том, что пережила Дейрдре, но крошечная часть меня отчаянно, оголтело желала узнать больше.

Дейрдре все еще смотрела на меня. Я испугалась, что она почуяла, какие гротескные сцены разворачиваются в моем воображении.

– Я кое-что тебе принес. – Майлс достал пакетик с двумя красными пилюлями. На его ладони они выглядели как две капли крови.

Дейрдре потянулась вперед, встав на колени прямо в кровати, и с нее свалился плед. Я не могла отвести глаз от ее тела – ее хрупкого, травмированного тела, лишенного сияния, поскольку ее превращение завершилось. Теперь она была женщиной, бледной копией девушки, которую я видела в школьном туалете всего пару недель назад, но было в ней что-то новое. В ней была сила. Без нее, решила я, Дейрдре не пережила бы насилия.

– Кровоцвет, – произнесла она с трепетом в голосе. Майлс вытряхнул пилюли из пакетика ей в ладонь.

– Где ты их взял? – спросила я. Кровоцвет был под запретом. Я знала, что достать его было нетрудно и хранение его наказывалось лишь административным штрафом, но все же.

– Знаю кое-кого, – сказал он таким тоном, словно этого было достаточно.

Несколько лет назад к нам в школу пригласили выступить бывшего зависимого от кровоцвета. Он был тощий, на его жилистых руках и шее выступали вены. Он рассказал нам, как за годы употребление кровоцвета оторвался от реальности. Как от обычной полноценной жизни скатился к той, что строилась на фантазиях и галлюцинациях. Он потерял вес, потерял друзей, потерял работу. Все, чего он хотел, – это глотать красные пилюли и уплывать в иную плоскость бытия. А вернувшимся девушкам мог пригодиться другой эффект кровоцвета: он помогал восстановить воспоминания о том времени, когда они были в плену.

Дейрдре положила одну из пилюль на прикроватный столик. Вторую проглотила, не запивая. Я хотела запротестовать, напомнить Дейрдре, что наркотик вызовет у нее галлюционации, затянет ее в мир грез или вывернет ее всю наизнанку. Заставит вспомнить то, чему лучше быть забытым навсегда.

Как же я была юна. Я и представить не могла, что способны вынести люди.

Когда Дейрдре подняла взгляд, она снова уставилась на меня.

– У тебя еще не было превращения. – Ее слова прозвучали как обвинение. – А у кого было, пока я отсутствовала?

– У пары девушек с ваших курсов толкования, – сказала я. – У Халии и Ивонн. Родители держат их дома. И у моей подруги Кассандры.

Дейрдре переварила эти сведения.

– Кассандра тоже дома торчит?

– Нет. Она ходит в школу, видится с подругами. Так же, как и всегда.

– Не как всегда. – Дейрдре потянула за нитку, торчащую из пледа. – Но послушай. Я не стану убеждать тебя сидеть взаперти в своей комнате, когда придет твое время. Не позволяй тому, что случается при худшем раскладе событий, мешать тебе жить своей жизнью. Понимаешь?

Я кивнула, но Дейдре уже смотрела куда-то вдаль.

– Мне было суждено это пережить, – сказала она. – Значит, все будет в порядке.

Я не знала, что сказать, и не знала, верить ли вообще, что девушке может быть суждено нечто настолько дурное. Во многих смыслах Дейрдре попала в ловушку, ее лишили будущего еще до того, как оно началось.

Я скользнула взглядом по комнате, и он уперся в комод. На нем лежала брошюра с соснами и лошадьми на обложке. Я подошла и взяла ее.

– Это из Школы-на-горе?

– Это тетка мне прислала, – сказала Дейрдре. – Можно подумать, у моей семьи есть деньги на учебу там.

Брошюра была глянцевой, толстой. Цветные фотографии классов, научных лабораторий, конюшни, теннисных кортов. Девушки-подростки, сцепившись руками, сияют улыбками. Родители этих девушек, видимо, были редкостными богачами. Никому другому не по карману подобный побег от реального мира.

– Я всегда подозревала, что эта самая тетка втайне терпеть меня не может. Она, наверное, прислала это, чтобы меня помучить. – Дейрдре замолчала, прижав ладонь ко лбу. Взгляд ее был расфокусирован. – Вау. Я прямо чувствую, как он действует.

– Он поможет тебе расслабиться, – сказал Майлс.

Дейрдре подобрала плед и перекатилась на бок.

– Мне все равно предстоит с этим жить, – сказала она. – Так почему бы не начать прямо сейчас?

Мы с Майлсом подождали, как будто в любой момент новая оболочка Дейрдре могла лопнуть, а сама она – стать прежней. Но она закрыла глаза и лежала тихо, не шевелясь.

После долгой паузы мы с Майлсом настороженно переглянулись и пошли к выходу.

По дороге домой я снова спросила Майлса, где и как он достал кровоцвет и принимал ли его сам. Он сказал мне «не думай об этом». И произнес это, шагая в прежнем темпе, даже не глядя на меня. Это лишь подтвердило мою мысль, что он, возможно, скрывал куда больше, чем я думала.

Вернувшись домой, мы обнаружили родителей за кухонным столом. Папа был в джинсах и футболке – резкий контраст с его рабочим костюмом – и пил пиво.

– Упаси бог, кто-то решится на смелый творческий ход. – Сказав это, он посмотрел на нас в упор, словно мы знали, о чем они говорят. – Эти люди даже не могут сформулировать, что именно их так злит. Кто-то говорит, что дело в непристойной картинке, кто-то – в отсутствии отметин у нарисованной женщины. – Он покачал головой. – Вот ведь преступление – предложить людям включить воображение.

– Значит, мама была права. – Майлс потянулся и захлопнул дверь позади меня. Я оставила ее распахнутой, словно забыла, что нам стоит отсекать внутреннюю жизнь от внешней. – Тебя уволили.

– Нет. – Отец глотнул пива. – Отстранили. И забрали трех моих лучших клиентов.

– Это понижение в должности, – пояснила мама.

– Это не понижение, Полетт.

Она пожала плечами. В руках у нее было пусто, но я заметила, как подрагивают ее пальцы. Возможно, ей хотелось закурить, ощутить шершавость сигареты у себя в руках.

– Ребята, – сказала она. – Дайте нам поговорить, ладно?

Майлс потянул меня прочь из кухни и увел наверх в свою комнату. Он закрыл дверь и развернулся ко мне.

– Дело серьезное. Ты знала, что нам и так едва хватало на жизнь?

– Да, – ответила я, хотя, кажется, не знала. Я пристально взглянула на брата. Он был напряжен, напуган. – Эй. – Я дотронулась до его плеча. – Все нормально. Его же не уволили. Он скоро вернет своих клиентов.

Он кивнул.

– Наверное, ты права. Я паникую. – Он шагнул к двери, но замер. – Но я не могу избавиться от одной мысли.

– От какой?

– От мысли, что случится нечто плохое. – Он посмотрел мне в глаза. – Я все время об этом думаю. Иногда даже уснуть из-за этого не могу.

Я уставилась на него. Гораздо позже я вспомню эти его слова, ставшие подсказкой, пророчеством, но в тот момент я ощутила лишь сочувствие. Мой старший брат напуган. Он слаб и полон сомнений. Он обычный человек.

Снизу до нас донеслись голоса родителей, звучавшие на повышенных тонах, все громче и громче.

Майлс взглянул на меня.

– Молчи, – произнес он одними губами. Он дождался паузы в споре, происходившем этажом ниже, и, только когда в доме установилось тягостное безмолвие, открыл дверь.

В день вечеринки у Кассандры отец как ни в чем не бывало нарядился в костюм. Я стояла позади него, счищая ворсинки со спинки пиджака. «Этот костюм ему еще долго снашивать», – думала я, касаясь ткани. И сама удивилась тому, как в голове у меня неожиданно возникли слова, которые могла бы произнести мама.

Я надела свое лучшее платье: темно-синее, ниже колена, с пышной юбкой, расклешенной от бедер. Майлс надел отглаженные светлые брюки и белую рубашку. Я видела его в ванной, когда он приглаживал волосы с помощью средства в тюбике, которое я не опознала. Мне хотелось поддеть его за то, что он прихорашивается, но в решающий момент у меня пропал голос. Такое со мной тогда бывало. Я могла думать о чем-то несущественном, например, о вечеринке Кассандры или о робком самолюбовании Майлса, а через миг меня уже трясло от мысли о том, как все плохо. Папино понижение в должности. Сломленная Дейрдре, лежащая в кровати. Секреты брата и его предчувствие беды.

Отец снова и снова перевязывал галстук, дожидаясь, пока мама приведет себя в порядок. Она надела старое красное платье, которое было тесновато ей в талии, но я сказала, что ей очень идет. Отец удержался от комплиментов. Он просто стоял, позвякивая ключами, ему уже не терпелось выйти из дома.

Мы отправились на вечеринку всей семьей и вошли во владения Кассандры в том же порядке, в каком наши имена были отмечены на приглашении. Нил, Полетт, Майлс, Селеста. Распорядитель указал нам путь: идти следовало по тропинке из розовых лепестков, ведущей на задний двор, где в шатре в белую и розовую полоску стояли столы с фруктами, закусками, десертами, шампанским, карамельным фонтаном и традиционным розовым шерри. Грозди розовых шаров свисали с деревьев, как виноградные кисти.

– Какая пошлость, – сказал отец.

– Смотрите, – шепнула мама. – А вон и Кассандра.

В белоснежном платье, усеянном розовыми бантами, моя подруга казалась неземным созданием. Ее глаза блестели, что я связала с бокалом розового шерри у нее в руке. Позади нее тучей сгрудились юноши и мужчины.

Рядом с превращенками мужчины теряли над собой контроль. Так нам говорили. Однако не все мужчины были монстрами. Например, мой отец никогда не обидел бы превращенку. Равно как и Майлс. Я верила в это всем своим существом. Иногда я разглядывала мужчин на улицах и думала: а этот? А вон тот? Кто в этой толпе воспользовался бы тенистым закоулком, плохим освещением, девушкой, гуляющей в поздний час?

Чаще всего мне не удавалось представить, что кто-то из мужчин способен на такие дурные дела. В иные дни каждый выглядел в моих глазах угрозой. Подобно тому, как тела девушек хранили в себе огромный потенциал будущего, так и в мужчинах, думалось мне, жили зачатки жестокости. Сложись обстоятельства определенным образом, напасть может любой.

Кассандра была слишком занята встречей гостей, чтобы уделять мне внимание. Я сидела за праздничным столом, усыпанным розовыми цветочными лепестками. Мама взяла себе бокал розового шерри и, немного подумав, принесла еще один для меня.

– Тебе все равно уже недолго до этого осталось, – сказала она.

Я приняла бокал-тюльпан и хлебнула розовой жидкости. Проглотив ее, я едва сдержалась, чтобы не скривиться. На вкус розовый шерри был вовсе не так прекрасен и свеж, как на вид – в нем чувствовались приторность и горчинка.

Я поискала папу глазами – он ютился в дальнем углу двора с другими местными отцами. Их глаза следили за каждым движением Кассандры. В той компании был и ее отец. После развода он вместе с новой женой переехал в соседний городок. Кассандра редко с ним виделась – особенно после того как родилась ее первая единокровная сестра, так что его появление на вечеринке было событием. Я знала, что позже он уведет Кассандру наверх, чтобы изучить ее отметины. Этот ритуал между отцом и дочерью считался славной традицией, но там, на вечеринке, при мысли о нем мне стало тошно.

– Все готовы ее проглотить, – сказала я маме. – Отвратительно.

Мама пригубила свой розовый шерри. Как же стоически она держалась на той вечеринке, как же спокойно и уверенно. Позже я поняла, что она притворялась. Она старалась не подавать виду, как боялась за меня, как все матери боялись за своих дочерей.

– Эти вечеринки – своего рода тренировка, – сказала она. – Они учат нас соблюдать приличия, даже – и особенно тогда – когда внутри все кипит.

Мы увидели, как группа юношей подходит к Кассандре. Один прикоснулся к банту на ее платье, другой – к ее волосам, отчего, похоже, покрылся мурашками.

Еще один парень отделился от группы и отошел в сторону. Я присмотрелась и распознала в нем Энтони, с которым у нас была одна классная руководительница. Я успела заметить, что он и раньше держался особняком, сверля землю взглядом, будто желал, чтобы вся эта вечеринка провалилась сквозь нее. Глядя на его подавленное лицо, я вскоре поняла причину его дискомфорта. Он не испытывал интереса ни к Кассандре, ни к любой другой превращенке или как минимум не ощущал того отчаянного влечения, каким накрывало остальных парней. Как и меня, его явно к ней тянуло, ему хотелось заключить ее в объятия, прикоснуться к ее коже. Но в глазах его ровесников сквозило явное желание, особый предательский блеск. А как бы подобные Энтони парни ни старались изображать вожделение к девушкам, надолго их не хватало.

Меня переполняло тоскливое сочувствие к нему, нечто сродни горю. Несмотря на то что парни вроде Энтони при желании могли жить с партнерами-мужчинами, им запрещено было сочетаться браком, пользоваться правами супругов и государственной поддержкой. С девушками дело обстояло еще хуже – я вдруг поняла, что и Мари предстояло с этим столкнуться. Официальная позиция «Картографии будущего» гласила, что предсказания в любовной сфере относились к мужчинам, а не к женщинам. Не имело значения и то, что отметины на пояснице у Мари говорили, что однажды она будет жить с женщиной; в Министерстве будущего отрицали, что кому-то может быть суждено подобное любовное партнерство. Вместо этого в официальном заключении могло быть сказано, что женщина в ее будущем – просто соседка по квартире. Мари, как и Энтони, было суждено провести бо́льшую часть жизни в отрицании.

Я отвела взгляд от Энтони, в глазах у меня щипало. В какие же страшные времена мы жили! Во времена, когда моим ровесникам и ровесницам было опасно быть собой.

Весь оставшийся вечер я с кислым видом просидела рядом с мамой. Я смотрела, как Мари играет с малышами возле карамельного фонтана, но присоединяться к ней мне не хотелось. Я наблюдала, как мужчины пожирают глазами и ласкают Кассандру, но не вмешивалась. Я сидела, а рядом со мной шумел праздник, и я мысленно умоляла Кассандру вести себя осторожно. Теперь она была совсем другим человеком, а мир вокруг наполовину состоял из мужчин.

* * *

На следующее утро я проснулась прежней: мои подростковые отметины были на месте. Так было и на второе утро, и на третье. Родители ссорились из-за денег. Майлс ходил на занятия по толкованию и каждое утро заглядывал в почтовый ящик, проверяя, не пришел ли ответ из Министерства будущего. Мари заглянула ко мне пару раз, и мы, устроившись на ковре в моей комнате, играли в настольные игры, как дети.

Майлс забросил свою голубую тетрадь. Смысла в ней больше не было, поскольку у моих подростковых отметин почти вышел срок годности. На замену ей он купил альбом в твердой обложке с нелинованными плотными страницами. Чистый и специально предназначенный для работы, он дожидался момента, когда мое новое будущее явит себя, когда его впервые откроют для записей.

Я росла в окружении слухов о девочке, которая родилась чистой, без единой родинки или отметины на теле. Каждый утверждал, что у него есть друг или у друга есть сестра, которая была знакома с этой немеченой девочкой. Правда же заключалась в том, что такой девочки не существовало – никогда и нигде. У девочек-альбиносок были крошечные светлые отметины. У темнокожих девочек отметины имели медовый или янтарный оттенок. Девочка без отметин была такой же выдумкой, как радужный единорог.

Кассандра тоже походила на мифическое создание. Такой она представлялась мне с тех пор, как вступила в превращение: прекрасной, эфемерной, недосягаемой. В школе Мари теперь обедала в другом конце кафетерия, чтобы есть спокойно, а не тянуться к подруге дрожащими пальцами. Я составляла Кассандре компанию, но от вида того, что меня ожидало, испытывала горечь. Постоянно ощущала раздражение и злость. Я просыпалась, мокрая от пота, и каждое утро, стоя под душем, мечтала, чтобы вода поскорее смыла с меня детские отметины и все уже наконец свершилось.

Но мое превращение наступило так же обыденно, как наступало у всех: в кровати, в тишине, пока я спала. Чудо природы. Позже я пыталась восстановить в памяти, что снилось мне в ту ночь, но так ничего и не вспомнила. Я часто видела сны, подробные и длинные; мне однажды сказали, что это из-за них я не высыпалась и жила в состоянии постоянного утомления. С этим я поспорить не могла. Но когда я вспоминаю ту ночь, когда вступила во взрослую жизнь, могу лишь представить, как лежу в кровати, а все внутри меня плавно подходит к перемене, медленно и размеренно, как стрелки часов. И когда эти стрелки дошли до предопределенной отметки, этот момент настал.

Второго октября, в шесть часов сорок восемь минут утра понедельника, я проснулась превращенкой.

II. Превращение

Картография будущего: справочник по толкованию девочек и женщин

Правила проведения осмотра. Глубоко вдохните. Займите устойчивую позицию. Полагайтесь не только на зрение, но также на осязание и интуицию. Задача, которую вам предстоит выполнить, не только дар, но и большая ответственность. Отнеситесь к ней подобающе.

Когда осматриваемая разденется, возьмите ее левую ладонь в руки. Удерживая ее за запястье одной ладонью, проведите другой по всей длине ее руки. Сверяйтесь с диаграммами в книге, но доверяйте также и собственным инстинктам. Позвольте энергии пронзить вас до костей.

Осмотрите ее левое и правое плечо, затем перейдите к задней поверхности шеи. Приподняв волосы осматриваемой, как можно тщательнее изучите кожу головы. Двигайтесь от висков ко лбу, скулам и ключицам. Далее осмотрите ее правую руку и только затем переходите ниже: к груди, ребрам, животу, паху. После этого осмотрите верхнюю часть спины, поясницу, бедра, ягодицы, ноги и ступни.

Отметины в этом издании рассортированы по категориям, расположению и форме. Воспользуйтесь предметным указателем, чтобы найти необходимую часть тела, количество отметин и конкретный вид скопления. Диаграммы наглядны и пригодны для использования как профессионалами, так и неспециалистами, однако опора исключительно на их содержание не гарантирует точности истолкования. Некоторые скопления имеют неоднозначный вид, в других можно усмотреть разные варианты толкования. Будьте внимательны. Звезда не то же самое, что круг, дуга не то же, что кольцо. Бледная отметина отлична по значению от маленькой. Поэтому будьте готовы к профессиональной оценке. Будьте готовы раскрыться.

Толковать и быть истолкованной – это акт доверия. Истинное толкование – это дар, подношение, самоотверженность. Поэтому глубоко вдохните еще раз. Переместите пальцы со страницы на кожу. Коснитесь, задержитесь, ощутите. Расслабьтесь.