Книга: Время и боги - Лорд Дансейни

Сначала было интересно читать, разные версии сотворения мира, первые поступи богов, их пробы и ошибки, но это как то быстро поднадоедает и первое хорошее впечатление довольно быстро сходит на нет, утомляя нескончаемой чередой персонажей, смены событий и дислокаций, так что к концу книги забываешь с чего собственно все началось и как мы тут оказались.

Третья часть сборника разительно отличается от первых двух стилистикой и это не идёт ей на пользу, потому что заф наливаешь все каким то венигретом из всего подряд, каких то сказаний и сказок, теряется тот божественный ореол, который был с самого начала, словно магию развеяли.

И да, кажется, теперь я ненавижу рассказы и больше никогда не буду их читать.

Трудно писать отзыв на сборник, да еще такой разнородный. Под синей обложкой смешалось все - высокая мифология, грустные притчи и забавные побасенки. "Боги Пеганы" и "Время и боги" открывают для читателя мир Дансейни. Это, конечно же, стилизация, но завораживающе красивая. Оторваться от страниц и переключиться на совсем не мифологическую действительность необычайно сложно. Ведь автор так явно потрясен чудом того, что ему пригрезилось, - и очарование передается читателю. Среди богов Пеганы встречаются могущественные и безжалостные. Вот Дорозанд - Бог Судьбы - отобрал себе рабов и "посылает их куда ему нужно, и они спешат, не зная, зачем и куда, под ударами его бича или на его призывный крик". Вот безжалостный Мунг, властелин Смерти: "Мунг — в том месте, куда вонзится стрела, и в домах, и в городах Человека. Мунг бывает в любом месте и в любое время. Но больше всего он любит бродить в темноте и в тишине, в речных туманах, когда стихает ветер, незадолго перед тем, как ночь встречается с рассветом на пути между Пеганой и Мирами". А рядом живут маленькие проказливые боги, больше похожие на ирландских фейри. Просто умиляет Джейбим, плачущий над сломанными вещами, или Трибуги, выпускающий вечерами тени играть на стенах. Словом, если вам по вкусу истории о том, как боги были молоды, и только смуглый слуга их, Время, не имел возраста, эта книга - для вас. "Пятьдесят одна история" - коллекция маленьких притч о Времени и Смерти, о Поэзии и Забвении. Она словно перекидывает мостик от высокого очарования Пеганы к быличкам следующей части книги. "Человек, который съел феникса" написан в ином ключе. Никаких городов, пригрезившихся во сне, или могучих богов Судьбы и Случая. Старая добрая Ирландия с ее колоритной мистикой и мягким юмором. Целая череда таинственных происшествий случается с юным Пэдди после того, как он съедает феникса. Унылые скептики могут, конечно, утверждать, что бессмертная птица на самом деле была всего лишь золотым фазаном, но ирландцам лучше знать! И разве Пэдди после той памятной трапезы не стал беседовать с баньши и угощать призраков ирландским виски? Кроме одноименной повести, в сборник "Человек, который съел феникса" включен ряд довольно разнородных рассказов. Здесь пышным цветом расцветает низшая мифология, с пестрым хороводом фэйри, в который легко и естественно вписывается то Атлант, то старая ирландская ведьма. Здесь даже могущественные некогда боги вроде Посейдона или Одина представляют собой фигуры весьма скромные. Здесь дух Джонатана Свифта отплясывает зажигательную джигу на болотах. А есть и истории о вымышленных мирах, напоминающие о Пегане.

По содержанию несложно провести водораздел: с одной стороны окажутся "Боги Пеганы" и "Время и Боги", с другой - "Пятьдесят одна история" и "Человек, который съел феникса". При том, что обе этих "части" по-своему восхитительны, сложно поверить, что написал их один и тот же человек!

В "Богах Пеганы" и "Времени и Богах" Лорд Дансейни выступил в забавной роли - демиурга демиургов. Целая мифология со всем, что присуще любой из настоящих: великий праотец, ушедший на покой, неумолкающий ритм космоса, непостижимые и недобрые божества, смертные, тщетно пытающиеся проникнуть в тайны сущего и расплачивающиеся за дерзость. Ощущение неумолимой поступи судьбы и, конечно, свои эсхатологические теории. Как и подобает мифам и легендам, написаны они цветисто и вычурно, царские и божеские покои переливаются смарагдами и перлами, шелками и золотом, а внимание так и норовит ускользнуть. Как и подобает мифам и легендам, они то и дело противоречат друг другу и чуть ли не сами себе, так что постепенно отказываешься от идеи выстроить ясную схему, что же и как устроено в этом мире. Ну что же, в конце концов, миф - это зеркало сознания, а у кого в голове всё ясно и прозрачно?.. Наконец, как мифы и легенды, они в основном малоутешительны: люди слепы и заблуждаются, но прозревшим - вообще горе! Некоторые из этих сказок - истинные жемчужины, но в общей массе впечатление смазывается, так что читать стоит по одной-две и только под настроение.

Что касается "Пятьдесят одной истории" и "Человека, который съел феникса" - внезапно в них от этого пафоса не остаётся и следа. Наоборот, кажется, сам автор посмеивается над собою, и теперь уже магия и обыденность так перемешиваются между собою, порой карикатурно, порой красиво, что не поймёшь, что произрастает из чего. Так, в рассказе "Родословная султана" герой, сначала сам вроде участник мифа, достойного Пеганы, в последнем абзаце со смехом пересказывает его как побасенку друзьям, что "приезжают на машинах к нему на виллу, стоящую на живописных склонах над Каннами, чтобы сыграть партию в гольф". Заколдованный, превращённый в птицу, нарочно старается разминуться с колдуном, который может снять проклятие, - он своей жизнью и так доволен. Дряхлые языческие боги спрашивают дорогу к Стоунхенджу - у них, спустя тысячу с гаком лет, снова завелись почитатели. Другие рассказы - просто забавные, сатирические или наоборот трогательные. В третьих Лорд Дансейни даёт волю своей привязанности к природе, цветам и собакам. Любите повздыхать, как ужасны шумные города и вонючие заводы и как хорошо было бы, исчезни человек навсегда с лица земли? Поздравляю, вы уже лет шестьдесят, если не сто, как неоригинальны! Удивительно, что люди, чьё время нам отсюда кажется "старым-добрым", сами оглядывались со вздохами куда-то назад.

Конечно, приятно иногда льстить себе и мнить себя тонкой, романтической натурой. Но правда-то вот она: полный жизни, обросший крепкой плотью "Человек, который съел Феникса" читался мною легче, чем хрупкие и воздушные "Боги Пеганы". Но это они, я уверена, именно они вдохновили множество писателей следующего поколения, которыми восхищаемся, в свою очередь, уже мы.

В книге представлены иллюстрации Сидни Сайма, но, увы, не в лучшем качестве. Его рисунки настолько красивы и своеобразны, что стоит найти их в сети в лучшем качестве и как следует рассмотреть детали!

Грезить — такого права не дала нам природа, озабоченная выживанием, но мы сами отвоевали его, и эта борьба сделала нас теми, кто мы есть.

Не в рассудительном труде, не в сплоченном коллективизме пробуждалось сознание перволюдей, но в муках грозящих видений, в кошмарах галлюцинаций, в сполохах фантазмов и спасительном забытьи снов — таким было зарево грядущей ясности и величия духа; родившееся во тьме пещер, от первой мучительной черты углем по стене, от первого фантомного проблеска, увидевшего — разглядевшего! — в метнувшейся тени призрака, в катящемся камне живого бога, оно вышло на залитую солнцем равнину поэтического творчества, забурлило дунаями песен и сказаний, возвысилось до олимпийской вершины мифа — чтобы никогда уже оттуда не сходить; ио, Пан, ио! — творцом стал человек, и так стал человеком.

Скажите, где широкий парус Вавилона? где трирема Рима? где серебряный галеон Вест-Индии? где фрегаты и линкоры колониальных империй? — на дне моря, именуемого Историей, и рыбы пасутся в пустых глазницах царей и министров, и песок затирает последние законы с полуистлевших бортов, и наши имена прибой забормотал до неразличимого шептания — «а плотик, что сделал Гомер для Елены, плывет».

Бессмертна лишь песня, бесценна лишь мечта, безгранично лишь чудо.

Лучшие Поэты блюдут сию заповедь, и наш Автор среди них.

И как один шествует обручь с Уризеном и Ринтрой, как другой ведет беседы на квенья с Илуватаром, так и наш Автор окружен божественным сонмом — Кибом и Сишем, Слидом и Руном, Асгулом и Ругом, сладкоголосым Лимпанг-Тангом и самым правдивым из них — Йохарнет-Лехеем, повелителем сновидений и фантазий.

И есть под тем небом короли и пророки, пастухи и воители, реки и пустыни, грёзы и битвы, баньши и фейри, смерть и любовь, благородство и подлость, улыбки и слезы, маки и лютни, пляски девушек и драгоценные каменья, и превращения в гусей, и даже псы с тросточкой — словом, всё, кроме самой малости, о которой вы, пожалуй, и не вспомните, если вам не подскажут: а именно — курсов валют, ежедневных новостей, предвыборной демагогии, бизнес-планов, чартерных рейсов, электронных блогов, автомобильных пробок, равно как и самих автомобилей, электричества и водопровода — вкупе с счетами на них, а еще проблемы перенаселения, национального вопроса, загрязнения среды, политических санкций, стратегий личностного роста и советов «как заработать миллион».

Вижу, потянулись руки за кошельками, требуя билета, — о этот век-Мидас, превращающий всё, чего ни коснется, в рекламу, и в повод для рекламы, и в рекламу повода!

Но путь туда не оплатить даже оболом Харона.

И вот он каков: с раннего детства жадно внимать сказкам; в юности чтить героические сказания; в зрелости вдохновляться стариной; во всякое время дышать лесом и лугом; ни на миг не забывать, что всё прейдет, оттого преисполняться щемящей грустью и светлой иронией; быть равнодушным к тревогам и соблазнам мира сего, но использовать любую возможность, дабы унестись мыслью к Водопаду древних песен, и к Равнине летучих снов, и к Бездне, полной звездной пыли, — а вернувшись, осторожно стряхнуть ту пыль на чистые листы бумаги; и сочинять, грезя, и грезить, читая; и так до скончания лет своих, не исчисляя их и не жалея.

Долог тот путь, а всё ж не напрасен; и смерть на нем — лишь остановка.

«Кто умер, тот никогда не жил».

А потому оставим сетовать малодушных и злободневных, печалиться об уделе трусливых и скаредных, отправимся же вслед за любезным Автором в дивную страну Пегану — любоваться мраморными террасами Сардатриона, восхищаться неколебимым пиком Тинтаггона, считать идолов Млидина (берегитесь, если их сто!), слушать песни о Ханазаре, вернувшем прошлое, печалиться над гибелью долины Сидифь и радоваться милости Сарнидака — хромоногого мальчугана, сохранившего для людей лунный свет, и тишину рассветного часа, и воспоминание о заросшем тростником озере, без которых и мир не мир, и мы не мы, и даже боги не боги.

И когда от нас не останется ничего: ни разума, ни чувств, ни памяти, ни имени, ни наследия и наследников, останется еще Южный Ветер, неутомимо странствующий, плачущий и не дающий никому покоя; и поверьте, это немало, ибо «настанет день, когда он одолеет горы и осушит ледяные моря, доберется до полюса» и сметет шахматные фигуры с доски Вечности, чтобы началось всё заново и снова жили мы.

И какие бы эоны времен ни минули до того дня, они продлятся не дольше взмаха крыльев бабочки, ибо жизнь поистине вечна, а небытия нет.

«Мы лишь на миг закрыли глаза», скажут тогда люди, удивленно оглядывая незнакомый мир; и лишь Поэт будет знать правду, но какое дело людям до Поэта? — они вновь не поверят ему.

Что ж, Поэты и не строят ковчегов; им достаточно малого плотика — неброской фиолетовой книжицы, и одинокого читателя, прильнувшего к ней посреди гудящего техникой мира.

И это всё, что имеет значение.

Во втором сборнике, "Время и Боги", его светлость снова провернул этот трюк. Только рассказы стали чуть длиннее, а фокус сместился с богов на людей, и отношения людей и богов предстают совсем в ином свете. В "Богах Пеганы" люди были мелкими надоедливыми букашками, иногда развлекающими богов, а тут выясняется, что боги - злобные, мстительные и жестокие существа, и как-то и без них было бы неплохо. Читать первые два сборника довольно трудно - они сверх меры набиты именами, нзваниями выдуманных мест, и исключительно эпичны и пафосны. Но чем дальше, тем больше в тексте прекрасных моментов вроде богини-капризульки, играющей золотым мячиком солнца, или человека, дошедшего до конца дороги знаний и кое-что там увидавшего. Кроме того краткость ознчает также и то, что ни один герой не успевает надоесть, а слова в рассказах подогнаны друг к другу идеально, и ни одно из них нельзя убрать без ущерба для истории.

Дальше становится еще лучше, и "Пятьдесят одна история" включает в себя угадайте сколько притч, мифов и просто зарисовок около 200 слов каждая. Среди героев - Смерть, Одиссей, Слава, куры, Сфинксы и многочисленные поэты. Тут уже встречаются настоящие крошечные шедевры - про демагога и Святого Петра, соревнование зайца и черепахи (с неожиданным финалом), а также про ангелов, пытающих грешников рекламой.

К последнему сборнику, "Человек, который съел феникса", пафос пропадает начисто, мягкий юмор расцветает, а фантазия лорда разворачивается на полную катушку. Таксисты провоцируют апокалипсис, а лютики предотвращают завоевание мира. Девочка дружит с ветром, рыцарь с цыганом, султан с крокодилом, внутренности в банках пропадают и находятся, Белоснежка попадает в гости к семи шахтерам, а собака носит галстук и ведет себя возмутительно. Дансейни способен побороться не только с Толкином на поле создания мифов, с Шекли в насмешливой фантастичности и с кем угодно - в историях о фейри, лепреконах и встречах волшебного народа с суровыми ирландскими парнями, заправленными виски, но и с Киплингом - в историях о животных и первобытных людях, О'Генри - в трогательной мудрости, с Нилом Гейманом - в дьявольщине, которая приходит к нам и притворяется, что тут всегда и была. И только с Лавкрафтом, вопреки аннотации, ничего общего - очень уж витальный наш лорд.